L+H+E?

— Добрый вечер, профессор Аккерман, — здоровается Эрвин, как только открывается входная дверь квартиры номер семь на Бульваре дю Тампль ровно в восемь часов вечера. Эрвин Смит был очень пунктуальным человеком, несмотря на то, что он родом из Бостона, унылой столицы в штате Массачусетс, который известен своими университетами. Эрвин — студент. Как он оказался в старинном районе Парижа в восемь часов вечера? Довольно интересная история. На самом деле Эрвин любит Париж и когда в университете ему, как одному из самых преуспевающих старост на курсе предложили учиться по обмену в городе любви, он согласился, принявшись в этот же день собирать чемоданы. Программа обмена включала в себя поездку в университет Пантеон-Ассас, известный иностранцам как «Paris II», являющийся одним из тринадцати университетов Сорбонна по всему Парижу. Эрвин считал, что для него честь будет учиться в таком заведении целый год, и надеялся не подвести своих преподавателей в Бостоне, пообещав им доказать, что американские студенты не такие раздолбаи, как в сериалах Нетфликса. Судьба подарила ему прекрасного профессора по менеджменту, что сейчас открыл ему дверь, восхищаясь пунктуальностью Смита, что стоял на пороге ровно в четко указанное время, которое мистер Аккерман назначил ему три дня назад. — «Мсье», Эрвин, — поправляет студента Аккерман, протягивая свою широкую ладонь, желая поздороваться с гостем, — в не рабочее время я предпочитаю быть обычным человеком, а не разъяренным профессором. Эрвин неловко пожимает широкую ладонь в ответ, хоть ему было и непривычно делать этот жест с человеком такого статуса. Позже он узнает, что это считается нормой, как поцелуи в щеку при встрече. Кенни Аккерман был высоким человеком с острыми чертами лица и черными прямыит волосами, что были зачесаны у него всегда назад. Лишь в редких случаях Эрвин видел его с другой прической, когда он просто забывал уложить их лаком, и каждый раз на лекциях рукой зачесывал назад. Профессор обладал довольно громким голосом, что поднимал даже сонных студентов на лекциях в восемь утра, и который слышали студенты, сидящие за последними партами в аудитории. Кенни носил белые рубашки и черные жилетки, а иногда на его носу были квадратные очки, которые он надевал только, когда предстояло читать какой-то текст по методичке или что-то чертить мелом на огромном доске. Сейчас, когда Эрвин увидел его в домашнем амплуа без тех самых очков и брюк со стрелками он понимал, что это действительно обычный человек с улиц Франции. — Приятно, что Вы пригласили меня, мсье, — говорит Смит, снимая обувь и аккуратно ставя ее рядом с брошенными «Конверсами» и шпильками от «Маноло Бланик». Здесь есть кто-то еще? — Да, — Кенни почесывает затылок, — обычно я не часто приглашаю своих студентов к себе домой на ужин, но ты, я думаю, этого достоин. Смит был рад. Он вкалывал на лекциях два месяца, прежде, чем Аккерман заметил его потенциал в менеджменте и вот их дружба переросла в то, что лучший ученик курса ужинает со своим профессором. Такая честь. — Тем более, — подмечает Кенни, — я завтра еду в Кретей, где буду читать лекции тупым студентам еще две недели, а отсрочивать ужин, который я обещал тебе еще неделю назад, было бы невежливо. Мы, французы, держим слово, поэтому я решил, что лучшего варианта, чем сегодня не найти. Эту трапезу Эрвин считал своей победой и презентом за то, что он выиграл у профессора в обсуждениях, когда остался после занятий в кабинете Аккермана, что возился с ним битый час. Смит, который заранее подготовился к опросу профессора, был достоин аплодисментов Аккермана и ужина, на который тот его пригласил. Вкус победы был настолько сладок, что Смит хотел насладиться им сполна и ждал всю неделю точное время, которое назначит ему Кенни. Как выяснилось, время для всех французов одно — это ровно восемь часов вечера, именно в этот период они устраивают ужин, собирая за столом всю семью. Семья. Эрвин посмотрел на левую руку Аккермана, не обнаружив там обручального кольца и ловя себя на мысли, что он не знал о нем абсолютно ничего, кроме того, что тот курил «Голуаз»* иногда, причем даже во время лекций. Смиту было известно, что Кенни не женат, он давно понял это, когда узнал от одногруппников, что их «бешеный профессор» берет все дополнительные лекции, от которых отказываются другие. Была ли у него жена, дети, состоял ли он в браке? Если честно, Эрвин никогда не задумывался над такими вещами, ведь они придерживались с ним отношений профессор-студент, совсем не влезая в личную жизнь. Сейчас же Смит понимал, что придется знакомиться с его женой или даже… С детьми? — Пройдем на кухню, — приглашает Кенни, указывая пальцами на комнату прямо, — моя дочь приготовила просто замечательный ужин! У нас сегодня потофе и настоящее французское вино. Клянусь, такое не подают ни в одной стране мира, потому что только мы, французы, умеем его делать. Аккерман по-дружески обнимает смущающегося Эрвина за плечо, сопровождая его по длинному красному коридору, ведущему на кухню. В нос ударил запах мяса и вина, отчего Смит даже не слушал и половины монолога Кенни о том, как весь остальной мир разливает виноградный компот и ставит на них наклейку «Сделано во Франции». Эрвин думал о другом. «Моя дочь приготовила просто замечательный ужин!». Моя дочь? Значит, у Кенни все-таки есть дочь. Судя по всему, она примерно одного возраста с Эрвином, но готов ли он был встретиться с семьей своего профессора? Смит начал нервничать. Он не думал, что его победа заставит его нервничать, но бежать было некуда, поэтому он просто постарается показать свое воспитание и не упасть в грязь лицом. Как оказалось, у Кенни была не только дочь. — Леви! Твою мать! — ругается Аккерман, заходя на кухню и приводя с собой гостя, что застыл на месте, наблюдая очень интересную картину, — я сколько раз говорил тебе не класть ноги на стол! Petit batard! Pourquoi tu ne m`as pas ecoute!** Пока профессор показывал свою французскую сущность, ругаясь на парня, что моментально убрал со стола свои пятки, Эрвин пребывал в замешательстве. Он никак не ожидал, что проведет этот вечер в окружении двух своих одногодок, как он полагал. Парень, что резко убрал со стола ноги, поморщился явно недовольный замечанием и бросил грозный взгляд на гостя. Смита передернуло от него, он начал думать о том, что может быть, Кенни был и рад его пригласить, но его дети, кажется, были от этого не в восторге. Эрвин продолжает смотреть на парня, что выпрямился в спине и отвернул голову от гостя. Студент думал, что ему около двадцати, хоть он и был невысокого роста и очень худым. Черные волосы были коротко пострижены, а Эрвин уперся взглядом в бритый затылок после того, как сын Кенни отвернулся. На нем была черная свободная футболка, и такого же цвета джинсы, а на пальцах очень много маленьких беспорядочных татуировок. Смит подмечает, что он никак не похож на профессора Аккермана. Ни капли. Это действительно его сын? — Присаживайся, Эрвин, — мужчина утихает и занимает место во главе стола, приглашая студента сесть рядом с правой стороны, совсем близко к этому угрюмому парню, — кстати, знакомься — это Леви. Несмотря на крики Аккермана-старшего и недовольный взгляд его сына, он все же протянул руку в знак знакомства, но Эрвин знал, что это были лишь правила этикета, потому что у французов так принято. Где-то внутри Эрвин чувствовал, что не понравился Леви, но тут же себя успокоил, понимая, что через два-три часа они никогда больше не увидятся. Смит занимает своё место, садясь перед пустым блюдцем и столовыми приборами с двух сторон. Он решает осмотреть кухню, дабы подивиться ее размерам. Для старенького дома эта холупа сохранилась отлично, но было видно, что даже здесь не помешал бы капитальный ремонт. К сожалению или к счастью, французы были из тех людей, что предпочитали делать из всего антиквариат, а эта квартира походила на отдельную комнату из Лувра. Зеленые стены, с которых кое-где сыпалась краска, высокие потолки с которых уже порядком обсыпалась штукатурка, деревянная мебель неизвестно каких годов. Эрвин боялся пошевелиться на стуле, боясь, что он сломается прямо под ним. Сама кухня была обустроена не в самых роскошных условиях: пара тумб бежевого цвета, круглая раковина с горой немытой посуды, над ней пару ящиков с посудой и один с приправами и всякими склянками. Рядом по стенам протягивались белые газовые трубы, рядом с ними плита, что зажигалась от спичек, по всей видимости, и вишенкой на торте был маленький старый холодильник возле окна, что громко гудел. Эрвин опустил голову, желая разглядеть шикарный стол, на котором стояла тарелка с фруктами, где горой лежали бананы, яблоки, виноград и пара апельсинов, рядом было огромное блюдо с курицей в бульоне, Эрвин подозревал, что это как раз и было то самое потофе, о котором поведал ему Кенни. Для каждого гостя были поставлены чистые фужеры для вина, причем фужер Леви был уже наполнен вином, видимо, парень совсем не собирался ждать какого-то гостя. Также на столе был классический жюльен, который во Франции подают, как закуску перед основным блюдом. Об этом Эрвин тоже узнал чуть позже. На столе лежали три пачки сигарет, а среди яств стояла пепельница, в которую уже были натыканы окурки. На кухне стоял запах сигаретного дыма. Неужели профессор так много курит? — Леви, — начинает Аккерман-старший, обращаясь к своему сыну, что поднял голову на отца и перевел на гостя, — это мой студент Эрвин Смит, один из лучших на моём курсе. Эрвин, извини, у этого балбеса иногда проблемы с гостеприимством. На этих словах Леви скалит зубы на отца, что разразился громким смехом и начал трепать своего сына по голове. Смит неловко улыбнулся, и кивнул Леви в знак знакомства, но Аккерман-младший даже никак не ответил ему, а лишь одернул руку отца и обиженно отвернулся. — Прошу извинить меня за опоздание, — звонкий женский голос разряжает обстановку, а перед Эрвином рядом с Леви, садится миловидная девушка, что сразу же поправляет очки на переносице, и бросает неоднозначный взгляд на гостя, что замер и не мог пошевелиться. — Эрвин, это Ханджи, — говорит Аккерман-старший, закуривая одну из «Голуаз». Шатенка тут же улыбается и протягивает ему ладонь, отчего Смит сначала теряется, но с опаской здоровается. Он не мог отвести от нее взгляд. Ханджи была так прекрасна, юна и очень красива. На ее переносице красовались очки с прямоугольной оправой, а русые волосы были завязаны низкий хвостик, из которого выпадали пряди. У нее на шее был кулон с изумрудным камнем, а через белую просвечивающую блузку он видел красивый бра, что облегал ее стройное тело. Смит сразу же поднял глаза, дабы дать понять, что он не смотрел туда, пока Ханджи трясла его ладонь и приговаривала: — Очень приятно, Эрвин. — Опаздывать на семейный ужин неприлично, — вставляет Леви, — видишь, очкастая, даже этот зануда пришел вовремя. — Леви! — повышает голос профессор Аккерман, делая замечание своему сыну, чтобы тот не сквернословил при госте, но Эрвин лишь улыбнулся: — Всё в порядке. Леви хмыкнул. — Извините, — снова начинает Ханджи и смотрит на Леви, — я не могла пропустить, как Урсус обнаружил мальчика и слепую девочку у себя на пороге. Я бы не уснула, если бы не узнала, как он поступит!*** — Ты перечитываешь Гюго в восьмой раз, — подмечает Леви, а Эрвин пытается вспомнить, о каком произведении они говорят. — Так! — грозно говорит Кенни, кинув окурок в пепельницу на столе, — оставите свои разборки на потом, у нас гости. — Эрвин, так ты учишься у нашего отца? — Ханджи сразу меняет тему. — Соболезную, — комментирует Леви, делая глоток вина, на что сестра сразу же толкает его локтем, а Смит улыбается: Аккермана-старшего никак не обидело это высказывание. Более того он довольно засмеялся, начиная разливать красное вино по бокалам. — Да, я учусь у вашего отца, — вставляет Эрвин. — Он слишком вежливый, — расстроено подмечает Ханджи, — откуда он? — Эрвин из Америки, — отвечает Кенни, не давая вставить Смиту и слова. — Американец? — удивляется Ханджи. — Как ты посмел впустить в эту квартиру американца? — не унимался Леви. — Я из Массачусетса, — нервно говорит Эрвин, — мои предки англичане. — Тебе не стоит оправдываться, — замечает Ханджи, взяв в руки ложку, — я думаю без разницы, откуда ты родом, раз удостоился ужина с нашим отцом. Это уже огромное достижение. Смит начинает улыбаться, понимая, какая Ханджи волшебная, а она прикусывает нижнюю губу, смотря на студента, что сиял от счастья. — Итак, Эрвин, — перебивает Леви, — давно ты в Париже? — Два месяца — отвечает Смит. — Уже был в Лувре? Эйфелева Башня? Или куда ходят все туристы, которые первый раз приезжают в Париж? — нахмурился Аккерман-младший. — Я нигде еще не был, — отвечает Эрвин, — я учусь, у меня не так много времени. — Ты что два месяца сидел в общежитии? — усмехается Леви. — Как тебе Париж? — воодушевленно спрашивает Ханджи. — Красиво, — Эрвин улыбается. — Ого, — подмечает Леви, — так значит, одиннадцать веков парижане страдали от нескольких династий для того, чтобы какой-то американец спустя много лет казал, что это «красиво»?**** — Леви, — делает замечание Ханджи, но Эрвин не расстраивается такому замечанию, а лишь поправляет: — Четыре. За столом повисает тишина, а Кенни хитро улыбается, посмотрев на своих чад, что с огромным удивлением смотрели на Эрвина, который впервые за все время за столом решает сделать глоток вина. Леви недоуменно хмурит брови, начиная сомневаться в своем замечании, а Ханджи растерянно смотрит то на отца, то на брата, что потерял дар речи. — Четыре династии королей, — продолжает Смит, ставя бокал на стол, — Меровинги, Каролинги, Капетинги и Валуа, ты ведь это хотел сказать? Профессор Аккерман продолжает ехидно улыбаться, довольный тем, как этот американец уделал его собственного сына. Ханджи расплывается в улыбке, смотря на Леви, что тоже усмехнулся, понимая, что проиграл этот бой. Пока что была ничья, но брюнет поклялся, что выиграет эту битву. — Именно, — Леви улыбается, доставая новую сигарету из пачки и вставляя в зубы, но не закуривая. — Я же говорил, что это мой лучший студент! — Кенни начинает громко смеяться и хлопать по спине Эрвина, что начал ощущать себя неловко. Вкус победы был сладок, но неоднозначный взгляд сына Аккермана посеял в нем сомнение на то, что это был не конец их пререканий. Эрвин на самом деле только гадал, почему он так не понравился ему? На нем не та рубашка, или не те брюки, а может не тот парфюм? Он как-то не так себя ведет? Но Смит знал, что, скорее всего это из-за того, что он просто американец, которых во Франции не очень любят. Удивительно, как почти весь мир ненавидел Америку, а ему за границей приходилось отдуваться за свое происхождение. — Так ты не был в Лувре? — спрашивает Ханджи, решая сменить тему и разладить напряженную атмосферу, — мы бы с Леви могли показать тебе его. — Мы? — брюнет поворачивается к своей сестре, недовольный тем, что она приплела его в эту затею. — Было бы здорово, — соглашается Кенни, смотря на своего студента, — тебе не помешают гиды в виде моих несносных детей. Ханджи знает каждый музей в этом городе, поэтому они могут составить тебе компанию. Смит немного обомлел от такого предложения. Он был бы рад дружить с Ханджи, да еще и гулять с ней по вечернему Парижу, обсуждая Мону Лизу в Лувре, но самое ужасное то, что с ней в комплекте шел неё маленький братец, недовольный на весь остальной мир и это портило ему всё настроение. Хотя, возможно, если он будет его игнорировать, то его знакомство с городом пройдет замечательно. Да и когда еще ему подвернется случай провести время с такой красивой девушкой, как Ханджи? Может быть, он тоже нравился ей, как она ему… — Хорошая идея, — соглашается Смит, а девушка начинает хлопать в ладоши, пока Леви недовольно закатил глаза. Девушка снова толкает локтем своего брата, что сразу же бросает недовольный взгляд на нее, а та хитро улыбается, прикусывая губу. Что бы это значило? Аккерман-младший скалится, как будто он понял все по одному ее взгляду. Смит наблюдает, как они оба одновременно поворачиваются к нему и довольно улыбаются, словно придумали какой-то хитрый план, как его проучить за свою наглость знать историю Парижа, или за что-то другое. Ему стало не по себе, когда он попытался отвести взгляд, дабы сделать вид, что он ничего не видел, но их обоих это рассмешило. Кенни решил рассказать пару своих историй про смешных студентов, пока Ханджи взяла у Леви пачку сигарет, достала одну и тоже закурила, в отличие от Леви, что то и дело держал сигарету в губах, не решаясь притронуться к зажигалке. Эрвин пил вино, смеялся вместе со всеми над историями профессора, наслаждаясь компанией. В какой-то момент его перестало волновать, что о нем подумает сын Аккермана и он стал смелее, рассказывая привычки американцев. Иногда он мечтательно смотрел на Ханджи. Как она курит, заливисто смеется, пьет вино, толкает Леви в бок снова и снова, как своими длинными пальцами достает сигарету из пачки, поправляет очки на переносице, как тонкая бретелька ее бра сползает вниз, оголяя хрупкое плечо, отчего Смит сглатывал слюну, пытаясь прогнать свои фантазии. Леви за всем этим наблюдал. Он довольно улыбался, бросая неоднозначный взгляд на их гостя. Эрвин пытался делать вид, что не смотрит на Ханджи, но каждый раз попадался в ловушку ее брата, который за ним следил и отводил взгляд или переводил тему в разговоре. Вечер проходил спокойно, вино было очень вкусным, за окном давным-давно стемнело, отчего Ханджи зажгла свечи зажигалкой своего отца, что не переставая травил университетские байки. Эрвину нравилось их слушать. Удивительно было то, что Леви и Ханджи отлично владели английским. Наверняка, они оба учились в очень престижных университетах, возможно, даже в том же Сорбонна. — А вы учитесь? — решает спросить Смит, смотря на детей профессора. За столом повисло неловкое молчание, а Леви и Ханджи шокировано посмотрели на гостя, а потом друг на друга и оба прыснув в кулак, будто Эрвин сказал что-то несуразное. Он заметил, что рассмешил этим даже Леви, который поджал губы, сдерживая смех. Кенни же помрачнел от вопроса студента и достал новую сигарету из пачки, не желая отвечать на вопрос гостя так же, как и его дети. Смит нахмурился. Что-то здесь было не так, поэтому Смит, почуяв неловкость за столом, решил сменить тему: — Уже довольно поздно. — Оставайся у нас, — предлагает Ханджи, а Кенни закивал в ответ: — У нас свободная гостевая комната в левом крыле, как раз рядом с ванной и комнатой Леви. — Не уверен, что сейчас уже ходит общественный транспорт, — жмет плечами Леви, который, видимо, тоже был не против того, чтобы их гость остался на ночь. — Завтра утром отец уезжает в Кретей на две недели, — продолжает девушка, — мы могли бы позавтракать и сходить с тобой в Лувр. У тебя ведь нет завтра занятий? — Нет, — неловко отвечает Смит. — Моим детям нужен кто-то, чтобы они не скучали — отвечает Кенни, — а тебе уж я могу их доверить. Эрвин готов был засиять от счастья, но что-то его заставило волноваться. Он начал прокручивать, как неловко будет ночевать в одной квартире с ними двумя. Он начал ощущать себя лишним, ненужным, что это лишнее гостеприимство, которого он не достоин. — Спасибо, но… — Каких «но»! — перебивает Ханджи. Кенни довольно засмеялся на ответ своей дочери, а Леви улыбнулся, впервые за вечер и сделал глоток вина. — Хо-хорошо, — неловко отвечает Смит, понимая, что такого шанса больше не будет. — Ну, что, молодежь! — Кенни встает из-за стола, — у меня завтра долгая командировка. Вы можете посидеть еще! Эрвин, я очень рад, что ты пришел к нам, прости, что это вышло прямо перед моей поездкой, но я не мог это так долго откладывать… Мужчина жмет руку Смиту, который тоже встал, как полагается этикету: — Спасибо вам, профес… А! Мсье, Аккерман, — Эрвин неловко улыбается, а Кенни довольно смеется, хлопая его плечу, хваля, как он быстро исправился. — Ты быстро учишься, Эрвин, — говорит профессор, а потом наклоняется к гостю, шепча на ухо: — пожалуйста, не наделайте глупостей. Смит недоуменно посмотрел на мужчину, что сразу же стал серьезным и, пожелав спокойной ночи своим детям, удалился в свою комнату. Эрвин сел на свое место, обдумывая слова мужчины. Что бы это могло значить? Не разнести квартиру, пока его не будет дома или что-то другое? Он решает сменить тему после того, как профессор уходит: — Сколько здесь комнат? — Восемь, — отвечает Леви. — Зачем так много? — не понимает Эрвин. — Это старый дом, — рассказывает Ханджи, — раньше было нормальным то, чтобы целая квартира занимала весь этаж. Французы любили роскошь, но сейчас такие не ценятся. Как правило, их снимают студенты, потому что это очень дешево, чем, допустим, снимать квартиру в седьмом или одиннадцатом округе. — И вы живете здесь… Втроем? — спрашивает Смит, делая глоток вина. — Да, — признается девушка, — поэтому ты никак нам не помешаешь. Мы рады принимать гостей, да, Леви? Парень кивает на вопрос сестра, поджав губы. — Кажется, нам тоже пора спать, — Ханджи смотрит на брата, — покажешь ему комнату для гостей? Леви кивает, а девушка встает, обходя стул, и подходит к Эрвину, что наблюдал, как красивая девушка подходит к нему, наклоняется, пальцами касаясь острого подбородка, и притягивает к себе. Смит недоуменно раскрывает глаза, не ожидав такого поворота событий и хочет поинтересоваться в чем дело, но Ханджи уже целует его в губы, оставив на них легкий и нежный поцелуй. Сердце парня бешено бьется. Он будто побывал на небесах, а сейчас должен был спуститься обратно на землю. Что это было? Почему? Почему Ханджи поцеловала его? Он ей нравится? Да, Эрвин был уверен, что нравится ей, но почему это произошло так внезапно? Мысли путались, в голове была настоящая каша. Он даже забыл про Леви, который ухмыляясь, наблюдал за этой ситуацией. — Спокойной ночи, Эрвин, — шепчет Ханджи, а студент поднимает на нее свои испуганные глаза. Он хочет сказать, что это было прекрасно, хочет сказать, какая она красивая, хочет выгнать Леви и все с ней обсудить, но на деле он не мог вымолвить и слова. Ханджи нежно проводит пальцами по щеке Эрвина и смотрит на Леви, что все это время молчал и смотрел на них. Девушка наклоняется к своему брату, что прикрыл глаза и поднял голову, получая такой же нежный и сладкий поцелуй в губы, какой получил Смит несколько секунд назад. Теперь настала очередь Эрвина удивляться. Какого чёрта? Они же брат и сестра, разве нет? Почему? Это какая-то традиция целовать всех в губы после совместного ужина? Он смотрел, как девушка также нежно провела пальцами по щеке Леви и отстранилась, сказав: — Спокойной ночи, Леви. Аккерман никак ей не ответил, а лишь бросил наглый взгляд на Эрвина, что отвел взгляд, совсем не понимая, что происходит и стоило ли теперь оставаться в этой квартире? Почему он молчал? Почему молчит до сих пор? Почему он спокойно относится к этому? Эрвин хотел узнать, что это было, или может кто-нибудь хотел ему все объяснить, но Ханджи выпрямляется и уходит, помахав парням на прощание. — Комната для гостей по коридору и направо, последняя дверь, — говорит Леви, вставая из-за стола и покидает комнату вслед за Ханджи. Смит оборачивается, только гадая, что это было и стоило ли с ними поговорить утром? Или стоило прямо сейчас поехать в общежитие? Нет, он не хотел уезжать, он хотел узнать, что будет дальше. Поэтому завтра утром он попытается все узнать, если у него хватит сил заговорить об этом. *** Эрвин не мог уснуть. Он взглянул на свой телефон, который вот-вот уже готов был разрядиться, и увидел на экране блокировки, что уже было два часа ночи. А он не спал. Эрвин понимал, что нужно было всеми силами как можно скорее попытаться заснуть, и утром при первой же возможности свалить из этой квартиры. Или остаться? Перспектива сходить с Ханджи в Лувр была заманчива, а ее поцелуй… Возможно, он сумеет с ней поговорить завтра и все узнать. Действительно ли он ей нравится, раз она в первый же вечер поцеловала его? Но почему она поцеловала Леви? В этой семье принято целовать родственников или как это понимать? Эрвин уже думал о том, что возможно это все этикет Франции к которому он никак не мог привыкнуть. — Бред, — бурчит Смит под нос, переворачиваясь на левый бок, смотря на свою дверь. Гостевая комната, где спал парень, была такой же, как и вся квартира: порядком обшарпанная, но огромная. Белые огромные стены его пугали, но не до такой степени, что он боролся с бессонницей. Поцелуй. Ее пухлые губы, нежные пальцы, невесомое касание. Эрвин снова и снова возвращался к этим мгновениям, что плотно засели в его голове. Он бы хотел повторить их, возможно, хотел добавить что-то от себя. Вот он касается ладонью ее щеки, снимает очки с ее носа, нежно целует, пока они сидят на кухне. Его мечты прерывает какой-то шум в соседней комнате, отчего он резко дергается и принимает сидячую позу, продолжая пялиться на свою дверь. Что это было? Смит слышит копошение, неразборчивые звуки, шуршание и ему становится не по себе. Он помнил, что там была комната Леви. Это происходило у него? Надо узнать, что там, быть может произошло что-то ужасное? Эрвин решает тихонечко прокрасться по коридору и узнать в чем дело. Он откидывает одеяло и босыми пятками касается холодных деревянных досок, вставая с кровати. В кромешной темноте ни черта не видно и он идет на ощупь, опираясь о стену, потом на ручку и вот он медленно открывает свою дверь, чтобы она не скрипнула лишний раз. Парень выглядывает в коридор, но не замечает ничего подозрительного, а темная дыра в конце пути кажется ему зловещей. Смит еще раз покрутил головой, дабы убедиться, что ему действительно показалось и натыкается на тусклый свет, что просачивался через тонкую щелочку в дверном проеме. Комната Леви. Так он не спал? Почему? Все ведь разошлись по кроватям еще несколько часов назад и по теории уже должны были уснуть. Может, он читал? Смит понял, что дети профессора Аккермана начитанные, а при входе он видео огромный шкаф с книгами. Но разве Леви будет читать так громко? Странные звуки усилились, а Смит решает подкрасться к двери комнаты Леви, чтобы узнать, в чем дело. Если что он сразу же отвернется и ляжет спать, а утром, как и обещал себе, покинет квартиру. Раз и навсегда. Медленными шагами парень подходит к комнате. До его ушей начали доноситься тихие стоны и шлепки с довольным мычанием. Стало не по себе. Эрвин нахмурился. Порно? Он что мастурбирует по ночам, смотря порно? Странно, ведь Смит не замечал в этом доме еще какую-то технику, кроме телевизора в гостиной. Казалось, это была единственная достопримечательность в этой старой квартире, что связывала ее жителей с цивилизацией. Наконец, он решает узнать источник странных звуков и наклоняется к дверному проему, смотря в маленькую щелочку шокирующую картину. Ханджи. Она лежала на столе, полностью обнаженная с сигаретой в пальцах, закинув голову и выпуская дым при зажженной свечи, пока меж ее раздвинутых ног был Леви. Эрвин видел только его затылок, но догадывался, отчего сладко стонет девушка время от времени, пока парень придерживал ее ляжки. Они занимались сексом. Брат и сестра. Эрвину стало мерзко от этого. Он отпрянул в страхе и дернул головой в надежде, что ему это снится, но сладкий вздох девушки в комнате подтолкнул парня снова прильнуть к маленькому отверстию, чтобы посмотреть на это зрелище ещё раз. Эрвин наблюдал, как тяжело вздымается грудь Ханжи. Он смотрел на ее твёрдые соски, упругие формы, отчего сглотнул слюну. И все-таки этикет во Франции что надо. Смит усмехается через шок, но не спешил отводить взгляд и бежать к своей комнате. Увиденное уж больно завораживало и подталкивало наблюдать. Эрвин не знает, сколько прошло времени с тех пор, как он застыл на этом месте, совершенно позабыв о своих обещаниях, которые он дал себе в гостевой комнате. За это вечер он уже получил поцелуй от Ханджи и увидел ее голой, может быть завтра на месте Леви тоже будет он? Леви. Он находился между женских ног, лаская ее внизу, пока девушка тихо стонала, зарываясь пальцами в черные волосы на макушке парня. Ну, надо же! Кто бы мог подумать. Эрвин наблюдает, как Леви поглаживает бёдра Ханджи, что кусала губы от наслаждения, прикрыв глаза. Сам Смит чуть подался вперед, прильнув к двери, но не удержал равновесие. Его ноги стали ватными от увиденного. Он опирается о стену рядом. Раздается громкий стук. Эрвин сразу же убирает руку и отстраняется, прижимаясь спиной к стене, чтобы парочка не поняла, что он их подслушивал. Страшно было попасться с поличным, и Эрвин притих, начиная облизывать губы и нервничать, что Леви его заметил. Бежать было бессмысленно, ведь лишние шаги привлекут ещё большее внимание, поэтому он ждал в надежде, что стоны Ханджи продолжатся, как ни в чем не бывало, и он спокойно уйдёт. Так и произошло. К великому счастью, Эрвин услышал ласковый голос девушки, умоляющей Леви не останавливаться. Смита все ещё терзало любопытство. Он решает взглянуть на неё снова. Он будто уже был участником процесса и не хотел, чтобы продолжали без него. — Твою мать, — шепчет парень себе под нос, понимая, что за время, пока он прятался, влюбленная парочка сменила позу и теперь Эрвин видел не только затылок Леви но и его ягодицы. Аппетитные сочные ягодицы. Смит сглотнул слюну, но отогнал эти мысли прочь, продолжая быть наблюдателем. Теперь Аккерман был внутри Ханджи. Он держал ее за ноги, что болтались в воздухе, а она лежала на спине. Они все еще занимались сексом. Грязным диким сексом. Эрвин завидовал. Ханджи поджимала губы, откидывала голову, показывая свою шею, отчего Леви замедлял темп, наклонялся и целовал ее белую кожу, оставляя на ней алые пятна. Девушка вцепилась ногтями в его сильные руки, что придерживали ее, пока он входил в нее умеренным темпом, желая насладиться ею сполна. Как же классно. Они целуются, издают томные стоны по очереди, совсем наплевав на гостей, но если честно Эрвин тоже забыл о том, что он гость. Его член колом стоял в его черных брюках, в которых он приехал на ужин к профессору и так и молил, что он к нему прикоснулся. Эрвин сглотнул слюну. Они же ничего не увидят. Они итак заняты своим делом. Он не будет им мешать. Смит опирается о стену, выуживая из своих брюк свой член и начиная водить по нему ладонью вверх-вниз. Так вот каково это смотреть на секс людей не на экране ноутбука. Эрвин признал, что так было круче. Он смотрел на секс двух людей, мастурбируя под стоны Ханджи, иногда подстраиваясь под них и представляя, что это он занимается с ней сексом. Эрвин прикрывал глаза. визуализируя в голове образы голой девушки, что лежала бы перед ним и умоляла не останавливаться. В реальности все было наоборот. — Леви, — томно шептала Ханджи, на что парень замедлил темп и наклонился к ней, дабы выслушать ее вопрос, — Эрвин. Ах! Он может проснуться. Мы.Мы так разбудим его. — Эрвин крепко спит, — уверяет девушку Аккерман, целуя в губы. — Нам надо быть тише, — говорит Ханджи, проводя ладонью по щеке парня, — но я не могу быть с тобой тише. Мне так хорошо, Леви. Для Леви не нужно больше слов, он снова выпрямился, продолжая двигаться внутри Ханджи, держа в ладонях ее бедра. Смит понял, что и девушка перестала себя сдерживать. Ее стоны стали громче. От них он действительно мог бы проснуться. Интересно, что он тогда бы сделал? Наверное, смотрел бы на них. Так же, как сейчас на него смотрел Леви. Подняв голову, Смит увидел в тусклом свете огня лицо Леви. Он увидел гадкий взгляд и хитрую ухмылку. Он все понял. Леви слышал, что это был Эрвин. И сейчас он специально ухмылялся, наблюдая в темноте силуэт за дверью, что активно орудовал рукой где-то внизу. Смит признал, что Аккерман победил, но почему он не выдал его? Студент запаниковал, но успокоился, учитывая, что Леви не стал кричать и тыкать в него пальцем, показывая, что он здесь. Но почему? На лице Леви появилась довольная улыбка, пока Ханджи все ещё стонала лёжа на столе. Эрвин раскрыл рот, не понимая, что происходит. Зачем он это делает? Почему он его провоцирует? Леви улыбался, продолжая трахать Ханджи, дабы говоря этим взглядом Эрвину: «Смотри, как я тебя победил», но почему он это делает? Для чего? — Ханджи, хочешь меня? — томно спрашивает Леви у девушки, а сам поворачивается к Эрвину, гадко улыбаясь, пока Смит сглатывал слюну, представив, а что, если бы Леви говорил это ему? «Эрвин, хочешь меня?». — Да, Леви, — стонала Ханджи, — да, я хочу тебя. Черт, Ханджи! Эрвин быстро сдаётся, кончая от сладкого голоса девушки, что шептала имя Леви. Он наклонил голову, поджал губы, дабы не застонать от наслаждения и окончательно выдать себя, кончил в ладонь, ощущая, как намокают его боксеры. Что он натворил? Осознание содеянного приходит чуть позже, когда легкая послеоргазменная судорога пройдет, и он поднимет голову, где увидит, что Леви кончает в Ханджи с громким рыком, пока девушка обнимает парня, что навис над ней и приговаривая: — Может, теперь у нас получилось.