Где ты видел счастье?

      Это был обычный летний день. Когда, не хочется выходить на душную улицу и нарушать свое сомнительное спокойствие, обращать внимание на людей, которые заняты чем-угодно, лишь бы только коротать свои дни. Но если уж спокойствия нет, желания находиться в четырех стенах тоже, приходится вставать с постели и начинать день с одной мыслью: «Только бы он поскорее закончился». Именно таким было это утро для Микаэля. В небольшом пьемонтском городке Асти он жил уже второй день. Это не шумный морской Неаполь, где ему с детства были знакомы улицы, и где можно было часами сидеть на побережье, отключившись от окружающего мира смотреть на какую-нибудь бухту. Нет, это ему надоело практически сразу же по прибытию на родину. Поэтому север Италии особенно привлекал: здесь было мало знакомых мест, а многие маленькие городишки, где он бывал в детстве, практически забылись.       Когда он улетал в Италию, его преследовало не желание увидеть родину или познакомиться с достопримечательностями страны. Нет. Здесь он хотел забыть. Или забыться, что совсем не одно и тоже. Но за полтора года жизни в Италии не произошло ни одно, ни другое. Только подчеркивалась бессмысленность подобных попыток. Чем больше прилаживаешь усилий – тем хуже результат.       Но теперь появилось нечто, что одновременно забавляло Микаэля и не давало покоя. Ему нравилось часами сидеть в полупустых католических церквушках и осознавать свою ничтожность., ничтожность всего происходящего. Городок Асти был выбран им не случайно. Это старый северо-итальянский город, где сохранилось множество маленьких каменных церквей, совершенно не представляющих интереса местным жителям. Церковь Сан-Секондо и стала местом, куда с самого утра отправился Микаэль.       С виду мало чем примечательное здание, но это именно то, что было нужно. Просто, скромно, именно это и привлекало. Внутри каменного сооружения было непривычно холодно, что особенно контрастировало с погодой на улице. Освещение было тусклым, несмотря на то, что за стенами церкви ярко светило солнце. Улавливался специфический церковный запах, абсолютная тишина как будто давила, но при этом создавалось ощущение, будто течение жизни замедляется, а то и вовсе останавливается. По обе стороны от входа стояли несколько рядов темно-рыжих скамеек, мраморная чаша у входа, наполненная водой, которую Балистиери проигнорировал. Людей не было. Обычно в это время посетителей и не бывает в таких местах. Слышались только два приглушенных мужских голоса, но разобрать, о чем они говорили, было невозможно.       Затем появились и сами мужчины. Один, в возрасте, был облачен в черную сутану, другой, намного моложе, выглядел обычно и, судя по всему, к чину священника не имел никакого отношения. Договорившись о чем-то своем, они попрощались. Второй мужчина вышел, оставив священника с гостем наедине. – Buon giorno. Posso fare qualcosa per te? – священник слегка кивнул головой и подошел ближе, – deve essere per il matrimonio? – Da questo Dio ha salvato.., – еле заметно улыбнувшись, ответил парень. – Da cosa non l'hai fatto?       Микаэль не сдержал нервной улыбки. – Non credo in Dio.       Священник понимающе кивнул. – E in cosa credi? – Bella domanda, – он задумался, – Probabilmente niente. E ' possibile, no? – Perche' no? – мужчина миролюбиво улыбнулся, приглашая гостя присесть, – eppure siete qui. – Eccezionalmente culturale interessante. Sono lontano dalla religione. – Questo non è raro, molti vengono in chiesa non a Dio, ma alla tranquillità. Ma per me è la stessa cosa. – E ' davvero tranquillo, ma non è merito di Dio. – Ti sei mai confessato? – мужчина поправил рукой сутану, серьезно, посмотрев на парня. – No. Se c'è qualcosa da dire, non è più saggio dirlo a una persona e chiedere perdono piuttosto che dirlo a qualcun altro e chiedere perdono a Dio? – E ' piu 'intelligente quando c'e' la possibilita ' di sistemare le cose. L'uomo potrebbe non sentire, ma Dio lo sentirà. – Ha senso. Ma tutto questo funziona solo se ci credi. Quindi non ha senso per me, – ответил Микаэль вставая, – Tu sei il primo a non parlare di quanto sia terribile essere senza Dio. Grazie. – Sono stato anche io un ateo, non sono stato io a giudicarlo. Ma alla fine tutti devono trovare la loro strada. – Prima o poi.       Слегка улыбнувшись, Микаэль вышел из церкви. В глаза резко ударило солнце, он надел солнцезащитные очки и вытащил из кармана телефон. Два дня прошло, а значит, надо дать свой ответ. Это была вторая сомнительная авантюра, в которую он ввязывался добровольно, но риск стал настолько привычным, что иногда казалось, будто выбор попросту отсутствует. А может, выбора и нет. И все же, если все задуманное правильно осуществить, проблем это доставить не должно. Мелкие игры теперь слишком скучные, остается лишь бросить все, либо играть по крупному. Бросать слишком рано.       О возвращении в Штаты Микаэль не думал, сейчас были цели поинтереснее. Впрочем, сказать, что он вообще не думал о возвращении домой, будет неправильным. Он детально представлял себе как это должно выглядеть, но время еще не пришло. Хотя иногда ему казалось, что всегда будет рано, что не важно, сколько пройдет времени – год, два или пять – ничего кардинально не изменится. А все, что он делает, он делает исключительно назло. Впрочем, разозлиться – это иногда идеальная стратегия для того, чтобы добиваться целей и ставить новые. Да, и момент возвращения он мысленно оттягивал. Во-первых, потому, что начнется долгая возня с документами, покупкой недвижимости и все, что так раздражало его. Во-вторых, он просто не знал, что будет делать, если снова окажется в Лос-Анджелесе.       Выкурив сигарету, Микаэль набрал номер. Уильям ответил сразу. – Я думал, ты раньше позвонишь. – Надо было подумать. – Понимаю. Но риск все-таки минимальный, ты же знаешь, я всегда подхожу ко всему с умом. – Прямо-таки всегда? – Ну, почти, – ответил Беккет. – Я соглашусь, есть у меня у меня будет гарантия, что через год я получу удвоенную сумму как минимум. – Я думаю, и втрое больше получишь. Просто, если мы упустим эту возможность, они найдут других инвесторов. Ты же понимаешь, они тоже заинтересованы в том, чтобы все прошло хорошо. – Ладно, я вернусь послезавтра, деньги в какой валюте? – Узнаю, в евро, скорее всего. Кстати, мы тогда так не и поговорили с этими разъездами. Я виделся с твоим отцом.       Микаэль помолчал пару секунд. – Зачем? – Случайно, Эл, случайно. У Дэвиса встретились, я не знал, что там он будет. Специально я бы встречаться с ним не стал, расслабься. Он о тебе спрашивал, я сказал, что все хорошо. В подробности не вдавался особо. Спрашивал, не собираешься ли ты возвращаться. – Если я и вернусь, он об этом узнает последним. Лучше бы вообще о обо мне не вспоминал, только святошу строит из себя. – Пора бы привыкнуть. Хотя, я удивился, когда он сказал, сколько ты получаешь от компании каждую неделю. Ради этого можно и потерпеть. – Ну да, только не забывай, что официально там на меня половина бумаг переписана, и в случае чего, разгребать всю эту хрень мне придется. – Каким бы плохим Карло не был, но с такими ситуациями он разберется. – Плевать. Приеду – сам разберусь и с компанией, и со всем остальным. Главное найти хорошего адвоката. Что Агата сказала? – Я же писал тебе. Все хорошо с ней, переживает, что ты окончательно себя угробишь. Она тоже тебе кое-что просила передать, как встретимся – отдам. Еще она сказала, что ты ведешь себя, как ребенок сбегая от проблем. Но ты об этом и так знаешь. Позвони ей. – Позвоню, – согласился Балистиери. – И сестре тоже позвони. Я устал слушать ее нытье, о том, что Микаэль плохо к ней относится. – Я нормально к ней отношусь. Как могу. – Бесится, что ты ее не взял с собой. А ей так хотелось увидеть север Италии, – с иронией заметил Уильям. Вот что она в тебе нашла? Ты ей нервы только треплешь, а она и рада. – Я бы сказал, что ей во мне нравится, но лучше промолчу. – Как всегда. Ладно, как будешь в Неаполе – встретимся, пока на связи. – Ага. Сильвии привет, – Майкл нажал на отбой, отключив звук на телефоне.       Есть еще два дня, чтобы отдохнуть и от Сильвии, и от Уильяма с его нравоучениями, и от дел, заняться которыми не мешало бы уже сейчас. Но все это подождет. Если разобраться, спешить вообще некуда.       Он сел в машину, не представляя куда еще можно заехать в этом городе и врубил музыку. Какая разница, куда ехать, если дорога просто есть.                    ***       За окном было темно. Нора лежала так, что свет уличного фонаря от гаража не был виден. Окно было полностью открыто, отчего штора слегка колыхалась. Но все равно было душно: то ли от того, что летний воздух не отличался особой прохладой и свежестью, то ли от того, что лежала Нора под одеялом. И хотя в этом не было необходимости, скинуть его с себя она не могла. Уже около пятнадцати минут девушка лежала, пытаясь совершенно не двигаться и не останавливаться ни на одной мысли, которые так настырно лезли в голову. Ей казалось, что она не чувствует тела, что его вообще не существует, а есть лишь ее сознание, которое никак не угомонится. Она не смотрела в одну точку, только переводила взгляд с потолка, на лампу, затем на карниз и так по кругу, чтобы посторонние мысли не проникали в голову. И это ощущение отсутствия физического тела ей определенно нравилось. То самое чувство, которого стараются достичь при духовных практиках, чтобы позволить сознанию беспрепятственно общаться со вселенной. Но она не занималась никакими духовными практиками, она стремилась не чувствовать абсолютно ничего. Не выходило. Как бы девушка не старалась отключиться от всего происходящего и уснуть, не получалось. Нора хотела забыть причину всего происходящего, но сознание не позволяло, оно напоминало так же упорно, как она старалась забыть.       Вокруг была абсолютная тишина. В спальне на первом этаже спали родители, на улице тоже было тихо. Не лаял даже соседский лабрадор, который почти каждую ночь привык нарушать ночную тишину. Нора не знала, сколько сейчас времени, это интересовало ее меньше всего. Она попробовала, наконец, пошевелить пальцами. Это вызвало какое-то странное ощущение, близкое к покалыванию. Она согнула ноги в коленях и все также смотрела вверх. Спать совсем не хотелось. Тело начинало болеть от полной неподвижности, так что ей пришлось подняться. Пару минут она еще посидела, прижимая одеяло к груди и глядя на еле заметные движения шторы. Чувство беспомощности лишало физических сил, без единой эмоции Нора поднялась с кровати, не включая маленький светильник на тумбочке. Глаза давно привыкли к темноте, а потому передвигаться по комнате было не трудно. И все же она задела ногой кровать, сильно ударившись пальцем. От злости стукнула по столу ладонью, набрала в легкие подольше воздуха и медленно выдохнула. – Черт!       Это только вывело из себя и еще больше усилило то резко появившееся желание, которое и заставило девушку встать с постели. На столе стояла ее сумочка, она-то и нужна была Норе. Схватив ее, она принялась что-то в ней искать. А когда нашла все нужное, откинула сумку обратно на стол, отчего та упал на пол. В руке была пачка сигарет и зажигалка. Пару секунд Нора постаяла, покрутив в руке черную коробочку и села на подоконник. Движения ее были медленными и апатичными. Она откинула мешающиеся волосы назад и достала сигарету, все еще не решаясь ее закурить. Спустя пару секунд она щелкнула пальцем и поднесла зажигалку к лицу. В нос ударил специфический запах, от которого по рукам побежали мурашки. Нора впустила дым в легкие и от этого глаза заслезились. Но через мгновение она с ногами залезла на подоконник и прижалась головой к стене. Мыслей совершенно не было, была лишь пустота, даже пугающая, настолько она была неожиданной в этот момент. Девушка прикрыла глаза и вдохнула. В этот момент дверь в ее комнату открылась, Нора посмотрела на стоящую в дверях Элизабет. Она была уверена, что на лице матери было искреннее удивление, даже изумление от увиденного, но в темноте было сложно рассмотреть черты лица на таком расстоянии, чтобы понять, насколько сильно женщина удивилась неспящей среди ночи дочери, курящей на подоконнике. Женщина беззвучно прикрыла за собой дверь и прошла к Норе, сев рядом на подоконник.       Нора выпустила дым, наблюдая за матерью. – Будешь осуждать?       Элизабет покачала головой. – Не буду. Кури, если хочешь. – Почему ты не спишь? – Не знаю. Не могла уснуть долго, а потом услышала, что у тебя что-то стукнуло. Решила посмотреть, не спишь ли ты, хотя и так знала, что не спишь. – Я часто просыпаюсь и не могу больше уснуть. И это ужасно потому, что.., – она запнулась из-за того, что пепел чуть не упал на руку, – так холодно и больно. А потом все такое бессмысленное и пустое. Если не хочешь это слушать, не слушай, но оно ведь никуда не уйдет, не исчезнет. И ждать, что однажды я стану нормальной тоже бессмысленно. – Ты можешь говорить о чем угодно, знаешь, я бы очень хотела, чтобы все стало, как было, но я знаю, что так не будет. Но ты и не должна притворяться.. это самое глупое, что может быть. Не нужно делать вид, что это проходит. Мы принимаем тебя такой, Нора, если хочешь плакать – плачь, если хочешь злиться – можешь злиться. – А что если я не хочу принимать? Все это, – голос дрогнул, она непроизвольно сжала рукой пачку сигарет еще сильнее, – я хочу проснуться и осознать, что все это просто привиделось. Но чем дольше это продолжается, тем страшнее потому, что я все больше верю в этот сон. И он мне не нравится. Я не хочу этого. Все, что я бы хотела – это просто поговорить еще раз, просто побыть рядом. Хотя бы пять минут, или минуту, мне бы и этого хватило. Было бы не так больно, как сейчас. – Это только кажется, что стало бы легче. Ни пять минут, ни час, ни день не дали бы ничего тебе. Ему тоже. – Не надо. Я не могу об этом думать. Я жалею сейчас только о том, что не попросила остаться. Понимаешь, одно мое слово могло бы все изменить. А я хотела как лучше. Может, это ничего бы и не изменило, но все-равно.. Но есть еще одна вещь, о которой я жалею. Я даже не знаю, почему я так сделала, но тогда мне казалось, что так будет правильнее. Дура, – Нора посмотрела на Элизабет, которая с пониманием смотрела на дочь, стараясь не перебивать ее, потому что такие разговоры хоть и были когда-то привычными, теперь были сложными и редкими, – я отказалась выйти за него замуж. – Почему? – Не знаю. Это было год назад, я думала, что нужно сначала разобраться с учебой, что не хочу всего этого, да и какая разница, были бы мы расписаны или нет, если это бы ничего не изменило. Не знаю, почему меня это так пугало, но я не хотела свадьбы тогда. – Почему ты не говорила мне?       Нора пожала плечами. – Он собирался сделать мне предложение после дня рождения, я бы согласилась. Все могло быть совсем иначе. Это не честно. – Это не изменило бы ничего. Не нужно себя винить, Нора. – В том и дело, что ничего не спасет..       Она опустила глаза, все еще сжимая ладонью сигареты. Сердце отбивало какой-то неистовой ритм, а дыхание перехватило. Она попыталась сделать глубокий вдох, но создавало ощущение, что воздуха вокруг так мало и его точно не хватит, чтобы полностью наполнить легкие. Во всем теле появилась слабость и если бы она стояла, пришлось бы за что-то ухватиться, чтобы не упасть. Это был уже второй раз. – Опять приступ?       Нора отрицательно замотала головой, голова немного все еще кружилась, но пульс постепенно приходил в норму. – Это другое, такое уже было. Сейчас пройдет. – Ты же понимаешь, что это ненормально? Сначала приступы, теперь ты внезапно задыхаешься. – А что вообще нормально, мам? Назови хоть что-нибудь, – девушка подняла глаза на сидящую рядом в растерянности мать, – Я не знаю, почему я все еще здесь. Потому, что становится только хуже и больнее. А все говорят о том, что надо жить. А как? – помолчав, она добавила, – вот и я не знаю.