Ты только не прыгай!

Погода на удивление решила порадовать жителей культурной столицы. Конечно, не было жары и не сияло солнце, но зато было относительно тепло и безветренно. А самое главное, что дождь наконец прекратил нещадно поливать улицы Петербурга. Люди активно выползали на улицу, парочки сидели в скверах, шумные толпы подростков носились по тротуарам, а взрослые просто медленно бродили туда-сюда, обсуждая друг с другом осточертевшую рутину. И глядя на этот поток народа возникала мысль, что только два парня сейчас сидят в грязной квартирке и делятся новостями. Возможно, так оно и было. Мише, например, попросту не хотелось выбираться из дома. А Шура, который рядом с ним по-турецки уселся на матрасе, просто не хотел выгонять друга в неприятную для него среду, поэтому сидел и парился в помещении. На самом деле, где-то в глубине души Горшенёв всё же хотел выйти из дома. Но сделать это он хотел с Андреем. Снова, как позавчера. Весь вчерашний день парень провёл в одиночестве и под таблетками, мысленно смакуя тот момент, когда они бежали по дороге. Это ощущение было сравнимо разве что с эйфорией от экстази. Именно эти чувства, которые ему не удаётся испытывать в последние полгода, темноволосый заменяет наркотиками. Но в жизни это ощущается гораздо ярче, и воспринимает это здравый рассудок, не затуманенный веществами. — …а ещё он преподу предложил покурить, прикинь? — с задорным смешком договорил Сашка. Он как раз рассказывал историю о своём бесстрашном однокурснике, который вечно пытается что-то учудить. Миша в этот момент только-только вынырнул из собственных мыслей, благополучно прослушав половину того, что столько времени старательно вещал блондин. Впрочем, раз рассказ был о каком-то левом пацане, то разве есть смысл слушать? Достаточно просто кивать в нужных местах, и на этом всё. — Круто, — суховато отреагировал Горшок, при этом попытавшись натянуть усмешку. Губы отказывались слушаться, и удалось лишь состроить странную гримасу вместо того, что хотелось. Не мог он насильно улыбнуться, как ни старался. Балунов, обратив внимание на страдания друга, решил переключить тему. Иногда Миша был ему дико благодарен за такое понимание, но ничего толком не мог сказать. — Кстати, позавчера же Андрюха домой не вернулся, — с непринуждённой улыбкой и хитрым блеском в глазах произнёс блондин. Его неугасаемое любопытство отчаянно лезло наружу. — Вы тут что творили? «Творили». Громко сказано. Хотя, впрочем, для Горшенёва день действительно был максимально насыщенный и чуть ли не сумасшедший. Правда всё омрачало то, что перед этим он набухался в сопли и Князеву пришлось с ним возиться. Стыдно, аж до чёртиков. — Да ничего особенного, — пожал плечами парень, неожиданно заинтересовавшись видом собственных пальцев. — Гуляли. — Гуляли? — чуть ли не заорал Шура, покачнувшись вперёд и распахнув глаза так, что они почти вылетели из орбит. Его удивление было вполне обоснованно, ведь темноволосый обычно выползал из дома только затем, чтобы чуток подзаработать, играя на гитаре, либо чтобы купить бухло. И иногда выходил, чтобы помёрзнуть под дождём. А тут вдруг гулять пошёл, да ещё и вместе с кем-то. Мише почему-то стало немного не по себе. Хотя они же правда просто гуляли, не совершая ничего криминального и ужасного. Но ощущение было такое, будто творили нечто противоправное. Впрочем, для парня держаться за руки с другим пацаном и нестись по проезжей части, угорая в голос — это и впрямь схоже с чем-то незаконным. Как его так угораздило? И, что самое главное, почему он теперь не может отвязаться от желания почувствовать то же самое снова? Он успел в тот день понять, что всё, чего ему не хватало — это действие. Причём не что-нибудь простенькое из ежедневной рутины, а прямо необычное, способное встряхнуть и взбудоражить, заставить землю уходить из-под ног. Но ещё крайне важным моментом казалось в такой момент обязательно держать за руку Князева. Именно его, и никого другого. Странно было себе в этом признаваться, но в подобные моменты парень переставал чувствовать себя одиноким и каким-то пустым. Даже, скорее, опустошённым. Это было так глупо, чёрт возьми. — Гуляли, — туповато повторил Горшок, уткнувшись взглядом в одну точку, где-то за плечом друга. — По дороге бегали. На автобус какой-то сели. Попутку ловили. Он говорил отрывисто, коротко бросая отдельные фразы. Был ли смысл размениваться на подробности? Ну, разве что ради того, чтобы утолить любопытство Сашки. Однако самому парню этого не хотелось. Не ясно по какой причине, но ему казалось, что всё произошедшее не стоит рассказывать, иначе в памяти рассеется то прекрасное ощущение счастья, словно оно мельчайшими частичкам выйдет наружу вместе со словами и растворится в воздухе. Нельзя было этого допустить. Он обязательно должен был сохранить радость хотя бы в памяти. — Мать твою, — только и сумел проговорить Шура, поражённо и одновременно с некоторым восхищением глядя на темноволосого. — Готов поспорить, что Андрей смог вытащить твой зад на улицу только под угрозой смерти. Миша хмыкнул в ответ. Наверное, в любой другой ситуации он бы скорее согласился на смерть, чем сделал бы то, чего ему не хочется от слова совсем. Но в тот момент что-то пошло не так. Действительно, с какого перепугу он не настоял на своём и не остался дома? Парень уже начинал подозревать, что Князев явно какой-то потомок бабки-колдуньи, которая является его троюродной бабусей по материнской линии в седьмом поколении. Ну или как-то так. Потому что этот человек мог творить нечто невозможное, при этом почти не прикладывая усилий. Горшок уже практически всерьёз намеревался поинтересоваться его родословной. — Да не, я сам пошёл, — пожал плечами парень. — Он меня к двери только подтолкнул. Как бы забавно это не звучало, но всё же являлось правдой. Единственным, о чём умолчал Миша, была чарующая улыбка светловолосого. Вот честно, он ума не прилагал, каким образом она могла почти что повелевать людьми без ведома своего обладателя. Уголки губ Шуры медленно потянулись вверх. Он расплылся в настолько радостной улыбке, что трудно было остаться равнодушным, глядя на него. Сразу заметно, насколько он был рад за своего друга. Горшенёв прекрасно понимал, что блондин тоже за него переживает и искренне им гордится, когда ему удаётся переступить через очередную свою проблему. Правда от этого становилось как-то неловко. Темноволосый приоткрыл рот и, кажется, хотел что-то сказать. Возможно, поблагодарить друга за поддержку. Однако его прервал звук открывающейся двери, раздавшийся из прихожей, и дальнейшее шебуршание неизвестной личности. Оба парня переглянулись и тут же уставились в проход, который вёл из коридора в комнату. Через пару секунд в том месте появилась уже совсем привычная и знакомая фигура. Не шибко высокий чувак с золотистыми волосами, который пытался на ходу стянуть с себя куртку. Князев. Какое-то время длилась немая сцена. Миша с приоткрытым ртом смотрел на гостя, а в голове уже сто тысяч раз успели прокрутиться воспоминания о позавчерашнем дне. При виде парня у темноволосого резко возникло ощущение того, будто его накрыли тёплым одеялом. Пропало невыносимое чувство одиночества, что ли. Это было очень необычно, если не сказать странно. Раньше подобного никогда не происходило, поэтому темноволосый неслабо напрягся и занервничал. — Ох ты, — чуть задыхаясь от того, что, видимо, он бежал, произнёс Андрей. — Знал бы, что вас двое, взял бы Яшу с собой. Горшок продолжал, не отводя взгляд, глазеть на неожиданного гостя. Он практически вытянулся, как струна, и даже слегка трясся от натуги, вот насколько парня переклинило. Светловолосый перевёл на него взгляд и в лёгком недоумении выгнул бровь. Лазурные глаза забегали, а ресницы заметно затрепетали. До этого Миша не подмечал такие подробности в чужом выражении лица. — Ты Яшку там одного оставил, что ли? — вероятно, чтобы разрушить возникшую стену неловкости, поинтересовался Сашка возмущённым тоном. Он приподнялся и, кое-как раскорячившись, встал на ноги. — Ну да, а что? — спокойно ответил Князев, при этом продолжая перемещать взгляд с одного парня на другого, будто находясь в лёгком замешательстве. — Да как можно? Ну ты бесчувственный козёл конечно, — с весёлым смешком наигранно возмутился Шура и, отряхнув руки от пыли, которую набрал с пола, когда вставал с матраса, двинулся в сторону прихожей. — Ладно, тусуйтесь тут, а я пойду, скрашу вечер одинокому человеку. Миша с одной стороны не хотел, чтобы друг взял и так резко ушёл. Но с другой стороны ему уже хотелось побыть с Андреем, причём только с ним, тет-а-тет. Он от всей души надеялся, что сегодняшний день пройдёт так же, как позавчерашний. Иначе снова придётся применять наркотик, чтобы испытывать какое-то искусственное счастье, иначе эту эмоцию не назовёшь. — У него там свои дела скорее всего! — прикрикнул светловолосый вслед Балунову, который успел добраться до прихожей и натянуть на ноги кроссовки. Не было смысла его останавливать. Сразу заметно, что блондин хочет оставить парней наедине. — Какие дела? Меня-то нет! — усмехнувшись ответил Шура и, ловко выскользнув сквозь приоткрытую дверь, слинял. Только его и видели. Был лишь слышен его быстрый удаляющийся топот по лестнице. Вскоре и этот звук стих, оставив ребят в полной тишине, обволакивающей целиком и полностью. Такая тишина лично Горшенёву казалась оглушающей, как бы странно это не звучало. От неё закладывало уши, словно ты только что выбрался на пустую ночную улицу после какого-нибудь рок-концерта. Только это было не так приятно, как выше описанное сравнение. Хотелось как следует потрясти головой, дабы выбить из себя это ощущение. Андрей смотрел куда-то в район шеи и грудной клетки Горшка. Он словно пытался прожечь дыру в этом месте. Темноволосому даже всерьёз начало казаться, что он чувствует там тепло и лёгкое жжение. Пришлось нервно сглотнуть горящий ком в горле. Во рту почему-то пересохло, пришлось поводить там языком, будто перекатывая леденец. Казалось, что молчание длится вечно. — Ты себя как чувствуешь? — вдруг всё-таки спросил Князев, вернув взгляд к лицу знакомого и позволив ему наконец хоть чуточку расслабиться. Миша немного недоверчиво окинул парня взглядом. Интересно, действительно, как же он может себя чувствовать? Да никак, чёрт возьми. Пусто, одиноко, равнодушно. Ничего нового, всё по старой схеме. Единственное, что при появлении светловолосого возникло чувство защищённости. К чему тогда этот вопрос? Может, парень прощупывает почву? Наивный, думает, что Горшенёв после той прогулки теперь способен искренне улыбаться и смеяться. Даже как-то жалко рушить его светлые надежды. — Отлично, — всё же едко ответил Миша. Он не хотел произносить это таким тоном, оно само вырвалось. Он был готов поклясться, что не собирался выражаться подобным образом и с данным саркастическим подтекстом. Из-за этого парень почувствовал себя неприятно, словно что-то взяло и сдавило его живот изнутри, перебрав все внутренности. Гадко. — Злюка, — с лёгкой улыбкой хмыкнул Андрей, после чего подошёл к знакомому и присел рядом, без тени сожаления положив куртку на пол. Горшенёв перевёл на него взгляд. Простецкие черты лица, смеющиеся голубые глаза, копна золотистых волос и практически постоянная улыбка. Уголки губ открыто подтягиваются вверх, сами губы размыкаются и открывают на обозрение почти что идеальные, остренькие зубы. В голове в принципе не укладывалось, каким образом обычный человек может быть настолько прекрасным, другого слова тут не подберёшь. Это осознание только сейчас закралось к Мише в голову и ухитрилось его нехило поразить, а ещё заставить ощущать себя даже более никчёмным, чем раньше, особенно по сравнению с таким человеком. Князев смотрел в пол, затем поглядел на темноволосого, хмыкнул каким-то своим мыслям и чуть откинулся поперёк матраса, принял положение полулёжа. Смотреть на него было одновременно чертовски приятно и как-то неловко. Этот человек пытается спасти его от самого себя без всякой на то причины и, кажется, без корыстных побуждений. Только за это Андрея стоит уважать и хорошо к нему относиться. Миша надеялся, что сумеет к этому прийти, но теперь ему данная тема уже не слишком важна. Светловолосый показал, что может дарить ему моменты, в которые удаётся чувствовать настоящее счастье и эйфорию. Теперь ему нужно было только оно, то самое ощущение, которое он пытается заменить наркотиками. Мать вашу, как мерзко. Горшенёв сгорбил спину, напрягся до дрожи и чуть сжался. Он всегда рефлекторно проделывал это, когда становился себе до страсти отвратителен. Брови сошлись к переносице, губы плотно сжались. Почему-то захотелось уменьшаться всё сильнее с каждой секундой, чтобы под конец просто исчезнуть. Как свечка, которая постепенно плавится, роняя капли горячего воска. — Слушай, Мих, — всё-таки снова заговорил Андрей, со своего положения поглядывая на знакомого одним глазом и зажмурив второй. — Ты в тот день мне про гитару говорил. Ты же играешь? Темноволосый невероятным усилием воли заставил себя посмотреть на парня. Ему после прихода Князева стало откровенно не по себе. Причём в предыдущие дни в его присутствии такого не происходило. Внутри как будто что-то перемкнуло. Непонятное ощущение, как будто в животе что-то щекочется, а низ позвоночника сильно покалывает. Идиотизм какой-то. — Ага, — с трудом выдавил из себя Горшок, кивнув головой в сторону угла, где торжественно стояла его любимая гитара. — Вон, стоит. Светловолосый перевёл взгляд на инструмент, внимательно его оглядел и снова повернулся к парню. В светлых глазах мелькали странные огоньки, которые вряд ли были вызваны игрой света. Скорее, то была некая заинтересованность. Он несколько раз моргнул, хлопая светлыми на концах ресницами, а затем ухмыльнулся. — Сыграешь? Мише показалось, что этот короткий вопрос эхом отразился у него в голове. Ещё никто раньше не просил его сыграть просто так, из желания насладиться музыкой. Ни одного человека не интересовало и творчество парня. Разве что Шура иногда сочинял с ним различные мелодии. То единственное, что доставляло Горшенёву удовольствие, не волновало больше никого. И, откровенно говоря, просьба знакомого сейчас заставила парня почувствовать, как по телу пробегается дрожь. Кажется, он ощутил, что где-то в глубине души закопошилось нечто непривычное. Неужели лёгкое чувство радости? — Хуйня вопрос, — немного дрогнувшим от неожиданности голосом произнёс Миша и, поднявшись с матраса, добрался до гитары. Он поднял её, перехватил поудобнее и вернулся на своё место. Там он слегка поёрзал, уселся в позу лотоса и на несколько секунд задумался, прикусив губу. Почему-то участилось сердцебиение. Такое приятное, но едва ощутимое волнение. Откуда оно взялось? Он начал играть первую пришедшую в голову мелодию. Одну из недавно написанных. Именно её он собирался позже отредактировать вместе с Сашкой, но, кажется, первоначальный вариант тоже был вполне неплох. Конечно, звук казался немного неполным, тут бы хорошо было добавить бас. А с басом и барабаны, для более объёмного звучания. Впрочем, это уже для более продвинутой музыки. Темноволосый внимательно наблюдал за тем, как прижимает струны, чтобы не дай бог не сбиться. Затем строение мелодии перешло в аккорды и более активный бой. Здесь всё обстояло проще, поэтому парень позволил себе бросить быстрый взгляд на Князева, который подозрительно затих. Однако сразу вернуть всё внимание к гитаре так сразу не удалось. Дело в том, что на Мишу напал ступор. Играть он продолжал на автомате, а сам переключился на то, чтобы огромными глазищами пялиться на знакомого. Тот всё ещё находился в положении полулёжа, осторожно и совершенно неслышно отстукивая пальцами предполагаемый ритм. При этом он завороженно наблюдал за тем, как пальцы Горшка резво перемещаются по гитарному грифу, практически бегают, словно существуют отдельно от него самого. Казалось, светловолосый даже не моргал, будто полностью утонув в звучании инструмента. Так легко и просто он погрузился в незнакомую музыку, что хотелось продолжать игру бесконечно, лишь бы видеть его в данном состоянии. На его губах по-прежнему играла чёртова улыбка, но она была практически незаметной и очень задумчивой. По какой-то причине в голову стукнула идиотская идея коснуться этой улыбки, как бы проверяя её действительность. Глупости какие. Миша понял, что начинает сбиваться, и с трудом вернулся к наблюдениям за собственными руками. Обычно он и сам погружался в свою музыку настолько, что полностью отключался от реальности. Но сейчас этого сделать не получалось, ибо все мысли были сосредоточены на Андрее. Тем временем мелодия начинала сходить на нет, она была не такой уж длинной, так как оказалась не продуманной до конца. Последние аккорды, и звук гитары затихает. Горшенёв снова посмотрел на Князева, нервно ожидая от него какой-то критики. Вот сейчас скажет, что музыка дерьмо, и либо получит пизды, либо заставит темноволосого возненавидеть собственное творчество. Тут одно из двух, из крайности в крайность. — Твоя музыка? — продолжая почему-то гипнотизировать гриф гитары, спросил светловолосый. — Ага, — кивнул Миша, уже заранее приготовившись к тому, что не услышит ничего хорошего. Андрей приподнялся, вновь вернувшись в положение сидя, и скрестил руки на груди, после чего снова развёл их в стороны. Затем немного поёрзал и нелепо покачал головой, как бы соглашаясь с какими-то своими мыслями. — Это офигенно, — твёрдо заключил он, коротко засмеявшись. — Нет, серьёзно, это шикарно. Я не знаю насчёт чего-то другого, но может тебе в музыку удариться? Уйти в нашу рок-индустрию. — Звучит круто, но кому я там нужен? — невесело хмыкнул Горшок, поджав губы. Андрею понравилось. Ему действительно понравилось, в светлых глазах можно было легко разглядеть вспышки восхищения. Может это и не жизненное достижение, потому что неизвестно, шарит ли этот парень за музыку и хороший ли у него слух, но в тот момент казалось, что в мире нет ничего приятнее его забавной похвалы. Тем более, что она была искренней, а это в сотни тысяч раз лучше любой красочной лести. — Если бояться, что никому не нужен, можно и всю жизнь просрать, — весьма логично констатировал Князев, после чего поднялся на ноги и подошёл к окну, которое выглядывало на балкон. Он смотрел туда, на слабенькое осеннее солнце, которое как-то робко выглядывало из-за облаков, на прохожих, которые мельтешили где-то внизу и на проезжающие по дороге машины. Всё шло своим чередом, и парней от этого потока отделяло лишь несколько дверей и некоторая высота. Однако с их стороны всё казалось таким далёким и недосягаемым, что даже странно было ощущать себя как будто запертыми от остального мира. Впрочем, лично Мишу это вполне устраивало. Он не спешил покинуть свою серую коробку, чтобы оказаться в пустом обществе. Андрей вдруг лишил парня возможности созерцать его пушистый затылок и обернулся к нему лицом. Уличное освещение, бьющее из окна, со спины окутывало светловолосого, словно накрывая его невидимым тёплым одеялом. Он сам вдруг показался таким светящимся, как лучик солнца, пробившийся среди туч. Весь парень целиком окрасился в золотистый, нежный оттенок. Зрачки сильно сузились, заметно раскрыв на обозрение небесно-голубую радужку. Свет играл во всём, и в первую очередь в открытой улыбке, которая постепенно приподняла уголки его губ, а ещё в прищуренных глазах, в подрагивающих ресницах с выгоревшими за лето кончиками. Кажется, воображение решило сыграть с Горшком странную шутку, ибо вряд ли такое вообще возможно. — Слушай, погнали на крышу. Этот фраза, сказанная как-то неожиданно, сильно сбила темноволосого с толку. Он для начала кое-как выбрался из плена собственных мыслей, и только затем задумался о смысле произнесённых слов. Какая, к чёрту, крыша? Чего ради туда лезть? Да, в этой многоэтажке выход наверх открыт, можно спокойно выйти. Но зачем? Там и делать-то нечего, он уже пробовал туда выбираться. С высоты всё такое же убогое, как и с любого другого ракурса. А ещё там ветер куда сильнее, прямо с ног сбивать может. В общем, шняга полная, туда даже соваться на хочется. Толку-то? — Не хочу, — скучающим тоном промурлыкал Горшенёв, уткнувшись взглядом в матрас и принявшись расковыривать небольшую дырочку, которая давным-давно в нём образовалась. Теперь в голову закрались нелепые сомнения. В принципе, почему бы не пойти? Обломится он, что ли? И так вечно сидит без дела, зачем везде искать повод? Нужно, мать его, просто делать. — А я тебя спрашивал, что ли? — хмыкнул Андрей, чуть покачав головой. Он поднял свою куртку с пола, подошёл к Мише, коротко потрепал его за волосы и двинулся в сторону прихожей, на ходу бросив: — Пошевеливайся. Парень попытался от него отбрыкнуться, но, тем не менее, поднялся на ноги. В этой же позе и замер, отставив гитару у стены. Вот что ему не давало спокойно пойти, а? Идиотская упёртость. Словно в голове кто-то сидел, не позволяя делать хоть что-нибудь без постоянных попыток найти во всём сплошной негатив и остаться в итоге на одном месте. Так отвратительно осознавать собственную ничтожность и глупость, но при этом будто не иметь в себе ресурса, чтобы справиться со всем этим делом. Только и остаётся, что молча ненавидеть себя и весь мир вокруг. Послышались звонкие удары. Следом за ними из прихожей выскочил создатель данных звуков, прыгая на одной ноге, так как вторая была уже обута и зашнурована. Андрей тяжеловато балансировал, придерживаясь рукой за стенку и слегка наклоняясь вперёд. Волосы немного упали наперед, частично закрыв лоб и создавая лёгкую тень. Забавный образ получился. — Иди сюда, или я сам тебя потащу, — довольно убедительно пошантажировал он, выгнув левую бровь и подвигав пальцами, как бы подзывая к себе знакомого. Сколько можно ломаться? Разозлившись на себя же самого, Миша тихо фыркнул, откинув голову назад, но всё же поплёлся в прихожую с видом пойманного каторжника. Князев издал одобрительный смешок и поскакал следом. Вот чёрт, как он собой гордился. Да только Горшенёв был уверен, что всё дело было не в умении светловолосого убеждать, а просто в его непринуждённой, чуть нагловатой улыбке. Именно она могла так запросто манипулировать людьми. Ну, может ещё и странная позитивная энергетика, исходящая от парня. Они обулись практически одновременно. Выпрямившись, Андрей сорвал с крючка куртку темноволосого и накинул ему на плечи, при этом ещё и как-то слишком сильно хлопнув парня по спине. От этого дружеского жеста Горшок аж поперхнулся, занервничав от неожиданности. Он, ни с того ни с сего решив отомстить, плечом выпихнул знакомого из квартиры, когда тот на мгновение замер в дверном проёме. В итоге он неловко споткнулся и пролетел на пару шагов вперёд, едва не вписавшись в стену подъезда, находящуюся прямо напротив двери. Миша едва заметно усмехнулся, хотя сам даже не обратил на это внимания. Князев обернулся и коротко засмеялся. Такой глупый миг ребячества был вполне способен поднять настроение. Кажется, парень ухитрился разглядеть, как правый уголок губ темноволосого легонько дрогнул вверх, а в его глазах промелькнула искорка. Возможно, это развеселило его куда больше, чем их нелепая толкотня. Оставалось только двинуться дальше. Подняться на этаж выше, а там уже выбраться на крышу по небольшой лесенке. Андрей потянул Мишу за рукав его куртки, бросившись почти бегом подниматься по лестнице. Горшок, не ожидавший подобного рывка, по взявшейся из ниоткуда привычке сжал кончики пальцев светловолосого. Не всю ладонь, а лишь эту её малую часть, но всё же вцепился в неё с нехилой силой. Тем не менее, знакомый никак не отреагировал на столь неожиданный жест. Хотя можно было поклясться, что он на мгновение странно зажмурился, словно от радости. Кое-как поспевая следом, Миша пару раз споткнулся на ступенях, но всё же без приключений добрался наверх. Там ребята остановились напротив ржавой, облезлой железной лесенки, которая вела к чему-то вроде распахнутого люка. Далее следовал небольшой обрывок крыши, а затем уже и выход наружу. — Ты первый, а то ещё слиняешь, пока я лезть буду, — усмехнулся Князев, бросив взгляд на Горшка, который почему-то на него нервно уставился, по-прежнему не отпуская кончики его пальцев. Он сжимал их так сильно, что у обоих запотели ладони. Опомнившись, парень наконец отцепился. Самому за себя стало как-то стыдно. Неужели он настолько жаждал банального чувства спокойствия и уюта, что начал хвататься за единственного знакомого, который мог ему это подарить своими прикосновениями. Как же это жалко со стороны Горшенёва, просто охренеть можно. Ему совершенно не хотелось быть таким тупым и навязчивым. — Ладно, — кивнул он, принявшись хвататься за холодные и неприятные на ощупь перекладины лестницы. Пришлось чуток подтянуться, чтобы удалось схватиться чуть выше. Дальше всё пошло как по маслу. Подниматься было совершенно не трудно, а как только удалось, приоткрыв второй люк, высунуться наверх, в лицо как-то мягко ударил порыв тёплого ветра. Он наполнил лёгкие запахом осенней листвы и озона, который всегда ощущался после дождя. Такая приятная свежесть, от которой по коже незамедлительно пробежались мурашки, заставив парня даже немного вздрогнуть. Снизу Андрей осторожно пощекотал Мишу за голень, так как он сам лез следом, а парень ему мешал. Темноволосый тряхнул головой, отбрасывая лишние мысли подальше, и поскорее забрался окончательно, ступив на перепачканную поверхность крыши и выпрямившись во весь рост. Вокруг лежали гнилые и более целые листья деревьев, мелкие веточки и даже пара пустых бутылок, помимо прочего дерьма. Небо выглядело непривычно высоким, хотя, казалось бы, должно было стать ближе. Вечернее солнце почти целиком выбралось из-за облаков, прямо поливая своим слабым теплом все окрестные дома и немножечко оставляя для бродящих внизу жителей города. Рядом из люка выбрался Андрей, который тоже слегка притормозил из-за неожиданного дуновения ветерка. Он тоже поднялся на ноги, огляделся и глубоко вздохнул. Заулыбался. Горшку почему-то понравилось, что знакомый, как и он, оценил то, насколько более свежим здесь кажется воздух. Темноволосый побрёл вперёд. Один шаг, второй, третий. Через десяток шагов он оказался у самого края. Края носков грязных кроссовок даже слегка выглядывали, как бы находясь навису. Ветер игрался с волосами, как маленький котёнок. Голова страшно кружилась. Опустив взгляд, можно было увидеть свою улицу, как на ладони. Тепло, приятно и довольно спокойно. В прошлый раз здесь было совсем не так. Может, причиной необычного улучшения всего вокруг стало появление Андрея? Да кто ж его знает. Горшенёв чуть качнулся вперёд, но затем резко восстановил равновесие. Каждого, кто хоть раз стоял на краю крыши или перед открытым окном высокого здания, а может и перед рельсами или оживлённой дорогой… Короче, каждого в такое мгновение посещала короткая и весьма бредовая мысль — сделать шаг вперёд. Погрузиться в скорейшее небытие, перед этим испытав миг полной свободы. Однако обычно таким образом мозг проверяет вас на защитный рефлекс. Замечали, как в голове сразу проявляются картинки вашего бездыханного тела и, вероятно, рыдающих близких, а затем могильного камня и представления о пустой вечности? И такой резкий дискомфорт где-то в животе, словно органы вдруг решили перемешаться между собой? Именно это и есть защитный рефлекс, который содержит вас от любой попытки самоуничтожения. Или хотя бы попытается. Однако у Миши в голове в тот момент возникли совершенно иные мысли. Он вдруг задумался: а кому станет хуже, если он прямо сейчас просто возьмёт и шагнёт? Для общества он ничего не сделал, да и близким особой пользы не принёс, только сплошное разочарование. Родители будут грустить. Но через время отпустят это, жить им точно станет легче. Как камень с души упадёт. Шура очень расстроится, это ещё мягко сказано. Но и он постепенно заживёт свой жизнью, наполнит её новыми друзьями и, разумеется, подружками. Он слишком классный парень, чтобы остаться одному. А ещё он, как и родители, человек сильный, способный перетерпеть что угодно, а после даже ухитриться забыть. Ну или хотя бы затолкать подальше, в самые закрома памяти, откуда редкий раз можно откопать какую-нибудь мысль. Таким образом получалось, что в вероятном шаге к пустой вечности нет ничего плохого. Всем постепенно станет легче. В этот миг Миша ощутил себя редкостным эгоистом, который пытается всё больше загрузить себя лишь мыслями о том, что никому вокруг не нужен. Да никто, чёрт возьми, никому в этом мире не нужен. Никому, кроме своего близкого круга общения. И это абсолютно нормально. Так и должно быть. Иначе бы люди задолбались думать о каждом придурке. Тем не менее, по сути, парень знал, что его уход из этого мира никому шибко не повредит. В этом была вся прелесть и соблазн. Из близкого круга общения у него был лишь Шура и родители. Люди, которые всё понимают и сумеют справиться. Они не просто сильные, они ещё и знают, что творилось с Горшком в последние годы. По крайней мере, частично знают, но этого вполне достаточно. Так получается, что нет людей, которые не справятся? Вдруг Миша ощутил чьё-то присутствие. Он едва сумел оторвать взгляд от созерцания улицы, находящейся далеко-далеко внизу, словно она его отчаянно манила к себе. Был в этом некий магнитизм. Правильно говорят: «Если долго вглядываться в бездну, то она начнёт вглядываться в тебя». Это, конечно, не совсем бездна, но немного похоже. Оказалось, что рядом остановился Андрей. Он тоже бросил задумчивый взгляд вниз, после чего уж больно серьёзно взглянул на Горшенёва. Неужели догадался о его мыслях? Или даже сам подумал о том же? Но он не говорил ни слова. Молчал и всё продолжал смотреть на парня, почти пробираясь в его сознание светом своих лазурных глаз. Поджал губы и непривычно ссутулился, опустив руки в карманы куртки. Он не просто так глазел на темноволосого, а со смыслом. Было заметно, что он пытался донести какую-то собственную мысль, причём сделать это хотел без слов. Тут вдруг до Миши дошло. В свои рассуждения он не включил Андрея. А ведь именно он был человеком, который не справится. Нет, скорее просто не поймёт. Смотря в эти глаза можно было легко догадаться, что парень примет и поймёт что угодно, кроме подобной глупости. Пусть они не были хорошими друзьями и знали друг друга не слишком давно, но это никак не меняло того, что оба каким-то незримым образом сумели привязаться друг к другу, хоть и сами этого не понимали. Князев осторожно добрался ладонью до рукава Мишиной куртки, а тот снова рефлекторно сжал его пальцы. Довольно неловкий вышел момент, а со стороны и вовсе до смешного глупый, но они не обратили на это особого внимания. — Пошли отсюда, — непривычно серьёзно, но мягко произнёс светловолосый, после чего, не дожидаясь ответа, повёл Горшка обратно к лестнице. Тот, впрочем, поддался без всяческих пререканий. Его слишком удивило неожиданное открытие о том, что они действительно позволили себе такую страшную вещь, как привязанность. *** Прошло около сорока минут. Всё это время парни сидели на подоконнике в подъезде и курили в приоткрытое из-за неисправности окошко, покрытое пятнами и разводами неизвестного происхождения. Они молчали, периодически обмениваясь многословными взглядами. Миша всё это время ощущал себя, мягко говоря, не слишком хорошо. Почему-то взгляд Андрея на крыше произвёл на него сильное впечатление, заставив ощущать себя виноватым из-за идиотских мыслей о прыжке. Теперь темноволосый сидел в напряжении, немного съёжившись и нервно дёргая ногой. Он всё ждал, пока Князев наконец скажет хоть одно слово. В основном всегда его трудно заткнуть, сейчас-то что пошло не так? О чём он думает, наблюдая за тем, как облачко грязного дыма поднимается от его губ вверх, устремляясь к потолку, а затем проникая через окно наружу и там же рассеиваясь? В подъезде было довольно грязно. Пыль, следы от подошв, пепел, окурки, даже стекло от разбитой бутылки. Вонь спирта, сигарет и чего-то дохлого. На стенах расслоившаяся краска и всяческие нелестные надписи в адрес некоторых жителей данного этажа. О стекло стучалась муха, словно нарочно не пытаясь добраться до того места, где в окошке была щель. Она бессмысленно билась всем телом, каждый раз снова и снова врезаясь в прозрачную преграду. Из-за полной тишины этот звук казался страшно громким. Горшок, не выдержав, рукой накрыл несчастное насекомое, после чего перетащил его повыше и благополучно выпустил на волю. Муха вылетела в щель и её жужжание мгновенно удалилось. Вернувшись вниманием к сигарете, парень заметил, что Андрей почти с интересом пронаблюдал за его действиями и тихо усмехнулся, после чего задумчиво уставился на тлеющий в руке окурок. — Когда в последний раз в кино был? — ни с того ни с сего поинтересовался светловолосый. Миша на несколько секунд замялся. На фильм он ходил в последний раз лет в семнадцать. То есть, три года назад. Обалдеть, как летит время. Он и не помнил уже, что смотрел в тот день. Помнил только, что был с Шурой. И что после сеанса они неплохо подвыпили и гуляли почти до следующего утра. Кажется, они там ещё с мужиком каким-то из милиции скорешились. Сплошное веселье. — Давно, — коротко ответил парень, вместо того, чтобы придаваться воспоминаниям. Несмотря на то, что они были достаточно позитивными, вызывали они лишь тяжёлую ностальгию. Такую немного тоскливую, будто бы вязкую. В ней можно и завязнуть ненароком, как в болоте, если вовремя не отвлечься. Андрей чуток поджал губы, стрельнул затухающую сигарету и соскочил с подоконника. Видок у него был весьма решительный и почему-то довольный. Небось придумал очередную хрень. Теперь понятно, почему так долго молчал. Ждал, пока мозг сгенерирует новую бредовую идею. Этой фантазии, пожалуй, можно было только позавидовать. Или, скорее, посочувствовать. Миша взглянул на парня пустым взглядом, при этом лишь вопросительно выгнув бровь. Он прекрасно понимал, что если светловолосый что-то придумал, то отвертеться уже невозможно. В таких случаях остаётся лишь обречённо вздохнуть и повиноваться. — Пойдём, — махнул рукой Князев, призывая знакомого поднять свою пятую точку с нагретого места. — Тут через пару остановок есть киношка. Горшенёв не упустил шанса страдальчески вздохнуть, откинув голову назад. Он был совершенно не в настроении, чтобы смотреть фильмы. Комедии — не в тему. Драмы — и так тошно. Мелодрамы — упаси бог, если он вдруг существует. Боевики и фантастика — неплохая тема, но, откровенно говоря, сил никаких не было, чтобы на это смотреть. Тем не менее, парень лениво сполз с подоконника. *** Дождавшись нужный автобус, сделав лишний крюк, пересев на другой транспорт, пропустив остановку и кое-как доковыляв пешком, ребята наконец оказались в пункте назначения. Миша всё это время тихо матерился, раздражённо постукивая носком кроссовка, и продолжал делать это до сих пор, пока Андрей, согнувшись чуть ли не пополам, читал сегодняшнюю программу. Спустя несколько минут его мучений, он выпрямился и с неуместной радостью поздравил темноволосого с тем, что они час в час попадают на какую-то дешёвую комедию. — Да ты гонишь, — измученно простонал Горшенёв, скрестив руки на груди. — Давай ты не будешь деньги на это дерьмо тратить, а? Ни один дебил на этот фильмец не припрётся. — Да к чёрту оно всё пошло, — весело отмахнулся Князев, пихая руку в карман и выуживая оттуда примерно нужную сумму. — Мне как раз на двоих хватит. Погнали. Он непринуждённо развернулся и пошёл к кассе. Очереди сейчас не было. Ясное дело, никто не станет смотреть бездарный фильм с тупым юмором. Откуда в светловолосом эта решимость по отношению к дурацким идеям? Вот сейчас он стоит, чуть согнувшись к окошку кассы, и что-то говорит. Видимо, просит билеты и объясняет на какой сеанс. Такой простой, без всяких заморочек и стеснений. Совершенно не парится о чужом мнении и не боится делать глупости. Как бы тяжело не было это признавать, но Мише страсть как это нравилось. Андрей вернулся, светясь улыбкой и показывая два билета. Чему он так радовался? Давно не сидел в пустом кинозале? Или просто веселился над общей сложившейся ситуацией? А может, смеялся сам над собой? Такое тоже надо уметь, это ведь крайне трудно, хотя со стороны кажется ерундой. Смеяться над собой нужно правильно и с толком. А если бессмысленно, то и незачем. Ребята направились в зал. Для начала они отдали куртки в гардероб, забрали номерки, затем прошлись по коридору и наконец вошли туда, куда стремились всё это время. В зале уже было темно, а на экране успела начаться демонстрация субтитров под легкомысленную музычку. Привычное вступление, ничего особенного. — Давай на задний ряд, — почему-то шёпотом произнёс Князев и поволок Горшка к беспричинно выбранным местам. Кроме них двоих действительно никого не было, поэтому, несмотря на обозначения на билетах, можно было сесть куда угодно. Они разместились рядом, попытавшись устроиться поудобнее. Миша по-прежнему был напряжён и сильно сжимался. Ему здесь не нравилось, было темно и пусто, а идиотская музычка в фильме сильно нервировала. Наконец она прекратилась, но тут же в ход пошли диалоги. Парень не врубался в то, что происходит на экране, ему было слишком не по себе. В этом месте он чувствовал себя абсолютно незащищённым. Горшенёву самому были стыдно за то, что он как маленький испытывает дискомфорт от темноты и одиночества, но в данный момент он ничего не мог с собой поделать. Внутри всё аж сжалось, а мышцы неоправданно напряглись. Как глупо, чёрт возьми. Вдруг Миша вздрогнул и почувствовал, как чья-то рука ложится ему на плечи. Он обернулся и в полутьме разглядел, что Андрей смотрит на него. Брови были чуть сведены домиком к переносице, в светлых глазах читалось нечто, похожее на нежность, что ли. Как иначе можно назвать чувство, когда от одного взгляда возникает ощущение, будто вас привели с холода домой и укутали в мягкое одеяло? Сразу становится так уютно и спокойно, что даже начинает клонить в сон. От этого по телу пробегаются мурашки, чувство кажется ну очень непривычным, но весьма знакомым, будто оно было затеряно когда-то среди прочих глупых воспоминаний. — Расслабься, — прошептал Князев, ну очень осторожно приулыбнувшись. Он чуть крепче приобнял Горшенёва за плечи, словно пытаясь вернуть ему чувство защищённости. У темноволосого в голове неожиданно перемкнуло. От низа позвоночника до самой шеи пробежалось резкое покалывание, заставив парня на мгновение вытянуться. Почему-то всё вокруг помутнело. Совершенно из ниоткуда взялось сильнейшее чувство одиночества и желание быть нужным. Желание чувствовать чужое тепло и стать не пустым местом и бессмысленным человеком, а кем-то важным для кого угодно другого. Ужасная, удушающая потребность в чьей-то любви или заботе, которую можно отдавать взамен. Хотя бы на секунду, да хоть на один миг почувствовать себя действительно нужным. Миша не успел осознать, что это такое. Ранее с ним случались подобные временные обострение, но он переживал их в одиночестве, сжимаясь почти пополам и обнимая самого себя, чтобы поскорее оклематься. Но на этот раз он был не один, поэтому произошло нечто непредвиденное. Он вдруг практически отчаянным движением подался вперёд и совершил непоправимое. Даже сам не понял, как вдруг соприкоснулся своими пересохшими губами с губами Андрея. Всего на пару секунд, почти на пару мгновений, но они показались чуть ли не вечностью. Вечностью в окружении спокойствия и странного трепета, неожиданно прорвавшегося сквозь пелену апатии. Кажется, вздрагивала каждая клеточка тела. Из сознания пропали все мысли, исчез страх и испарилась злость на самого себя. Осталось лишь неприятное предчувствие того, что всё это сейчас закончится, оборвётся, как тоненькая нить, и вряд ли уже повторится. Такое необъяснимое действие повергло в шок самого Горшка. Он практически обомлел и перепуганно отстранился. Всё тело прошибло на холодный пот, а руки мгновенно затряслись. В голове был лишь белый шум и незамедлительно объявившаяся паника. Что он только что учудил? Просто долбаный верх идиотизма! Насколько нужно быть жалким, чтобы кидаться целовать человека, с которым вы знакомы без году неделя, только чтобы почувствовать себя нужным? Какого чёрта произошло? Как теперь оправдаться перед самим собой и, главное, перед Андреем? Конечно, это была лишь пара секунд, но весьма ощутимая. Дурак. Какой же он дурак.