Ты только не прыгай!

Очередной день начался в точности так же, как и предыдущий. На самом деле, время было уже позднее, перевалило далеко за полдень. Точнее говоря, девять вечера. Но если всю ночь отираться по знакомым и незнакомым улицам в поисках чего-то, что сможет спасти от ощущения пустоты, то очень легко вырубиться до самого вечера. Миша сдавленно застонал, не желая открывать глаза и жалея, что проснулся. Он перекатился на пыльном матрасе и старательно потянулся. Что-то хрустнуло. Либо это была пружина старого матраса, пережившего ещё атомную войну, либо позвонок парня. Впрочем, не столь важно. Разлепить веки оказалось невероятно трудно. Их словно от души промазали клеем, который после застывания превращается буквально в камень. Пришлось потереть глаза до боли и надавить на них так, чтобы почудились какие-то абстрактные узоры. Когда же наконец удалось расклеить веки, взгляду представился побелённый потолок с такими трещинами в штукатурке, будто он вот-вот обвалится и придавит единственного жителя квартиры. Который, впрочем, был не против такого развития событий. Снова недовольно и измотанно вздохнув, Горшенёв предпринял усилие, чтобы принять сидячее положение. Это удалось ему лишь со второй попытки. По какой-то неизвестной и таинственной причине спина ужасно болела. К сожалению, Миша смутно помнил прошедшую ночь. Ему удалось раздобыть несколько таблеток экстази, и он даже не помнил, сколько именно принял. Но эффект именно этого вещества почему-то сильно его выматывал и заставлял, по окончании действия, вырубаться на большой промежуток времени. Собственно, как и произошло сегодня. Хотя неизвестно, вырубился он от усталости или от перегрузки нервной системы. Поднявшись с матраса, парень медленно побрёл в сторону стола. На нём лежала несчастная, помятая пачка дешёвых сигарет. Таких, которые обычно оставляют гадкий привкус копоти во рту и заставляют давиться ужасно едкими смолами. На другие, к сожалению, денег не хватало. Он и так едва сводил концы с концами. У него не было кровати, только старенький пыльный матрас на не менее пыльном полу, почти не было еды, не было образования и еле хватило денег на покупку самой убогой квартирки. Зато был дешёвый алкоголь, сигареты, наркота, которую почти задаром раздавали неопытные «барыги». И, конечно же, была музыка. Любимая гитара, которая стояла в углу комнаты и была единственным предметом, не покрывшимся гигантским слоем пыли. Миша в крах разругался с родителями уже полгода назад. Произошло это даже не по их вине, и он это прекрасно понимал. Он знал свой вспыльчивый характер, крутой нрав. Знал, что он «горячая голова». Знал, что приносит родным много проблем и заставляет их волноваться. Так что на эту серьёзную ссору он спровоцировал их почти осознанно. Хотелось спасти их от самого себя. Поэтому в ту же ночь, шесть месяцев назад, он собрал первые подвернувшиеся под руку вещи, взял гитару и слинял из дома. Теперь он жил один. Точнее сказать, существовал. У него не оставалось ничего, кроме музыки и единственного друга, Саши Балунова, который мог зайти лишь раз в неделю, а затем снова пропадал на учёбе. Эти две вещи были крайне важны для Горшенёва, но никак не могли помочь ему выбраться из ямы апатии, в которую он свалился. Он не был грустным и печальным меланхоликом, для него вообще это слово было сродни оскорблению. Зато он был страшно раздражительным и угрюмым, постоянно нервничал и злился чуть ли не на весь мир. Итак, добравшись до сигарет, парень трясущимися руками подхватил потрёпанную жизнью пачку и выудил оттуда одну штуку. Он схватил её кончик зубами и принялся хлопать себя руками по карманам, в поисках спичек или зажигалки. Повезло, что он лёг спать в одежде и долго искать не пришлось. В заднем кармане штанов располагалась упаковка спичек. Прикурив от одной из них, Миша затянулся, пустил этот гадкий дым в лёгкие и с трудом поборол рвотный позыв. Он уже настолько привязался к этому дерьму, что даже испытывал непонятное наслаждение от чувства отвращения. Очень противоречиво звучит, но так оно и было. Решив не задымлять квартиру, Горшенёв побрёл на балкон. Этот уголок квартиры тоже, если можно так выразиться, трещал по швам. Или, проще говоря, разваливался и грозился вот-вот свалиться вниз, прихватив с собой все предыдущие этажи. Стёкол не было. Не было даже оконных рам. Просто небольшая площадка из гнилого дерева, выдающаяся вперёд. Ступая туда босыми ногами, Миша понимал, что запросто нахватает заноз, но ему было совершенно наплевать. Иголка дома есть, а уж с помощью неё можно запросто их выудить, как бы глубоко они не впились. А сама по себе боль его не заботила. Подумаешь. Как будто он ребёнок маленький, чтоб бояться такого мелочного дискомфорта. Затягиваясь раз за разом, парень наблюдал за происходящим на улице. Под серым небом, затянутым такими мерзкими, однотонными тучами, из которых моросил отвратительно колючий дождик, громоздились такие же серые, мрачные здания. А по серым тротуарам брели люди в бесцветной одежде. Все они были похожи друг на друга, все были погружены в себя и даже не задумывались о том, насколько же жалкое существование они влачат. Кто-то шёл с работы домой, кто-то в гости, кто-то собирался пообедать в кафе, кто-то, возможно, шёл на вечер, где без сожаления изменит своей жене, разрушит свою семью и испортит жизнь ребёнку. У всех абсолютно разные цели, разные последствия. Но выглядели все эти люди так, словно идут в одно и то же место. На каторгу. Там, где их будут лупить плетями и заставлять работать в поте лица до мышечных судорог. Как же всё это мерзко. Одинаковые зомби, шныряющие по улицам, словно сбежали из какой-то секретной лаборатории. Клоны «маленького человека» из повести Гоголя. Только они, в отличие от этого персонажа, не были добросердечными, терпеливыми и влюблёнными в свою работу. Зато у них всех, так же, как и у него, не было абсолютно никакой цели в жизни. Вдруг Мише в голову пришла идиотская идея. Он неожиданно осознал и каждой клеточкой тела почувствовал, сколько злости на окружающий мир накопилось в душе. Выплеснуть бы всё это к чертям, хоть полегче станет. С этой мыслью парень перегнулся всем торсом через перила балкона и, болтаясь в такой опасной позе, заорал куда-то вниз, будто обращаясь к побитому асфальту, который находился на расстоянии метров тридцати от него: — Как же, блядь, меня всё заебало! Вопль эхом долетел до земли, заставив нескольких медленно плетущихся по своим делам людей вскинуть головы вверх и осуждающе взглянуть на нарушителя покоя. Впрочем, Горшенёв с девятого этажа не рассмотрел этого, да и ему было наплевать. В шее от заболевшей из-за крика глотки разливалось приятное жжение, будто темноволосый опрокинул в себя рюмку водки. Неожиданно, когда Миша уже начал слезать с перил, чтобы уйти обратно в квартиру, с тротуара послышался чей-то голос: — Ты только не прыгай, чувак! Горшок удивлённо взглянул вниз и увидел стоящего на земле светловолосого парня в ярко разукрашенной кофте, которая режущим глаза пятном выделялась на фоне общей серости. С такой высоты Миша не мог разглядеть внешность незнакомца, но сразу стало ясно, что это достаточно оптимистичный человек, без всякого сарказма. — Хорошо! — гаркнул темноволосый, посильнее перегнувшись через перила, чтобы его слова точно долетели до светловолосого. Зачем он ответил? Неизвестно. Проще было забить на этого полудурка, которого он явно видел в первый и последний раз в жизни. Но что-то подтолкнуло его не уходить с балкона, а продолжить свою недо-беседу. Возможно, этим «чем-то» было чувство полной безнадёги. — Ты чё там, правда прыгать собрался? — завопил незнакомец, приставив ладонь козырьком ко лбу, словно это помогло бы ему разглядеть своего неожиданного собеседника. — Ты дебил что ли? — раздражённо выкрикнул Горшенёв. — Нет конечно! Ясное дело, он не собирался прыгать. Да, он потерял всякий вкус к жизни, но это не было поводом для того, чтобы устраивать людям шоу в виде публичного самоубийства. Не дурак же он, в конце концов. — Какая у тебя квартира? — поинтересовался светловолосый. Вопрос был неуместен, ведь какая разница левому человеку, где живёт Горшок? Тем не менее, в голове парня не возникло никакой задней мысли. Он, даже не задумавшись, чем это будет чревато, прокричал номер квартиры: — Семьдесят вторая! — Пивко есть? — снова задал вопрос незнакомец. В его голосе даже не была слышна усмешка, он общался совершенно серьёзно. Однако от него даже с такого расстояния веяло необъяснимым позитивом. — Есть! — ответил Миша. Почему-то ему даже не хотелось послать этого чувака далеко и надолго и окончить этот глупый диалог. Удивительно, ведь такое желание возникло в первый раз за последний год. Какую только херню не сотворишь от безысходности. Проходящие по улице люди почти не обращали внимания на странную беседу двух парней, словно такое здесь было в порядке вещей. Они все были настолько погружены в себя, а головы их так забиты ежедневной рутиной, что эти зомбари не замечали того, что происходит буквально у них под носом. Как же это отвратительно. — Доставай, сейчас я к тебе поднимусь! — махнув рукой, крикнул светловолосый и бодро зашагал ко входу в подъезд, не оставляя новому знакомому выбора. — Да без проблем! — на всякий случай гаркнул в ответ Миша, после чего начал медленно сползать с перил. Как только под ногами оказалась твёрдая почва, если так можно назвать пол, сделанный из прогнивших досок, послышался странный треск. Парень зацепился футболкой за торчащий гвоздь, и теперь на ней красовалась рваная дырка. — Заебись, — раздражённо фыркнул Горшенёв, но мгновенно забил на это. Одной дыркой больше, одной меньше — какая разница? В его случае всё равно придётся носить футболку до тех пор, пока она не превратится в решето. Ну или пока не появятся деньги на новую, что очень маловероятно. Развернувшись, парень вернулся обратно в квартиру, даже не потрудившись выбросить сигарету. Ну а что такого, он же её не докурил. С чего бы лишать себя этой роскоши. И не важно, что эти сиги — полнейшее дерьмо в худшем его проявлении. Если об этом не задумываться, то вполне терпимо. Добравшись до старого, допотопного холодильника, который тарахтел настолько шумно и тяжело, что казалось, будто его вот-вот удар хватит, Горшок открыл дверцу и достал последние пару бутылок пива. Оно, конечно, было не очень хорошим, но тоже вполне себе можно попить. Конечно, стыдно встречать незнакомого человека такой хренью, но куда деваться, если больше ничего нет. Миша только успел поставить эти бутылки на стол, как раздался громкий стук в дверь. Он лениво побрёл открывать. Прихожая была почти абсолютно пустой, никакого мусора, но ободранные куски обоев, свисавшие со стен с таким видом, будто это сорванные куски кожи с не до конца освежеванного маньяком трупа, очень нагнетали и без того мрачную и убогую обстановку. Повернув тугой замок, Горшенёв толкнул дверь. На пороге стоял тот самый незнакомец, с которым они только что вели максимально содержательный диалог. Вблизи этот парень выглядел так, словно светился изнутри. Слегка загорелый, что удивительно для питерского жителя, с золотистыми волосами, голубыми глазами и яркой улыбкой. В первую секунду Мише показалось, что этот чувак явно какой-то больной. Нет, ну а вы разве смогли бы, будучи в здравом уме, так улыбаться незнакомому уродцу с мрачной рожей? Вот темноволосый, например, своему отражению не то что улыбнуться не мог, он вообще избегал возможностей на себя посмотреть. А тут такое. — Привет, — с ходу бросил незнакомец, сделав без приглашения шаг в квартиру. Тем не менее, он не пошёл дальше, а остановился на грязном коврике и протянул Горшку руку. — Я Андрей Князев. Миша впал в некий ступор. Он уставился на руку парня, переставшего быть безымянным, и провалился в размышления. Что он вообще делает? Впускает в квартиру чёрт знает кого, собирается даже с ним выпить и теперь, наверное, должен назвать своё имя. А какие могут быть последствия? Да мало ли, кто этот Андрей. Вдруг он вообще какой-нибудь местный нарик, поэтому такой непринуждённый и счастливый? А впрочем, кто такой Горшок, чтобы судить об этом. Ему всё равно уже терять нечего. Почему бы не выпить в компании этого придурка. Хоть появится что-то новенькое в череде одинаковых дней. — Ну чего ты завис? Да не боись, я не маньяк, — ляпнул вдруг Князев, словно прочитав мысли темноволосого. Тот недоверчиво взглянул на нового знакомого, но всё-таки ответил: — Я Горшенёв Миха. И отвернулся, проходя в квартиру. Он даже не стал пожимать протянутую гостем руку. Не любил прикосновения, тем более каких-то левых людей. Звать за собой парня он тоже не стал. Почему-то был уверен, что тот сам последует за ним. Впрочем, так и произошло. Они вошли в комнату, которая служила одновременно спальней и кухней. Миша на ходу затянулся от дымящийся сигареты, которую всё это время держал в пальцах, а затем подхватил бутылку пива, открыл её и сделал глоток. Андрей внимательно проследил его действия своими яркими глазами и, видимо не сдержавшись, присвистнул: — Да ты, я смотрю, профи в этом деле. Горшенёв исподлобья взглянул на светловолосого, а уголок его рта дёрнулся, скривившись в раздражённой ухмылке: — Мой тебе совет: пей пиво и заткнись. Князева, судя по всему, просить дважды было не нужно. Он хмыкнул, открыл вторую бутылку и тоже сделал глоток. Миша ожидал, что парень скривится, ибо вкус у алкашки был действительно не из лучших, но этого не произошло. Значит, незнакомец либо редко пил, либо просто сам привык к любой дешёвке. Второй вариант казался более вероятным, потому что молодых людей, которые редко пьют, можно было в городе по пальцам, наверное, пересчитать. — Тебе лет сколько? — спросил вдруг Князев. Видимо, молчать подолгу он не умел. Мише ужасно не нравилось то, как этот чувак на него пялится. Уж слишком внимательно. Неприятно это. — Двадцатка летом стукнула, — всё-таки ответил Горшенёв, решив, что возраст это, как-никак, информация не засекреченная. — Так мы ровесники, — усмехнулся светловолосый, и в его глазах вдруг вспыхнул огонёк интереса. Серьёзно, Горшок сумел разглядеть, как голубизна его радужек в один миг стала ещё ярче. — Где учишься? Миша мгновенно помрачнел ещё сильнее. Даже не из-за сожаления о том, что не занимается своим образованием, а из-за того, что как-то неприятно говорить об этом другому человеку. Мало ли что, вдруг этот голубоглазый является одним из нытиков, которые считают, что высшее образование обязательно должно быть у всех и каждого. — Нигде я не учусь, — ответил темноволосый, адресовав эти слова, судя по направлению его взгляда, бутылке пива, которую держал в руках. Затем отпил из этой самой бутылки, шумно выдохнул и тут же добавил: — И не работаю, как видишь. А ты? Андрей, видимо, немного смутился или опешил. А может, и то, и другое сразу. Он слегка потупил взгляд и повертел в руках бутылку. Чёрт, Миша знал этот взгляд. Если парень сейчас начнёт его жалеть, то Горшок явно не выдержит и скинет его с лестничной площадки, вот честное словно. Задолбали придурки, которые считают, что ему нужна жалость. — Я в рестоврационном, — чуть-чуть неразборчиво проговорил Князев, после чего всё-таки оторвал взгляд от бутылки и опять уставился на собеседника. — Тут, относительно недалеко. А что у тебя случилось? — В каком смысле? — тут же резким тоном выдал Горшенёв, сильно сдавив в пальцах сигарету, про которую, впрочем, уже успел забыть. Он прекрасно понял суть вопроса, но от всей души ненавидел на такое отвечать. Какая разница парню, с которым они знакомы от силы двадцать минут, что у него случилось? — Я имею ввиду, что вообще у тебя произошло? Люди, у которых всё отлично, не свешиваются с балконов, — произнёс светловолосый, причём вид у него был уже довольно настойчивый. Он действительно выглядел так, словно ему на серьёзных щах было интересно, в чём же причина сегодняшнего Мишиного вопля. — Сколько, блядь, раз мне повторить, что я не собирался прыгать? — мгновенно вспыхнул Горшок, нервно взмахнув рукой и шумно поставив бутылку на стол. Он всегда легко заводился, но подобные расспросы выводили его из себя буквально за доли секунды. Он ненавидел кому-то говорить то, что, по сути, было целиком и полностью его личным делом. — Спокойно, я это уже понял, — подняв ладони, словно в знак того, что сдаётся, сказал Князев. Однако сдаваться он вовсе не собирался. — Просто мне всё-таки интересно, что произошло? В смысле, многих всё заебало, но мало кому срывает крышу настолько, что они орут об этом с балкона. — Ну так может быть я просто поехавший? — процедил темноволосый, раздражённо выгнув брови. Его бесило то, что действительно незнакомый человек начинает лезть к нему с расспросами. Одно дело спросить имя, возраст, место учёбы. А другое — домотаться с более личными вопросами. Хотя, с другой стороны, а на что он рассчитывал, впуская незнакомца? Наверное, на обычную беседу за пивкому, обсуждение последних новостей, которых, в принципе, Миша совершенно не знает. Андрей тоже выгнул бровь, но при этом усмехнулся и внимательно оглядел собеседника с ног до головы, особенно уделив внимание рукам и лицу. Горшенёв сразу же сильно напрягся. Он едва поборол идиотское, практически детское желание спрятаться. Только лишь поджал губы скрестил руки на груди и сделал маленький шаг назад, словно надеясь отступить. — Вполне возможно, — с неожиданно доброй улыбкой заявил Князев, окончив пытку своим зрительным анализом. — Но это даже здорово. И всё равно, может расскажешь? Горшку показалось, что он сейчас буквально взорвётся. Почему этот идиот не понимает, что лезет туда, куда не надо? На что он вообще хочет нарваться? Вот дать бы ему по роже, сразу перехочет задавать всякие дебильные вопросы. Прямо руки чешутся. — Что ты хочешь узнать, я не пойму? — округлив глаза, полные раздражения, выдал Миша. Он практически затрясся от почти безосновательной злости. — Посрался я с предками, свалил из дома, бросил учёбу, проебал пол года в никуда и продолжаю туда же проёбывать оставшуюся жизнь. Это ты хотел узнать? Интересно, да? Охуенная история, правда? Светловолосый от неожиданности отшатнулся на шаг назад. Его глаза тоже сначала округлились, но затем взгляд снова стал относительно уверенным. Эта заминка длилась всего пару секунд, после чего он с довольно серьёзным видом подошёл, взял Мишину бутылку пива и протянул ему. — Спокойно, ты чего разошёлся? Я же просто спросил. Знаю, что неприятно. Подумал, что тебе поспокойнее станет, если выскажешься. Горшенёв как-то шарахнулся в сторону от протянутой бутылки, словно его хотели ею ударить, но затем взял себя в руки, забрал пиво и залпом выпил половину. Действительно, чего его так понесло? Ясное дело, бесят такие придурки, которые пристают со всякими глупыми вопросами, но и расходиться не стоило. Обычно парень на этот счёт вообще не парился, но сейчас ему вдруг стало даже немного стыдно. Человек ему, видать, помочь хотел, а он психует. — Не задавай мне такие тупые вопросы, понял, да? — произнёс Миша, прорисовав рукой в воздухе какой-то нечитаемый иероглиф. — Не люблю ныть. — А ты, по-моему, ещё и не начинал, — усмехнулся Князев, снова начав слишком внимательно вглядываться в лицо нового знакомого. Непонятно, что он там хотел разглядеть, но темноволосому это однозначно не нравилось. Какой бы там интерес не двигал незнакомцем, да хоть научный, он всё равно не имел права так глазеть на собеседника. Это серьёзно нужно было запретить на законодательном уровне. Дабы отвлечься от направленного на себя взгляда, Миша повернул голову в сторону балкона. Там уже успело стемнеть. Да и время было часов десять. Поднялся сильный ветер, и в целом погода явно ухудшилась ещё больше. Представив, как неприятно переться куда-то по холоду, так ещё и под дождём, парень неожиданно для себя спросил: — Слушай, а тебе до дома далеко? — Полчаса, может час, смотря на какую электричку успею, — ответил Андрей, немного удивлённо поджав губы. — А что? — Да я тут подумал, — протянул Горшок, словно пытаясь отсрочить момент, когда произнесёт то, что вдруг захотел предложить. — Может, у меня переночуешь? Погода говно, а тебе пока до остановки добраться, пока доехать ещё. Если, конечно, тебе не противно тут ночевать. — Я только рад, хоть до дома тащиться не придётся, — улыбнулся светловолосый. Как-то слишком легко он согласился, да и выглядел уже так, словно его не особо поразило это предложение. Даже, можно сказать, он будто этого ждал. Миша, усмехнувшись, покачал головой. Странный был парень. Дико раздражал, но всё равно почему-то хотелось сделать для него что-то хорошее. Правда не хотелось, чтобы он это понял, и самому неприятно было это признавать. Но всё-таки, кажется, человек это был неплохой, так почему бы не помочь ему хотя бы в какой-нибудь мелочи? Например, позволить остаться, чтобы не пришлось по ужасной погоде нестись на остановку и дожидаться электричку. Ничего в этом такого нет. Наверное. — Только одно условие, — вдруг произнёс Горшок, почти ткнув Андрея пальцем в грудь. — С утра, как проснёшься, умывайся и вали домой. Не люблю, когда дома чужие, понимаешь, да? Я бы тебя ещё покормил, но жрать в доме нечего, извиняй. — Хорошо-хорошо, замётано, — с усмешкой ответил светловолосый, мягким движением руки отведя в сторону направленный на себя палец Мишки. И всё-таки непонятно, с чего этот парень такой счастливый?