Потерявшиеся в звёздах

Человека страшит одиночество. А из всех видов одиночества страшнее всего одиночество душевное. Отшельники древности жили в общении с Богом, они пребывали в самом населенном мире, в мире духовном… Первая потребность человека, будь то прокаженный или каторжник, отверженный или недужный, — обрести товарища по судьбе. Жаждая утолить это чувство, человек расточает все свои силы, все свое могущество, весь пыл своей души. Не будь этого всепожирающего желания, неужто сатана нашел бы себе сообщников? Оноре де Бальзак.

      — Итак, — раздраженно пустив пятерню в свои недлинные каштановые волосы, Хидео недовольно покосился на валяющегося на земле маленького мальчика с пшеничными волосами и толпу парней, с ухмылкой разглядывающих его и иногда посмеиваясь остроумным шуточкам своего негласного «вождя» Наоки Намуро, который, к слову, лишь недавно получил звание генина. — Что у вас тут случилось?        — Понимаете, мистер патрульный, — язвительно начал Наоки, от чего раздражение на лице Хидео лишь стало заметнее, — вот эта вот тварь, — презрительно бросил он, глядя на судорожно дышащего ребенка, который весь в грязи и пыли валялся на земле, не в силах подняться на дрожащих ногах, — упала.       От такого коротко сказанного непричастным голосом «упала» толпа хулиганов разразилась диким хохотом и улюлюканьем, некоторые даже начали бить в ладоши от переполняющих их эмоций.       Хидео, естественно, понимал, что получить столь серьезные травмы нельзя просто упав, так как пришлось бы падать с десятиметрового дерева, куда такой маленький мальчик просто не смог бы забраться. Однако, разбираться в этом ему хотелось меньше всего. И не потому, что хотелось быстрее закончить патрулирование внутренних окрестностей деревни, не потому, что дома его ждала любимая девушка, которая любила встречать его после работы, кокетливо расстегивая свой халат — отнюдь, просто лежащий на земле мальчик имел пшеничные волосы, кошачьи полосы на щеках, яркие голубые глаза и имя ему было — Наруто.       — Упал, значит… Вы ему, стало быть, помогли подняться? — устало, совершенно безразлично он прошелся взглядом по Узумаки, которому, видимо, надоели эти презрительные и гадкие взгляды сверху вниз, от чего на несгибаемых и вялых ногах он поднялся, оперевшись плечом о дерево и пытаясь привести дыхание в норму, что было довольно трудно, учитывая как сильно саднят легкие и першит в горле.       — Конечно! — толпа довольно закивала головой и послышались различные комментарии, как они «пытались» ему помочь. Рассчитывая, что за избиение демона им ничего не будет, они одобрительно взглянули на успехи своих трудов. С чего все началось? Со взгляда… Маленькому Такеши не понравилось, что Наруто посмотрел на него, когда тот играл с друзьями — об этом он незамедлительно сообщил брату, Наоки, который спешно собрав своих друзей-прихвостней решил позабавиться над «обидчиком» своего братика. Учитывая, что пятилетних детей нельзя бить по лицу и пинать в живот, мало кому в голову может прийти ещё и швырять их в деревья — однако, толпе этих пустоголовых глупцов это показалось возможным и интересным.       Наруто все это время молчал — а что, собственно он должен был сказать? Он бы удивился, если его сейчас защитили — тот, кто представился неким Хидео ушел, напоследок бросив — не смейте даже заговаривать с этим отродьем, держитесь подальше для своего же блага! Мальчишки посмеялись и, покидав в него камнями с расстояния, довольно и мерзко улыбаясь ушли, оставив Узумаки одного.       Боль, словно яд, расползалась по всему телу — болела и спина, которая больше всего пострадала от опасного соприкосновения с шершавой поверхностью дерева, покрытой плотной и неровной корой, болел правый бок, по которому прошелся град ударов, болели локти и предплечья, которыми он прикрывал голову от ударов, содранные колени щипали и горели до слез в глазах, но то, что чувствовал в душе Наруто было во сто крат болезненнее — и не потому, что там была боль и обида, а наоборот — там не было ничего, кроме надежды. Надежды на то, что когда-то это прекратится. Что вскоре его наконец перестанут избегать и избивать за попытки подружиться. Надежда, что когда-то у него будет кто-то, кто скажет — Наруто не монстр! Он верил в это всем болезненно сжимающимся сердцем и душой. Верил, что скоро необходимости раскрашивать портреты Хокаге краской и устраивать погромы на улицах не будет, так как он будет кому-то нужным. Любимым. Любящим.       На него давило то, что он не любит. Да, его не любят, но он старался это изменить. Но ему некого было любить. И это давило на него, иногда даже сводило с ума по ночам. Ему было всего пять лет, ребенок не должен был думать о таком. Не должен выживать, не должен отчаянно хвататься за любые нити, которые хоть как-то связывали его с людьми, которые лишь презрительно и молча смотрели на него. Хотя, впрочем, Наруто радовался тому, что на него вообще смотрят — многие считали его прокаженным, один взгляд на которого может отравить разум и уничтожить без остатка. Глупость? Конечно. Но он привык к такому…       Большой талант, искать свет во тьме — ждать, что после темной ночи наступит яркий рассвет, ожидать после суровой и жесткой зимы мягкой и солнечной весны, но как долго это сможет Наруто?       На Коноху медленно опускались первые закатные лучи — окрашивая густые кроны высоких деревьев насыщенным красным светом. Подняв лицо вверх, Наруто прищурился. Боль, что ещё десять минут была невыносимой, сейчас отдавалась лишь глухими отголосками.       «Да за что мне это, черт возьми!»