Ты снимаешь вечернее платье, стоя лицом к стене, И я вижу свежие шрамы на гладкой, как бархат, спине. Мне хочется плакать от боли или забыться во сне. Где твои крылья, которые так нравились мне? Наутилус Помпилиус — Крылья
— Иногда мне к-кажется, что я один в этом большом мире. И нету того, кто мог бы понять меня. Того, кто останется на моей стороне, н-несмотря ни на что. Опустив голову, Разумовский неотрывно смотрел на свои исхудавшие подрагивавшие руки. Он морально и физически устал видеть, насколько отвратительным становился окружавший его мир. Везде насилие, обман и жестокость. Он вырос в этой среде, но каким-то чудом вышел в свет, оставшись при этом «человеком». Но даже на вершине Сергея ожидало то, от чего он так отчаянно пытался убежать. Несправедливость. Но вдруг на его плечи опустились аккуратные, мягкие, женские руки. Дрожь в теле мгновенно исчезла. Он удивлённо поднял голову и уставился на них как на спасательный круг. Девушка, всё это время сидевшая рядом, по-доброму хохотнула и с естественной заботой погладила растрёпанную рыжую макушку. С Софией Лебедевой они познакомились совершенно случайно. На тот момент она была уже помощницей директора пиар-отдела — Маргариты Щербаковой. Встреча в коридоре, столкновение, разбросанные по полу бумажки, которые Сергей помог подобрать, пересечённые взгляды — настоящее клише из романтических мелодрам. Мужчина подметил, что впервые видел такой чистый и невинный взгляд, от которого не хотелось отрываться. Это была их первая, но далеко не последняя встреча. Они часто пересекались в коридоре, но обменивались лишь скудными рабочими фразами, за которые мужчина не мог зацепиться, чтобы начать нормальный разговор. Он давно хотел узнать девушку получше, но всё ограничивалось лишь просмотром её страниц в соцсетях. Сергей следил чуть ли не за каждым изменением: какие фотографии она загрузила, на какое сообщество подписалась и кого добавила в друзья. И каждый раз он останавливал себя от того, чтобы кинуть ей заявку или написать сообщение. Всё изменил один случай, положивший начало их общению и дружбе. Разумовскому предстояло посетить мероприятие, посвящённое реставрации некоторых объектов искусства. Всё действие проходило на территории Эрмитажа, и София была одной из тех, кому предстояло организовать встречу владельца благотворительного фонда с гостями. Они разговорились, стоя напротив картины Помпео Батони «Геркулес на распутье между Добродетелью и Пороком». София оказалась очень нежной и доброй девушкой, которая смогла в кратчайшие сроки наладить с Разумовским контакт. Как оказалось, у них было много общего: начиная с тихого скромного характера и заканчивая интересами. Они могли разговаривать часами напролёт об искусстве и науке. Дружба с девушкой стала неким маяком в бескрайнем океане, которую по какой-то причине не одобрял его лучший друг. — Не говори глупостей, Серёжа. Ты не один, и никогда им не был, — заверила София Разумовского. — Сейчас у тебя есть я. Чтобы не случилось, я буду на твоей стороне. — П-правда? — с зажжённой надеждой в глазах спросил он девушку, на что та лучезарно улыбнулась. — Правда, глупенький. Я всегда буду рядом… — она на секунду помедлила и тут же добавила: — Мы же друзья! — С-спасибо, Софи… — Сергей разочарованно оглядел свою собеседницу и без явного того желания отдалился от её рук. Друзья… Это слово одновременно делало его радостным и несчастным. Им девушка выстроила невидимую границу, которую юноша не мог перейти. Поэтому ему оставалось лишь надеяться, что его чувства рано или поздно окажутся взаимными. Да, рано или поздно… Возможно, стоило попросить совета у Волкова?***
— Олег предложил упростить алгоритм п-поиска, внедрив систему распознавания фотографий и видео. Это же п-превосходная идея! — восторгался Сергей, третьи сутки трудясь над разработкой новых кодов. Девушка, сидевшая рядом, молча слушала восхищения своего приятеля и не сводила с него пристальный, даже напряжённый взгляд. Когда Разумовский произнёс «то самое» имя, её резко передёрнуло. — Серёж, я всё хотела тебя кое о чём спросить… — неуверенно подала голос София, отвлекая парня от рабочего процесса. — Конечно! Что т-тебя беспокоит? — Меня немного напрягает твой… друг. — Ты про Олега? — с удивлением уточнил Сергей, отодвинув бумаги в сторону. — Да… — по девушке было видно невооружённым глазом, как сильно она сомневалась в своём решении начать этот разговор, однако обратного пути уже не было. — Говоришь, вы с ним знакомы с самого детдома? — Да… Я же тебе, вроде, уже рассказывал об этом, — немного неуверенно ответил Сергей. — Олег всегда защищал меня от старших мальчишек, а п-после университета стал моей правой рукой в компании. Если ты беспокоишься, что он н-некомпетентен в работе из-за того, что является бывшим военным, то уверяю тебя — это не так! — он резко всплеснул руками от переизбытка эмоций. — Олег очень умный и с-сообразительный. Если бы не он, то не знаю, что бы я вообще делал. — А он часто бывает в башне? — Конечно. Почти каждый день. — Тогда странно, что мы до сих пор ни разу не пересеклись… — с открытым подозрением протянула София. — Может, познакомишь нас? — В смысле «познакомить»? Вы же уже встречались несколько раз, — беззаботно заявил Разумовский, введя девушку в ступор. Лебедева почувствовала неестественный холодок, пробежавший по спине под одеждой. Ответ парня испугал не на шутку и заставил девушку верить, что она начинала стремительно сходить с ума. Ведь… — Нет, Серёж, ты что-то путаешь… Я бы это запомнила. «Пожалуйста, молчи. Не говори больше ни слова» — крутилось в её голове, пока глаза лихорадочно бегали по лицу мужчины. От него исходила абсолютная невозмутимость, будто он не сказал ничего странного. Будто… всё было так, как должно было быть. — Олег, скажи же ей, что вы виделись, — вдруг выдал Разумовский, посмотрев куда-то за спину Софии, где находилась лишь реплика «Возрождение Венеры». — Серёж, с кем ты… разговариваешь? — ей духу не хватило обернуться, а голос предательски задрожал. — Как «с кем»? С Олегом, конечно! — Разумовский беззаботно хохотнул, что придало его словам пугающую окраску. — Стоит напротив какой-то мрачный, Венеру всё рассматривает. — С… Серёж… — напуганная девушка медленно встала на ослабевающие ноги и рефлекторно выставила вперёд руки. — О чём ты говоришь? Там же никого нет. Разумовский недоумённо оглядел свою подругу, подметив испуг на девичьем лице, и перевёл озадаченный взгляд за её спину. Показал туда пальцем и открыл рот, но слова застряли в глотке и перекрыли доступ кислорода в лёгкие. Он отчётливо видел Волкова, что с необычайной ненавистью смотрел то на него, то на Лебедеву, но при этом упрямо молчал. Разве девушка его не видела? Почему она сказала такую чепуху? — Как это — никого? Я же… Ай! Голова Разумовского была готова взорваться от резко вспыхнувшей боли, выбившей все мысли. От неё поплыло окружение, и всё смешалось в одно мутное расплывчатое пятно, а голос Лебедевой послышался очень слабо, будто из-под толщи воды. — Серёжа, что с тобой? Ты в порядке?! Нечёткий размыленный силуэт, обладавший голосом подруги, плавно приблизился к нему. Мужчина хотел истошно выкрикнуть и показать, насколько ему было больно, но из губ вырвалось лишь одно короткое слово: — Г-голова… — Погоди немного, у меня в где-то сумке лежит обезболивающее… Он не успел дальше расслышать её слов, ибо сознание стало стремительно погружаться во тьму. Но перед самим забвением ему почудилось ужасающее видение: как из густого тумана медленно вышла фигура Олега Волкова… Его глаза светились неестественным жёлтым цветом, а на лице играла зловещая улыбка. София дрожащими руками достала из сумки почти пустую пластину с таблетками и подбежала к притихшему Сергею, распластавшемуся по полу. Затем заботливо положила на его плечо ладонь, пока второй рукой попыталась приподнять лицо, чтобы запихнуть в рот обезболивающее. Но неожиданно она была перехвачена за кисть и обездвижена. Девушка инстинктивно дёрнулась в попытке высвободиться из захвата, но он оказался, на удивление, прочным. Будто её запястье заковали в железные кандалы. — С… Серёж, отпусти меня, — взмолилась София, расслабив руку в надежде, что это как-то поможет. Чем меньше сопротивления, тем меньше и противодействия. — Ты меня пугаешь… Разумовский перестал хныкать и дрожать, его тело будто по взмаху волшебной палочки перестала мучить лихорадочная дрожь, а лицо даже через длинную чёлку заметно приобрело острые черты. Поначалу девушка тешила себя предрассудками, что её друг повёл себя столь эксцентрично от приступа, который мог стоить ему жизни. Однако ей пришлось начать беспокоиться уже о своей безопасности со следующими словами мужчины: — Опять мне исправлять то, что учудил Тряпка… Как же раздражает, — злобно процедил он сквозь зубы и грубо оттолкнул от себя Софию. Она не обратила внимание, как ноги сковала боль от неудачного падения на жёсткий пол. Не стоило ей сегодня надевать туфли на высоком каблуке. Её растерянный, поистине напуганный взгляд блуждал по Сергею, который невозмутимо вытянулся в полный рост и размял плечи. Глаза… Они были совершенно другим. Как в целом и всё в Разумовском: осанка, суровое выражение лица, скривлённые в усмешке тонкие губы, и глаза, которые были не насыщенно-голубыми, а янтарными, почти жёлтыми. Перед ней будто стоял совершенно другой человек. — С… Серёжа, что… Что на тебя нашло? — попыталась достучаться до Сергея девушка, пока что-то внутри неё заставляло болезненно сжиматься лёгкие при виде этого человека. — Хм… А ты мне казалась намного смышлёнее, Софи-и-и, — язвительно ответил ей Разумовский, акцентировав на её имени. Эта манера речи, пренебрежительный тон и полное отсутствие столь милых заиканий. София нервно сглотнула и механически отползла от парня на несколько шагов, не в силах подняться на ноги. Конечности словно атрофировались, превратив девушку в инвалида. Но когда чувство страха ненадолго спало, и получилось мыслить более рационально, она облегчённо хохотнула и расслабилась, восприняв слова мужчины как самый неудачный розыгрыш на свете. Разумовский от удивления вскинул правую бровь. — Серёж, перестань. Это уже не смешно, — повела напряжёнными плечами, выдавив из себя дружелюбную улыбку. — Я — не Серёжа, — процедив сквозь зубы, ответил тот. На его лице заиграли желваки от злости. — Советую тебе уяснить это как можно скорее. Этот человек, словно изящный и грациозный хищник, аккуратно приблизился к Лебедевой, чтобы не спугнуть раньше времени. Он немигающим взглядом уставился на неё, парализуя тело и загоняя жертву в угол. Птица. Вторая личность Разумовского. Несколько минут он размышлял над тем, как следовало поступить со свидетелем, внезапно свалившимся на голову. Ему хотелось лично ударить кулаком по лицу Сергея за его безрассудный поступок, чуть не вылившийся в проблему галактического масштаба. Ещё секунда, и он бы не смог перехватить контроль над их общим телом — сознание парня заблокировало бы Птицу, раскрыв его настоящую сущность раньше времени. И всё из-за чёртовой девки, которая как банный лист прицепилась к Разумовскому со своей добротой и дружбой. Он кое-как выдерживал каждодневное нытьё Тряпки из-за неразделённых чувств, отмахиваясь от навязчивых идей устроить несчастный случай с внезапным исчезновением надоедливой подружки. Мешало два фактора: первый — убийство невиновных (а девушка в его глазах таковой и являлась) находилось под строгим запретом; а вот со вторым было намного запутаннее. Её большие серые глаза пробуждали в Птице необузданную ярость. Она как вулканическая лава текла по его венам. Однако почему-то он злился на то, что не видел в них той доброты и тепла, что София дарила Тряпке. Второй личности гения-филантропа приходилось довольствоваться лишь обрывками воспоминаний Сергея, в которых они вдвоём непринуждённо разговаривали, смеялись, невинно касались рук друг друга. Подобные чувства казались Птице чем-то новым, экзотическим, и потому пугающим. Как бы он не старался проводить грань между собой и Сергеем, это удавалось с трудом. Он чувствовал всё, что и Разумовский, и потому привязанность к Лебедевой плавно перетекла и к нему. В голову Птице даже навязчиво лезло желание в один из таких моментов взять контроль над телом Тряпки и увидеть всё своими глазами. Услышать, почувствовать. Но осторожность рубила мысли на корню, не давая забыть о главной цели и причине своего существования — сделать этот гнилой мир лучше, восстановить несправедливость и покарать тех, кто осквернял всё вокруг. Но вот у того, кто старался всё держать под контролем, что-то пошло не по плану. И Птица не знал, кого следовало винить в сложившейся ситуации: Тряпку, Лебедеву или… самого себя. Девушка ожидаемо затряслась и опустила взгляд, не в силах выдержать его: властный, прожигающий насквозь. Молчание с её стороны Птица принял за готовность сделать всё, что он от неё потребует, и приказным тоном потребовал: — Сядь на диван. Живо. София затрясла головой и исполнила его приказ. Вторая личность Разумовского кнопками на пульте управления заблокировала входную дверь и выключила камеры видеонаблюдения. Главное не забыть потом стереть запечатлённый на них процесс перевоплощения. — Убежать и позвать помощь не получится, — констатировал Птица, словно вынес девушке приговор. Он изогнул бровь, когда услышал громкие всхлипы. — Что, боишься меня? — Д… Да… Птица фыркнул. И тут же отмахнулся от мысли, что был расстроен ответом. Конечно, не так себе он представлял их первую «настоящую» встречу, поэтому её реакция заставляла сильно нервничать. Слёзы Софии раздражали, потому как пробуждали в нём какие-то странные эмоции, которые больше подходили трусливому и застенчивому Сергею. Он не хотел, чтобы девушка боялась, однако действовал поперёк своим мыслям. Так, как он привык — жёстко и радикально. — Что… Что вам… от меня… нужно? — услышал он сквозь всхлипы. — Чтобы ты исчезла из жизни Тряпки… Но сейчас это невозможно, к большому сожалению. Ты слишком близко подобралась к нему и даже узнала то, о чём не следовало знать. Софи только сейчас подняла на него взгляд. От слёз глаза стали красными, а щёки мокрыми, румяными. Птица соврал бы самому себе, если бы не сказал, что вид заплаканной девушки приносил извращённое удовольствие, приправленное угрызениями совести размером мошки. В глубине своей чёрной падшей души он желал видеть на её лице улыбку, которую она всегда дарила Разумовскому. А сейчас она ревёт и ноет. «Почему этот слабак? Почему он, а не я?» — хотелось кричать от вопиющей несправедливости. Сможет ли он когда-либо увидеть то, о чём раньше наблюдал лишь со стороны из чертогов разума Сергея? — Я… Я не понимаю ничего… — тихо проскулила София, подавив в себе желание прикоснуться к его лицу. — Как такое возможно? — Боюсь, для твоего крохотного мозга всё окажется слишком сложно, — съязвил иной Разумовский, постучав указательным пальцем по лбу. — Я — «Олег Волков». По крайней мере, твой ненаглядный Серёжа знает меня под этим именем. Но меня можешь звать Птицей. Девушка с затаённым дыханием слушала его, даже не пытаясь перебить или сбежать. Инстинкт самосохранения подсказывал, что во всех пунктах мужчина превосходил её: по скорости, реакции и силе. Голова разрывалась от вопросов, среди которых самым главным был: «Что происходит?». Перед ней стоял Сергей: то же тело, голос и лицо, но сейчас они будто принадлежали не ему. От милого и доброго Серёжи не осталось и следа. Разумовского будто внезапно поменяли… Может, это какая-то болезнь? Шизофрения? Это же как-то лечится… Правда? Может, следует обратиться к специалисту? — И… Что теперь со мной будет? Иной Разумовский нарочито сделал задумчивый вид, подперев пальцами подбородок. Мыслительный процесс занял у него около трёх минут, хоть в голове он давно решил, как поступит с подружкой Тряпки. — Знаешь… Все идеи почему-то из головы вдруг вылетели, — ловко увильнул от ответа повеселевший Птица. — Может, какую-нибудь идейку подкинешь? — Пожалуйста… Отпустите меня, — шевеля одними губами, едва слышно попросила София. — Отпустить? — переспросил Птица и усмехнулся. — Я на дурака похож? Ты ведь тут же захочешь поднять тревогу и разболтаться всем. — Нет… Я никому не скажу, — попыталась заверить она этого человека, да только попытка разжалобить и одурачить потерпела крах. Птица медленно подошёл к Лебедевой и, слегка нагнувшись, чтобы их лица были на одном уровне, взглянул на неё исподлобья и с насмешкой произнёс: — А врать нехорошо, милая, — девушка сглотнула и вжала голову в плечи. — Твои сладкие речи для меня пустой трёп. Почему я должен верить, что ты не наебёшь меня и будешь держать рот на замке? София промолчала. Ответ на его вопрос так и остался висеть в воздухе. Её как трясущегося кролика загнали в угол. — Вы… Убьёте меня? От столь логичного вопроса вторая личность фыркнула от возмущения. Неужели она приняла его за полоумного маньяка, убивающего всех без разбору? — Смерть глупой наивной девчонки — не предел моих мечтаний, если тебя это интересует, — пожираемый обидой на девушку признался Птица, скрестив на груди руки. — Тогда… Что вы от меня хотите? — София мысленно ужаснулась, представив в голове развратные сцены с их участием. Вдруг он потребует за молчание расплатиться своим телом, которого ещё не касалась рука мужчины? — Чтобы ты молчала и не разбалтывала Разумовскому о том, что увидела сегодня. Чем дольше он будет в неведении, тем лучше будет для него самого. При виде сомнений в глазах Лебедевой Птица на пару секунд замолк и оценивающим взглядом прошёлся по её лику в предвкушении дальнейшей реакции. — А то будет немного грустно, если с твоими родителями что-то случится… Они же, насколько я запомнил, в Одинцово живут? На улице Садовой, дом четырнадцать? Упоминание родственников и их точный адрес проживания придали взгляду и движениям Софии немного жизни. Она ошеломлённо уставилась на довольного своей проделкой Птицу и распахнула рот, дрожащим голосом пролепетав: — П-пожалуйста, не т-трогайте моих родителей! — соединила руки в замок, словно в молитве, и стрельнула в мужчину умоляющим взглядом. — Я в-всё сделаю, клянусь. Только не убивайте их! Птица удовлетворился проделанной работой, ведь упоминание родственников, которые жили в сотнях километрах в одиночестве, подействовало на Лебедеву гораздо эффективнее, чем он предполагал. Разумеется, он не планировал марать руки в их крови — Людмила и Виктор Лебедевы не входили в чёрный список будущего линчевателя в маске. Однако они стали его козырем, способным подавить всё сопротивление девушки. Да, коварный замысел оказался под угрозой срыва, но расчётливый аналитический ум иного Разумовского смог выкрутиться из внештатной ситуации. Всё вновь встало на круги своя. После внепланового знакомства с девушкой Птица долго петлял по кабинету, раз за разом перебирая в памяти разговор. Вслух отругал себя за излишнюю грубость, которую был не в состоянии контролировать в критических ситуациях. Желание привязать к себе как можно крепче подружку Тряпки казалось каким-то детским и эгоистичным, совершенно не в его стиле. Будто София была вкусной конфетой, которую Птица пытался отобрать у Разумовского или, по крайней мере, уговорить ею поделиться. А он ведь чертовски ненавидел сладкое… С усталым вздохом мужчина плюхнулся на диван и откинул свинцовую голову на спинку, прикрыв глаза. Пришёл черёд разгребать дерьмо под названием: «Как объяснить Тряпке его внезапную потерю сознания и не вызвать подозрений».***
Уже в своей квартире София не находила себе места. Ведомая страхом, она включила во всех комнатах свет, будто бы «тот человек» мог наброситься на неё из темноты как дикий голодный зверь. В ту ночь девушка не могла сомкнуть глаза, как бы не старалась, а с наступлением рассвета впала в отчаяние. — Может, сбежать? — подумала о побеге вслух, от нервов кусая ногти и губы, но тут же осеклась. — Нет, он знает о моих родителях. Я не могу рисковать ими… А затем она вспомнила о Серёже и осознала, что её трусливое бегство могло негативно сказаться и на нём. Верить в то, что Птица являлся неразрывной частью её друга, Лебедева отказывалась. Её Серёжа не мог накричать и поднять на неё руку, а значит — иной Разумовский в представлении девушки являлся чем-то инородным, от чего следовало незамедлительно избавиться. Как раковая опухоль, которую необходимо вырезать на ранних стадиях, пока она не распространилась по всему организму. В ту ночь София твёрдо решила «вылечить» мужчину, поэтому с тех пор ежедневно возвращалась в башню, переступая через страх. Наблюдать за метаморфозами Разумовского оказалось поистине ужасающим зрелищем: как милый и добрый Серёжа в мгновении ока превращался в это… чудовище. Опасное. Беспощадное. Чужое. Как бы она не хотела поведать о всём «светлой» стороне, страх перед «тёмной» удерживал на месте, затыкая рот. К счастью, Птица сдержал обещание и больше не заикался про её родителей. Угрозы были, но они, скорее, смахивали на пустой трёп, в который девушка наивно верила, тем самым, расстраивая вторую личность. Да, характер альтер-эго нельзя было назвать сахарным, однако он старался контролировать вспышки гнева в присутствии Лебедевой. Чаще всего их времяпрепровождение сопровождалось молчанием с обеих сторон: Птица занимался работой, совершенствуя социальную сеть в тайне от Тряпки и составляя список жертв для будущего народного мстителя; девушка же смотрела на своего надзирателя напряжённым взглядом, периодически отвечая на ряд странных вопросов о себе. — Какую музыку слушаешь? — Где чаще всего любишь отдыхать? — Какие фильмы смотришь? — У тебя были раньше отношения? Совершенно бессмысленные, ведь Разумовский уже знал на них ответы задолго до их тесного общения. Когда София невзначай призналась, что её любимым мультфильмом детства был «Красавица и чудовище», Птица незаметно для неё довольно ухмыльнулся. В его представлении они вышли точными копиями главных героев этой истории: нежная беззащитная девушка и жестокое, но одинокое чудовище… Это подкрепляло надежду, что вскоре Лебедева привыкнет к его компании и расслабится. Возможно, даже полюбит… — Что делаешь? — внезапно спросил у девушки иной Разумовский, оторвавшись от документов: она что-то усердно рисовала на бумаге. — Н… Ничего особенного, — заметно разнервничалась София. Птица хмыкнул, внутренне не удовлетворившись ответом. Отложив документы в сторону, он встал с рабочего места и по-хищному подкрался к ней. Встав за спину, внимательно вгляделся на листок: Лебедева рисовала портрет Разумовского. Именно его, а не второй личности — это выдавали наполненные добротой глаза, которые девушка намеренно выделила на его лице. — Тряпка? — уточнил он, получив в ответ сдержанный кивок. Взгляд янтарных глаз невольно упал на шею Софии, которую скрывали длинные светлые волосы, и тонкие плечи. Внутри Птицы что-то щёлкнуло, и рука под воздействием неведомой силы потянулась вперёд. С необычайной аккуратностью он прикоснулся кончиками пальцев к золотым прядям и сдвинули их в сторону, открыв доступ к шее. Девушка замерла, позволив мужчине сделать то, что тот хотел, и Птица уже поспешно обрадовался её податливости. Ухмылка коснулась его губ, но тут же исчезла, когда она резко ударила по руке и отпрянула со словами: — Не прикасайся ко мне! Птица опешил и слегка вздрогнул внезапной выходной Софии. Бросил взгляд на руку, касавшаяся её, что, казалось, до сих пор чувствовала тепло её кожи. Почему она испугалась? Он же не был груб с ней, прикоснулся с щепетильной нежностью, дабы не оттолкнуть от себя. — Чего раскричалась? Я же тебя не ударил, — проворчал иной Разумовский, расправив плечи и скрестив руки. — Это не имеет значения. Мне противны любые твои прикосновения, — девушка обняла себя, словно защищаясь от контакта с Птицей. — Они… мерзкие. Её слова не на шутку задели гордость иного Разумовского. Как она только посмела сказать нечто подобное ЕМУ? Он же старался быть с ней нежным и обходительным! Заперев надёжно и как можно дальше все сентиментальные чувства, он с ядовитой насмешкой выдал: — Ха, с Тряпкой ты так не препираешься. Нравится держать его за руку и обниматься? — Не сравнивай себя с ним. Хоть у вас и одно лицо, ты — не Серёжа! — из глаз медленно потекли горькие слёзы, заставившие Птицу испытать настоящий калейдоскоп чувств. — Верни его! Верни его мне, пожалуйста! Я хочу видеть настоящего Серёжу! Наплевав на страх, она подбежала к мужчине и заколотила по его груди кулаками. Словно эта боль могла пробудить этого самого «настоящего Разумовского». Двойнику надоели трепыхания девушки и, поймав её запястья, отвёл руки в сторону. — Я сам решаю, когда вернуться Тряпке. Не тебе мне указывать! — он оттолкнул Лебедеву от себя и схватил её рисунок, уронив на пол гелевую ручку. — Нет, верни его! — попросила она, потянувшись к листку в руке Птицу. Иной Разумовский вновь окинул портрет Тряпки ненавистным взглядом. В его штрихах отражалась вся нежность, что девушка дарила мужчине. Не зря она сделала сильный акцент на его глазах, которые были зеркалом души. Софии нравились небесно-голубые глаза Серёжи, и это она ясно показала в своём рисунке. Янтарный взгляд Птицы вызывал в ней лишь чувство страха и презрения. — Любишь его? — внезапно задал он вопрос, от которого девушку прошиб ток. Она действительно испытывала чувства к Разумовскому: этому большому одинокому ребёнку, что ухватился за неё как утопающий за соломинку. Однако эти чувства являлись, скорее, родственными. София видела в мужчине младшего брата, за которого та была в ответе. Недолго думая, ответила: — Серёжа… дорог мне, — она так и не смогла выдавить именно это громкое слово — «люблю». — Поэтому и хочу спасти его. — От чего? — спросил Птица. — От тебя. Иного Разумовского будто ударили по лицу. Его челюсть напряглась, а глаза налились кровью от накатившей волны ярости. Он поддался минутной слабости, высвободив негативные чувства из запертого ящика Пандоры, и на глазах девушки с невероятным остервенением разорвал в клочья рисунок. Её сердце закололо от боли от вида падающих на пол обрывков бумаги. — Зачем?.. — единственное, что она смогла произнести. — Уходи, — прорычал двойник и повысил голос. — Уходи отсюда, живо! У Лебедевой включился инстинкт выживания, вынудивший сбежать из треклятого кабинета. Птица проследил за её бегством и словно сорвался с цепи: начал крушить мебель, витрины статуй, разбил защитное стекло одного из автоматов и опрокинул стол. Ему необходимо было выплеснуть куда-то бушевавшую внутри ярость, и она обрушилась на несчастную мебель. Когда в кабинете не осталось ни одного целого предмета, иной Разумовский, глубоко дыша, плюхнулся на диван. Опрокинул голову на спинку и прикрыл веки, мысленно сосчитав до десяти. Застилавшая глаза ярость спала как мутная пелена. — Чёрт, — простонал Птица, проведя ладонью по лицу, и осмотрел результаты своего варварства. — Опять вызывать клининг и ремонтников…***
— С Софи в последнее время происходит что-то с-странное, — озвучил Сергей вслух свои мысли, витавшие далеко за пределами кабинета, не в силах сконцентрироваться на работе. — Что ты имеешь в виду? — с нескрываемым интересом спросил Птица под ликом Волкова. — Раньше так лучезарно улыбалась, поддерживала во всём. А сейчас… — Разумовский опешил, когда в голове всплыла их крайняя встреча. — Смотрю в её глаза и вижу неведомый мне страх… М-может, я что-то не то сделал? Парень посмотрел вперёд, где в его воображении стояла фигура Олега Волкова. Что-то в нём начало отталкивать, и на это повлияли недавние слова девушки: «А ты уверен, что Олег — тот человек, которого ты знаешь? Может, тебе следует присмотреться, кто именно находится возле тебя?». Она их произнесла максимально тихо и быстро, будто боялась, что её кто-то услышит. Но кто мог это сделать? Они же находились в комнате одни. — Олег… Ты же никак не обидел Софи? — вдруг поинтересовался Разумовский, стрельнув подозрительным взглядом в мужчину. — Нет, конечно, — Птица тут же напрягся, но не подал виду. — С чего ты вообще это взял? — П-просто она так странно реагирует каждый раз, когда я говорю о… тебе, — мужчина растерянно пожал плечами. — А на днях вообще заявила, чтобы я п-присмотрелся к тебе. — Вот как… Интересно, — хладнокровно отчеканила вторая личность, и этот тон не предвещал ничего хорошего. — А я уже решил, что мы с ней подружились. Какая… досада. — Когда это вы успели спеться? — Сергей прижал ладонь к голове в попытках вспомнить это знаменательное событие. — Когда ты сознание потерял от перенапряжения, и мы тебя потом вдвоём откачивали. Забыл уже? — Точно, — он оглядел нескончаемую гору бумаг и отодвинул её к краю стола. — Кажется, мне не п-помешает небольшой отдых. Ещё не хватало мне провалов в памяти от усталости. — Наконец-то наш Серёжа повзрослел и научился принимать правильные решения, — по-доброму подколол его Птица. — И что бы я без тебя делал, Олег… — Не смог бы достичь того, что имеешь на данный момент, — пробурчал тот и отвернулся к окну. Поведение друга невзначай навело Разумовского на одну мысль. Скорее всего, София просто невзлюбила Волкова… И чего он вообще ожидал? Было бы наивно полагать, что она — добрая и скромная девушка — поладит с вечно хмурым и молчаливым воякой. Сергей одарил мужскую фигуру снисходительной улыбкой, сделав в голове пометку, что не помешало бы помочь наладить их общение. Птица же, движимый неприятным предчувствием, углубился в чертоги разума Разумовского, представляющие собой огромную библиотеку с сотней высоких шкафов. На их полках хранились все воспоминания Тряпки, датированные разными годами, начиная с жизни в детдоме. Недолгие поиски привели его к тем недолгим часам, пока вторая личность пребывала в глубоком сне, и Сергей полностью контролировал свои разум и тело. Фрагменты воспоминаний, как старая фотоплёнка пронеслись перед глазами: обеспокоенная София, шепчущая на ухо мужчине и предупреждающая его об опасности. — Чёрт… Кажется, этой ночью мне прибавилось работёнки…***
Вычислить адрес проживания Лебедевой для Птицы оказалось проще простого. Девушка не была любительницей ночных тусовок в злосчастных клубах, отдавая предпочтение домашнему времяпрепровождению. Он ловко проник в квартиру через приоткрытое окно балкона, взобравшись до третьего этажа по эвакуационной лестнице. Первое, что он увидел, а точнее, почувствовал — запах алкоголя. Девушка сидела на кухне, в одиночестве допивая бутылку сухого белого вина. Появление нежданного гостя в своей обители она заметила не сразу: он бесшумно подобрался к ней за спину и опустил на плечо ладонь. София громко ахнула и, неудачно увернувшись, упала на пол, рукой задев бутылку и фужер. Стекло разлетелось под ногами, усыпав старый паркет осколками. — Что ты тут делаешь? — заплетающимся голосом спросила Лебедева и отползла от Птицы, пока не упёрлась спиной в дверцу кухонного шкафчика. — Убирайся прочь! Оставь меня! — Прекращай истерить, — приказала вторая личность Сергея, сняв с лица маску. — Я по делу. — У меня с таким чудовищем, как ты, никаких дел нет, — огрызнулась она в ответ, хоть помутнённый взгляд и дрожащее тело выдавало страх. Руки Птицы непроизвольно сжались. Уже не в первый раз из уст девушки вылетало это слово, что било по самооценке намного сильнее, чем сомнения в превосходных умственных способностях. Слышать его хотелось в самую последнюю очередь, а в идеале — вообще не слышать. Однако, как бы он не старался проявлять свою благосклонность и идти на контакт, девушка держала между ними длинную дистанцию. — Разумовский начал что-то подозревать, — констатировал Птица и присел возле девушки на корточки, склонившись над ней как голодный коршун. — Я же предупреждал, чтобы ты не болтала обо мне. А что в итоге? Узнаю, что ты в моё отсутствие пытаешься настроить Тряпку против меня. Как объяснишь своё поведение? — А разве я не права? Разве без тебя ему будет не лучше? — София впервые огрызнулась, поразив своей дерзостью Птицу. — Ты же отравляешь Серёжу своим присутствием как болезнь, которую нужно срочно лечить! — Ты забываешься, милая, — утробно прорычал мужчина, метнув на девушку яростный взгляд. — Уже забыла о нашем уговоре и о том, что стоит на кону? Ты должна была дальше изображать глупую подружку, а не вмешиваться в мои дела и всё портить! — Так убей меня. — Что? — изумился он. — Убей меня, — тут же повторила она. — Я больше не могу молчать, глядя в лицо Серёжи… Ты же всё равно от меня избавишься в будущем, когда тебе надоест эта игра. Зачем тогда медлить? Закончи всё сейчас. Птица ощутил резкую слабость в ногах, из-за которой хотелось рухнуть на пол и составить Софии компанию. В горле застряли слова: «Да не игра это! Я так поступаю, потому что хочу, чтобы ты меня приняла!». Но гордость или что-то ещё не позволили ему признаться в этом. Вторая личность Разумовского осознавала, что действовала порой жестоко, но не могла поступать иначе. Не умела и не знала, как правильно. Что же мне сделать, чтобы ты перестала меня бояться?! От переполняемых эмоций мужчина подтянул ослабевшую девушку с пола и прижал к своей груди. В голубых глазах отражались безграничное отчаяние и пустота, и никакой искры жизни. Единственное, что пришло на ум — это резко прижаться своими холодными губами к её, теплым и сладким от алкоголя. Отчаянный, лишённый нежности поцелуй. Птица никогда не целовал женщин, с которыми спал, видя в этом что-то грязное, какими были и они сами. Но Софи пробуждала совершенно иные чувства, доселе неведомые ему. Если Серёжа лишь мечтал о том, чтобы соединить с девушкой в поцелуе, то его вторая личность это осуществил. Всё произошло совершенно спонтанно, опять не по сценарию. Он плотно сжал глаза, мысленно умоляя девушку расслабиться в его руках и, поняв истинные намерения, ответить на поцелуй. Но Лебедева протестующие замычала сквозь плотно сжатые губы и упёрлась ладонями в его грудь. Сумев на секунду разорвать поцелуй, она закричала: — Отпусти! Оковы рук мгновенно исчезли, София не удержала равновесие и вновь упала на пол, но уже на битое стекло. Оно оставило множество неглубоких длинных царапин на ладонях и правом бедре, но казалось, девушку это нисколько не обеспокоило. Вытерев тыльной стороной запястья губы, будто они были испачканы в грязи, она с отвращением процедила: — Мерзость. И вот он снова услышал из её уст это чёртово слово. Как же раздражало. — Это… Прости, — внезапно прошептал он, отведя гневный взгляд. Сказать, что София удивилась извинениям чудовища перед собой, — это ничего не сказать. Затем он протянул ей правую руку со словами: — Давай помогу. Девушка от помощи отказалась, продолжив стрелять в сторону шантажиста молниями из глаз. Только сейчас она внимательно оглядела его внешний вид: однотонные штаны карго, водолазка с высоким горлом, дождевик из плотной ткани с капюшоном, из-под которого торчали огненные пряди волос. Но больше всего заинтересовали строительные перчатки, на которых виднелись то ли чёрные, то ли бордовые пятна. Пятна чей-то засохшей крови. Птица, проследив за её взглядом, тут же спрятал руки в карманы куртки. — Чья… Чья эта кровь?! — взвизгнула девушка. — Тебя это не должно волновать, — отстранённо уверил её иной Разумовский. — Кто? — голос Софии вновь дрогнул. Птица физически не мог добраться до родителей, однако под его прицел могли попасть друзья с колледжа. Минуту колеблясь, он нехотя ответил: — Климов. Один из соучредителей благотворительного фонда Тряпки. — За что?.. — едва слышно задала она новый вопрос. — Взятки, шантаж, вымогательства… — Птица намеренно выдержал паузу. — Изнасилование трёх девушек… Тебе достаточно или мне продолжить? Мысль об убийстве незнакомого, но живого человека как мощный удар по голове лишил дезориентации. Перечисленные грехи, что дамокловым мечом висели над головой некого Климова, должны были оправдать преступление Птицы… Так он думал, по крайней мере. Будучи верующим человеком, София считала, что даже самый неисправимый грешник заслуживал прощения и второго шанса или хотя бы приличного срока в тюрьме. Ни один смертный не имел права самовольно вершить правосудие, тем более, путём убийства. Как же это было богохульно и своенравно со стороны иного Разумовского: возомнить себя судьёй и творцом справедливости, считать себя выше других, сильнее, умнее, лучше… Из всех смертных грехов он идеально олицетворял «Гордыню». Которая рано или поздно его погубит. — Нет… Ты не мог так поступить, — но внутренний голос был иного мнения: «Мог, ещё как». — Скажи, что это неправда! — Разочарована, что твой ненаглядный Серёжа оказался психом и убийцей? — в поддержании своих слов Птица широко улыбнулся, обнажив короткие клыки, и распахнул глаза. Чёрные зрачки сузились, отчего взгляд стал поистине безумным. — Ты — не Серёжа! Ты — гниль, что развращает и очерняет всё вокруг. Серёжа нежный, заботливый и необычайно добрый ко всем. А ты… болезнь, чума… И я клянусь тебе, что вылечу его от тебя! Чума?.. Болезнь? Так вот что на самом деле София думала о нём… Сердце Птицы пронзила острая боль. Слова девушки подобно кинжалам вонзились в его грудную клетку, и из ран начала стремительно вытекать жизнь. Почему… Почему она говорит столь душераздирающие слова? Он же старался держать себя в руках в её присутствии, не грубить и открываться с новой, более светлой стороны! Что мне нужно сделать, чтобы ты меня приняла?! Ответь же! Но тьма, что за все эти годы поглотила его душу, очернив и изуродовав, язвила где-то на затворках сознания: «Глупец. Она тебя никогда не примет. Смирись». Птица не привык идти на поводу эмоций, однако сейчас подавленная обида вырвалась наружу. Метнулся вперёд и со всей силой ударил кулаком по дверце шкафчика до образования неглубокой отметины. Он уже решил для себя: если София не смогла принять его, то и с Тряпкой она не останется. — Неужели ты до сих пор ничего не поняла? — протягивая гласные, поинтересовалась вторая личность Разумовского. — Я — неотделимая часть Серёжи. Моими мыслями и поступками руководит исключительно его желание, которые он просто не в состоянии реализовать, потому что чёртов трус! Мы одно целое, как две стороны одной медали. И я умру только в одном случае: если умрёт САМ Разумовский. Поражённая озвученной информацией, девушка обессиленно прижалась спиной к кухонному шкафчику. Птица хмыкнул, оценив молчание Лебедевой как принятие жестокой правды, на которую та просто закрывала глаза. Медленно выпрямился и направился в другую комнату, бросив напоследок: — Поразмысли над моими словами на досуге и прими правильное решение, Софи. Надо ли тебе вообще играть эту «спасительницу»? Девушка услышала краем уха, как со скрипом открылось окно балкона, и её ночной гость исчез в ночи. Она не помнила, сколько ещё просидела на полу в окружении стекла и разлитого алкоголя. Загипнотизированный взгляд невольно устремился к паркету, куда недавно падала тень мужчины. Вместо ожидаемого человеческого силуэта она разглядела нечто с длинными крыльями за спиной и когтями на руках. София сглотнула, подавив крик, ведь ещё было свежо воспоминание о ночном кошмаре, когда ей во сне явился гигантский чёрный ворон, крючковатым клювом разорвавший её плоть и все внутренности. Боль от ран на утро показалась ей пугающе реальной. Именно с этого сна в её жизни наступила чёрная полоса и череда странных событий. Чёрные образы и тени в углах. Кроваво-красные глаза. Голоса в голове. Они шептали ей: «Наступает время Ворона…». Правая рука слегка дрогнула, и кончики пальцев нащупали крупный осколок от бутылки, что мог спокойно поместиться в руку и сгодиться за небольшой, но острый нож. Поймав в его гранях своё помятое отражение, девушка прошептала в пустоту: — Если умрёт один, то умрёт и… второй?.. А затем издала хриплый истеричный смех, прерываясь на саднивший горло сухой кашель. Поднявшись на онемевшие ноги, София ловко обошла россыпь стекла на полу и направилась в сторону ванной комнаты, продолжая держать в руке найденный осколок. Он резал её ладонь, и алые капли падали на старый паркет, оставляя за девушкой кровавый след.***
— София уже третий день не выходит на работу. И на з-звонки она не отвечает, — настороженно промолвил Сергей, слегка повернув голову вбок: позади стоял непривычно тихий Волков, сверлящий мрачным взглядом стенку лифта. Его лучший друг сегодня тоже не отличался особой разговорчивостью. — Болеет, наверное, — сухо предположил собеседник. — Она всегда меня п-предупреждала, если задержится или не приедет, — сейчас Разумовский походил на напуганного щенка, который остался без хозяйки. — Надо ещё раз ей позвонить… Или даже лучше приехать. — Лучше думай о предстоящей конференции. Она намного важнее. — Д-да, ты, как всегда, прав… — Разумовский опустил напряжённые плечи и беззвучно всхлипнул. Пропустив похвалу мимо ушей, Птица лишь молча наблюдал за паникующим Сергеем, и это тревожащее чувство быстро передалось ему. Неприятные воспоминания той ночи нахлынули на мужчину как цунами, однако он не позволил показаться сентиментальным идиотом перед Тряпкой, потому сохранил невозмутимое лицо. В голову полезли опасения, что девушка могла наложить на себя руки или обратиться в полицию. Вероятность обоих вариантов он оценил в семьдесят процентов. Спуск на лифте от кабинета до подземной стоянки занял, по ощущениям, целую вечность. Кабинка плавно остановилась, но Сергей не успел ступить и шагу, замерев при виде человека, с которым случайно столкнулся у дверей. — С… София? Перед ним словно призрак стояла Лебедева, хоть узнать её по первому взгляду оказалось крайне трудно. Вместо привычных нежных платьев в цветочек и вязаных свитеров девушка была одета в толстовку грязного серого цвета и синие джинсы. Натянутый на голову капюшон, из-под которого выглядывали спутанные светлые волосы, дрожащие руки в карманах. София вперила мёртвый взгляд на Разумовского, продемонстрировав крупные мешки под глазами. На её бледном лице заиграла настораживающая беспричинная улыбка. — Ты п-почему не отвечала на мои сообщения и звонки? Я волновался! — Сергей притянул к себе девушку и нажал кнопку лифта. — Прости… — безэмоционально ответила Лебедева словно под гипнозом. — Я… болела. — Ты… в порядке? — уточнил он, нахмурив брови. — В полном, — девушка сглотнула, а её правая рука нервно зашуршала в кармане. — Раньше я была слепа, но сейчас мои глаза ясны как никогда прежде. Слова Софии сильно насторожили обе личности Разумовского. Со стороны она была похожа на какую-то обезумевшую сектантку, отчего возникал логичный вопрос: чем девушка занималась те три дня, не выходя на связь? — Что-то не похоже… Выглядишь неважно, — Разумовский опустил на её плечи ладони и слабо сжал пальцами ткань толстовки. — Может, тебе скорую вызвать? — Я… Она даже не успела договорить: мужчина повернулся корпусом и устремил взгляд в пустоту. Туда, где в его воображении стоял ещё один человек. — Олег, я немного задержусь, так что поезжай без меня. «Он болен» — решила для себя София. «Он идиот» — констатировал Птица. Девушка сглотнула ком вязкой слюны и медленно вытащила из кармана руку. Не успел Сергей опомниться, как что-то острое оставило на скуле неглубокую царапину, и кожа на этом месте начала неприятно ныть. Дрожащие пальцы вытерли багровое пятно, отдающее запахом железа, а взгляд небесно-голубых глаз опустился на осколок от бутылки, который София крепко сжимала перебинтованными пальцами. — Ты болеешь, Серёж… — вдруг заявила Лебедева и с сумасшедшей улыбкой подняла самодельное оружие над головой. — Но не волнуйся — я тебя вылечу! Всё произошло за считанные секунды. Лифт слегка пошатнулся, а лампочки над головой как в хорроре замигали. На Разумовского как ураган метнулась с громогласным криком обезумевшая девушка. Из-за разницы в росте мужчина ловко схватил её за запястье и оттолкнул, но невесть откуда взявшиеся в хрупком девичьем теле силы вскоре загнали в угол. Взмахом руки София оставила на левом плече рану, что запятнала белоснежную рубашку кровью. — Софи, что с т-тобой?! — Пожалуйста, не сопротивляйся, — голосом, не вызывающим никакого доверия, ответила она и прижала осколок к пульсирующей артерии на его шее. — Просто… дай мне тебя убить. — П-пожалуйста, ос-становись! — взмолился он и тут же взглянул на то место, где мгновение назад стоял Волков. — Олег, помоги! Однако его лучший вдруг провалился сквозь землю, ибо в лифте помимо него и Лебедевой больше никого не было. От удивления он даже не заметил, как начала накатывать пульсирующая боль в висках, знаменовавшая появление его альтер-эго. «Где он? — удивился Разумовский. — Только что же был со мной… Или нет?». Птица не успел перехватить контроль над телом: дверцы лифта внезапно открылись на одном из этажей офисного здания. У входа столпились зеваки, что стали свидетелями нападения Лебедевой на Разумовского и в будущем станут теми, кто распространит эту новость по всему офису. Видимо, в агонии драки кто-то из них случайно нажал кнопку на панели лифта. Охранники среагировали молниеносно: сначала выбили из руки девушки острый предмет, а затем прижали её лицом к мраморному полу, заломив за спиной руки. Разумовский вернул ясность ума и, расстегнув две верхние пуговицы рубашки, глубоко задышал. К нему подбежали обеспокоенные руководители отдела кадров и пиара, первым же делом поинтересовавшись состоянием своего босса. — Сергей, вы в порядке?! — решила убедиться одна из женщин — Маргарита Щербакова. Разумовский выставил вперёд руку, пресекая телесный контакт. Последним делом он хотел, чтобы к нему сейчас кто-то прикасался. Маргарита всё поняла без слов и отступила, набрав в своём смартфоне номер скорой, а затем и полиции. Обе службы приехали оперативно быстро: Сергея осмотрел пожилой врач, прикладывая стетоскоп для прослушивания рваного дыхания и бешеного ритма сердца, и что-то диктовал своей напарнице медсестре; сотрудники правопорядка надели на нападавшую наручники и составили протокол. Девушка, будто очнувшаяся после глубокого транса, напоследок бросила отчаянный взгляд на своего уже бывшего друга, когда её двое полицейских повели к выходу. На его дрожащее плечо медленно опустилась когтистая рука, покрытая чёрными перьями, а за спиной раскрылись крылья того, кто вскоре медленно выглянул из-за Разумовского. На неё изучающе смотрели две пары глаз: голубых и янтарных. Прости, что не вылечила тебя, Серёж…***
После нападения Софии прошли две недели. Сергей никак не мог смириться с тем, что единственная девушка, которая вызвала в нём новые, ранее неизведанные чувства, попыталась лишить его жизни. Что случилось с его прекрасным белым лебедем? Почему её душа вдруг почернела и наполнилась ослепляющим гневом? Спонтанная попытка убийства в лифте — очень глупо и безрассудно со стороны девушки. Но это лишь сыграло на руку Птице. Будучи искусным манипулятором, он смог убедить Разумовского в том, что София с самого начала показалась ему странной, но парень надел розовые очки, не желая видеть очевидное. Сергей смог замять это скандальное дело подкупом нужных людей, после чего по офису между сотрудниками пошла нелепая байка, будто бы Лебедева являлась безумной фанаткой Разумовского, что подобным поступком хотела привлечь к себе внимание. Разумовский замкнулся в себе. Доверился, называется, на свою голову человеку и чуть не получил нож в спину… В прямом и переносном смысле. Девушку хотели осудить за нападение по статье 119 УК РФ «Угроза убийством или причинением тяжкого вреда здоровью». Сергей не мог допустить, чтобы его бывшая подруга оказалась за решёткой. Однако за решёткой София всё же оказалось, хоть и другой: её положили в психиатрическую лечебницу имени некого Вениамина Рубиншейна с диагнозом «параноидальная шизофрения». Не в силах совладать с воспоминаниями о девушке, что являлись во снах, Сергей принял решение отправлять на счёт больницы символическую сумму на её имя. Так он тешил себя надеждами, что дополнительное финансирование поможет улучшить и ускорить лечение пациентки. А в будущем, того и гляди, Софию выпишут, и они смогут вновь быть вместе. Вместе… — Хватит ныть и пускать сопли по этой девице, — взвыл Птица и одарил Сергея презрительным взглядом, когда тот в очередной раз отправил на банковский счёт клиники деньги на лечение девушки. — Прошло уже три месяца, тебе не надоело? — Я скучаю по ней, — проскулил Разумовский и прижал к груди подаренный ею платок с вышитыми инициалами. Он помнил тот день, когда она ему подарила, будто это было вчера. Сергей из-за перенапряжения и хронической усталости славился слабым иммунитетом, поэтому в тот день умудрился простыть. София, видя страдания своего друга, решила преподнести небольшой самодельный подарок: носовой платок с их инициалами. Этот жест доброй воли лишь сильнее раскалил его чувства по отношению к девушке. — Кстати… Меня всё мучает один вопрос, — признался вдруг Сергей. — И какой же? — Мы же с тобой были в-вдвоём в лифте, когда встретили Софи, — мужчина дёргал за воспоминания как за ниточки, чтобы вытянуть нужную из запутанного клубка. — П-почему тебя не было после, когда она напала на меня? Я точно помню, что ты не выходил из лифта на парковке… — У тебя был шок, Серёж, — фигура Волкова подошла к нему, по-братски потрепав по плечу. — Ты меня просто не заметил. — Но я т-точно помню, что… Взгляд лже-Волкова приказал Сергея замолчать на полуслове. С ним было трудно поспорить. — Д-да, пожалуй, я действительно перенервничал и не з-заметил тебя, — мужчина отмахнулся и опустил виноватый взгляд. — П-прости, Олег. — Теперь, надеюсь, ты понимаешь, что не стоит открывать свои сердце и душу кому попало? Люди — жестокие существа. Никогда не знаешь, что у них в голове, и какие идеи им двигают, — Птица нагнулся к его левому уху, как настоящий дьявол-искуситель. — Только я смогу тебя понять: твои мысли, переживания и боль. Остальные видят в Сергее Разумовском лишь набитый деньгами кошелёк и билет в богатую светскую жизнь. От слов лучшего друга неприятно защемило в груди. Сергей тут же вспомнил ангельское лицо бывшей подруги, которая всегда улыбалась ему и клялась, несмотря ни на что, оставаться на его стороне. Хотелось уткнуться лицом в подушку и закричать от бессилия, выпустив на волю всю душевную боль. — Но… София… — Явно была не в себе, — перебила его вторая личность. — Ты потерял бдительность из-за симпатичной мордашки, которая вскружила тебе голову и, подобравшись как можно ближе, вонзила нож в спину. Запомни Серёж: люди — обманщики и предатели. Они не достойны твоей дружбы и, особенно, любви… «Может, Олег прав: все люди видят во мне лишь набитый деньгами кошелёк и возможность стать частью элиты города» — подумал Разумовский и, положив поверх ладони галлюцинации Волкова свою, поклялся самому себе, что больше никому не откроет своё израненное сердце. Хоть внешне создавалось ощущение, что Птица оставался равнодушен и невозмутим, это была лишь маска. Игра. Ему не стоило труда догадаться, что сподвигло Софию совершить столь безумный поступок. Однако поведение девушки в лифте смогло напугать даже его. От неё осталась лишь блёклая тень без капли жизни. Неужели это он сотворил такое с ней? Своими собственными руками, словами… Птицу душили чувства, которые приходилось раз за разом подавлять, и лишь с наступлением ночи контроль, которым он был прославлен, ослабевал. Мужчина кричал, крушил мебель и бил себя по лицу, будто бы это как-то могло вернуть ему хладнокровие. Внутренний голос кричал где-то под черепной коробкой: Я довёл её до такого состояния. Лишил рассудка и свёл с ума. Я действительно самое ужасное и отвратительное чудовище… Но ведь я не виноват в том, что был таким! Это моя натура и природа, с которой не в силах совладать. Меня нельзя винить в том, что я являюсь частью больного сознания парня, страдающего раздвоением личности. Разве я хотел быть злодеем в этой истории? Меня таким сделали против воли! Я тоже заслуживаю любви! Но каждый раз, смотря на себя в зеркало и видя свои янтарные глаза, его одолевало отчаяние, которое медленно, но верно вело за ручку к пропасти. Отражение глядело на него с презрением и, ухмыляясь, внушало одну простую истину: Глупец… Не найдётся человека, способного принять и полюбить принца, внутри которого скрывается самое опасное чудовище… А затем, с наступлением нового дня Разумовский удивлялся синякам на теле, перевёрнутому столу или разбитой витрине.