***
— Это наш Царь, вы к нему не подходите часто, он злиться начинает: думает, что все мы его поданные. Но ничего — таблетка, и он в норме. Во-он в том углу сидит Космонавт, за ним следить надо: очень уж он полетать хочет. То в одеяло заматывается и кричит что-то, то к окну ползёт, — объясняет доктор, проходя всё дальше, — Ах, пятьдесят первая палата. тут у нас особенно важный "экземпляр" — Филин. Ему постоянно что-то кажется, и, вообще, он один из самых странных: говорит, что в окне птиц необычных видит. — Филин? — переспрашивает студент, торопливо чиркая ручкой по блокноту. — Так может, там и в правду кто-то есть. Мужчина оборачивается к окну и зацикливает взгляд на нём, как бы пытаясь что-то разглядеть. Но толстые решётки мешают этому: они нужны для того, чтоб психи не выбрались. — Нет, вряд ли, — подводит итог он, — можете ещё осмотреться и выходить на работу завтра в восемь. — Хорошо, спасибо, — лишь слышится в ответ, и доктор спешно покидает коридор, — до свидания, мистер Тембелл. Нурлан сверлит взглядом тот самый кабинет, комнатку, если можно так выразиться. Белая дверь уже начинает действовать на нервы, пока он не подходит и не открывает её. — Ну привет, Филин, — произносит он уверенно, — как дела тут? Полуулыбка тут же пропадает с лица, а вместо неё приходит жалость. На старой ржавой кровати с простынёй поверх сидит мальчишка лет семнадцати на вид и испуганно хлопает глазёнками. — З-здравствуйте, — шепчет он, трясясь то ли от страха, то ли от холода; так и хотелось сейчас прижать этого парнишку к себе, — вы н-новый раб-б-ботник? — Да, а ты… — Сабуров переводит взгляд на спинку кровати, где красуется табличка: «Щербаков Алексей Сергеевич. Семнадцать с половиной лет. Филин.» — Лёха, — чуть громче дополняет младший, — а в-вы? — Нурлан Алибекович. За что ты тут, бедняга? — с сожалением спрашивает Нур, кладя руку на плечо Алексею так, что тот вздрагивает. — Давно тут? — Я, — он прикусывает язык, боясь сказать что-либо лишнее, — тут уже полтора года, за окном птицы… Щербаков озирается и с недоверием смотрит в сторону окна, как бы боясь, что оттуда кто-то вылезет. — Птицы? Вороны что ли? — Страшнее, — это последнее, что произносит он, перед тем как замолкнуть. Нурлану так и не удаётся узнать, кто же живёт за пределами разума нового знакомого.***
Будильник наполняет комнату неприятным звуком, побуждая своего хозяина на пробуждение. Кажется, этот маленький кричащий ящичек готов разбудить целый город, и, похоже, так и будет. «Да заткнись ты наконец!» — рявкает казах, потирая рукой лицо. Этот день не задаётся с самого утра. Дребезжащая машинка нехотя выключается, кажется она только вошла во вкус. А он тем временем, жмурясь от яркого солнца, неспеша идет на кухню. Лучше было бы конечно в ванную, но кому это надо? Лучше сразу перекусить, ведь работа явно не будет ждать. Ждать и не приходится, буквально тридцать минут и мужчина стоит в дежурном кабинете, сказали что позовут когда будет нужен. И вдруг тихий, совсем неуловимый звук заставил его оглянуться. — Пройдите в пятьдесят первую палату, — оглашает жёсткий металлический голос. Без лишних слов, Нурлан оказывается в том кабинете. В комнатке почти нет света, а повсюду летает пыль. Шторы на окнах занавешены, но постоянно цепляются за решётку, а через мелкие щели в каменной стене дует ветер. — Что-то случилось? — спрашивает он, надеясь на ответ. — Юрке плохо, — доносится откуда-то из-под одеяла; на соседней койке лежит закутавшийся в одеяло и что-то мычащий пациент, — п-помоги ему. Сабуров подходит к нему и одёргивает простыню, чтоб увидеть, кто за ней скрывается. За ней сидит паренёк возрастом около пятнадцати лет и торопливо шепчет лишь «Боже, спаси», но от чего? От этих бесконечных мучений или от окружавших его людей? На то есть много причин, и их достаточно, чтобы покончить жизнь самоубийством, закутавшись в одеяле. — Всё нормально, парень, — произносит работник, с жалостью смотря на него, — больше так не делай, будет только хуже. Мужчина уже хочет захлопнуть за собой дверь, как слышит сзади тихое: «Т-т-таблетки…» — Таблетки, но ты не бойся: так будет лучше для тебя. — Н-нет, таблетки плохо… — Дурак, отдыхай давай. Дверь тихо закрывается, и в комнате наступает безмолвие, гудящая тишина, режущая уши. В этот момент кажется: уж лучше б все шумели, чем это давящее на нервы спокойствие. «Сабуров, Филин.» — раздаётся в ночной глуши кабинета, и Нур недовольно распахивает ещё сонные глаза. Два часа ночи. Что там случились на этот раз? Говорила же ему мать: иди на адвоката, и деньги большие, и спать больше будешь, но нет же, угораздило. Он спешно заходит в уже надоевшую комнату и видит этого мальчишку на кровати. — Что-то случилось? — Птицы, — произносит он, не давая и слова вставить, — я-я боюсь… — Ты хочешь, чтобы я посмотрел? — хриплый ото сна голос пугает Лешу ещё больше, поэтому Нурлан подходит к окну и рывком одергивает штору. — Видишь, тут никого нет. — Она была, я клянусь, — чуть ли не плачет он, — только что сидела прям за окном, у неё во-от такие глазища. — Алексей, — тот мягко садится на кровать около него, — как бы тебе сказать… Бывают такие вещи, которых нет, ты просто их сам выдумываешь. Воображение, понимаешь? — Нет, я видел её! — хочется закричать так, чтоб все услышали. Услышали, что он не врёт. — Р-разве ты не веришь м-мне? — Я, — не хочется забивать этим себе голову, особенно перед предстоящим через пару часов сном, — я верю, а тебе сейчас нужно поспать. —Ты не веришь, — слышится в ответ, а затем шорох одеяла. Обиделся. «Да, я не верю! Не верю, потому что не существует такого! Нет никаких необычных птиц из сказок, нет всего этого! Хочется вбить ему в голову, что всё это в пределах его разума, не больше. Всё это чушь, всё вокруг мы придумали и сделали, всё это ненастоящее. А теперь нужно уснуть, уснуть и забыть всё это как страшный сон. Как будто бы ничего и не было: ни диких животных, ни чего-либо другого!» — рыком проносятся мысли казаха. Но он понимал, что не может сказать это в лицо психически больному человеку, который просто не виноват, что такой.***
Какое же это удовольствие — расслабиться дома после тяжёлого рабочего дня. Просто полежать на диване за просмотром фильма, обнять кого-нибудь родного и заснуть. Но, как оказалось, даже в таком полюбившемся месте нужно тоже что-то делать. Например, разбирать папки с делами о пациентах. Нурлан садится на стул, обшитый мягкой бирюзовой тканью, и берётся за документы. Григорий Рембл, 24 года Пол: мужской Заболевание: шизофрения Поступил в больницу восемнадцатого февраля, привезли родственники. Жаловался на то, что слышит голоса в своей голове. «Они говорили мне убить моих родных, они так глупы...» — рассказывал Григорий. Он мало двигается и вообще не разговаривает. Много рисует, в особенности монстров. В самом конце стопки лежала та папка, что привлекла его внимание. Совсем неприметная, но видно, что напечатана недавно. Алексей Щербаков, 17 лет Пол: мужской Заболевание: неизвестно Поступил в психиатрическое отделение в августе, привезён матерью, вследствие того, что кричит по ночам от чего-то паранормального. Видит необычных птиц, разговаривает достаточно. Почти не двигается и запинается во время разговора. Из своей палаты почти ни с кем не общается, внушает врачам, что не болен. На этом записи заканчиваются, а в самом низу ему сейчас нужно было поставить свою подпись, подтвердить правдивость справки. Но откуда он знает, если даже никогда не слышал об этом? В ту ночь Нур долго ворочается на кровати, думая обо всём на свете: о новой работе, о всех психах и их попадании туда и о том, лечат ли их в больницах или просто содержат? Мысли поглощали всё больше, да так, что затянули в беспокойный сон, снабжаемый странными стуками в окно. Скорее всего, ветки.***
«Сабуров, возьми тележку и отвези лекарства в пятьдесят первую палату.» — послышался женский голос из маленького приёмника. — Да, сейчас, — тут же среагировал мужчина и неспешно поплёлся до уже, в какой-то мере, надоевшей палате. Вокруг были стены, выкрашенные в идеальный голубой больничный цвет. От него становилось тошно, даже если ты тут не лечишься. Свет, падающий на всё вокруг и, кажется, даже не освещающий, а, наоборот, затемняющий и не без того тёмные участки. Не успел он и дверь открыть, как за ней послышалось тихое перешептывание. — Таблетки, таблетки это они, я слышу! — Дурак, замолчи. Я тоже не хочу их принимать. — Так давай не будем. Это ведь из-за них творится вся эта чушь... — Я знаю, но так нельзя. Стоять в коридоре и тянуть больше не было смысла, поэтому казах вальяжно заваливается в комнату. — Наверное, пора принимать лекарство, — он протягивает Лёше одну из пилюль, но в ответ получает лишь отрицательный моток головой: — Я не буду. — Почему же? — чуть громче интересуется старший, — в этом нет ничего плохого. Но тот побуждает пододвинуться ближе. — Они делают из меня сумасшедшего, — совсем тихо говорит парень. — Ты уверен? — переходя на шёпот, спрашивает Нур, — Я не могу верить тебе полностью. — кивок. — Почему ты так думаешь? Отклика долго не следует, но спустя время он слышит негромкое: — Эти лекарства вызывают галлюцинации... — Тебе их прописал врач, значит так будет лучше, не так ли? — ответа нет, лишь озлобленное лицо и выставленная рука, готовая принимать эту гадость. — Прости. Разноцветный яд сыпется на бледную ладонь. Вскоре после их применения начнётся недомогание, а затем и так называемые глюки. Секунда, и они оказываются во рту. Лёша как бы заталкивает их за щеку, чтоб выплюнуть в дальнейшем. То же самое делает и Космонавт: он не глупый, даже если кажется таким. — До вечера, — с сожалением произносит Нурлан и уходит, медленно закрывая дверь. А вдруг пациент не врал? Вдруг таблетки и правда вызывают галлюцинации или нечто подобное? Но как найти ответ на этот вопрос? Только если спросить его самого — того, кто их принимает. — Тьфу, ну они и горькие, почти рассосались под воздействием слюны, — причитает Юрка, запихивая пальцы в рот для лучшего действия. — Лучше уж так, чем потом быть ненормальными, — соглашается Щербаков, — он ведь не верит нам, понимаешь? — Да этот докторишка мне вообще не нравится, ходит тут как главный, а мы что? — начинает злится Лейтнов. — Нам хоть кто-то тут верил? Считают за больных! Но мы то знаем, кто по-настоящему болен. Такое желанное "знаем" в ответ, и они оба ложатся на койки, чтобы хорошо выспаться, хотя этого вовсе и не хочется.***
Следующие дни не увенчались успехом что-либо узнать: Лёша вообще не разговаривает с Нурланом, а тому так не хватает этого хоть и нечастого, но общения. Он даже приносил тому яблоки и его любимое, между прочим, какао. «Да верю я тебе. Давай, расскажи мне про таблетки эти, я ж помогу, — а в ответ всё та же давящая тишина, — чего ты молчишь, обиделся?» — Извините, меня не будет сегодня, я должен уехать на сутки. «Сабуров! Только неделя прошла, как ты устроился на работу, а уже хочешь её потерять?» — раздражённый голос начальника по ту сторону говорил, что он был в ярости. — Мне всего на день. Я оплачу то время, которое меня не будет. «Ла-адно, езжай.» — сдаётся мужчина, и раздаются длинные гудки. Минута, ещё одна, и Нур, хватая вибрирующий ранее телефон на бегу, вылетает из квартиры, закрывая её на ключ. Он запрыгивает в машину и наконец читает сообщения. Есть ещё целых полчаса на дорогу. Адия Сабурова Нурали, ну ты долго? Уже выехал?Нурлан Сабуров
Боже, подожди немного, мне нужно успеть на самолёт. Что там с отцом?
Адия Сабурова Расскажу по твоему приезду. Плюсом сообщу ещё одну хорошую новость.
Нурлан Сабуров
Надеюсь, она не долгая. Я отпросился всего на день. Ты бы знала как, нелегко мне это далось.
Адия Сабурова Даже слышать не хочу. Мне тоже пора, до встречи, братец! Ещё буквально два часа, и за окнами автобуса мелькают здания города детства, маленькие весёлые домики, некоторые уже покосились со временем, но не утеряли былой красоты. Дождь моросит как нельзя некстати, как будто к чему-то плохому, и заодно и поливает всё вокруг: бабушек и женщин с детьми, автомобили и кусты. — Остановите на следующей, — кричит какой-то мужчина сзади. После него из автобуса выходят пару человек, и в самом конце на родную землю ступает Нурлан. Дом находился в пешей доступности, поэтому добрался он в считанные минуты. — Так так долго! — разносится уже с порога. — Я соску-училась. — Да, я тоже. Так что там с отцом? — молодой человек отцепляет от себя девушку и снимает обувь с верхней одеждой. — Какой ты скучный, — демонстративно начинает дуться она, — он вон в той, — показывает рукой, — комнате, всё с ним нормально. Сабуров проходит вглубь коридора и отпирает указанную дверь. В комнате находится старик. Он был одет в ветхую футболку и накрыт одеялом, а его волосы, кажется, не мыли неделю. — Пап, ты как? — осторожно задаёт вопрос молодой человек. — Тебе плохо? — С-с...нок, — как будто проглатывая буквы, шепчет страший, — т-т.. та-ак вы-ы...ос… — Я тоже рад тебя видеть, — наступает уютная тишина, бывшая как нельзя кстати. «Проведал и хватит. Мне нужно столько тебе рассказать!» — Ада тащит его в гостиную слишком быстро, чтобы он мог что-то рассмотреть, но в последний момент Нурлану всё же удаётся разглядеть на камоде в комнате отца таблетки, похожие на те, что дают в больнице. — Ты садись, — девушка подталкивает брата на кресло и сама садится напротив. По её лицу было видно, что она хочет рассказать что-то тайное, слишком личное, — ты мне нравишься. И не как брат или друг, а как парень, поэтому я хотела бы спросить: согласен ли ты встречаться со мной? — Я? Это шутка? — он смотрит на сестру с испугом и непониманием. — Я не могу. — Конечно, ты променял меня на кого-то получше? Как же я сразу не догадалась, — она вскакивает и принимается размахивать руками, — кто она? Какая-то шалава из твоего городишки? — Послушай, у меня нет никого, — голос начинает дрожать; похоже, его родная сестра совсем поехала. Но что делать? Как поступить в этой ситуации? — Вот, значит, в чём дело, — девчонка хватает его за рукав и тащит в коридор. — Педик! — слышится крик в след, и на лестничную клетку вылетают его кроссовки. Грязный и усталый, Нурлан доходит до вокзала. Лишних денег у него нет, а билет в обратную сторону только на завтра, поэтому на вокзале сейчас можно будет переночевать. Он долго вертится на неудобной кровати и засыпает с мыслью о том, что завтра будет лучше. «А как там Лёша? — приходит на ум в последний момент. — Каково ему в этой психбольнице? Может он и не псих вовсе, а те пилюли, которые принимал папа… что о них говорил этот мальчишка? Они делают из меня сумасшедшего, эти лекарства вызывают галлюцинации. Если это так, то, может, отец и не болен? Может это всё этот яд: он губит, пожирает человека изнутри…»***
Юноше не дают уснуть мысли о том, что Сабуров ему не верит. Хороший он или просто притворяется таковым? — Не появляется целый день и думает, что я буду скучать по нему и прощу? Ха, как бы не так. — Видали таких, — подаёт голос с другой койки Юра, — этот твой доктор нас не только таблетками напоит, ещё и тебя бросит, а ты ему всё веришь. — Он хороший, я знаю, — недолгая пауза, — просто ещё не до конца убедился в этом. — Я тоже думал, что Розали хорошая, помнишь её? — кажется, друга поглощали воспоминания, а голос становился мягче, — прекрасная женщина, а какие пирожные приносила! Жаль, обманчива была, поведал я о любви к ней, а она за санитаром бежит. Нельзя мне было говорить об этом, плохая идея была, — Юрий Крид вздыхает так, как будто ему под пятьдесят, — ох, после этого случая она меня унижать стала, говорила, мол я поехал совсем, не разбираю что говорю, а я-то понимал! Она тогда уволилась спустя неделю, её ж тот санитар и изнасиловал, поговаривали, что даже изрезал её, чтоб никому не рассказала, много крови потеряла. Она после этого забеременела, ну, а дальше я уж не знаю. История давно закончилась, а тишина всё висела в воздухе. Разбавлялась лишь гудением батарей. — Он не такой, я знаю, — по крайней мере, хочется в это верить, — он спасёт меня. — Конечно, придумывай. Влюбись в него ещё. — больной кряхтя поворачивается на другой бок. — Ничего ты не понимаешь. Ты тут только полтора года, я-то уж три лежу. Поэтому я не собираюсь прожить всю оставшуюся жизнь тут, — кажется, разговор окончен. Лёша поудобнее устраивается на своём лежаке и сразу засыпает. Он видит во сне то, что случилось полтора года назад. Тот момент, когда его и отправили сюда. Шестнадцатилетний Алексей сидит на полу и изредка постукивает по ней кулаком, думая, что это отпугнёт странных существ за окном. По его словам, те, кто являлись ему в ту ночь, были небольшими в размере. Мохнатые такие, они переливались разными цветами: синим, красным, голубо-бордовым. Они говорили не как люди, а тоненьким противным голосом как у старухи, который послышался и сейчас: «О-открыва-ай, ты же знае-ешь, мы тебя не оби-идим, ты ча-асть нас.» — Нет, нет, вас не существует, нет, — парень пытался вразумить себя, что нет никаких голосов на улице, которые что-то ему шепчут, но с каждым их новым словом верить себе оказывалось всё труднее. «Ты-ы – это-о мы-ы, ты не изба-авишься от на-ас, просто открой окно, и тогда мы снова будем вме-есте.» — опять они, опять голоса, опять просят сделать очередную глупость. — Нет, — сильный крик и удар по батарее, критический удар, потому что рука после этого почернела и как будто сломалась изнутри. Свет в комнате освещает юношу, а у самой двери стоит мама. Злая и невыспавшаяся, ей завтра на работу. Она опять заметила своего сына за этим, каждый день одно и тоже. — Что у тебя опять происходит? — женщина хватает сына и начинает трясти его. — Что я тебе говорила? Ложись спать по-хорошему! — О-они за-а-а окно-о-ом... — буквально воет Лёша, вытирая мокрое от слёз лицо рукавом кофты. — Я ви-идел. — Так, хватит, моё терпение лопнуло, — она отпускает его, так что тот сразу оказывается на полу, ноги совсем отказываются подчинятся, — ты превратился в психа, что с тобой стало?! «Здравствуйте, психиатрическое отделение? Можно ли доложить вам о поведении моего сына? Он видит каких-то существ за окном. Хорошо, жду.» — она кладёт трубку с тяжелым вздохом, а затем произносит почти металлическим голосом. — Собирай вещи. Это вам не к бабушке с дедушкой поехать, это даже не детдом, где полным полно твоих сверстников. А настоящая больница, психбольница. Там не будет того, кто поддержит тебя, только таблетки и косые взгляды, злые люди на каждом шагу. Ужасно. Щербаков просыпается как раз во время, сон совсем не пугает его. Было уже, проходили. Санитар заходит в палату и громко, так, чтобы все услышали, произносит: — Скоро на прогулку, — и он скрывается в коридоре. — Гулять! — тут же подскакивает Юрка. — Первый раз за неделю, как я рад. — Хорошо, — лишь слышится в ответ. — Ты представляешь, — он переходит на шёпот, — можно будет сбежать. — Меня спасут… а ты можешь бежать, — подросток беззаботно рассматривает руку, как будто она изменилась. — Да как же, жди. Убежал поди, вон, его целый день не слышно. Испугался нести ответственность, вот и все дела, — на одних пятках Крид разворачивается и, громко ступая босыми ногами о пол, идёт умываться. — Не убежал, спасёт, — хочется верить, что так и будет.***
«Внимание, на первый путь прибывает поезд Грин*** - Доренг****, просим вас быть аккуратными!» — непонятно сообщают через рупор. Нурлан уже тут как тут, сидит себе на скамеечке и ничего. Рядом проносятся бабульки с пакетами, и этот балаган даже в каком-то смысле создаёт уют. Скоро он будет дома. Буквально два часа, и встречай, милый дом. Сабуров вальяжно заходит внутрь, скидывая верхнюю одежду и чемодан. На сегодня хватит путешествий. Нужно выходить на работу в ночь, а сейчас хорошенько выспаться. Поэтому он неспеша принимает водные процедуры и плетётся спать. До конца смены ещё пять часов, а в больнице тишина. Так тихо, что внезапный голос из микрофона пугает мужчину: «Двадцать четыре». Доктор заходит в палату, и его взору предстаёт девушка, сидящая на полу в углу. — Всё в порядке? — конечно, всё хорошо; она сидит в углу и дрожит, все ли с ней в порядке? В полном! — Они видят меня, они хотят забрать меня, — лепечет она. — Кто "они"? — М-медиары... — девчонка испуганно оглядывается, будто в комнате действительно кто-то есть. — Медиары? — вторит он. — Кто ты? Я могу чем-то помочь? — Настя Джонсон, — представляется девушка, — эти таблетки... они проводники в иной мир, проводники к ним. — Ты про те разноцветные пилюли? — кивок. — Может, тебе просто нужно немного поспать? Я вернусь утром, хорошо? Анастасия с надеждой смотрит на своего спасителя, но тот, похоже, и не намерен помогать. Дверь закрывается глухим хлопком, а она ложится на кровать, засыпая. Молодец, Сабуров. Ты устроился сюда, чтобы помогать или убегать, когда людям нужна помощь? Ты испугался ответственности... безответственный.***
— Итак, — директор входит в главный зал, где уже собрались все работники, — сегодня нужно всем раздать вот эти лекарства, — он вытаскивает из-за спины небольшие баночки. На них как-будто бы наклеено что-то сверху, чтоб замаскировать то, что было написано раньше. Вдруг сзади к нему подкралась женщина лет сорока пяти, прошептавшая: «Эти таблетки странно выглядят.» — Я заметил, — спокойно отозвался тот. — Мне жаль пациентов, вдруг что-то пойдёт не так. — Он главный, его нельзя ослушаться, — всё верно, тогда давай забьём на здоровье других, ради какого-то главного дядьки. — Я понимаю, но это очень странно, мне кажется, после лекарств... — она замолчала, раздумывая, раскроет ли он её тайну, — После них у людей бывают разные побочные эффекты, все плохие и ни одного хорошего. — Сорвём этикетку? — Сорвём. — Тогда через пять минут в коридоре B1, — и женщина кивает, как бы давая знать, что всё услышала.***
— Триган-д, вызывают эйфорию и галлюцинации, — читает Мария, Мария Уильям - так было написано у неё на бейджике, — мне кажется, они совсем не для лечения. — Тебе и не кажется вовсе, — отзывается мужчина и тут же оборачивается на шум позади. Там стоит директор. Тот самый, который полчаса назад раздавал им эти таблетки. — Ой, а что это вы тут делаете? — почти пищит он. — Можно с вами? Нурлан, пытаясь сохранять спокойствие, медленно отходит назад, проговаривая: — Да, всё отлично, мы идём лекарства раздавать пациентам. А вы что тут делаете? — Я? Слежу, чтоб такие, как вы, не распускали фальшивые слухи.. К счастью, мистера Тембелла кто-то зовет, и он быстро скрывается в дверях. Пронесло.