***
Он приходил к ней всю неделю, но видел одну и ту же картину. Она лежала без сознания. В тот вечер она развернулась, чтобы уйти, и через секунду рухнула без сознания. Забини подскочил к ней, чтобы помочь. Её колени были сбиты в кровь об каменную кладку пола, ладошки тоже были в крови. Изо рта лилась темно-бордовая струйка. Даже в приглушенном свете школьных коридоров можно было рассмотреть алый оттенок ее крови, она была почти черной. Он подхватил её на руки, отметив, что она была практически невесомой. Казалось, что больше весит её школьная форма, чем она сама. Пролетая школьные коридоры, он направился в сторону больничного крыла. За несколько поворотов к цели он увидел Малфоя, который разлегся на подоконнике школьного коридора. — Малфой! Помоги мне! — крикнул мулат другу. Малфой приблизился к Забини и застыл в нескольких шагах, рассматривая девушку на его руках. — Какого хера, Забини? — голос Малфоя сорвался на крик. — Что это за хуйня? — Я буду рад тебе объяснить, но только тогда, когда мы отнесем её в больничное крыло. Она сейчас истечет кровью у меня на руках, — тихо ответил Блейз. Слизеринцы донесли её к мадам Помфри и присели на соседнюю кровать от Грейнджер. Джемпер и руки Забини были перепачканы кровью Гермионы. Казалось, крови было так много, что в воздухе висел тяжелый железный кровавый запах. Блейз кинул взгляд на друга, который беспрерывно смотрел в сторону гриффиндорки. С той самой минуты, как они зашли в больничное крыло, он не отрывался от неё. Его лицо было напряжено, а кулаки сжаты. — Она пришла извиниться, — нарушил тишину Забини. — Пришла к нашей гостиной, чтобы объяснить ситуацию на Зельеварении. Мы перекинулись парой фраз, и она собиралась уже уходить. А потом просто упала. Я сразу бросился к ней, но было такое чувство, что она истекала кровью уже добрых полчаса. Драко молчал. Он слышал, что ему говорил друг, но не отрывал свой взгляд от Грейнджер. — Я не знаю, что за хуйня с ней происходит, Малфой, но это не нормально. Я никогда не сопереживал гриффиндорцам, а уж Грейнджер и подавно, — продолжал Блейз. — Но это… у меня слов нет. Где лазит Поттер? Разве она не его подружка? Почему Вислый за ней не присматривает? Разве на Гриффиндоре не пропагандируют дружбу? — Карамель, — сухо сказал Малфой. — Что? Какая карамель, Малфой? Тебе, может, тоже к Помфри нужно? — Помнишь занятия со Слизнортом на шестом курсе? Он тогда впервые приготовил Амортенцию для обзорной лекции, — Драко разговаривал с другом, не отрывая взгляд от постели Грейнджер. — Помню. — Амортенция пахнет для каждого по-разному в зависимости от того, что нравится, — начал объяснять Малфой. — Для меня она пахла карамелью. А еще карамелью пахла Грейнджер. Каждый раз, когда я оказывался слишком близко к ней, я чувствовал этот запах. Мне казалось, что карамелью провонял весь этаж, когда она проходила где-то рядом. И сегодня утром Слизнорт опять приволок на занятие Амортенцию. И она опять пахла карамелью. В воздухе повисла тишина. Иногда Забини замечал за другом, какие тот кидает взгляды на Грейнджер, как пытается задеть ее за больное. Но не мог предположить, что все так запущено. Поведение Малфоя по отношению к гриффиндорке шло вразрез с поведением человека, которому могла нравиться девушка. — Я думал, что это пройдет, когда она поволоклась в крестовый поход с Поттером, — продолжал Малфой. — Думал, что если я перестану её видеть и слышать, то это пройдет, что этот навязчивый запах карамели исчезнет. Я начал встречаться с Паркинсон, чтобы переключиться. И это помогло, пока я её снова не увидел. Забини, знаешь, где я её увидел? — Драко посмотрел на друга, радужки его глаз потемнели до черноты. — Я увидел на полу гостиной в Малфой-Мэноре, когда Белла пытала её. Она запускала в неё Круциатус, один за другим. Грейнджер лежала в крови, умоляя остановиться. Каждый новый Круциатус, направленный в неё, отзывался болью внутри меня. В тот момент я проклинал этого дауна Поттера, который потащил её за собой, из-за которого ей пришлось все это пережить. Она прошла ад в Мэноре, а потом пришла защищать меня. Она пришла свидетельствовать в пользу моей семьи после всего этого. Малфой замолчал и снова перевел взгляд на Грейнджер. Забини не знал, что сказать. Каждое сказанное слово Малфоя сопровождалось болью в голосе. Он винил себя в том, что с ней произошло. — С начала года я присматривал за ней, наблюдал, — Драко снова заговорил. — Она выглядела, как прежняя Грейнджер. Где-то внутри себя я радовался за неё, радовался, что она смогла пережить весь этот кошмар. Я видел счастливого Поттера, его подружку, Уизли и её. Они все выглядели счастливыми. Грейнджер выглядела счастливой. А потом я увидел её на Астрономической башне, настоящую Грейнджер, без чар, — он запнулся. — Я увидел то, что от нее осталось, и я оставил её. У неё началась истерика, а я просто ушел. А потом ты мне рассказал о том, что с ней произошло в ванной. Ты рассказывал мне о том, как она плохо выглядела, а я это и так знал. Но я не мог понять, в чем дело… — Малфой … — перебил его Блейз. — Нет, Забини. Нет, — Малфой не дал другу что-то сказать. — Не надо быть таким умным, как Грейнджер, чтобы понять, что с ней что-то происходило. Я видел, видел своими глазами, как она сама себя калечит. Это случилось через несколько дней после её выписки с больничного крыла. Я видел, как она сама себе разрезала руку с помощью палочки. Понимаешь? Она направила в себя палочку и проговорила заклинание. С её руки лилась кровь, а она улыбалась. Я хотел ей помочь, залечить рану, а она оттолкнула меня. Голос Малфоя стал совсем тихим, мулат поглядывал на друга и понимал, что впервые видит его таким подавленным. Последний год стал тяжелым для всех, без исключения. На какой стороне ты бы не был на Войне, пострадали все. Слизерин стал убежищем для изгоев в школе. Каждый плевался в сторону слизеринцев, называя их Пожирателями Смерти. Семья Малфоев не стала исключением, и Забини видел, как Драко пропускал это всё через себя. Он знал, что единственное, что помогает Малфою держать себя в руках — это Нарцисса. Мать стала смыслом жизни младшего Малфоя. Все, что сейчас он переживал, было ради миссис Малфой. Он вернулся в школу только потому, что его об этом попросила Нарцисса. Она желала, чтобы сын смог вернуться к нормальной жизни, окончить школу. Признание Малфоя о Грейнджер заставило Забини задуматься о том, насколько велико чувство вины внутри него. Он винил себя за то, что не может ей ничем помочь в то время, когда Поттер вряд ли был отягощен таким чувством. В Малфое отражалось две стороны одной медали. Первая — это воспитание Люциуса, его нравоучения и мировоззрение, а вторая — это влюблённость в Грейнджер. Мулат понимал, как Драко отторгает это внутри себя на клеточном уровне, как пытается бороться с этим чувством, пытается оградиться от гриффиндорки всеми способами. Пусть и такими жестокими, как унижения и оскорбления. Он пытается сделать все, чтобы оттолкнуть её от себя, не приближаться на опасное расстояние, выстроить непробиваемые стены между ними. Но каждая попытка терпит крах, особенно сейчас, когда он видит, что с ней происходит. — Ты не пробовал с ней поговорить? — заговорил, наконец, Забини. — О чем? Что, по-твоему, я должен ей сказать? «Привет, Грейнджер. Я тут, как оказалось, сохну по тебе с шестого курса. И да, я унижал тебя все эти годы и позволил своей тетке пытать тебя в своем доме, но, не подумай, это все было от большой любви к тебе!». Это я должен ей сказать? — съязвил Малфой. — Нет. Начни с ней нормально общаться, для начала. Перестань называть её грязнокровкой. Ты уже должен был понять, что твоя тактика нихера не работает. У тебя не получится держаться от неё подальше. Никогда не получалось, не получается и не получится в будущем. Диалог между друзьями прервала мадам Помфри, которая всё это время обхаживала Грейнджер. — Так, ребятки, можете быть свободными. Мисс Грейнджер в надежных руках, совсем скоро отбой, поэтому отправляйтесь к себе в гостиную. Малфой с Забини в полной тишине шли по коридорам, спускаясь в подземелья. Каждому из них было о чем подумать. — Блейзи, ты жив и цел. Салазар! — Паркинсон подлетела к Забини. — Я уже начала переживать, что эта отрешенная что-то сделала. Мы с Тео выглянули спустя десять минут, а вас не было, только следы крови на полу. Что произошло? — Брось, Пэнси. Что могла со мной сделать Грейнджер? Ты слишком сильно переоцениваешь её возможности, — спокойно ответил Забини, присаживаясь в кресло. — Переоцениваю? Возможно, — Паркинсон приземлилась возле Блейза. — Но я, почему-то, ни на секунду не засомневалась в её словах по поводу Круцио и Империо. Мне казалось, что еще минута, и она правда запустит в меня Непростительным. — С чего бы ей запускать в тебя Непростительное, Пэнси? — Драко присоединился к разговору. — Это же Грейнджер, она и мухи не обидит. — Ты не видел её в тот момент, Драко. Без шуток, на полном серьезе, я испугалась. И Драко не сомневался в искренности слов подруги. Паркинсон была не из робкого десятка, сама могла довести кого угодно до испуга, но сейчас говорила правду. Грейнджер действительно напугала её. На протяжении недели Грейнджер пролежала в больничном крыле, не приходя в себя. Помфри задумывалась над тем, чтобы перенаправить её в Мунго, потому что никакие из её зелий не помогали девушке. Малфой ежедневно узнавал у Забини о состоянии гриффиндорки, просил присматривать за ней, но сам так и не решил зайти к ней. Он не мог смотреть на такую Грейнджер. Забини не винил в этом друга и забегал по несколько раз на день проведывать гриффиндорскую старосту, оставляя новые цветы на прикроватной тумбе, которые передавал Малфой. Единственное, что смущало Забини — это то, что он ни разу не увидел друзей возле Грейнджер. Ни Поттер, ни семейство рыжих, никого их них он не встретил в больничном крыле. Он видел их в Большом зале, встречал на совместных занятиях, в коридорах, но только не у постели своей подруги. И вот, спустя семь долгих дней, Грейнджер открыла глаза.***
Забини рассказал Гермионе, что с ней случилось, и как она снова оказалась в больничном крыле. Гриффиндорка была шокирована, когда услышала, что пролежала без сознания целую неделю. Ей казалось, что прошло не больше нескольких часов, но рассказ слизеринца и настенный календарь говорили обратное. Гермиона почувствовала какую-то неловкость от того, что у её постели сидел Блейз Забини, слизеринец, лучший друг Драко Малфоя, и просто разговаривал с ней. Непринужденно и легко, будто они дружили всю жизнь. Забини просидел ещё около часа, развлекая гриффиндорку пустыми, но забавными историями. Под конец, пожелав ей скорейшего выздоровления, он ушел. Гермиона откинулась на спинку кровати и прикрыла глаза. Было легко и тихо. Она не чувствовала никакой нарастающей внутренней боли, не чувствовала кровоточащей раны в душе, бесы не кидали хищные оскалы. Почувствовалось урчание живота, что заставило девушку засмеяться — она не испытывала чувство голода уже очень давно. Она потянулась к прикроватной тумбе, на которой был поднос с ужином и небольшой букет белых роз. Возле подноса лежала волшебная палочка. Волшебная палочка, которую ей протянула Моргана. Улыбка вмиг исчезла с лица Гермионы, а рука потянулась к шее и наткнулась на ожерелье. Это все отрезвило гриффиндорку от опьяняющей легкости и в голову начали всплывать фрагменты разговора с ведьмой. Я подарю тебе магию, о которой другие волшебники даже не мечтали. Возьми мою палочку, теперь ты её хозяйка. И вот это ожерелье, оно убережет тебя. Теперь Гермиона понимала, что это точно не было сном или бредом, это было правдой. И она согласилась, приняла помощь ведьмы, решилась. Но констатация факта не пугала Гермиону, не приводила в ужас. Все выглядело правильно. Несколько омерзительное осознание того, что гриффиндорка поддалась влиянию черной магии, тут же улетучилось. Грейнджер не чувствовала угрызения совести или какого-то чувства вины, потому что знала, что у неё есть цель и она её добьется. Родители. Спустя час мадам Помфри разъяснила все свои рекомендации и отпустила Гермиону в свою гостиную. Каждый шаг девушки сопровождался легкостью, не причиняя никакого дискомфорта. Мир вокруг снова начал приобретать былые краски, разбавляя осточертевшую черно-белую палитру; дышать было не больно. По пути в Гриффиндорскую башню девушка свернула в женский туалет. Она подошла к зеркалу и посмотрела на себя, её лицо выглядело куда здоровее, на щеках играл румянец, глаза налились карамельным оттенком, а волосы снова вернули свой объем. Платье аккуратно обтягивало былые изгибы тела, выделяя фигуру гриффиндорки. Она выглядела так, как раньше, и дело теперь было не в чарах. — Моргана Ле Фэй. Зеркало перед Гермионой потемнело, и в нем появился образ ведьмы. — Здравствуй, Гермиона. Рада тебя видеть, ты прекрасно выглядишь, — ведьма приветливо ей улыбнулась. — Благодарю, Моргана. Я хотела узнать у тебя, как так получилось, что я пролежала без сознания неделю, но наш разговор с тобой продлился от силы полчаса? — Наш разговор случился еще в тот день, когда ты потеряла сознание. И он действительно не был долгим, — теплая улыбка не сходила с лица ведьмы. — Но все остально время ушло на то, чтобы ожерелье восстановило твои силы. Как видишь, к тебе вернулась былая красота. Ожерелье прекрасно справляется со своей функцией. — Я думала, что ожерелье предназначено для того, что меня охранять. — Да, оно и охраняет. Оно тебя исцеляет, дорогая. Оно убережет тебя от многих бед и, может, даже сохранит твою жизнь. Не буду скрывать, это ожерелье — темный артефакт с огромной силой. Думаю, что тебе стоит его преобразить в менее вызывающе украшение, чтобы не привлекать внимание. Оно принадлежит тебе, поэтому можешь распоряжаться им, как душе угодно. — Спасибо. Когда мы сможем приступить к занятиям? Ты говорила, что поможешь мне справляться с моей магией. — Я не отказываюсь от своих слов. Как только ты решишь, так сразу. Я и моя магия к твоим услугам, — с этими словами образ ведьмы исчез из зеркала. Гермиона ещё несколько минут всматривалась в зеркало, а потом достала из кармана волшебную палочку. Она выглядела так, как её запомнила гриффиндорка с первой встречи с Морганой — тоненькая и изящная, в основание палочки были инкрустированы точно такие же зеленые изумруды, как и на ожерелье. Девушка сняла с шеи ожерелье и осмотрела его. Оно выглядело дорого, очень дорого. Гермиона даже не смогла прикинуть, сколько могло стоить такое украшение. Но Моргана была права, когда говорила о том, что оно могло привлечь ненужное внимание. Такая россыпь изумрудов на шее обычной школьницы посеяла бы слишком много много вопросов в умах окружающих. Гриффиндорка удивилась, что его не заметили в больничном крыле, наверное, Моргана это предусмотрела. Все-таки, она его передала, когда Гермиона была без сознания. Аккуратный взмах палочкой, и изящное ожерелье превратилось в небольшое серебряное кольцо, которое украшало маленький зеленый изумруд. Такое украшение точно не бросится никому в глаза. Надев его на безымянный палец правой руки, девушка покинула туалет.