***
Жёлтые окна двухэтажного роскошного дома освещают Аарону путь к крыльцу. Он идёт по газону — так быстрее, — и туфли его мгновенно становятся влажными. Непогода, разбросав по округе ветки и всякий мусор, успокоилась, только с деревьев при порывах ветра летят в лицо холодные капли. Мужчина бесшумно взлетает по ступеням и нажимает на звонок. Внутри дома раздаётся певучая трель, и через некоторое время презентабельного вида пожилая женщина в домашней, но дорогой одежде с сомнением всматривается в его лицо сквозь дверную щель, но, узнав, кто перед ней, распахивает дверь во всю ширь. — О, — она безусловно удивлена. — Мистер Хилл. Здравствуйте. — Прошу прощения за столь поздний визит, миссис Росс. Но мне срочно нужно переговорить с вашим мужем. Мистер Росс дома? — Конечно, он дома, сейчас же почти полночь, — она не скрывает иронии в голосе и, поколебавшись всего секунду, делает шаг в сторону, пропуская неожиданного визитёра в прихожую. Если главарь Драконов за все годы… кхм… определённого сотрудничества с её мужем, пока ещё мэром этого города, впервые заявился к ним домой, значит, дело и вправду нешуточное. — Не снимайте, — она указывает на обувь. — Проходите в кабинет, я позову Алекса. — И всё же, на улице весь день шёл ливень. — С вашими манерами я иногда забываю, кто вы. — Одобрительно ухмыльнувшись, она скрывается в глубине дома. В кабинете, отделанном орехового цвета деревянными панелями, Аарон замирает у книжных стеллажей, взгляд его скользит по корешкам книг, но буквы не складываются в слова, а те, в свою очередь — в названия. Он так вымотался, что едва может держать глаза открытыми, но это дело — разговор с Россом — последнее, что он должен выжать из этого сумасшедшего дня. Мэр входит в комнату, деликатно затворив за собой дверь. Этот пожилой, опрятный мужчина — частый гость в драконьем казино, куда он заглядывает со своей женой и коллегами. Поэтому он радушно, хоть и не скрывая удивления на лице, пожимает протянутую ему ладонь. — Простите, что потревожил столь поздно, да ещё и у вас дома. — Ерунда, я всегда говорил, что нам пора познакомиться поближе, — мэр шутит, чтобы сгладить неловкость, а сам ненавязчиво вглядывается в измождённое лицо напротив, весь исходя догадками, что привело в его дом самого опасного человека в городе, да ещё и ночью. — Чем могу помочь, я так понял, дело важное? — Очень. Не буду тратить ни ваше, ни своё время и сразу перейду к сути. Что вы ответите, если я скажу, что вы ещё можете переизбраться в мэры? Мужчина, вскинув брови, склоняет голову набок: — Я… отвечу, что это звучит маловероятно. Но интригующе. Подробнее? — На днях в городе кое-что закрутится. Я не могу сказать, что, но поверьте, когда это начнётся, вы поймёте, что это именно оно. Я предлагаю вам воспользоваться случаем, дабы переубедить избирателей и склонить их на свою сторону в критический момент. При правильном подходе у вас это получится с лёгкостью. — О чём вы говорите? — Я не могу сказать больше. Брови Росса сведены вместе, но в остальном выражение его лица — нечитаемое. Он выжидающе смотрит на собеседника, желая услышать детали, но те не следуют. Тогда он, вздохнув, краем ткани джемпера принимается протирать стёкла очков. — Что ж, звучит туманно, но очень занимательно. Это, я так понимаю, ваша часть сделки. А какова моя? Опытный политик — он знает, что помощь не бывает односторонней, а оказанное одолжение должно быть возвращено. Аарон рад, что ему не пришлось объяснять этого на пальцах. — В нужный момент по моей просьбе вы поддержите Драконов против Никсона. Заступитесь за нас, если потребуется. Росс добродушно хмыкает, разводя руками: — Я сомневаюсь, что Джонатан Никсон останется на своем посту. Его положение, как и моё, весьма и весьма шатко. — Если он не останется, считайте, что вы мне ничего не должны. Но если же он сохранит должность, я буду ждать вашей помощи в решающий момент. Мэр не сводит с Хилла напряжённого взгляда. На опасную дорожку он ступает, заключая сделки с подобного рода людьми — чересчур привлекательные сделки, цена которых уже не кажется столь высокой. — Я не заступлюсь за убийство, наркоторговлю или ещё что-то в этом роде, — Росс предупреждающе вскидывает ладонь, вместе с тем делая шаг вперёд. — О таком я и не прошу. Всего лишь если — или точнее, когда, — Никсон устроит охоту на ведьм, мне понадобится помощь кого-то, кто напомнит ему, что Сентфор — их город. — И вы утверждаете, что на днях действительно случится нечто, что позволит мне сохранить должность? — Если вы правильно этим воспользуетесь — да. Алекс Росс не привык действовать вслепую, но отчаяние и некоторая степень доверия к этому хмурому суровому мужчине вынуждают его сделать то, что в обычные времена он сам бы счёл отчасти глупым, отчасти безрассудным: он протягивает Дракону руку для рукопожатия. — Надеюсь, я не пожалею об этом.***
Утро следующего дня — туманное и влажное. Сизая пелена опускается с гор, и в скупых рассветных золотых лучах, которым едва удаётся продраться сквозь эту молочную завесу, Сентфор затихает и замирает. Он будто сливается с сосновыми склонами, окружающими его со всех сторон, будто прячется от посторонних в непроглядном мареве. Вести машину в таких условиях — задачка далеко не простая. Сквозь лобовое стекло Никсон может видеть тёмную полосу асфальта хорошо если на пять метров вперёд. Он даже выключает радио — его какофония лишь отвлекает от дороги. — Чёрт бы побрал этот город, туман и… всех их вместе взятых! Почти прижавшись грудью к рулю, он всматривается вперёд, опасаясь как других авто, так и животных, что отчего-то предпочитают бросаться под колеса именно в такую погоду. На самом деле он любит Сентфор, а подобный плотный туман напоминает ему о детстве и давно ушедших беззаботных днях. Напоминает обычно, но только не сегодня. Сегодня, после практически бессонной ночи Джонатан крайне вымотан и изведён. Он едва разобрался со всем насущным — насколько это вообще возможно, — и собрался было прикорнуть на диванчике в полицейском участке, как его разбудил телефонный звонок. Это был Хилл. «Нужно встретиться, есть план», — сказал он и назвал место. Никсону ничего не оставалось, кроме как переодеться, залпом выпить три чашки эспрессо и сквозь плотную, отчего-то таинственную дымку тумана направиться в пиццерию «У Микеля». «Совсем сбрендил — прусь на встречу с долбаными Драконами! По первому зову! Да ещё и в эту дыру». — Уголок его губ тем не менее ползёт вверх в некоем мазохистском наслаждении. Впрочем, ситуация настолько плохая, что выбора у него нет. Если у Хилла есть план — а шериф не сомневается, что план этот — полная лажа, — нужно попробовать хоть что-то. Это не значит, что он заодно с Драконами, нет, убеждает мужчина себя же. Это просто вынужденная мера для защиты Сары. Сто раз проверив, никто ли не мчит по встречной полосе, шериф съезжает с дороги к придорожной забегаловке. На пустой парковке — несколько чёрных машин. Проезжая мимо, за стёклами, покрытыми множеством дождевых капель, он едва угадывает очертания лиц хмурых, настороженных Драконов, неотрывно провожающих его взглядами и готовыми чуть что прийти на подмогу своему вожаку. Мужчина хмыкает и отворачивается: видать, у Хилла слишком маленькие яйца, чтобы заявиться на встречу в одиночку. Дождь пылью опускается на его форму, волосы и тело, стоит Джонатану выйти из машины. Мерзость. Спасаясь от неё, он спешит ко входу в пиццерию. Дверной колокольчик звенит над головой, стоит ему переступить порог. Внутри тепло и сухо. Зал пуст, только с кухни доносятся приглушённые голоса поваров и запах выпечки — обычно Джонатан не терпит пиццу, но сейчас, после ночи впроголодь, живот его отзывается на этот шлейф запахов требовательным урчанием. Мужчина ёжится после промозглости улицы, оглядываясь, и тогда замечает Хилла. Они с Сарой сидят спиной ко входу за столиком у дальней стены. Втянув через ноздри аромат свежего теста и жареной грудинки, Никсон направляется к ним. Аарон вскидывает голову, коротко кивает и, указав на пустое сиденье напротив, приглашает: — Присаживайся. Чуть помедлив, Никсон послушно садится. Его взгляд, хочешь не хочешь, обращается к девушке. Та же на него не смотрит, сидит рядом с Драконом, прижимаясь к стене, как будто желает остаться незамеченной. Повязка вокруг головы выбивается из её привычного образа — образа самой обычной девочки, — и у Никсона вдруг сжимается желудок, стоит ему вспомнить и осознать, что она тоже Дракон. «Бред», — он мысленно одёргивает себя, и взгляд его становится жёстче. — «Он просто заморочил ей голову, одурачил всякой романтической белибердой, этот Хилл!» — Мы уже перекусили. Ты голоден? — Нет, — врёт он, и живот его протестующе бурлит от водоворота запахов и вида оставшихся на блюде нескольких кусков ненавистной пиццы. — И всё же я попросил приготовить для тебя что-нибудь. Маргарита? — Хилл… «Пошёл ты к чёрту, засранец ублюдский, я не буду делить с тобой еду после всего, что ты наворотил», — хочется сказать шерифу, но тот лишь, сжав челюсти, скупо цедит: — Перейдём к делу. — К делу так к делу. Что с Сайксом? Его имя оставляет после себя плотную тишину, а Сара лишь глубже вжимает голову в плечи. Вся эта ситуация — Никсон знает правду, они с Аароном здесь и якобы действуют заодно, Сайкс схвачен, — не укладывается в голове, а тот факт, что она главная причина установившегося беспорядка, виртуозно танцует на чувстве вины. Что уж говорить про чувство страха — страха неизвестности за собственное будущее. Она поджимает губы и в ожидании ответа исподлобья поднимает на шерифа взгляд. Тот и в последние-то недели не выглядел особо отдохнувшим, что уж говорить про сегодняшнее утро: у Никсона настолько серое, безжизненное лицо, что, не знай она, что с ним, подумала бы, что он смертельно болен. — Задержан. Официальная причина — нападение на шерифа. Из этого многого не выжмешь. Ты сказал, у тебя есть план. Ну, говори. Хилл складывает руки на столешнице, пальцами отбивая по её блестящей поверхности. Он сам-то выглядит не лучше Никсона, но изо всех сил продолжает держаться. — План есть. Сайкса нужно убрать, это очевидно. Он мешает тебе, он мешает нам, он мешает Саре. Дай мне договорить, Никсон, я не про то, чтобы его грохнуть. А про то, что его нужно вынудить покинуть Сентфор. Наше предложение следующее: у Сары есть подруга в местной редакции, ты её знаешь. Стефани. Через неё подкинем информацию о том, что Сайкс издевался над подчиненными на войне, напал на действующего шерифа и преследовал несовершеннолетнюю девчонку. Неважно, насколько эта информация достоверна, наше дело — вызвать народный гнев. В маленьком городе, где ничего не происходит, подобная новость устроит настоящий переполох. И знаешь, что? — Когда Хилл подаётся вперёд, тени недосыпа на его лице становятся в сто крат ярче, но всё равно не идут ни в какое сравнение с блеском в глазах. — Ты первый, кто будет в выигрыше. Он откидывается обратно на спинку дивана, внимательно изучая лицо шерифа и пытаясь без слов понять, о чём тот думает. Никсон, до этого жевавший губы, выпрямляется. Посреди его лба — глубокая морщина от сведённых вместе кустистых бровей, челюсти напряжены, белки почти полностью красные — следствие полопавшихся капилляров. — Я догадываюсь, что ты хочешь мне предложить, — говорит он ровным, но низким, будто с долей угрозы, голосом. — Ты убираешь Сайкса, а я благодаря этому остаюсь на своей должности. — Это моя ставка. С одним лишь дополнением. Взамен ты обязуешься не трогать Сару. Шериф громко хмыкает, будто искренне не может поверить, что Хилл всерьёз предложил ему подобный нонсенс. Он кидает на девушку быстрый взгляд и впервые за время разговора встречается с ней глазами. Впрочем, сразу же переводит их обратно на Дракона и, невесело усмехнувшись, качает головой. — Не думаешь ли ты, что я соглашусь на это? — Он ударяет ребром ладони по столу. — Я не оставлю Сару тебе и твоей банде маргиналов! Не знаю и знать не хочу, что ты наплёл внушаемой школьнице и какими средствами убедил присоединиться к твоей шайке уголовников, но с этим покончено! — Никсон подаётся вперёд и устремляет на Аарона стальной, непрошибаемый взгляд. Он угрожающе тихо произносит: — Втянув её во всё это, ты перешёл черту. Теперь это личное, чёрт возьми. Она мне как дочь… — Я вам не дочь! — Сара вскрикивает столь неожиданно, что оба мужчины растерянно вздрагивают. Вскочив и упёршись ладонями в стол, она испепеляет опешившего Никсона взглядом, полным обиды и злости. Доведённая до края, она готова излить на него всё, что копилось месяцами, но, к собственному удивлению, не находит слов. Горечь, непонимание и несправедливость находят выход только в её горящем взгляде, но не оформляются ни в истерику, ни в упрёк. — Не нужно, — пальцы Аарона мягко тянут её обратно, и О’Нил не сопротивляется. Опустившись на диван, она продолжает сжимать столешницу, а мужская ладонь успокаивающе ложится сверху. Джонатан опускает взгляд на их руки, и этот невинный жест поддержки говорит ему всё. Он отшатывается так резко, дёрнув под столом коленями, что длинная перечница с грохотом валится на пол и укатывается по проходу. С прижатой к губам ладонью, выставив перед собой вторую, мужчина принимается яростно мотать головой и без конца повторять: — Нет-нет-нет… нет. Нет! — Он истерично дёргает рукой из стороны в сторону, как обезумевший дирижёр. — Не может быть! Неправда! Этого не может быть! Аарон невозмутимо сжимает женские пальцы, и Никсон заходится отчаянным, горестным полустоном-полувоплем. Он точно сдувается и уменьшается в размерах, а потом вдруг неожиданно бросается вперёд и обеими руками хватает Дракона за грудки́. — Ты! Я убью тебя, слышишь?! Я тебя убью, Хилл!!! Как ты посмел, выблядок? Он трясёт Аарона, а Сара, с криком подскочив, силится разжать его пальцы, но хватка шерифа настолько крепкая, что девушка лишь царапает ногтями собственные ладони. Её привычный мир на глазах превращается в руины, а она совершенно бессильна, и от этого бессилия хочется завыть в голос. Прибежавшие на шум Драконы замирают в шаге от стола, не уверенные в том, что делать: вроде бы Никсон напал на босса, но и босс, кажется… не возражает. И правда — Аарон даёт шерифу всласть накричаться, забрызгать всё вокруг слюной, оттаскать его за ворот косухи во все стороны и даже пальцем не шевелит, чтобы этому помешать. Только тёмные глаза его неумолимо следят за недругом, и напрягаются желваки. Хилл предостерегающе вскидывает руку, заметив, что кто-то из его парней порывается вмешаться, и терпит эту трёпку и нескончаемый поток самых изощрённых ругательств, направленных ему в лицо, до тех пор пока Никсон, обессилев, не валится обратно на диван. — Всё нормально? — Сара нежно касается лица Аарона и безотчётно проводит рукой по его растрепавшимся во все стороны волосам. Полуобернувшись, она бросает на шерифа взгляд, полный столь неприкрытой ненависти, но тот на неё не смотрит: скукожившись, уперев локти в колени, он сидит, закрыв лицо руками. — В порядке. — Подав знак Драконам и поправив ворот косухи, Хилл выпрямляется и направляет на Никсона устало-вопросительный взгляд, как бы интересуясь, мол, наорался, теперь поговорим нормально? Но мужчине нужно время, чтобы прийти в себя. Только через несколько минут он отнимает ладони от лица. Его веки воспалились и покраснели, будто наполнившись невыплаканными слезами, синяки под глазами очертились и сделали его ещё больше похожим на мертвеца. Резким движением руки он убирает упавшую на лоб чёлку, но та сразу же падает на прежнее место. Никсон молчит, переводя жгучий взгляд загнанного в угол, но оттого ещё более отчаянного зверя с Хилла на Сару и обратно. В его рту неожиданно сухо, в ушах гудит. Ему сорок четыре года, но сейчас он чувствует себя еле дышащим стариком. Шериф останавливает взгляд на О’Нил. — Всё ещё можно исправить. — Его голос больше напоминает скрипучее карканье, и мужчина прочищает горло. — Мы все совершаем ошибки, но эту исправить ещё не поздно. Отпусти её, Хилл. Наигрался с молодой и наивной, а теперь дай ей уйти и жить нормально. Порядочно. Отпустишь — и я не арестую тебя за растление несовершеннолетней. Лицо Сары болезненно кривится, ей вдруг становится нестерпимо горько и страшно. Страшно, что Никсон, ведомый высокими, но неверными побуждениями, натравит на них всю мощь закона. Страшно, что Аарон, отнюдь не всесильный, отступит перед этой силой… — Сара свободна делать то, что она считает нужным. Её никто не держит и не угрожает. Если она захочет уйти из банды, я её отпущу. Но это должно быть её решение, а не моё или тем более твоё. Никсон фыркает, будто большей глупости в жизни не слышал, но всё же переводит испытывающий взгляд на девушку. А та, быстро глянув на Аарона, опускает глаза на собственные колени. То, что делает Хилл, происходит уже не впервые. Он даёт ей право самостоятельного выбора. Не принимает решение за неё, руководствуясь опытом и авторитетом, а мягко подводит к развилке. Так было, когда он предлагал вступить ей в банду; так было перед тем, как они провели вместе их первую ночь. Вот и сейчас он будто говорит ей: «Я не вправе решать за тебя, но любое твое решение я приму». И, пожалуй, эту его черту Сара любит больше всего. — Я не хочу уходить… и не уйду. Возможно, это решение — спусковой крючок разрушительной волны, которой ещё предстоит обрушиться на них в будущем. Однако сейчас оно противоречивое успокоение для обоих. Хилл, подавив облегчённый вздох, складывает на столешнице локти и с вызовом смотрит на Никсона. Откажись Сара остаться, Аарон бы это принял. Дыру в душе чем-нибудь залатал бы, а боль вытравил бы пьянством и дебоширством. Он бы страдал от одиночества и чувства потери, но не смел держать возле себя ту, что решила уйти… Однако раз она решила остаться, он будет биться за неё, даже если это значит пойти против закона и всего города. Однако и шериф, уже окончательно вернувший самообладание, не намерен сдаваться. Он уверовал: вся эта ересь пустила в Саре глубокие корни, Хилл хорошо постарался. А что же он, Джонатан? Переведя всё свое внимание на другое, он позволил трагедии случиться, а значит, немалая доля ответственности лежит и на его плечах. И ради закона, ради глупой девочки и её матери он сделает всё возможное, чтобы вернуть всё как было. — Очаровал её всей этой незадачливой бандитской ерундой, значит? Заморочил голову. А тебе, наверное, это кажется романтичным? Манящая аура беззакония — почти как в фильмах. Только в жизни это совсем не так, Сара. Он преступник. Ему нет места в нормальном обществе — и тебе тоже не будет, если останешься с ним. Будешь изгоем, а быть изгоем в таком месте, как Сентфор — дело неблагодарное. Тебе будут оглядываться вслед, судачить, придумывать разную мерзость. Если тебе плевать на это, подумай о матери. Каково будет ей жить, зная, что её дочь… что её дочь спит с бандитом? О’Нил не отводит глаз, терпя как и осуждающе-сочувственный взгляд, так и боль, что приносят его слова. Она не передумает и не даст заднюю, но и слушать сочащийся из его рта яд может только через силу и упрямство. — Хватит, Никсон, — Аарон столь вовремя вмешивается в диалог, сталью в голосе отвлекая внимание шерифа на себя, и, когда тот переводит взгляд на Дракона, Сара позволяет себе коротко выдохнуть. — Она тебе уже всё сказала. Хочешь, натравливай своих собак, но закончим трепаться. — Ты всерьёз считаешь, что я послушаю школьницу в розовых очках? — Может, если бы ты прислушивался к этой школьнице раньше, многого можно было избежать? Например, той резни в лесу прошлой осенью? Шериф откидывается на спинку дивана и зло смеётся: — Вот ты как заговорил? Пошёл ты на хер, Хилл. Пошёл на хер, — повторяет он раздельно, глядя мужчине в глаза — прямо и откровенно, — и у Аарона смыкаются челюсти, как они обычно смыкаются перед тем, как он собирается кого-нибудь ударить. Сара успевает только взволнованно открыть рот и поймать себя на мысли, что если они сейчас сцепятся, то загрызут друг друга до кровавых ран, когда Аарон, к её удивлению, расслабившись, усмехается. — В другой раз я бы заехал тебе по роже, но сейчас на это нет времени. Сайкс. Нужно решить, что с ним делать. Никсон, сжав зубы, категорично качает головой: — Нет. Сначала мы разберёмся со всем дерьмом, что ты устроил. Дракон неверяще хмыкает и всплескивает руками. — Ты, кажется, не догоняешь, насколько всё серьёзно. Наша общая и первостепенная задача — это Сайкс. Потому что если ты позволишь выйти ему из-за решётки, если мы не уберём его из города, подонок станет шерифом. И тогда нам всем пиздец: Саре, Драконам и тебе тоже. Все сдохнем. Шериф смотрит на него и молчит. Секундная стрелка круглых часов на стене бежит вперёд, отмеряя время, оставленное им до свершения катастрофы. Никсон — не дурак, и он понимает, что в словах Хилла есть доля правды: выйдя из тюрьмы, Ян Сайкс не оставит это дело нерешённым. Несомненно он станет шерифом, и вся власть, которую даёт эта должность, вкупе с его известной жестокостью и приступами агрессии превратит его в хладнокровного карателя. Он направит свой гнев на Драконов — и чёрт бы с ними, — но затем переключится на Сару, на него самого, а вместе с тем, скорее всего, и на Дерека с Айрис. И не будет другого способа его остановить, кроме как шальной пулей в лоб из темноты — якобы умер в уличной перестрелке. Но Никсон — не убийца. И не хочет жить в страхе за свою семью. Вместе с тем он, как и любой другой, не лишён честолюбия. Его должность, его участок, который он строил год за годом, и преданная команда — почему он должен отдавать это всё какому-то психу? — Твою мать… — пожевав губы, он нехотя подаётся вперёд. — Значит, ты утверждаешь, что каких-то писулек в газете хватит для того, чтобы настроить горожан против? А если они не поверят? — Сентфор — город, где ничего не происходит. Наша цель — не правдивая статья в газете, а противоречивый, уличающий в преступлениях пассаж. Пускай горожане сами разбираются, правда это или нет, и перемывают ему кости. Мы должны заронить зерно сомнения, а они — люди, для которых субботнее барбекю — самое занимательное событие недели, — сами его и взрастят. — Складно стелешь, — Никсон в задумчивости трёт подбородок; его недавняя враждебность не исчезает, но ощутимо спадает. Законопослушный гражданин в нём борется с тройственной личностью: защитником семьи, полицейским и честолюбцем. И те оказываются сильнее. — Ладно. Чёрт с вами, мне это совсем не нравится, но делать нечего, — растопырив локти, он кивает. — Я согласен. Но имей в виду, что я тебе не подчиняюсь. Я буду действовать, как считаю нужным, и будь уверен, что, если твой зад начнёт гореть, я его не потушу, а добавлю огня. И мы не действуем с тобой заодно, и это вовсе не перемирие. Это вынужденное сотрудничество, которое закончится ровно в тот момент, когда Сайкс покинет город. — Ты закончил? Если да, то слушай. От тебя требуется продержать его в тюрьме сегодня-завтра. За это время мы разберёмся с газетами. К моменту, когда он выйдет, каждый в городе будет его ненавидеть. — И ему не останется ничего, кроме как уехать. — Верно. Мужчины обмениваются взглядами, которые трудно назвать товарищескими, но что-то заговорщическое в них есть. А совместный заговор, как известно, объединяет. Лицо Никсона заметно расслабляется и вместе с тем приобретает решительное выражение. «Что ж, решение принято. Пусть это не совсем по правилам… Боже, всё потом, я подумаю об этом потом!», — то, о чём ему следует подумать прямо сейчас — точнее, та, — сидит напротив. Джонатан мысленно выдыхает и переводит всё ещё решительный, но уже более мягкий взгляд на О’Нил. — Возвращайся домой. Всё, что случилось, останется в прошлом, я клянусь, об этом никто не узнает. — Его голос полон сочувствия и ласкового терпения, и Никсон не притворяется. Он не отец этой девочке и никогда им не станет, но она по-своему дорога ему, и в этих чувствах нет фальши. — Ты спокойно закончишь школу, а потом — если захочешь — уедешь. У тебя будет хорошая, мирная жизнь, работа, семья. Если останешься с ним, — не отводя глаз, он кивает на Хилла, — похоронишь всё это. И рано или поздно пострадаешь сама. Пожалуйста, Сара, прошу тебя. Всё ещё можно исправить. Его жалостливый взгляд больше не вызывает гнева, только усталость. Сара, вздохнув, опускает руки на колени. И сдаётся. Пора уже рассказать ему правду. — Однажды я уже возвращалась, когда думала, что всё будет как прежде. Вы правы, никто не узнал о том, что случилось, но дело в том, что я знала, и этого оказалось достаточно, чтобы… всё изменилось. Аарон бесшумно выдыхает и отворачивается, качая головой и предугадывая, что она собирается сказать. Шериф же недоумённо хмурится. — О чём ты? — Джон Холл. Помните такого? Тот парень, который похищал детей прошлой осенью, — Никсон медленно кивает, не понимая, к чему она ведёт, и Сара продолжает: — Вы нашли его заколотым в лесу и, хоть и не выдвинули официального обвинения, списали его смерть на счёт Драконов. Но это были не они. Джона убила я. Над столом опускается тишина. Плечи шерифа безвольно обвисают, в остальном же он остаётся непоколебим, точно не услышал сказанного. Но по тому, как он молчит, как испытующе смотрит на Сару, как еле заметно двигает нижней челюстью, становится понятно: он всё прекрасно слышал. — Это неправда, — изрекает он через какое-то время, и тон его настолько несчастный и неуверенный, будто этими двумя словами он просит для себя пощады. О’Нил, невесело засмеявшись, отвечает кривой ухмылкой: — Я заколола его ножом в спину. Сначала мы его спрятали — нож, — а спустя несколько дней закопали в лесу. Там же сожгли одежду. Я пыталась вернуться к нормальной жизни, но не получилось. Поэтому я знаю, о чём говорю. Я всегда буду знать, что случилось, и этого хватит, чтобы ничего уже не было как прежде. Джонатан на глазах становится будто в разы старше, и даже у бесстрастного Аарона при взгляде на него проскальзывает вопрос, выдержит ли он груз новостей, или же те станут фатальными. Под столом Хилл накрывает ладонь Сары своей, выказывая этим жестом свою молчаливую поддержку, но потрясение и шок Никсона он чувствует почти как свои собственные. Но всё же они не его. — Нам нужно ехать, — поднимаясь, Дракон, не разрывая рук, тянет Сару за собой. Разговор исчерпан, соглашение заключено, на все вопросы даны ответы. Делать им здесь больше нечего. — Будем на связи, я позвоню. Уходя, О’Нил безмерно жаль. Она оборачивается через плечо, чтобы запечатлеть шерифа одиноко сгорбившимся, за считанные минуты постаревшим и оставшимся разбираться с нещадной открывшейся правдой один на один. Битва, которую он был полон решимости выиграть, оказалась давно им проигранной.***
«Кто такой Ян Сайкс, и почему нападение на действующего шерифа Никсона — самое безобидное из его преступлений? Разбирается «Сентфор Дэйли».
«Протесты у ратуши. Люди провели полночи, требуя объяснений от властей. Мэр Росс обещает разобраться, если останется у руля».
«Изувечивший дезертиров Афганской войны Ян Сайкс — новый шериф Сентфора? Что будет с городом под эгидой этого человека: конец преступности или её новая веха?»
«Рейтинг Лиама Мура стремительно падает. Краткий гид по самым неожиданным выборам Сентфора за всю его историю».
Никто не ожидал, что город взорвётся с такой ошеломительной силой. Броские газетные заголовки, пикеты у ратуши и полицейского участка, пересуды в магазинных очередях, по телефону, на улицах и работах, у школы. Пока предполагаемый преступник отсиживает вторые сутки, жители Сентфора, направляемые тайными кукловодами, ощетиниваются и поступают именно так, как от них того и ждали: превращаются в невольных линчевателей. Алекс Росс, едва увидев первые острые, как бритва, заголовки газет, понимает, что происходит именно то, о чём предупреждал Хилл. И он, опытный оратор и неглупый психолог, ненавязчиво вступает на сцену, деликатно подливая масла в огонь общего негодования. Он и его жена проводят время с обеспокоенными горожанами у ступеней ратуши, разделяя их тревоги и опасения; Росс даёт короткое интервью газете, в котором искренне недоумевает, как мог его оппонент, метящий в мэры, сотрудничать с таким человеком, как Сайкс. Интервью расходится с небывалой скоростью и находит отклик в сердцах многих недовольных, тем самым выполняя свою миссию. Алекс Росс не дурак и чётко понимает, что Сайкс явно перешёл дорогу Драконам, раз его публичную казнь, как он догадывается, устроил сам их лидер. «Меньше знаешь, крепче спишь», — тем не менее решает он, не без удовлетворения наблюдая за тем, как растут его рейтинги. В свою очередь, как и было оговорено, Никсон выпускает Сайкса из-за решётки на третий день, и тот, даже ещё не переступив порог полицейского участка, понимает, что самое умное, что он может сделать в этой ситуации — смыться из города. Забрав машину со штрафной стоянки, он мчит в арендованные апартаменты, чтобы прихватить документы и вещи. Всё идёт по плану. Спустя едва ли час после выхода из участка он направляется в сторону трассы, соединяющей Сентфор с соседним городом. Чёрные Драконы, сопливая сучка Сара, Лиам Мур и его провалившаяся кампания — это всё потом, после того, как он доберётся до укромного уголка, где будет достаточно темно и тихо, чтобы зализать раны, обдумать произошедшее и решить, что делать дальше. Его левая рука, перевязанная в участке, всё ещё ноет, и эта боль подогревает месиво чувств, бурлящих внутри: ярость, злобу, унижение и оскорблённое достоинство. Ян Сайкс не убегает, поджав хвост. Он стискивает зубы и решает выждать, чтобы, стоит буре улечься, вернуться и поквитаться с Хиллом, его дружками, шерифом, и что уж говорить про меткую гадину… Выехав на шоссе, он выжимает газ в пол. Вечереет. Дорога почти пуста. Он врубает радио на максимум, чтобы заглушить мысли, и открывает окно, выпуская в него потоки сигаретного дыма. Если бы Сайкс был менее взвинчен, он бы раньше заметил в зеркале заднего вида несколько приближающихся из-за горизонта чёрных машин. Они плавно, но неумолимо надвигаются, и, когда мужчина, случайно подняв взгляд в зеркало, понимает, что к чему, уже слишком поздно. Ленд Крузер вжимается в его задний бампер и почти ласково подталкивает вперёд. Сайкс, ругнувшись сквозь зубы, поддаёт газу, но уйти от огромного чёрного монстра у него не удаётся: тот, неожиданно резко вырулив на встречную полосу, подрезает сопротивляющуюся легковушку, и мужчине не остаётся ничего другого, кроме как вдарить по тормозам. Обхватив ладонями баранку руля, он с гневом и отчаянием в глазах наблюдает, как из кабины Ленд Крузера на землю ловко соскакивает кудрявый парнишка. Из открытой дверцы авто на пустую магистраль вырываются звуки заводной рок-композиции, распаляется гитара, и Сайксу она даже кажется знакомой, но сейчас, из-за шума крови в ушах и всплеска адреналина, он едва ли может её угадать. А позади его машины тем временем останавливаются ещё несколько авто. Парень — конечно же, в чёрной косухе, — засунув руки в карманы джинс и широко улыбаясь, не спеша приближается к водительской двери. «Давай… давай… ближе, только подойди, ублюдок, и я раскрошу твою лыбу об асфальт», — толстые пальцы сжимаются на руле, Сайкс вытягивается в струну, и у него начинает покалывать в районе рёбер. Если Драконы думают, что он легко им дастся, они глубоко заблуждаются. До двери остаётся шагов пять, не больше. Сайкс уже готов первым броситься вперёд и свалить парня с ног, но в этот момент, к его искреннему потрясению, некто распахивает дверь с пассажирской стороны. Сайкс едва успевает дёрнуть головой, как чей-то кулак впечатывается ему в ухо. Несколько пар властных рук хватают его, дезориентированного, вытаскивают на улицу и швыряют на землю. Тут же на него обрушивается череда яростных ударов ботинками и битами. Сайкс, прижав голову к груди и закрыв её руками, даже не пытается увернуться. Из правого уха сочится кровь — кто бы ни ударил его, этот кто-то был с кастетом. Почки, рёбра, селезёнка, копчик — Драконы орудуют со знанием дела, прикладывая куда больше силы, чем следовало бы. В короткий момент передышки, Сайкс, не отдавая отчёта своим действиям, перекатывается на спину и вскакивает. Он пошатывается, его лицо в крови, кожа на руках ободрана, порван низ футболки. Мужчина моргает, и глаза заливает пот, смешанный с кровью. Группа из десяти мужчин становится вокруг него плотным кольцом. Не удивительно ли, что на шоссе в такой час, кроме них, никого нет, оно абсолютно пустое. Никто не говорит ни слова, и только в динамике радио продолжают надрываться солист и вторить ему гитара. До Сайкса доходит наконец, что это за композиция, и от этого жуткого осознания у него, закалённого вояки, окружённого теперь бандой безжалостных, жаждущих отмщения гангстеров, свёртываются внутренности. Он никогда не был суеверным, но как тут не прислушаться к старику Брайану Джонсону, вопящему, что он — на шоссе в ад? Сайкс блокирует первый удар, нацеленный в лицо, но не замечает того, что приходится под рёбра. Он разворачивается, пытается дотянуться до нападающего, но напарывается на подножку. Падает на колени, успев выставить вперёд руки, и тяжёлый ботинок тут же прилетает ему под рёбра. Мужчина глухо стонет и отхаркивает на асфальт кровавый сгусток. — Давайте резче, — доносится до его ушей холодный приказ, и несколько пар ботинок с ещё большей силой и ненавистью обрушиваются на него со всех сторон. Его топчут, бьют, пинают, давят, а потом, когда он, окровавленный и еле соображающий, безвольно роняет голову на асфальт, несколько пар рук, не сговариваясь, поднимают его за шкирку и, протащив десяток метров по земле, как мешок с дерьмом, запихивают в тесный багажник. Кучерявый парень подходит ближе и, закинув руку на крышу авто, почти ласково улыбается. Заплывшая морда Сайкса похожа на взорвавшийся арбуз, залитые кровью глаза часто-часто моргают, и теперь в них явственно читается испуг. — Неужели ты реально поверил, что мы отпустим тебя после всего, что ты сделал, дружочек? — Дракон ловит его взгляд и сочувственно качает головой. Потом, склонившись, он угрожающе цедит, и его голубые глаза, контрастируя с улыбкой, сверкают чистой, едва сдерживаемой яростью: — Это только начало. Дракон — Вишня, — порывисто выпрямляется и с грохотом захлопывает крышку багажника. Кивнув одному из парней, приказывает: — Садись в его тачку. Сам же он возвращается за руль Ленд Крузера, а остальные Драконы — в свои машины. Поправив зеркало заднего вида, Вишня, перекрикивая музыку, обращается к притихшему Сайксу: — Тебе, конечно, лучше бы сдохнуть до того, как мы приедем. Например, задохнуться. Или откусить себе язык. Будет уж точно менее мучительно. Машина трогается, а на месте их стычки остаются лишь пятна крови да чёрные следы шин. Ни одна живая душа не видела, как несколько бугаев запихивают безвольное тело в багажник. Всё произошло быстро и чётко, как и было запланировано. Осталось лишь только покончить со всем этим… Когда Драконы въезжают на территорию автомобильной свалки, уже темнеет. Их здесь ждут. — Доставайте, чего стоите, — Вишня соскакивает с подножки своего авто на пыльную землю. Несколько рук вытаскивают Сайкса наружу, подсекают его под колени, не позволяя встать. Молодой Дракон с трепетом наблюдает за приближающимся Хиллом, всем своим телом ощущая восторг от наконец свершающейся сладкой мести. Аарон сосредоточен и немногословен. Он по-братски хлопает Вишню по плечу, благодаря таким образом за проделанную работу. Окружённый своими верными псами, глядя сверху вниз на поверженного врага, опухшего от побоев, он чувствует собственную власть и… удовлетворение. Всё к этому и шло — соперничество двух сильнейших. Они вцепились друг другу в глотки, как два волка — два вожака, — но только одному из них суждено выйти победителем. Второму же, согласно законам природы, разорвут клыками горло. Дракон присаживается перед Сайксом на корточки и, склонив голову, разглядывает его заплывшее лицо. Они встречаются взглядами. Аарон с долей сочувствия поджимает губы. — Я говорил тебе, что ты пожалеешь, если свяжешься со мной. Знаешь, что будет теперь? Твою тачку мы отправим на пресс для металлолома. Тебя начнут искать, но не найдут, потому что ты… исчезнешь. Ты, твоя машина, твоя одежда, твои классные часы. Никто не найдёт и кусочка. А сейчас… Сайкс успевает лишь пискнуть от неожиданности — столь резко Хилл подаётся вперёд и стискивает пальцы на его подбородке. Он буквально впивается в его лицо, а в чёрных глазах творится настоящее безумие. На занесённой правой руке сверкает кастет. — А сейчас сожми зубы. Иначе ты их проглотишь.***
Умиротворённый вечер в жилом районе Сентфора нарушает появление чёрной Импалы. Она — бросающаяся в глаза чужачка, — бесшумно скользит по чистым улочкам мимо выкрашенных в голубой и жёлтый цвет домов, пока не останавливается напротив одного из них. Водитель глушит мотор. Щёлкнув зажигалкой, закуривает. Он хочет было посигналить, обозначив своё присутствие, но почти сразу же отметает эту мысль. Нечего привлекать внимание, тем более они условились на это время — восемь вечера, — она уже вот-вот должна появиться. Проходит несколько минут, и Аарон выходит из машины. Улицы пусты, но любопытно — сколько глаз наблюдают за ним сейчас из-за расписных занавесок в цветочек? Он кладёт локти на крышу автомобиля, когда вдруг слышит шум из-за входной двери дома напротив. Окрики, какой-то стук, уже разразившаяся истерика. Холодно брошенная реплика — это её голос. Несколькими секундами позже дверь наконец распахивается, и на крыльце появляется Сара. На одном плече — спортивная сумка, в руках она, сражаясь с высоким порогом, тащит чемодан. Её мать заливается слезами и соплями в проёме за спиной, но лицо О’Нил — безучастная, ожесточённая маска. Сцепив челюсти, она рывком перетаскивает чемодан на крыльцо. Хилл выпрямляется, наблюдая, но вмешиваться не смеет. Эта та самая точка, которую она должна поставить сама. Белый как призрак Никсон появляется рядом с Айрис, но, в отличие от захлёбывающейся в рыданиях жены, он, стиснув губы в нитку, молчит, и только его глаза отражают весь ужас происходящего. Он смотрит на Сару так, будто она его собственная дочь, уходящая из дома на самосожжение. Впрочем, может, в его понимании мира это не так далеко от истины. Шериф — а он теперь официально таковым является, — замирает, и его руки со сжатыми кулаками повисают вдоль тела. Он напоминает палку — прямой, но тонкий. Того и гляди, сломается надвое. Айрис воет и плачет, цепляясь тонкими пальцами за одежду дочери. Из её перекошенного рта вырываются мольбы вперемешку с приказами, но суть у того и другого одна: «Останься». Сара отмахивается от матери, уворачивается от её рук, и эта демонстративная холодность и столь чуждая дочери жестокость действуют на женщину словно пощечина. Она рвётся к ребёнку, но та её отталкивает. И так из раза в раз. Вопли, что она поднимает, вынуждают любопытных соседей высунуться из окон. Выбросив окурок на дорогу, Аарон оглядывается — эта сцена станет предметом обсуждения всего города. Чёрт возьми, вот же психованная баба. — Останови её! — кричит Айрис на грани потери рассудка, повиснув на руке мужа. Она захлёбывается слезами, Никсон, оторопев, не двигается, а Сара направляется к Импале, таща за собой свой чемодан и чувство вины. Аарон забирает у неё сумку и закидывает в багажник. — Садись, — тихо и уверенно говорит он, доставая из пачки новую сигарету. И О’Нил садится. Под рыдания матери и под бездействие шерифа, под недоуменными взглядами соседей она садится на пассажирское сиденье его Импалы и хлопает дверью, отделяя себя от всего остального мира. Отныне она будет в нём чужой. Хилл же, чувствуя на себе чей-то взгляд, оборачивается на крыльцо. Нет, это не Никсон и не Айрис — тем не до него. Это чёрные глаза-бусинки парнишки Дерека придавливают его к месту, гипнотизируют и убивают на месте. В них — он видит это через десятки метров, — океаны злости и ненависти. Дерек сжимает пальцами перила, его лицо — горящая маска, его глаза чётко доносят Аарону одну простую суть: «Я тебя не прощу». «Маленький щенок. С ним будут проблемы», — Хилл затягивается сигаретой до горечи в горле и отворачивается. Он садится в машину ровно тогда, когда мать Сары, вырвавшись из объятий мужа, спотыкается и падает коленями на гравийную дорожку. Дочь на неё не смотрит. Он заводит мотор и стартует, оставляя позади эту драматичную сцену и всех её героев, кроме одной — той, что выбрала себе новую роль. Сара молчит, в напряжении закрыв глаза, и Аарон не решается ни коснуться её, ни потревожить словами. Он знает, что ей нужно время, и время это исчисляется не жалкими минутами и даже не часами. Оно исчисляется годами, и он знает это, потому что сам однажды сделал то, что сделала она — ушёл. — Возьми, — он протягивает ей свою сигарету. О’Нил, открыв сухие глаза, берёт её и затягивается. Её мир разрушился, она пока ещё этого не поняла и не осознала; только увидела, но не постигла всей глубины произошедшего. Она будто контуженная. И вместе с тем понимающая, что поступила правильно. — Куда мы едем? — спрашивает она ломким голосом спустя какое-то время. — Заедем домой, а потом к ребятам. Если хочешь. Если не хочешь — не поедем. Это слово… Дом. Её? Разве он у неё теперь есть? Его дом — разве он её дом? О’Нил закусывает щёку, отворачиваясь. — Нет, поехали. Я хочу, — проглотив ком в горле, говорит она. Она не скажет ему о пропасти, развернувшейся внутри, и о чувстве потери, что вцепилось в неё зубами, стоило ей захлопнуть за собой дверь его машины. О нависшим над всем этим чувством беспощадного одиночества. О страхе, что в его одноэтажном коттедже — со спальней, где всегда полумрак, а в холодильнике мышь повесилась, — она не найдет себе дома. Она не заикнётся ни об этом, ни о разбитых костяшках его рук, сжимающих руль, которые столь явственно бросаются в глаза. Вместо этого сделает вид, что не заметила, не спросит, что случилось и с кем он подрался. Не потому что ей безразлично, а потому что боится ответа. Того, что он поделится с ней чем-то очень тёмным, тем, что убьёт в ней последнюю надежду на то, что в этом мире ещё не всё потеряно. А надежда ей сейчас чертовски нужна. Поэтому Сара отворачивается к окну, прижимается лбом к его прохладной поверхности и лениво наблюдает за медленно тонущими в сумерках пейзажами, проносящимися мимо. На въезде на территорию автосвалки она приветственно кивает своему знакомому охраннику и вопросительно косится на Аарона, стоит тому припарковать машину немного поодаль от обычного места сборища Драконов. — У меня для тебя кое-что есть. — Он поворачивается к ней всем телом и впервые с момента сегодняшней встречи решается дотронуться до её лица. Осторожно, ласково проводит пальцами по скуле, а после кладёт ладонь на щеку, и Сара прижимается к ней, как изголодавшийся по ласке котёнок. Она прикрывает глаза и секундой позже чувствует на губах его губы. Невероятно то, что он целовал её не меньше ста раз, но каждый новый поцелуй приносит ворох всё тех же чувств, что и самый первый — колючий трепет в животе и настойчивое желание. Вопреки всему девушка слабо улыбается ему в губы — ей вдруг вспомнилось, как он целовал её в Балтиморе, в прихожей, под храп её отца, сбивая вешалки с одеждой. — Что же? — Подарок. Он в моём трейлере. Детка, — переплетя их пальцы, он касается лбом её лба. — Что бы ни случилось, я всегда буду на твоей стороне. Сара чувствует шершавость засохшей кровяной корки на костяшках его рук. Она шепчет ему в губы: — Я знаю. Драконы встречают её особенно приветливо. Всем известно о произошедшем и о решении, которое она приняла, но никто не смеет об этом даже заикнуться — Хилл предупредил их весьма чётко. О чём ещё он запретил им говорить, даже самыми прозрачными намёками, так это о том, что в итоге приключилось с Сайксом. Он публично поклялся прибить того, кто случайно или специально ляпнет любую мелочь, способную заставить её сомневаться в том, что Сайкс не уехал. Эти широкоплечие мужчины, все как один в чёрных куртках, окружают свою боевую подругу, наперебой принимаясь делиться новостями и шутками. Мортен вручает ей бутылку пива, Майкл и Бурый шутят про новую татуировку последнего, а Вишня, чуть ли не упав на колени и тем самым подняв волну хохота, умоляет того не показывать им тату, боясь, что они ослепнут. Сара знает, что ведут они эту бездарную актерскую игру ради неё, и поэтому не смеет вмешиваться. Она позволяет им увести её мысли от матери и мистера Никсона, сама не замечая, как в какой-то момент вдруг начинает смеяться со всеми. Непостижимость того, как в преступниках с сомнительным прошлым и крайне зыбким настоящим, она смогла найти друзей, товарищей и даже семью, будет преследовать её всю жизнь, но никогда не заставит сомневаться в том, что это было одним из лучших событий на её пути. Аарон наблюдает за ней с крыльца своего трейлера, и на его губах улыбка. В руках он держит бумажный свёрток — в нём сшитая на заказ косуха. Ему пришлось утащить джемпер Сары, чтобы портной смог снять мерки. Косуха, если подумать, — мелочь. О’Нил стала Драконом и без неё, делами доказав, что этого достойна. И всё же Аарону хочется, чтобы и у неё, помимо безумной татуировки Дракона на спине, было что-то материальное, причисляющее её к банде. Ему вдруг вспоминается, как однажды уже вот так смотрел на неё, окружённую Драконами. Вишня повёл Сару играть в рулетку — она тогда только начала работать в баре, — а сам Хилл следил за ней со стойки. Нескладная девчонка в белой футболке и наспех завязанными на макушке волосами, она тогда — он чётко это помнит, — показалась ему белой вороной, случайно залетевшей в стаю чёрных — столь ярко она выделялась, столь неестественной казалась на фоне снующих туда-сюда мужчин в кожаных куртках. И что же теперь? Всё те же мужчины, всё та же девчонка. Только теперь она одна из них, теперь каждый готов за неё убить. Аарон ухмыляется: жизнь — престранная штука. Белая ворона в ней стала чёрной.