Панацея

Она хотела как Бонни и Клайд. Она хотела как Джокер и Харли Квинн. Она хотела как Сид и Нэнси. Наивная дурочка со своей сладкой романтизацией, которую она клеит, словно пластырь, на свои гноящиеся раны. Ванду всегда тянуло ко всему деструктивному. Возможно, последствия детской травмы, возможно, просто внутри была глубокая клокочущая тьма. Грязь, чёрная патока, бултыхающиеся лужицы галоперидола. Она сидит на подоконнике у решетчатого окна, смотря на паромы. Они кажутся пластиковыми, игрушечными, она, кажется, вот-вот сможет взять один тоненькими дрожащими пальчиками, отправляя в далекое плавание. Стеклянный взгляд бледных голубо-серых глаз казался до невозможности усталым, полопавшиеся капилляры давали знать, как плохо девушка спит, пропуская приём таблеток. Вернее, она их принимала, да вставляла потом два пальца в рот. Должны лечить, а калечат. Ещё труднее становится различать, где реальность, а где нет. Чертова дереализация-деперсонализация. Любимый термин Ванды. Она так часто слышала его от своего лечащего врача, и сейчас она хмуро улыбнулась, надтреснутым шепотом смакуя это словосочетание. Глаза непроизвольно закрылись, и лишь тогда она поняла, как давно не моргала, смотря в одну точку. Психиатрические лечебницы Гданьска были той ещё клоакой. Как и их еда. Как и их лечение. «Лечение». Ванда, сама от себя не ожидая, прыснула со смеху. Она хихикала и знала, понимала, что уже все. Ее поезд приехал. Ее гавань загрязнена химическими отходами. Ее жизнь окончена. Только не после того, что она сделала.

***

Когда-то Ванда Пуноц была блестящей танцовщицей. Хах, когда-то. Теперь жизнь разделена на «до» и «после». Пока некий Чеслав Вишневский не появился на ее пути. Но может ли, может ли она быть прощена? И, главное, сможет ли она начать новую жизнь, с чистого листа? Сможет ли хоть кто-то дать шанс, амнистию? Как забавно иногда сталкиваются такие разные миры. Все осталось там, в Польше, вся копоть, порох, гильзы в багровых лужах на асфальте. Пресная каша и уколы седативного. Все там, в прошлом-прошлом-прошлом. И здесь и сейчас, о боги, она в России проходит кастинг в балет второго сезона шоу «Маска». Неожиданный исход событий, правда? По блату, конечно. Все в счёт почившей матушки, известной на весь свет примы-балерины. Злобный доппельгенгер ухмыляется в отражении зеркала гримерки. И у неё психика ломается при виде этих красных светящихся глаз у маски Зайца. У неё свои ассоциации с белыми ремнями на его костюме. И она просто бежит, бежит по извилистым коридорам Главкино. Бежит, как по коридорам своей лечебницы, ожидая, когда же ее руки скрутят, а щека упрется в грязный кафель. Так и кому кого в этой истории спасать от панической атаки?