Бог, открывающий двери и Ангел, приносящий удачу

- Сонмин, - с улыбкой окликнул парня Чонсу, опираясь плечом о стенку автомата, - не хочется тебя разочаровывать, но кофе кончился ещё утром. Ли вздрогнул и поднял глаза на старшего. - Да? – пробормотал он, - а я-то думаю, чего мне кофе никак не сделать? Может, сломался. А оно вот, значит, как. Мин провел пальцами по волосам и выдавил смущенную улыбку. - Ничего страшного, - приободрил его тот, - всякое бывает. Я к тебе вообще-то не поэтому подошел. Чонсу сунул руки в карманы и переступил с ноги на ногу - А почему же? - Нуу… - Пак замялся, - в общем, время встречи переносится на неопределенный срок ввиду чрезвычайных обстоятельств, - оттараторил Чонсу и уставился на Сонмина. Тот удивленно хлопал глазами и явно не понимал, что, собственно, происходит. - К-какой встречи? – наконец смог спросить он. - Так и знал, - пробормотал себе под нос Чонсу и снова обратился к Мину, - в общем, тебе была назначена встреча в четыре часа, но она переносится, и вот я пришел тебе об этом сказать. - А что за встреча? Я ничего не знал, - Сонмин всё также абсолютно ничего не понимал. - Эм… - Чонсу задумался, раз Мин ничего не знает о встрече, то придется ему всё в подробностях объяснять. Но стоит ли? Хичоль бы такое вряд ли одобрил, - короче, Кюхён… - решительно начал Чонсу, но не договорил. - Кюхён! О Боже! Что они делают?! – вдруг вскричал Мин и ринулся к другому концу офиса, оттолкнув Чонсу. Тот развернулся в ту сторону, куда убежал Сонмин и глаза его буквально полезли на лоб от удивления. Такого он точно не ожидал увидеть. По крайней мере, в ближайшие 20 лет. Удрученно выдохнув, он направился на помощь Минни. Кюхён встал с колен и, размахнувшись, нанес Хичолю ещё один удар, от чего тот не устоял на ногах и попятившись, упал, сильно ударившись о дверь копировальни. Встряхнув головой, он неуклюже поднялся на ноги и грозным взглядом из-под распухшего века посмотрел на противника. Тот вызывающе вскинул брови и улыбнулся, что ещё больше взбесило Хинима. Он сквозь зубы назвал Кюхёна каким-то ядрёным непечатным словом и, взревев, замахнулся и вмазал тому прямо по челюсти, разбив парню губу в кровь. Кю хотел уже нанести ответный удар, но его за руку вдруг крепко схватил Сонмин и попытался оттащить его от Хичоля, тоже самое попробовал сделать и подоспевший Чонсу. Но оба дерущихся резко вырвались, раскидав друзей в стороны, и снова принялись награждать друг друга живописными синяками и ссадинами. Внезапно раскрывшаяся дверь, одарившая Хичоля сломанным носом, ненадолго остудила их пыл, но уже через минуту бой продолжился с удвоенной силой. Теперь их разнять пытались уже четверо. Наконец, парням удалось усмирить дерущихся и свести обоих в комнату отдыха. Там Сонмин и Чонсу принялись обрабатывать пострадавшим раны, охлаждать синяки и перематывать поврежденные конечности. Выяснить из-за чего началась эта драка так и не удалось. Виновники торжества лишь сидели в глубоких кожаных креслах по разным концам комнаты и молча принимали «ухаживания» своих друзей, изредка кидая друг на друга гневные взгляды. Сонмин, испуганно посматривая на Кюхёна, старался как можно меньше напоминать о своем присутствии, поэтому движения его были предельно легки и незаметны. Чонсу же, с абсолютно пустым выражением уставившись куда-то в район ключиц Хинима, просто механически выполнял требовавшиеся от него действия. Когда Мин потянулся к лицу Кю, чтобы обработать разбитую губу парня, тот вдруг резко схватил его за запястье. Парень вздрогнул и поднял взгляд на Кюхёна. Тот, почти что не моргая, сверлил его суровым взглядом из-под сдвинутых бровей. Сонмин тихо ойкнул и немного отодвинулся от Кю. - Ч-что случилось, Кюхён-а? – дрожащим голосом прошептал он. Макнэ прикрыл глаза, тяжело выдохнул. Затем поднял веки и со словами «Ты придурок, Сонмин», резко притянул парня к себе и крепко поцеловал. Из Мина вырвалось тихое протестующее мычание, впрочем, быстро затихшее. Наблюдавший за всем этим Чонсу гулко сглотнул и повернулся к Хичолю. Тот неотрывно смотрел на него, также, как Кю на Сонмина. Но взгляд его был куда более пугающим, ведь о мыслях и мотивах Кюхёна, зная сложившуюся ситуацию, не трудно было догадаться, а вот, что творилось в голове у Ким Хичоля было известно разве что одному Богу, и то не факт. Тем временем пришла пора и Чонсу обрабатывать раны на светлейшем лике Хинима и он уже осторожно потянулся дрожащими пальцами к его лицу, как рука Хичоля тоже пришла в движение. Поднявшись, она замерла буквально в паре дюймов от кисти Чонсу и вместе с ней как будто весь мир для него на мгновение замер. В ушах парня стояла вязкая тишина, лишь откуда-то из далека послышался глухой удар сердца, кажется его собственного. Он смотрел в глаза Хичоля, боясь моргнуть, не то что бы пошевелиться. Ему казалось, что он падает. Падает в черную бездну, тонет в этих карих глазах. Он не выдержит. Нет. Ещё мгновение и… Пальцы Хичоля слабо дрогнули, Чонсу мгновенно вырвало из его мира. Он ещё раз, уже более осмысленно взглянул в глаза друга, набрал в грудь воздуха и уже почти было открыл рот, как Хиним осторожно взял его за руку, отвел её в сторону, поднялся и быстрыми шагами вышел из комнаты. А Чонсу так и остался сидеть на полу возле кресла, глядя ему вслед полными непонимания глазами. Очутившись в коридоре, Хичоль чуть ли не бегом ринулся в пустовавший на его счастье туалет, где, запершись в кабинке, уперся головой в стену и предался самобичеванию, что было ему крайне не свойственно. Но, ситуация обязывала, ибо, с одной стороны он чуть было не поцеловал человека, которого любит вот уже как три года, а с другой, он сумел сдержаться, сохранив своё лицо и гордость, упустив такой хороший шанс показать этому глупому Чонсу свои истинные чувства. Ситуация казалась безвыходной, поскольку, подобный шанс может представиться еще ой как не скоро, да и хён, наверное теперь думает о нём невесть что. От безысходности и осознания собственной дурости, что приводило его в ещё большую ярость, Хичоль со всей силы ударил кулаком стену соседней кабинки, после чего взвыл, как потерянный щенок и поспешил к раковине, охладить под струей воды ушибленную руку. Боль немного охладила его пыл, и справедливо рассудив, что с хёном он ещё успеет разобраться, а сохранность его чести гордости в данной ситуации куда более важна, он поправил прическу, припудрил синяк на лице, одернул пиджак и с гордо поднятой головой покинул уборную.