Письма в никуда

Анна Викторовна, друг мой, душа моя. Окна темны, старый добрый Moser прозвонил уж два часа пополуночи. Наступила самая темная и зловещая пора суток. Я же сижу у стола в небольшой комнате - моем новом пристанище на ближайшее время. За окнами спит старый добрый Затонск, и где-то в этом городке - Вы. Вновь такая близкая и такая далёкая. Я вернулся сюда, спустя почти пять лет. Цель моя - проклятый Крутин, который, по сведениям, подбирается к Вам с неясными, но, несомненно, недобрыми целями. Но, возможно, всё это - просто воображение моих нынешних распорядителей. Слишком разрозненна и противоречива информация, полученная от целой армии осведомителей, филёров, сыщиков, вовлеченных в это дело. Единственная, кто придерживается одной версии и одних показаний - та самая Полина Аникеева. Она тоже здесь: на днях откроет книжную лавку и, возможно, сумеет узнать по голосу своего аманта, который непременно явится к ней. А уж я буду рядом и не упущу его. Но лишает покоя меня не предстоящая схватка с сильным противником. Сжигает душу тревога из-за того, что я узнал не так давно. Ежели принять за правду собранные за последнее время сведения, Вы, действительно, утратили после нашей единственной и прекрасной ночи свой невероятный дар, а все эти годы я питался лишь своими мечтами. Не было Вас рядом со мной, лишь мое воображение услужливо подсовывало то, чего я так жаждал. Но даже если так, я благодарен Вам за то, что Вы одним своим существованием где-то на белом свете спасли меня, помогли пройти все чудовищные испытания, выпавшие на мою долю. Отныне же я должен прекратить обращаться к Вам в мыслях. Вы - здесь, рядом, живая, из плоти и крови. Мы, несомненно, встретимся в самое ближайшее время. Я должен буду находиться подле Вас и негласно оберегать. Сие испытание будет потруднее тех, казематных. Как смогу удержать Вас на расстоянии, дабы никто, в том числе и мой зловещий объект преследования, не заподозрили, как сие невероятно трудно для меня? Что же, это долг мой, служба. Но зато обещанная мне свобода после завершения сего дела - достойнейшая награда за работу. И я сделаю это! А ежели Вы охладели ко мне, я добьюсь, я завоюю Вас заново, а потом увезу так далеко, что нас не смогут найти ни враги, ни кто другой. Средства и возможности для сего предприятия у меня есть. А главное - имеется невероятная решимость осуществить это. Но я должен открыться Вам хотя бы в том, что любил Вас все эти годы. Я должен писать к Вам, именно - писать. На бумаге. Чернилами. Но как же сие трудно. Я так привык к умозрительным своим посланиям. В мечтах я ведь не просто писал к Вам. Я еще и представлял, как Вы читаете мои сочинения. Теперь же следует отринуть сию привычку и жить реальностью. Да, нынче на окнах моих нет решеток, в дверях нет засовов, не стоит снаружи стража, что препятствует идти, куда хочу, делать, что захочу. Но я вновь связан по рукам и ногам. Не оковами - кандалами, более строгими, чем те, давние цепи. Мои нынешние распорядители знали, кому поручить сию работу. Я буду рыть землю, я переверну этот городок, я всею силою своих умственных способностей разгадаю загадку Крутина и спасу: Вас, себя, весь мир людей. Опять. После прошлых событий у меня есть опасения, что обещания сии могут быть и не исполнены. Что же, приготовлюсь и к такому исходу. В этот раз я так просто не дамся. Вы - моя главная забота и драгоценность, ради этого я сделаю всё, что в моих силах. Я всё оттягиваю момент, когда нужно взять перо. У кого-то из писателей читал о страхе перед белым листом бумаги. Полагал сие всего лишь фигурой речи, эдаким кокетством маститого литератора, теперь же который час уж сижу у стола и глазею на чистый лист. Невероятно тяжело вывести хотя бы слово. Многого написать не могу, но главное - просто обязан. Я привык говорить с Вами пространно, здесь же должен уместить желаемое в нескольких строчках. Вы можете порвать это письмо, лишь увидев мой почерк. Но уповаю на Вашу любознательность, на желание узнать всё до конца, как вы всегда стремились докопаться до сути, выяснить правду, какой бы она ни была. Потому и уверен: вы прочтете его. Но вот ответите ли? Так саднит и давит в груди слева: как же вы жили всё это время, дорогая моя Анна? Я исчез. Дар Ваш пропал. Как Вы не сошли с ума, не зная жив ли я, мертв ли? Стараюсь не думать об этом, иначе наплевав на осторожность и все свои обязательства, брошусь к ногам Вашим, дабы хоть как-то загладить свою вину. Мне все же было легче, даже в застенках: я знал, что Вы в кругу близких и родных людей. Но как же пережили Вы всё случившееся... Нет ответа. Думать об этом больно. Не стану пока. Что же, как ни оттягивай, пора приступать... "Ненаглядная Анна! Я люблю Вас..." Нет, не то, не то. "Анна Викторовна! Я здесь, в Затонске, после долгих лет скитаний. И вновь спешу засвидетельствовать Вам своё..." Да нет же! Что за чушь лезет из-под пера! "Драгоценная Анна Викторовна! Возможно я ненавистен вам, или вы давно меня забыли... В таком случае я со смирением приму это и больше никогда Вас не побеспокою. Я поступил бесчестно, оставив Вас одну в ту ночь, и, хоть на то были причины, от меня не зависящие, я знаю, что мне нет прощения. Поверьте: за все эти пять лет не было ни дня, ни секунды, когда бы я не думал о Вас и не мечтал о нашей встрече..." Да, кажется, так хорошо. Опасаюсь, что письмо может попасть в чужие руки, посему подписываться не стану. Надеюсь, что ответите. Ежели нет, то... Разберемся. До свидания, Анна Викторовна. До скорого свидания. Искренне Ваш, судебный следователь города Затонска, секретный дознаватель Отделения по охранению общественной безопасности и порядка Санкт-Петербурга, надворный советник Яков Платонович Штольман.