Жертва

      Что происходит с ангелами, когда те теряют свои крылья? Они лишаются своей могучей силы и небесного, внеземного сияния? Но только ли этим ограничиваются произошедшие с ними перемены? Из витающей в воздухе идеи, неподвластной законам этой грязной, порочной вселенной, они становиться чем-то материальным, зависящим от мирских страстей и простых тягот жизни, столь неожиданно обрушившихся на плечи. Праведность и благость уступят место гневу, радости, скорби и счастью — вихрю чувств и эмоций, способных разорвать душу на части, а каждое новое испытанное ощущение будет восприниматься как откровение. Откровение, которое было скрыто от них всё это время. Что произойдёт с ангелом лишившимся крыльев? Утратившим опору которую тот получал их могучими взмахами? Ответ на этот вопрос одновременно прост и ужасен — такие ангелы из чистых, неуязвимых, непорочных небесных созданий становятся простыми смертными. Они становятся людьми.       Ангелы никогда не улыбаются. Именно эти слова Лестер произнёс принцессе в первый вечер их настоящего знакомства. Когда его сознание было занято сладким дурманом Райской Ягоды, а пылающее сердце обжигало душу из-за манящей близости Изабеллы. Но даже так, он был полностью убеждён в искренности своих слов, а потому не отказывался от них и сейчас. Ангельский лик подобен золотой маске носимой госпожой тер Леон — прекрасный, но холодный.       Сейчас же, живая улыбка Жанны согревала своей искренностью, а её смех пробуждал в дворянине самую обыкновенную, человеческую радость. Была ли она ангелом всё это время? Лестер не мог ответить, ведь её текущее состояние казалось таким гармоничным, таким естественным, что из памяти мгновенно вытравился её прежний образ.       Лишил ли он её крыльев?       Позволила ли Жанна ему вырвать их из своей спины?       Их путь по выложенному красным кирпичом коридору не оказался продолжительным. За это время они успели обменяться всего парой фраз, глупых и ничего на значащих. Искренних и очень личных. Но затем, они оказались у запертой решетчатой двери — словно это холодная реальность сама поспешила воздвигнуть барьер.       Адриан ничего не говорил об этой преграде, равно как и не давал никаких ключей. Едва ли техножрец отступник про неё забыл: Лестер вообще не был уверен, что его машинная, не человеческая, память на такое способна. А потому это было частью его замысла, частью плана. Проверкой очередной гипотезы, появившейся в его сознании тогда, когда он увидел их в изолированной части поместья. Он догадывался, что у них есть ключ. Ключ, который им мог передать только планетарный епископ.       Магнитные авгуры вновь пришли в движение, замок щёлкнул и решётка с лёгким скрипом отворилась. А за ней виднелись резные ступени ведущие ещё ниже, куда-то во тьму, где совершенно не было света люминосфер. По всей видимости, именно из-за этого тёплая улыбка, ставшая такой привычной и даже правильной, столь резко пропала с лица Жанны. Её взгляд ожесточился, а ладони сжались в кулаки так, будто из темноты на них мог наброситься какой-то скрывающийся в ней враг. Или же им являлась сама тьма?       В этот раз, первым в неизвестность шагнул сам Лестер. Но спустившись на пару ступеней он вдруг опомнился и, повинуясь воспитанию, обернулся, протянув сорроритке руку с раскрытой ладонью, так как если бы она была благородной дамой одетой в пышное платье, подол которого, при всей своей изящности, создавал много проблем при движении. На этот жест Жанна ответила удивлённым взглядом, заставив дворянина заметно смутиться, и, напрягшись, кажется, ещё сильнее, осторожно зашагала вниз.       Когда неровные ступени закончились влажным каменным полом, а идущего сверху света едва хватало дабы ориентироваться в окружающей полутьме, Лестер смог заметить в одной из стен небольшую нишу, а в ней — прометиевую лампу. Ещё несколько мгновений и пляшущий оранжевый свет залил собой очередной протяжённый коридор. Обернувшись, дворянин осветил фонарём и свою спутницу, что принесло ей заметное облегчение и отразилось… Благодарностью в её взгляде. Быстро сменившейся слабо скрываемым стыдом, стоило сестре битвы понять, что Лестер обратил на это внимание. — Не тяните. — Тихо выдохнула она, опустив голову словно сокрушённую тяжестью некоей вины. — Давайте, скажите это.       Поразившая душу горечь не позволила произнести и слова, даже несмотря на то, что осознание происходящего уже полностью сформировалась в его голове. Дворянин обратил на это внимание ещё во время их прогулки по мрачным коридорам особняка, но тогда его разум, поглощённый поиском угроз и опасности, не предал этому особого значения. Списав всё на что-то возвышенное, исконное и величественное. Созданию света должно быть некомфортно находиться в логове тьмы. То как она огибала любые густые тени и жалась к малейшим источникам света. В тот момент такого объяснения Лестеру было более чем достаточно, но теперь - нет. Жанна была человеком, а людям присущи слабости. — Вы… — Сил дворянину хватило всего на два коротких выдоха. — Боитесь? — Да! — Неожиданно резко ответила Жанна, в напряжении поведя укрытыми под плащом плечами, а после осеклась и вновь опустила взгляд. — Да. Я… Боюсь. — Добавила она с таким отчаяньем, словно это было её последнее предсмертное слово.       Сестра битвы. Серафима. Прошедшая через пламя множества битв. Сразившая самых кошмарных врагов человечества. Она боялась темноты и почти что дрожала перед ней. Яд цинизма опять отравил разум дворянина, указывая на нелепость и абсурдность всего этого, но преодолев его, внимательней присмотревшись к её светлым сапфировым глазам, неотрывно наблюдающим за блеском пламени фонаря, отражающимся в мокром каменном полу перехода, он смог найти в себе сострадание. И понимание.       Почему Жанна была здесь? Не в особняке Гуля, но на Нова Порту? Серафимы — могучие праведные воительницы. Слишком ценные, для того чтобы в их жизни было что-то ещё кроме бесконечной череды сражений. Но вместо того, чтобы сокрушать врагов Бога-Императора на очередном поле боя она сейчас была здесь, стыдливо сознаваясь в своей слабости простому смертному, едва ли достойному тому, чтобы просто находиться с ней рядом.       Она здесь для того чтобы присматривать за Максом? Это объяснение, в текущей ситуации, кажется совершенно нелепым. Несчастный псайкер сейчас в руках Виктора и сорроритка ничего не может с этим поделать. Казнить его? Она не будет рядом, если такая необходимость вдруг возникнет. Зачем она здесь? Почему она здесь?       Не от того ли, что её сияние померкло? — Как это произошло? — Осторожно шагнув к ней, озвучил свою мысль Лестер. — Я… — Она глубоко вдохнула и вновь крепко зажмурилась, борясь с какой-то силой внутри себя. — Если вы не… — Я вам отвечу. — Быстро проведя ладонью по своему лицу, она открыла глаза и теперь уже доверительно взглянула на дворянина. — Только… Это не просто. — Я понимаю. — Лестер постарался ответить подбадривающей улыбкой. — Не спешите.       Сделав ещё полшага, он опять протянул ей свою руку, на что сорроритка ответила очередным непонимающим взглядом. Тогда, Лестер сам, плавным медленным движением, подхватил её под руку. Сперва Жанна предсказуемо напряглась и подсознательно дворянин уже было приготовился к вспышке боли в своей руке, а также к стремительной встрече с холодным мокрым полом, но всего через мгновение она мотнула головой и слабо, едва различимо улыбнулась. И только тогда, поднеся поближе фонарь, он повёл её через утопающий во тьме коридор. — Вы… — Дрогнувшим тоном начала было сорроритка, но через один миг ей вернулось хотя бы подобие её прежней уверенности. — Вы с таким интересом слушали рассказ этого механического монстра. Вас так заинтересовала его история? — История? — Дворянин кратко кивнул. — Да, разумеется. Но прежде всего, от того, что мне всегда было интересно узнать о других мирах. О других народах. О других людях. — Он ненадолго к ней обернулся, улыбнувшись ещё более искренне. — Не переживайте, вас я слушаю с не меньшим интересом.       Это заставило Жанну отвести свой взгляд и продолжить говорить она смогла только спустя несколько ударов сердца. — Но вам также интересны и ксеносы? — Да, разумеется. — Прямо повторил дворянин, но после, будто опомнившись, поспешил добавить. — Они существуют в нашей вселенной и игнорировать их мне кажется глупой затеей. Можно изо-всех сил игнорировать идущий дождь, но эта убеждённость не сделает вашу одежду сухой.       Теперь, она посмотрела на него внимательным оценивающим взглядом. Не ищущим следы ереси или отступничества, но стремящимся разглядеть следы чего-то иного. Более светлого и праведного. Из-за этого взгляда Лестер испытал одновременно стыд и восторг, как если бы его хвалили за чужие достижения, но сам он боялся сказать правду. — После долгого похода мы с сёстрами восстанавливали силы на Персее — это… — Её лёгкая улыбка, полная света и надежды вдруг наполнилась грустью и скорбью. — Был священный храмовый мир в сегментуме Темпестус. — Был? — Всего одного короткого слова хватило, дабы её боль отразилась и в душе дворянина. — Был. — Тихо повторила Жанна. — Это было прекрасное место. С прекрасными добрыми людьми, живущими праведно и во всём следующими заветам Имперского Кредо. Его величественные соборы утопали в благости, а проповедующие там жрецы могли ответить на любой терзающий душу вопрос. — Совершенно бессознательно, она почему-то выделила именно эту часть. — Находясь там, мы восстанавливались не только физически, но и духовно. Очищаясь от всей той мерзости с которой сталкивались на полях сражений… Но затем, тот ужас от которого мы надеясь хотя бы на время отгородиться за священными стенами соборов, нагнал нас. — Кто это был? — Ксеносы. — Сорроритка испытала почти что физическое отвращение. — Изуверы и живодёры известные как друкхари. Своим отвратительным техноколдоством они погасили свет обеих звёзд, а потом… — Она промолчала, набираясь сил для продолжения, кажется, даже чуть крепче обхватив руку Лестера. — А потом они принесли на Персей ужас. И зло. Неописуемое зло. Ни в одном человеческом языке нет таких слов, чтобы выразить всё то, что они сделали с храмовым миром. Что они сделали с его обитателями. С праведниками, совершенно не заслужившими такой участи. — Несколько глубоких вдохов ушли на то, чтобы восстановить контроль над эмоциями и унять проступившую в голосе дрожь. — Централизованная оборона рухнула не продержавшись и нескольких часов. Тогда, мы с сёстрами решили собрать вокруг себя всех выживших: гражданских, паломников, монахов, детей и стариков. Всех людей, которых мы могли… — На её лице вновь отразилась волна боли, невыносимой и жгучей, так что Лестер сам того не осознавая дотронулся ладонью до её локтя. — Всех людей, которых мы надеялись защитить. Но тьма забирала их одного за другим. Возвращая назад лишь истерзанные, освежёванные трупы или жуткие предсмертные крики эхом гремящие в руинах того, что некогда было святой землёй. Но большинство пропадали без следа, поглощённые неестественной ночью. Становясь трофеями и живыми игрушками в руках своих истязателей. — Но почему они так жестоки? — Такова их природа. Искажённая и отвратительная, противоположная всему тому, что праведник будет считать благом. — Сестра битвы нахмурилась, но не из-за вопроса Лестера. — Я знала об этом с момента окончания обучения — нас знакомили с врагами Императора и обучали тому, как им можно противостоять. В ту бесконечную ночь, я действительно осознала чем являются эти чудовища… Когда остались только мы, было решено нанести удар по основному логову этих ксеносов. Умереть в бою, а не сгинуть во тьме, прячась он них, словно это тёмные эльдар были хозяевами планеты. Свой лагерь они развернули в главном планетарном соборе, в богохульной насмешке над всеми нашими убеждениями. Это было последнее крупное здание не обращённое в руины и не пожираемое пламенем — единственным источником света доступным на павшем Персее. С устройством собора мы были хорошо знакомы, а потому я и сёстры успели нанести ксеносам значительный ущерб, прежде чем мы… Нас.       Она вновь закрыла глаза, но на этот раз закрыв свободной ладонью лицо. Её шаг сбился, а после она и вовсе остановилась. Прерывистое дыхание сперва задрожало, следом сорвавшись в бессильный всхлип. Лестер хотел было как-то отреагировать, что-то сказать или сделать, но стоило ему пошевелиться, как её рука его остановила. — Прошу вас... — Только и смог тихо произнести тот. — Глядя на вас моя душа покрывается шрамами. — Мне… Мне нужно закончить. — Жанна мотнула головой, а затем убрала ладонь от своего лица. — Мне нужно это сказать. Сказать… Вам.       Последние слова вызвали в Лестере непонимание и даже непринятие. Он не исповедник и тем более не один из праведников, о которых так часто вспоминает сорроритка. Лишь пешка в чужой игре, не знающий ни ставок, ни правил, ни друзей или врагов. Даже не понимающий чья именно рука двигает его по доске. Но может быть, именно из-за этого она рассчитывала найти в нём понимание и сострадание? Или же дело в чём-то совершенно ином? — Я видела, своими глазами видела, как с людей живьём сдирают кожу, но те не умирали или хотя бы не теряли сознание от болевого шока. Они кричали и кричали, а после — просто стонали когда лишались последних сил. Я видела, как монахов заставляли убивать друг друга на потеху чужакам. Я видела, как кардинал целовал окровавленные сапоги их вожака, попутно нараспев хуля Повелителя и отрекаясь от своей веры. Я видела, что они делают с моими сёстрами и… — Её рука коснулась сперва шеи, затем плеча, после чего уйдя за спину. — И…       Она сжалась, а некогда гордые, полные силы плечи опустились. Блестящие сапфировые глаза, быстро скользнув по лицу Лестера, сейчас упёрлись в танцующее пламя внутри фонаря. — Я молила Его. Не о спасении. Не о чуде. Но о Его милосердии, о последней милости. Но так же как друкхари не вспыхивали пламенем, как ни одна из нас не засияла чистым божественным светом, так и я осталась в живых. — Возможно, Он дал вам силы вынести это. — Но вынесла ли я? — Подняв голову их взгляды ненадолго встретились, но потом сорроритка отрицательно мотнула. — Они исчезли также стремительно как и появились. Растворившись в извергнувшей их тьме. Заскучав и удовлетворившись нашими муками. Оставив после себя руины того, что когда-то было прекрасным городом. И искалеченные тела тех, кто когда когда-то были людьми.       Описанное сестрой битвы постепенно сложилось в ужасающую картину, отравляющую сознание Лестера. Но пытки и истязания, которым подвергли тела обитателей Персея, были ничтожны по сравнению с тем, что захватчики делали с их душами. Совершенно явно упиваясь их страданиями. Но что может быть хуже для праведной воительницы, чем видеть как её храм разоряют, как жрецы поправ веру нарушат все свои обеты, а самой не иметь никаких сил для продолжения борьбы. Для души воина, нет яда более разрушительного, чем ощущение собственного бессилия. Настолько удушливого, что даже воля серафимы рухнула, начав молить о смерти.       Но после всего этого, после всех перенесённых страданий. Она была здесь, на Нова Порту, выполняя свою священную миссию. И заверяющая Лестера о том, что разговоры с ним, это самое тяжёлое испытание которое ей приходилось выносить. — Внутри вас невероятная сила. — Я слаба! — Тут же возразила Жанна, а эхо её эмоционального выкрика звонко отразилось от гладких стен коридора. — Вы намного сильнее меня. — Непреклонным тоном заверил он. — У меня бы не хватило отваги жить со всем этим. Мужества жить дальше. — Дворянин промолчал, осторожно поведя рукой и ещё раз коснувшись ладонью её локтя. — Мой отец любит говорить, что мерило доблести, это не готовность умереть за что-то. Но способность жить во имя того, во что ты веришь. Вопреки всему. А потому, я от всего сердца прошу вас, госпожа, — живите.       Жанна глубоко вдохнула, а по её телу пронеслась волна дрожи. В последний раз. И подняв к нему взгляд серафима благодарно кивнула, а после… Осторожно зашагала, увлекая за собой дворянина. Вперёд. Во тьму. Расступающуюся перед исходящим от него светом.