Переплетение веских причин остаться

Он находит её на обрыве, заинтересованно смотрящей вниз и ради любопытства покачивающей ногами — неверный шаг, и такт собьется, и сорвется девичье тело вниз. Чёрные волосы, обрезанные по плечи, плавно треплет ветер, зовущий и манящий вниз, в ту самую даль, из которой не будет выхода. Вэй Чанцзэ кажется спокойным — убирает руки за голову, беспечно садясь рядом и — главное правило — не смотря вниз. Цансэ заинтересованно смотрит в его прищуренные от солнца глаза. Длинные ресницы слегка подрагивают от солнечных лучей, спускаясь по лицу. Кожа у неё бледная и очень тонкая, совсем не как у среднестатистического заклинателя. Словно цветок, выросший в теплице и не вкусивший реалии этого мира. Она всегда была странной. — О, братец Вэй тоже пришёл полюбоваться на закат? — растягивает гласные. Специально, чтобы позлить, наверное. Вот только Вэй Чанцзэ это не берёт. Ему физически больно смотреть на то, как она болтает ногами, готовая сорваться в пропасть. — Что будет, если ты упадешь? — спрашивает он, чувствуя, как под пальцами колят иглы. — Значит, меня не будет, — флегматично отвечает девушка. На неё не похоже. Совсем, — неужели беспокоишься, братец Вэй? Лукавый взгляд серебристых глаз, в которых отражается солнце, оказывается прикован к его персоне. Вэй Чанцзэ выдерживает этот пристальный взор, не теряя остатки самообладания — а очень, очень хочется. — Перестань говорить глупости. Мы любим тебя, Цансэ — и ты это прекрасно знаешь, — начинает он нравоучительную беседу, как оказывается прерван: — Не такая я уж и недалекая! — её плечи были напряжены, — просто интересно, что будет после смерти. Я могу смотреть в эту пропасть, а могу и сделать решительный шаг. Только... Вэй Чанцзэ переплел их пальцы. Подавил горестный вздох — на горе из них, безусловно, сделали замечательных заклинателей, но не учли, что детям нужны знания и о реальной жизни. Пусть их силы находились наравне, он никогда даже не допускал мысли ради интереса оборвать жизнь — кто знает, может, нет никакой смерти, просто холод и пустота? — Ты все еще говоришь глупости. Не надо делать никаких шагов — ведь если упадешь ты, упаду и я. — О, ты решил задержать меня так? — лихорадочный блеск загорелся в её глазах, и Цансэ сильнее рассмеялась. Её душил смех, будто она увидела нечто стоящее столь бурных эмоций. Вэй Чанцзэ почувствовал лишь стремительное падение вниз. Всё дальше и дальше виднелся край обрыва. Ему казалось, что он умрёт ещё до того, как разобьётся о поджидающие внизу скалы — было нечем дышать. Цансэ продолжила улыбаться, и лишь когда они почти достигли края земли, взяла его за руку, второй очерчивая пространство между ними. Было холодно, пусто и темно, а ещё в напряженных мыслях витало одно — если бы ни одна миллисекунда, они безвозвратно разбились. У Цансэ были холодно-серые глаза, но она улыбалась даже тогда, когда лежала на спине в самом низу обрыва. Рядом возрастали огромные льдинистые скалы. В месте, куда не достигал свет... Они отливали чистым серебром. — Испугался? — перезвоном её веселый смех эхом отзывается в долине. — Ты чуть не убила меня, — отряхиваясь от пыли дорог, сквозь зубы пробурчал Чанцзэ. — Разве бы я это допустила? — возмущенно воскликнула она, — я использовала всю защитную энергию, чтобы показать тебе это место, а ты думаешь, что я специально бросила тебя сюда! — Ох, извини-извини, — примирительно замахал руками юноша. У Цансэ явно странное представление о романтических встречах. — Если пройти чуть дальше, можно наткнуться на озеро, — охотно рассказывала она, утягивая его за собой за руку, — и около него есть заброшенный храм. — Звучит слишком фантастически, — попытка остудить её пыл провалилась. Ладонь Цансэ плавно выскользнула из его руки, и Вэй Чанцзэ, облаченный в фиолетовые одежды Юн Мэн Цзян, горько улыбнулся ей вслед. Он будет идти позади. У него не оставалось выбора, кроме как безмолвными шагами следовать за ней — её следы рассеивал ветер, унося прахом в далёкие дали. И непонятно, выберутся ли они вообще. Зеркальные воды озера отразили их лица: весело смеящееся — её; спокойное и как всегда скрытное — его. Ну же, улыбнись. Неужели между вами не было обучения в Гу Су и купания в совместных источниках? Неужели и вино вы вместе не воровали? Очнись. Ты никогда не будешь один. Цансэ охватывает его лицо своими узкими ладонями и охотно целует губы. Она отличается от заклинателей, и Вэй Чанцзэ это в ней и нравится. Дальнейший путь они делают с переплетенными пальцами рук. Храм действительно есть — проросший зеленой лозой, окутанный пылью мрака и таинства. Белый мрамор пожелтел от древности, серебро выцвело; колокола замолкли навсегда, склоняющиеся к небу — к единственному предназначению. Цансэ уверенно перешагивала сквозь каменистые берега, а после совершенно спокойно обходила затуманенные дымкой тропы. — Здесь было место, где начала свой путь Баошань-саньжэнь. Она так рассказывала. После молитвы этот храм резко покрылся зелеными вервиями, и ей оставалось подчинить смутную энергию вокруг себя, чтобы выжить. Решив, что она опасна для окружающего мира, моя наставницв удалилась на гору, раз в год спускаясь и подбирая детей-сирот. Цансэ-саньжэнь знала, что врёт. Она рассказывала эту красивую легенду, потому что она служила ей сказкой на ночь от старших сестёр. Осознание выдумки не мешало ей хотеть посетить это место когда-нибудь, но идти одной не хотелось. Друзья показали ей новую, красочную жизнь — ту, в которой она не должна была идти одинокой тропой с гордо поднятой головой. Однажды вкусив свободу, заковывать себя в прутья клетки не хочется. — Мы можем начать наш путь здесь, — прервал молчание Вэй Чанцзэ, — можем совершить три поклона и путешествовать, как ты хотела. Если ты останешься, я останусь тоже. Юн Мэн Цзян — наш дом, но он не заменит манящие небеса и бесконечные дороги. — Мы будем недолго странствовать, а потом вернемся, — пообещала Цансэ, смахивая с лица слезу. — Отчего ты плачешь? — Из-за того, что встретилась с тобой. Это был лучший момент в моей жизни, честно. Я не думала найти друзей, уходя с горы; и вовсе не надеялась найти тебя. Вэй Чанцзэ дотронулся до её ладони. Мягкая, плохо держащая оружие в руках. Провёл по линиям руки. Цансэ первой обняла его — теплотой и заботой были очерчены её прикосновения. — Почему же ты ушла с горы всё-таки? — поинтересовался он, стараясь отвлечься. Непривычно. Слишком приятно. — Я пыталась спуститься, когда была младше, но меня остановил один человек. Я не знала ни его лица, ни имени, но он открыл мне глаза, и его слова мне навсегда запомнились: «людям, которые коротают жизнь на горе, никогда не понять тот спектр чувств, которые ощущают свободные души. Вы заточены навеки в своих небольших поселениях и понятия не имеете, что происходит в этом мире». Наверное, это и стало толчком. Поэтому я здесь. Лицо Вэй Чанцзэ тронула улыбка. Вернее, он рассмеялся — так же, как она, звонко, а потом, внимательно взглянув в её глаза, признался: — Это был я. Во время одной охоты я бросился за мертвецом, и он завлек меня на гору. Меня вывела девушка в серой накидке, как у тебя — я счёл её своей ровесницей и сказал эти слова, пытаясь казаться серьёзным. Фэнмянь тогда шутил довольно долго. Но, — он запнулся на полуслове, закусив губу, — я не думал, что этой девушкой окажешься ты. Может, потому наши сердца тянулись друг к другу, потому что мы однажды встречались? Цансэ удивленно захлопала длинными ресницами. Она не предполагала... Не могла поверить... И даже подумать. Тишина нарушилась ветром, закружившим листья в танце — тогда ей настала пора говорить. — Значит ли это, что судьба существует? — Безусловно, — прошептал он в ответ, целуя её запястье, как полагалось при встречах. Они избегали формальностей — сын слуги и воспитанница горных долин. — И всё с самого начала было предрешено? — Именно так. Они совершают три поклона без суматохи и красных нарядов, в заброшенном храме, откуда начала свой путь Баошань-саньжэнь, согласно легендам. И, когда они вернутся домой, жизнь изменится.