Ты спишь, дорогой

      Много воды с тех пор утекло. Черты лица Джорно Джованны стали чуть грубее, чуть ниже стал голос. Юношеский максимализм сменила расчётливость. Джорно всегда был разумен, и Миста, с появившимися на лбу морщинами, уважает его за это. Миста числится в Пассионе как капо и самый близкий человек к боссу. Это (но в большей степени всё-таки пережитое вместе) позволяет ему частенько сидеть в кабинете Джорно и читать журналы, закинув ногу на ногу, совершенно не заботясь о сублимации в своей речи и поведении, что только ему позволительно. Всё так же он трётся периодически возле ближайшего кинотеатра часов с семи вечера, если ничем не занят. И если жизнь Джорно Джованны пропитана решительностью и уважением к Бруно, пониманием ценности его золотой мечты, то жизнь Гвидо Мисты пропитана любовью к достаточно простому образу жизни, не считая сферу его деятельности. Миста никогда не играл в благородство и не пытался казаться сложнее, чем есть на самом деле. Миста противоречив, это факт, но это никак ему не мешает любить простые вещи. В этом всегда был смысл его жизни. Пускай и частенько, что Мисте, что Джорно не хватает чьего-то голоса и чьих-то глаз. У каждого своих, но у обоих уже невозвратимых.       Сапоги скрипят по ещё не проснувшейся, покрытой туманом улице. Заряженный револьвер наготове за поясом. Покушение на жизнь Гвидо Мисты, как на капо, явление нередкое, за двадцать лет это уже перестало быть для него сюрпризом.       Погружённого в свои мысли стрелка разбудил грохот в подворотне. Мгновенный всплеск адреналина от неожиданности сменила мысль: «Кошка». Больше никто не мог опрокинуть что-то с подоконника и мягко приземлиться на крышку мусорного контейнера. Вот и чьи-то круглые глаза загорелись в потёмках.       Миста успокоился, но, сделав пару шагов, снова устремил взгляд в переулок. Кошка спрыгнула с контейнера и Миста готов был поклясться, что услышал приглушённое: «Кис-кис-кис». Кошечка продемонстрировала, что она кот, и сделала шаг к тёмному силуэту, появившемуся в переулке. Миста вздёрнул курок.        Фигура опустилась на корточки к коту. Фигура гладила кота, и Миста был бы спокоен, если бы резко не почувствовал на себе её взгляд.       Силуэт рванулся с места, выбежав из тёмной подворотни на уже светающую улицу. Миста за ней.       Из-за предрассветного тумана тяжело было разглядеть фигуру отчётливо. Миста гнался за силуэтом, который кого-то напоминал ему. Того, кого быть не должно.       Невысокие каблуки силуэта стучали по тротуару, руки Мисты сжимали револьвер. Фигура прошмыгнула во двор — Миста за ней. Неизвестный явно направлялся к набережной. Миста помнил дорогу к этому злополучному месту.       Расстояние между ними всё сокращалось. Связано ли это было с тем, что Миста бежал быстро, что длинные, но тонкие ноги бежали медленно, или что силуэт не хотел убегать вовсе и скорее вёл Мисту куда-то, стрелок не задумывался. Невозможно понять, друг это или враг, есть ли у него станд, из мафии ли он, или простой гражданский. Фигура побежала быстрее, судя по всему, место назначения уже близко.       Замедлилась она в нескольких десятках метров от набережной, потом перешла на быстрый шаг, а потом и совсем неспешно прошла к ступенькам, ведущим к берегу.       Миста остановился в недоумении. Зачем было убегать, чтобы потом спокойно отойти в сторону? Человек совершенно спокойно реагирует на то, что за ним только что гнался неизвестный с пистолетом. Это стандъюзер? Миста поднял револьвер и начал медленно подходить к ступеням. Фигура стояла там, облокотившись локтями на перила. «Миста, — позвала знакомым голосом фигура, — Я тебе, между прочим, рад.»       Мисту словно ударило током. Наранча не мог с ним говорить. Наранча умер, не дожив до совершеннолетия несколько дней. Наранча не может полуплаксиво, полусердито обращаться к Мисте сейчас. «Ты спишь, дорогой, — Наранча звучал совершенно явственно, — Это сон, иди ко мне.»        Миста ускорил шаг, не опуская пистолет. Это не может быть правдой, но если это и правда сон, то может и волноваться ему не стоит?       Миста чувствовал, как что-то закипает внутри него, когда он спускался по лестнице, держа ослабленный палец на спусковом крюке.       Наранча повернулся к нему. Да, это был он. Он выглядел абсолютно спокойным, разве что немного печальным. — Как дела, Миста? — Наранча? — Он самый, — Наранча сел на перила, — Хотел бы сказать «живой и здоровый», но, как понимаешь, не склеилось.       Миста не верил тому, что видел. Наранча, перед ним, смотрящий на него. Не веря в происходящее, Миста подошёл в плотную к сидящему на перилах покойнику и аккуратно, как хрустального, обхватил его. — Ты спишь, Миста, — Наранча прильнул к его плечу, — Ты слышишь? — Наранча… — Миста гладил холодного мальчика по спине, пытался почувствовать его запах, взъерошить волосы, услышать, как бьётся сердце, — Наранча… — Ты плачешь? — призрак посмотрел на Мисту. Из глаз действительно текли беззвучные слёзы. — Ты не уйдёшь от меня, Наранча? Столько лет прошло, так много изменилось! — Миста сжал его руку, — Поедем с тобой в Неаполь, увидимся с Джорно, напишем Триш. Ей пришлось поменять имя, её теперь зовут Мелисса, представляешь? Она живёт недалеко, такая стала красавица! Давай вместе к твоему отцу поедем? Или не хочешь? М-мы ведь хотели расписаться, правда, Наранча? Тот священник, что согласился, когда тебе исполнится восемнадцать, всё ещё жив, давай распишемся, ты этого так хотел! А потом уедем куда-нибудь, я же обещал? — Миста смазанно целовал руку Наранчи, дрожа и запинаясь от подступающего потока слез, — Ты хотел в Америку, правда? Я немного по-английски болтаю, поедем? Или ты уже не хочешь? Ты, наверное, по всему дома соскучился. А по Фуго ты скучал? Он остался в Пассионе, ты сможешь с ним увидиться. Наранча, я никуда не отпущу тебя, Господи! — последнее Миста прокричал в отчаянии. Неправда, неправда, всё, что произошло двадцать лет назад, неправда, есть только он и Наранча, да? Они снова вместе и навсегда, ведь так? Так? — Миста, я твой сон. Меня больше нет… — Наранча опустил голову, стистнув зубы, дабы не текли душащие слёзы, — Меня нет.