Дремлющий демон Рида

      Я понял, что молчание затянулось. Как началась моя история? Как практикантка могла узнать то, что я скрывал годами?       — С автомобильной аварии, мисс Петерсон, — не выдаю свое легкое волнение. Мои плечи расслаблены, я не ищу, чем бы занять руки, чтобы отвлечься. А София изучает меня любопытным пьяным взглядом, немного наклонив голову вбок.       В детстве я был направлен к психологу, чтобы преодолеть детскую травму. Сейчас будто вернулся в ту душную комнату с неудобной кушеткой. А София перестает прожигать меня взглядом и быстро переключается: закидывает ногу на ногу, пытаясь удержать равновесие, сидя высоко от пола.       Не упади, милая.       И без того короткая юбка немного задирается, и становится видно края порезов на бедрах. Но ее сейчас это, кажется, совершенно не беспокоит. Она слишком пьяна, чтобы думать о таких мелочах, или я вошел в «круг ее доверия». Если у нее имеется такой. Чего не хотелось бы. Встречали ли вы таких людей? Которые после первого контакта раскрывают вам душу, вываливая на вас все свои страхи и проблемы? Рассказывают истории из детства, забавные клички собак. А вы находитесь в замешательстве. Как вести себя с такими личностями? Мило улыбаться в тех местах разговора, где от вас ждут? Быть вежливым? Я предпочитаю быть откровенным. Если мне не интересен разговор, человек, процесс, я останавливаю разговор, останавливаю человека и сам процесс. Зачем делать то, что не доставляет удовольствия? Ради общества, ради правил приличия или?…       — Вы кого-то сбили?       Она запускает руку в свою растрепанную шевелюру и распускает волосы, отчего они как белая солома раскидываются по ее спине и плечам. Вам бы причесаться. София внимательно на меня смотрит, и кажется, что она задала не тот вопрос, который хотела. Что Вам известно? Насколько много Вам удалось узнать? Как давно Вы изучаете меня?       — О, милая, конечно нет. Я прекрасно вожу и всегда внимателен на дороге.       София начинает накручивать прядь волос на палец, но в ее взгляде нет ничего заигрывающего, это будто развлекает ее и одновременно отвлекает от плохих воспоминаний.       — Почему «милая»? Я после такого обращения чувствую себя шлюхой, профессор Рид.       Верно чувствуешь.       — Я называю так всех женщин.       Всех, с кем спал или планировал. Но Вы, мисс Петерсон, больше не в списке. Я видел больше, чем хотел, за последние двадцать четыре часа. Вы все еще привлекательны, но Ваш внешний вид, повадки… Даже сейчас Ваша юбка сексуальна, она открывает прекрасный вид на ноги, но то, как Вы ведете себя, как говорите. Пятна на моей рубашке, неопрятные волосы, кусочек вяленого мяса между передними зубами. Меня совершенно не пугают шрамы, меня в целом сложно напугать.       — Я не все, мне не нравится.       Она недовольно надувает губы, будто ребенку не дали игрушку. Мисс Петерсон, Вам не шесть лет. Перестаньте дуться. Конечно, Вы особенная, Вы видели глаза маньяка, Вы видели кровь, которая пропитала гнилой матрас. Вы видели смерть, Вы чувствовали ее на кончике языка. Она горькая, немного солоноватая и ледяная. Как пол Вашего подвала восемь лет назад. Вы ощущали озноб. Вы точно особенная, мисс Петерсон. Таких, как Вы — единицы. Но несмотря на всю Вашу индивидуальность, Вам пора.       — В мои планы не входило делать то, что Вам могло бы понравиться.       Что за откровенные разговоры? Пора спроваживать практикантку домой, я узнал ее историю, больше нет необходимости в ее обществе. И сегодня я увижу девушку, которая сбежала от Зодака. От предвкушения я даже чувствую легкое возбуждение во всем теле. Жертва сбежала, хоть я и уверен, он разрешил ей. Но зачем он похитил беременную девушку? Она не похожа на потенциальную жертву и не подходит под шаблон. Она не изменяет мужу… или все же? Но как? Вопрос мисс Петерсон отвлекает меня от размышлений. Кажется, я понял. Почти.       — А Дейзи понравилось?       Она перестает дуться и накручивать прядь на палец, а голубые глаза будто трезвеют за секунду. Теперь розовые губы немного сжаты, а пальцы сжимают пустой бокал. Это что? Ревность? Это так мило, София, но так глупо.       — Вероятно, да.       Мне нравится ее реакция, хоть я ее и не ожидал. Ревность — удивительное чувство, близкое к зависти. А я так люблю изучать человеческие грехи, они такие сладкие.       — А Вам? — глаза девушки немного сужаются, и она их закрывает на секунду. Вы не хотели задавать этот вопрос?       — Предпочитаю делать только то, мисс Петерсон, что доставляет мне удовольствие.       Охотиться, наблюдать за угасающей жизнью, смотреть, как человек сгорает будто фитиль, пытаясь держаться до конца. Смотреть на страхи, наслаждаться и предаваться греху. Кладу ладони на поверхность стола и немного нависаю над ним, сокращая расстояние до практикантки.       — В Вегасе я напилась и целовалась с Дейзи, она хотела продолжения, но я испугалась.       Чего? Секса? София распахивает глаза и, кажется, ее совсем не смущает то, что я стал немного ближе к ней сейчас. Между нами теперь только барная стойка, которая заменяет нам стол.       — Я испугалась, что она заметит шрамы, а мне не хотелось их обсуждать.       В моей голове была картинка поинтереснее, чем стыд. Вы что, милая, ни разу не предавались греху? Не поверю.       — И что же, скажете, что Вы невинны? В двадцать четыре года.       Абсурд.       И практикантка начинает смеяться над моим вопросом. Хотя смехом назвать это сложно. Откуда ты такая, милая? То ты само совершенство — выглаженная одежда, ухоженные волосы и приятный тонкий аромат — то как сейчас, будто приехала с фермы. София продолжает наполнять комнату неприятным звуком, и желание выставить ее за дверь увеличивается с геометрической прогрессией. Не думал, что человеческий смех может быть столь неприятен.       — Конечно нет!       Она немного успокаивается и собирается с силами, чтобы ответить, пытаясь угомонить приступ смеха.       — Я же не монахиня, ну просто это было слишком уж романтично, что ли, с Дейзи. Она бы точно не стала выключать свет. А я так не могу. Что вообще за вопросы? Вы еще спросите, сколько у меня было партнеров.       Ну, если учитывать, что до шестнадцати Вы были не очень, полгода заточения, несколько лет на восстановление и реабилитацию. Потом, думаю, Вы решили быть против «системы», показать, что Вы обычная, молодая и живая, а не с поехавшей головой и проблемами с причинением вреда себе. Если начать в двадцать, не менять партнеров слишком часто, но и не сближаться с ними до задушевных разговоров и секса при свете. Думаю, не больше пяти.       — Пять?       А глаза мисс Петерсон округляются. Это было не сложно, милая.       — У меня что, это в личном деле написано? А там может есть и позы любимые?       А ты забавная.       — Поз там нет. Как и партнеров. Я думаю, Вам пора, мисс Петерсон. Вам вызвать такси?       Я бы предпочел, чтобы она просто испарилась из моей квартиры. Не заполняла ее неприятным смехом, не пила виски на рассвете, не уничтожала мои вещи. Но по виду девушки можно понять, что она не ожидала такого поворота.       — Профессор…       Да милая, ну давай, я готов слушать слезливые истории, но прошу, не долго, меня ждут интересные дела.       — Я не могу вернуться в квартиру. Там все напоминает о Кейти. Я уговорила ее отказаться от гостиницы и оставить вещи у меня. Может показаться, что я совершенно не переживаю за брата, но Вам не понять. Никому не понять.       Мисс Петерсон спрыгивает с барного стула и начинает ходить по кухне, я же перестаю упираться руками в стол и сажусь на стул. А она ходит из одного конца комнаты в другой. Немного раздражает ее мельтешение. Я так и не налил себе чая, заварка уже остыла, растеряв глубокий аромат вместе с температурой.       — Он должен был забрать нас с вечеринки тогда, давно.       Девушка стоит ко мне спиной, но мне не нужно видеть ее лицо, чтобы понять ее эмоции. Плечи напряжены, спина слишком прямая.       — Все совершают ошибки, мисс Петерсон.       Я готов сказать что угодно, лишь бы она ушла.       — И Вы тоже? Профессор Рид?       София разворачивается и закидывает волосы за спину, моя уже не белая рубашка закрывает почти всю юбку, надетую на нее, ворот немного перекошен, только сейчас замечаю, что она ее криво застегнула. Ну что с Вами не так? Не думаю, что мне нужно отвечать на этот вопрос. Я посчитал его риторическим.       — Та кровь, на вороте вашей рубашки.       Интересно. Продолжай, милая.       — Вы смогли вывести кровь?       — Я ее сжег.       Незаметно выдыхаю. Ощущение, что я хожу по горящему канату. Каждый вопрос, каждое утверждение. Будто у каждого ее слова есть вторая сторона. Другая. И с той второй стороны она знает меня будто изнутри. Знает, о чем нужно спрашивать, чтобы я начал переживать. Переживаю ли я? Скорее да. Я никогда не думал, что мне придется сделать, если кто-то раскроет мою вторую личность, кто увидит в моей душе все семь грехов.       Что мне сделать с этим человеком? Принять? Понять? Убить?       Что мне придётся сделать, если София узнает обо мне больше, чем доступно?       Смогу ли я сохранить себя, не убивая ее? Она не кажется мне опасной. Точно не сейчас. Может позже?       — Я тоже сожгла.       Она смотрит на меня, а я все еще сижу на барном стуле. Что ты сожгла?       — Рубашку?       Человека?       — Да.       — Почему не выкинули?       Почему не отпустили?       — Ее нельзя было спасти, она пропиталась кровью.       — Вам понравилось?       Вы почувствовали это греховное, низменное чувство? Когда возбуждают страдания человека?       — Это было лучшее, что я делала в своей жизни.       София делает два шага в мою сторону. Еще один, третий. Она подходит почти вплотную. С этого расстояния могу коснуться ее рукой, если захочу. Ее тонкие пальцы ложатся на мои колени и медленно поднимаются вверх по бедру, поглаживая ткань черных брюк. Возбуждает ли меня ее поведение? Ее действия? Глаза, в которых сейчас плескается тьма и похоть? Больше да, чем нет. Мисс Петерсон подходит ко мне вплотную. Сейчас мы с ней на одном уровне, и мои глаза смотрят прямиком в ее.       Ее пальцы поднимаются выше, уже задевая ремень брюк. Она сокращает расстояние между нашими лицами. На ее носу немного веснушек, а белки глаз покрыты красными капиллярами. Совсем немного мелких морщинок на лбу, это из-за того, что она часто хмурит брови.       Красивая ли она? Да.       Хочу ли я ее? Возможно.       Возьму ли я ее на этой барной стойке?