***
Огромный зал пестрит разнообразием дорогих тканей и блеском хрустальных люстр. Президент лично решил провести время с власть имеющими, поэтому не пожалел выделить для этого самый роскошный зал в Голубом Доме. Совсем скоро по дорогому паркету и красным коврам пройдут те, кто обычно держится друг от друга на расстоянии, ведя между собой скрытую и довольно агрессивную войну за место под солнцем. Такой день бывает лишь раз в году и все новоявленные хозяева «мира» пожимают дружелюбно друг другу руки, не выдавая личной неприязни. В этот раз Намждун решает взять не только Минсока на торжественный приём, но и младшего омегу на радость министру. О чем и сообщает Джину, когда парень является в сонном виде на кухню ради завтрака. Подобная идея омеге определённо не нравится, но он не хозяин своей жизни, своего тела и в целом чужой в этом доме. Приятные воспоминания забиваются в дальний угол памяти и уже не заставляют трепыхаться юное сердце, а привкус горечи оседает на языке. Сокджин смакует обиду. Минсок медленно бредёт вдоль аккуратно развешанных по плечикам костюмов. У старшего омеги настроение ничуть не радужнее, чем у самого Джина. Он не любит находиться в центре внимания, его никогда не привлекали шумные посиделки в компании толстых кошельков и их расфуфыренных омег. Променять бы это всё на простой домашний ужин с тёплой обстановкой и сотворить чудо, в котором всего пережитого кошмара и вовсе не было. Но так бывает ведь только в сказках. Взгляд падает на сына, вытягивающего из разнообразия рубашек светлый атлас жемчужного оттенка. Ему идёт такой стиль, но парень возвращает на место вещицу и вместо светлого цвета выбирает чёрный, крича тем самым о трауре по своей свободе. Старший решает не выделяться на фоне Сокджина и на манер первого — выбирает тёмные тона. Вечер подкрадывается слишком незаметно, проникая темнотой в просторные комнаты. Внутри омеги всё грохочет протестом и взявшимся откуда-то извне страхом. Впервые в жизни на душе на столько не спокойно, что на кончиках пальцев начинает противно покалывать. Дорогой лимузин уже стоит напротив огромной мраморной лестницы, но покидать его вовсе не хочется. Руки начинают дрожать, от чего омега старается спрятать их поглубже в карманы брюк, покидая тёплый салон под строгим взглядом отца. Внутри здания все выдержано в лаконичном стиле с присущей помпезностью. Не дворец, но сразу понятно куда попал. По этим коридорам ходят высокопоставленные лица не только Кореи, но и других мировых государств. Здесь каждый день находится и сам президент, но даже внезапная возможность встретить этого человека в живую, не затмевает противное, липкое чувство страха. Зал встречает ярким светом и гомоном из голосов, больше напоминающим пчелиный рой. Намджун шагает впереди, за его спиной по правую руку Минсок, такая позиция сразу даёт понять окружающим, что это партнёр. По левую же — следует Сокджин, как наследник четы Ким. Голова омеги немного опущена вниз, а взгляд мажет по красной ковровой дорожке, ровно до того момента, пока омега не ощущает на себе пристальный взгляд с противоположной стороны зала. Глаза Джина медленно поднимаются и ноги подкашиваются от неожиданности. В окружении двух незнакомых Сокджину взрослых и Чонгука стоит Тэхён. По первым омега сразу понимает — родители. Но взгляды у всех не дружелюбные. Даже сам альфа смотрит с каким то сильным, ощутимым отвращением. Джину становится ужасно не по себе. Он вновь виновато опускает вниз голову, при этом сам не понимая откуда взялось это чувство вины, цепляя взглядом удивлённого отца. Сказать, что Намджун опешил в этот момент — не сказать ничего. Его словно окатили ледяной водой и в этот же момент окунули в кипящее масло. Со страниц памяти сошел практически стёртый образ, навевая воспоминания детства, юности, первых чувств и самой сильной любви. Сердце вновь бешено забилось, но мозг начинает анализировать информацию. Парень напротив выглядел слишком молодо. По его фигуре можно было разобрать, что перед Намджуном не омега, но внешность, движения, лицо, цвет волос, даже пальцы — всё в точности повторяло того, кем Ким дорожил когда-то больше всего. Внутри ощутимо кольнуло, возвращая в реальность. Парень всего на всего молодая копия Сонхва. Именно того омеги, за которым Намджун бегал ещё со школьной скамьи. Именно того омеги, к ногам которого Ким готов был положить весь мир. Именно того омеги, который жёстко его продинамил и исчез с радаров. Именно того омеги, который давно лежит в сырой земле. Альфа перед ним — сын Сонхвы, доходит наконец-то до Намджуна. Сокджин не знает куда себя деть от пристального взгляда Тэхена. Добрыми такие знамения точно не назовёшь. Страх снова липкими пальцами опутывает горло, перекрывая доступ кислороду, перед глазами мутит, изнутри прорывается взявшаяся из ниоткуда тошнота. Омеге не просто больно морально, он словно погибает, ощущая, как прекращают свои действия все функции организма. В одно мгновение мозг выключает свет, а лёгкое тело падает на холодный паркет.***
-Тэхён! — Чонгук нагоняет брата на лестничном проёме и резко хватает того за предплечие. — Ты объяснишь мне, что с тобой случилось? Глаза альфы напротив словно померкли. Таким Чон видел его лишь однажды, в день похорон родителей. -Гу, ты же сам все понял, так зачем задавать мне тупые вопросы? — Ответ повис в воздухе понимающим взглядом младшего. — Сокджин — отродье Намджуна. Я целовал его, Чонгук! Целовал, понимаешь? — Тэхён резко начинает тереть свои губы ребром ладони, словно пытаясь сорвать с них фантомные ощущения, которые мелкими мурашками проскользнули вниз. Альфа замер, ощущая внезапное возбуждение и взвыл от досады. Холодный воздух мерзко застывает на лице, заставляя альфу не только поёжиться, но и заново провести по лицу и волосам пальцами. Тэхен не стал дожидаться окончания банкета. Момент со скорой он пропустил, находясь в туалете и пытаясь прийти в себя. Старые раны вновь закровоточили убивая в альфе все то светлое, что успело появится. Словно божественная рука вновь возродила и похоронила в пепле библейский Содом. Чувства утонули в мерзкой болотной жиже, затаптываемые ногами самого Тэхена.***
Больничное освещение раздражительно влияло на зрачки, прикрытые тонкими веками. Но Сокджин был не здесь. Монотонно пищал холтер, отмеряя размеренное, но угнетенное сердцебиение, а аппарат искусственной вентиляции качал в лёгкие кислород, поддерживая в теле остаток жизни. Хрупкое сознание ещё теплилось на грани, рисуя в воспаленной голове образы. Перед Сокджином стоял Тэхен. Его Тэхен. Состоящий из атомов и материи, пахнущий хвойным лесом на рассвете после долгой тёмной ночи. Тэхен, чьи руки были теплее самого теплого и пушистого пледа. Тэхен, вкус поцелуя которого, стал самым сокровенным в жизни омеги. Осознание накрыло не сразу, уколов иглой под самые ребра, проникая глубоко в лёгкие и заставляя задыхаться вновь. У кровати Сокджина, обхватив его тонкое запястье, сидел Минсок. Он многое осознал за последние пару часов. Для него стало открытием то, что Намджун все ещё не превратился в абсолютно бесчувственную скотину. Омега так же узнал в Тэхене грубые отголоски того, что когда то было дорого его альфе. Даже сам он подвис на внешности и холодном взгляде. Вторым до Минсока дошло то, что с Джином этого альфу явно что-то связывает, но вероятнее всего его сын решил пока оставить это в тайне. И в окончании он понял, что его мальчику сейчас придётся ещё тяжелее, чем терпеть все закидоны Намджуна. Никакая физическая боль не сравнится с настоящими чувствами, которые прослеживались невооружённым глазом. И если бы Намджун не был бы шокирован внешностью альфы, то уже давно бы продумывал план, как воспользоваться сыном, чтобы сильнее насолить семейству Чон и скинуть их с пьедестала. Поэтому старшему омеге пришлось подумать над тем, как скрыть от мужа чувства Сокджина. Единственное, что останавливало его от глубоких раздумий — состояние юного сына. Минсок корил себя за невнимательность, проклинал весь этот чёртов мир и молил только об одном — его ребёнок должен жить. Сокджин сейчас, как цветок в пустыне, борящийся с безжалостными лучами солнца, которые опалили его до корней, пытаясь сжечь огненным ураганом всё, до самого основания.