1
21 мая 2021 г. в 02:14
Раз заговорив о съёмках, Валентино постоянно думал о них, а вокруг меня появилось много зеркал. Я и прежде всегда старался выглядеть обворожительно и привык двигаться, словно в танце, но теперь он требовал, чтобы каждая поза, каждый жест были отточенными, выверенными и безупречными. Пришлось забыть о том, чтобы морщить лоб, хмуриться или играть желваками, я всегда носил маску страсти, чувственно постреливая в разные стороны глазками, многозначительно поднимая брови и красиво изгибая губы – в улыбке или стонах и вскриках.
Отчаянно кружащаяся голова, откляченная задница, напряжённые как струны звенящие мышцы — он переломил меня пополам, вжимая грудью в низкую столешницу, прогибая до стона. Я как мог распрямлял ноги, но они отрывались от земли под его напором. Из-за туго затянутого корсета дышалось мелко и поверхностно, приходилось изо всех сил упираться ладонями, чтобы не пробить макушкой зеркало туалетного столика.
Рука сильнее надавила на лопатки, лишая малейшей возможности вдохнуть. Дёрнувшись, я прогнулся ещё глубже, подошвы сапог всё-таки потеряли опору, и он, будто и не заметив, легко удержал меня на весу нижними руками.
Когтистые пальцы жёстче впились в тело. Свободная рука дёрнула за волосы, заставляя запрокинуть голову и встретить в зеркале его пылающий взгляд.
— Давай, пончик. — Поторопил он. — Знаешь, что я хочу услышать?
Беспомощный отчаянный взвизг вырвался изо рта, тело заизвивалось, зад вжался в него. В груди ёкнуло, будто я обрушился в бездну, и у бездны не было дна. Я падал, вращаясь, реальность темнела по краям и скручивалась в непроглядный колодец. Такое чувствовали ангелы, когда их с отрубленными крыльями низринули с небес?
Он и не думал останавливаться, каждым рывком увеличивая разрастающуюся пустоту внутри. Я балансировал сколько мог, пока мой член наконец не содрогнулся, толчками расплескивая сперму.
— Миста Валентино! — Придушенно пискнул я, чудом ухитрившись не закатить глаза и удержать зрительный контакт.
Почти задохнувшись, я обмяк, распластавшись по столешнице. Он разжал хватку, член с хлопком, как пробка из бутылки, выскочил наружу, я от неожиданности неловко рухнул на колени, вдобавок сильно ударившись подбородком о край стола. Воздух маленькими глотками потёк в лёгкие.
Когда перед глазами неохотно рассеялись тёмные мушки, Валентино уже устроился на кровати, привалившись плечами к изголовью и привольно раскинув ноги.
— Кис-кис. — Поманил он. Я уставился на его член, похожий на блестящее глазированное эскимо, и, как был на карачках, пополз к нему, борясь с подступившей слюной и чудом не путаясь в предательски подгибающихся конечностях.
— О, кексик, поранился?
Прогнув спину, чтобы чуть коснуться его пушком, я подставил лицо. Язык мазнул по приоткрытым губам и чутко исследовал саднящую ранку. Я прикрыл глаза и не шевелился, пока, потеряв интерес, Валентино не отстранился, закурив. Запрокинув голову, он рассматривал сцену в зеркальном потолке, а дымная тень витала вокруг, то нежно поглаживая, то свиваясь в обжигающие давящие кольца.
Хотелось избавиться от удушающих объятий корсета, но ему нравилось то, как это приподнимает и визуально увеличивает по большей части бутафорскую грудь. Стараясь не забывать правильно дышать, я, словно в танце припал к нему, ластясь всем телом, огладил бархатную, будто умасленную кожу, и ненадолго нежно переплёл его расслабленные пальцы со своими.
Губы прошлись по шее, покрывая кожу то тягучими, то быстрыми и едва ощутимыми поцелуями. Язык нырнул в глубокую влекущую впадинку между ключиц, последовал ниже, оставляя извилистую мокрую дорожку.
Валентино успел переменить бессчётное количество нарядов за эти сумасшедшие деньки, и сейчас предпочел остаться в первозданной наготе, только браслет спиралью обвивал одно из предплечий от запястья до локтя; даже манто, постоянно укутывающее его шею, меховым капюшоном обвисло за спиной. Кто-то из бесовок на прощание проколол ему сосок, украсив колечком белого золота, и расписал кожу вокруг изящной мехенди. Я пробежался по узору и подразнил колечко, это заставило его втянуть воздух и чуть выгнуть спину. Неторопливо пройдясь по проступившим рёбрам, я прикусил кожу и, растягивая удовольствие, принялся по сужающейся спирали подбираться ближе к цели.
Последнюю неделю, слившуюся в бесконечную Вальпургиеву ночь, Дворец принимал компанию суккубов — ребят, которых я прежде не встречал. Веселились сутками напролёт, выпивка лилась рекой, дым стоял коромыслом. Наглые, раскованные, уверенные в своей неотразимости, и — неотразимые, они произвели ярчайшее впечатление. Валентино смотрел на них с внимательным расчётливым интересом, я же просто не мог наглядеться на то, как ловко и чувственно они использовали свои хвосты, как похотливо приподнимали их над задницами, оголяя приковывавшие взгляд соблазнительные щели между ягодиц! Шестерёнки в голове Валентино вращались всегда, наверняка между обильными возлияниями и тыканьем членом в разнообразные отверстия он успел порешать массу важных вопросов. Сегодня труппа уехала, всё снова входило в привычную колею, и было приятно никуда не торопиться и улучить момент, чтобы остаться наедине.
Красиво изогнувшись, я улёгся между его ног и принялся пальцами, губами и языком ласкать бёдра и низ живота, не без усилия игнорируя вызывающе торчащий член. Чуть сжал мошонку, всё жаднее вылизывая кожу, и запустил язык глубоко между ног. Подразнил складки, вторгся в него, и принялся нежно с нажимом массировать. Он шевельнулся, удобней устраиваясь на подушках, член дрогнул, на головке набухала, подрагивая, прозрачная капелька смазки.
Этим вечером было выпито много вина, он хотел расслабиться, и, к тому же, не должен был изображать что-то передо мной. Некуда торопиться, ночь длинная, если буду ласков и истомлю его — смогу трахнуть. От одной мысли тело заелозило, устраивая крепнущий член удобней в простынях.
Я отступил, подобрав язык и бродившие по телу руки, и протолкнул пару ладоней под его зад. Облизнул пальцы, дразнясь, обвёл колечко сфинктера и нарочито медленно вдавился внутрь. Не чуждый всяких удовольствий, он одобрительно ухнул, выгнул спину и подался навстречу.
Член приглашающе качнулся перед глазами. Хотелось проследить весь рисунок проступивших пульсирующих вен, и я принялся прихотливо сновать по ним кончиком языка. Вкус наших смешанных и взбитых смазок приблизил к экстазу.
— Хочу тебя, мистер Прекрасный. — Вырвалось само собой, и я имел в виду гораздо больше, чем смог бы объяснить, распинайся хоть целый день.
Он перечитывал ветхий завет — редкий раритет для ада — в поисках несуществующих ответов и порой сыпал напыщенными фразами, так что я не удивился, когда он басовито откликнулся:
— Открой ротик — я волью в тебя немного благодати.
О, я хотел его благодати! Жаждал, вожделел, алкал!
Вскинув голову, чтобы заглянуть в его прикрытые, но всегда цепкие глаза, я засмеялся и сам поразился тому, какая блядская возбуждённая хрипотца прорезалась в голосе. С готовностью шире распахнув рот, я вызывающе оскалил клычки и маняще затрепетал языком, моля схватить за волосы и насильно пригнуть к члену. Он бездействовал, мы оба знали, что я не устою перед соблазном дольше пары мгновений.
Едва сдержав рвущийся наружу страстный скулёж, я перешёл к главному блюду банкета, и, обвив длинным языком, втянул головку в рот, прижав к нёбу. Ответный стон был усладой для моих ушей. Большая ладонь легко огладила волосы и надавила на загривок.
Где-то рядом хлопнуло, будто взорвалась лампочка, зашипело и заискрило. По заднице мазнуло холодным сквознячком, что-то сместилось, и мы перестали быть одни в полумраке спальни.