Ты только не прыгай!

Утро добрым не бывает. Лучше всего эту аксиому знают учащиеся и пьющие. И если с первыми всё понятно, то вторые испытывают на себе все прелести данного утверждения максимально ярко и красочно. Все, кто просыпался с адским гулом в голове и с таким ощущением во рту, будто туда насрали, понимают, о чём ведётся речь. И вот именно к этому типу великомучеников относился Миша. Во-первых, воспоминания о вчерашнем дне плыли в голове и были подёрнуты жутким туманом. Единственное, что было абсолютно очевидно с самого начала — вчера он нажрался в щи. Во-вторых, попытка открыть глаза оказалась целым испытанием. В них была невыносимая сухость, веки ощущались опухшими и тяжёлыми. Когда же внешний мир предстал перед Горшком во всей его красе, то сразу же захотелось уснуть обратно. И, желательно, больше не проснуться. Разумеется, ни хрена утро не мудренее сраного вечера. Он по-прежнему в своей уродской квартирке и по-прежнему максимально убог. Жизнь не изменилась, всё это не оказалось страшным сном. Пора уже смириться. Перед глазами расстилается грязный, частично затянутый паутиной потолок. Ничего нового. Со всех сторон обволакивает привычный запах пыли, от которого неподготовленный человек мог бы задохнуться. Но вдруг обоняние уловило нечто инородное и непривычное. Какой-то запах с оттенком то ли ванили, то ли, вероятнее, карамели. Такое приятное чувство, будто в детстве, когда в Новый Год высыпаешь из коробочки подаренные конфеты. Возникает небывалое ощущение нежности и уюта. Оно покрывает тебя, как тёплое одеяло, и ты тонешь в океане полного спокойствия. Решив поискать источник этого чудесного запаха и заодно убедиться, что это не глюки с похмелья, Миша чуть приподнял голову (как же нелегко было это сделать) и повернул её влево. А далее в голове парня произошёл неожиданный взрыв, который даже на секундочку оглушил его изнутри. Наверное, это была эмоция шока, неожиданно вырвавшаяся из плена апатии. На матрасе, прямо рядом с ним, красовалась золотоволосая макушка. Точнее, не макушка, а висок. Здесь и сейчас, на этом самом месте, рядом с Горшенёвым, лежал парень. Точнее, не просто парень, а Андрей, чёрт его дери. Он мирно спал, лёжа на спине. Из его приоткрытых губ вырывалось протяжное, умиротворённое дыхание. Оно растворялось в полной тишине, поглощая собой всё пространство. Миша на мгновение запаниковал. При всём при этом, он ещё и ощутил странное тепло в ладони. Переведя взгляд немного ниже, парень обнаружил, что Князев держит его за руку. Вот тут молоточки паники начали так колотить изнутри по голове темноволосого, что он едва не застонал. Ну за что ему всё это? Знать бы ещё, как они оказались в таком положении. В принципе, вряд ли могло произойти нечто непоправимое. Но, господи, Андрей ведь явно весь вчерашний день терпел бухого Горшка! Какая жопа, иначе просто невозможно выразиться. Каким образом теперь можно спокойно глядеть в глаза парню? Стыдно, вот серьёзно, впервые за последнее время стало стыдно. Снова перевернувшись на спину, Миша чуть выгнулся в спине и издал невнятный звук, больше похожий на мучительный стон. Нужно же было как-то разбудить светловолосого. Самому, если честно, не очень хотелось отпускать его руку. Почему? Конь знает. Быть может, просто из-за ощущения комфорта. И ничего большего, нет-нет. Этот самый звук сработал безотказно. Князев мгновенно принял положение полулёжа, от неожиданности отпустив руку знакомого, и сразу раскрыл глаза. На короткий миг, буквально на долю секунды, Горшенёв пожалел о том, что они больше не держатся за руки. Тут же возникло ощущение одиночества и непонятной пустоты внутри. Андрей посмотрел на него спросонья растерянным взглядом человека, который потерялся меж нескольких пространств. Золотистые волосы взлохматились, глаза кажутся ещё более чисто-голубыми, чем обычно, но всё же выглядят слегка затуманено. На лазурных радужках пока что лежала пелена постепенно рассеивающегося сна. Дыхание резко участилось из-за неожиданного выхода из состояния довольно крепкой дрёмы. Уголки губ постепенно, но очень осторожно двигались вверх, обещая лёгкую улыбку. Странный парень. Откуда в нём столько доброты? Или это всё-таки непомерная человеческая жалость и синдром спасателя? Чёрт его знает, но настолько он очарователен в своём постоянном, легкомысленном позитиве, что трудно оставаться равнодушным, находясь рядом. Действительно, букашки забытых чувств и эмоций в Мишином сознании начинали копошиться под плотной почвой апатии. И, кажется, они активно стремились выбраться наружу. Впервые за последние полгода возникает это ощущение. — Проснулся? — слегка неразборчиво спросонья задал вопрос светловолосый, как-то завороженно глазея на Горшка. Тот моргнул, затем приоткрыл один глаз (что, кстати, удалось ему с трудом), а второй зажмурил, и как этакий разморившийся на солнце кот взглянул на знакомого. Вот и что ему можно ответить? Очень хороший вопрос, который можно задать человеку с открытыми глазами. Ну и правда, мало ли, вдруг не спит, а помер уже. — Ты чё тут делаешь? — поборов навязчивое желание съязвить, спросил темноволосый. Язык ворочался достаточно тяжело, тем более, что во рту было до страсти мерзкое ощущение сухости, будто песка насыпали или сена в глотку затолкали. Откровенно говоря, он занервничал, от чего сразу же ещё сильнее разболелась голова в районе висков. Кто знает, что он мог вчера натворить в таком состоянии. А вдруг он учудил что-нибудь такое, за что стоит сгорать со стыда? Хотя, впрочем, стыдиться можно и того, что он нажрался по самое не хочу. Хорошо хоть, что наркоту не принял. Поймав себя на этой мысли, парень резво, но достаточно незаметно коснулся кармана перепачканных штанов, в которых вчера вернулся и в которых проспал целые сутки. К счастью, там сразу удалось нащупать то, чем был этот карман наполнен. Пакетик, забитый безвредными на вид таблеточками, без которых было уже невозможно обойтись. Он их не потерял, не уронил нигде, и никто их не спёр. Слава всему сущему. — Я вчера с утречка пораньше к тебе приехал, — тем временем начал рассказывать Андрей, наконец собравшись с мыслями. Он почти не улыбался, даже скорее нервничал, судя по сведённым бровям, но уголки губ всё равно в любой момент были готовы дрогнуть и поползти вверх, оставляя на щеках приятные ямочки. — Зашёл в дом, а тебя нет. Решил посидеть, подождать. Ну, и дождался. На этих словах парень невесело хмыкнул. Его взгляд на секунду снова затуманился. Видимо, припоминал всё вчерашнее. И воспоминания были отнюдь не положительными. Что ж, Горшенёва это не особо удивляло. Он не сомневался, что был похож на убогое, блядское подобие человека. Корень ненависти к самому себе всё сильнее уплотнялся. — Я тебя спать уложил, а ты это… — светловолосый на секунду запнулся и по его лицу пронеслась молниеносная улыбка, которая лично Мише показалась какой-то нежной. От этого ощущения он нелепо вздрогнул и почувствовал покалывание внизу позвоночника. Что за шутки, это же просто улыбка! — Короче, ты, вроде как, захотел, чтоб я с тобой лёг. Сам я часа два поспал, потом встал, поесть приготовил. Не шедеврально, конечно, но похавать нормально можно. Приготовил, потом синяки тебе чуток обработал. А дальше весь день тебя караулил, то дремал, то просто рядом полёживал. Караулил? Ухаживал? Готовил еду? Любой бы решил, что это идеальный человек, но в темноволосом вместо уважения проснулся ужасный нервоз. То есть он понимал, что знакомый поступил очень благородно, и даже был от всей души благодарен за это. Но было бы гораздо проще, если бы светловолосый просто ушёл и бросил его разбираться самостоятельно. Не нужно было ему возиться с этим грязным, до усрачки пьяным телом. Тогда бы Горшок не ощущал себя таким виноватым. — Ты домой, что ли, не возвращался? — вопреки собственным ожиданиям, едва слышно прошептал парень. Голос решил совершить прыжок в яму и благополучно там уселся. Почему именно сейчас-то? — Не-а, ты весь вчерашний день проспал и всю ночь, не мог же я уйти, — пожал плечами Князев с таким видом, будто не сделал ничего особенного и вообще ничего не случилось. Хотя, по сути, он чуть ли не подвиг совершил. Даже сам Миша не мог себе представить, каково это: видеть перед собой такое отвратительное существо, каким он себя считал. — Лучше б ты бросил меня, — голос по-прежнему не собирался становиться таким же звонким, как обычно. Он осип и стал уж очень тихим. — Подох бы, так не велика потеря. — Миха, блядь! — неожиданно прикрикнул на него Андрей, резко подскочив и усевшись на краю матраса. Вот теперь небесную голубизну его глаз затянуло тучами. Его радужки практически меняли свой оттенок в зависимости от эмоций. Интересная и гипнотизирующая особенность. — Хорош нести хуйню, а. Разозлился. Хотя нет, скорее распереживался. Ну в принципе да, Горшенёв сказанул глупость. Но только потому, что, ясное дело, от такой ерунды он бы не помер. Тут нужно что-то пострашнее дичайшего опьянения и драк. И это «что-то пострашнее» лежало сейчас у него в кармане. — А почему ты меня не оставил? — поинтересовался парень. Это был не риторический вопрос, ему действительно казалось катастрофически необходимым узнать причину. Хотелось услышать что-нибудь иное, помимо чувства жалости и сочувствия. Князев, кажется, замялся. Он взглянул куда-то за плечи темноволосого с довольно задумчивым видом. Неужели сам не знал? Бывает такое, сделаешь что-то хорошее или плохое, а потом не можешь понять — зачем? Словно что-то невидимое подёргало за ниточки, обратив тебя на время в безвольную марионетку. — Почему? Да по кочану, и так слишком много вопросов, — с наигранным смешком заключил светловолосый и зачем-то сразу отвернулся, встав с матраса. Что за ответы такие? Миша задал ему вопрос, который по какой-то причине казался очень важным, а в ответ получил детское «по кочану». Вот и как это называется? Наверное, застеснялся ответить, раз отвернулся. Но с чего бы? Что не так? Залезть бы к нему в мозг, да всё разузнать. — Давай подниматься, надо завтракать. — Князев развернулся к парню уже с привычным светлым выражением лица и протянул руку, чтобы помочь встать. Сама доброта во плоти, чёрт бы его побрал. Темноволосый решил справиться сам. Кое-как перекатился в положение сидя и замер на несколько секунд, пытаясь дождаться, пока кровь, прилившая к голове, наконец уйдёт. Из-за этого возникало ощущение, будто сосуды мозга сейчас же лопнут от напряжения. Потом, раскорячившись, он встал на четвереньки, а уж затем начал медленно подниматься. Ни ноги, ни руки совершенно не хотели слушаться. Нормальная работа вестибулярного аппарата и вовсе грациозно показала фак своему обладателю, а затем ушла в закат. Проще говоря, башка кружилась просто ужасно. Андрей всё-таки подхватил Горшка за локоть и помог выпрямиться. Даже тут полез со своей помощью. Какие вши у него в заднице, если раз он не может спокойно остаться в стороне? А впрочем ладно, лучше вообще на это не реагировать, чем каждый раз беситься. Парни подошли к столу, а светловолосый полез в гудящую адскую машину, которая носила имя холодильника, и вытащил оттуда пару тарелок с сыром, варёными яйцами и чашку бульона. Он поставил все эти явства перед знакомым и сделал шаг назад, с улыбкой и даже некоторой гордостью взирая на свои кулинарные творения. Миша же глядел на всё это из-под тяжёлых, полуприкрытых век и не особенно стремился набить желудок. Больше хотелось пить, чем есть. — Чего смотришь-то? — с усмешкой спросил Князев, видимо дожидаясь, пока темноволосый оценит вкус его стараний. — Да не хочу я, — с трудом проговорил тот, со страдальческим видом сведя брови к переносице и зажмурившись. В голову снова ударила боль, стремительно прорезавшись сквозь ощущение тяжести. Боже, с такого мощного бодуна вообще ничего не хочется, особенно жить. — А я тебя не спрашивал, хочешь или нет, — выгнув брови, произнёс Андрей. Несмотря на всю мягкость, взгляд у него был до крайности настойчивым. — Мне самому тебя покормить, что ли? Я могу, не сомневайся. Горшок внимательно взглянул на парня. Лёгкая улыбка, добродушно сведённые к переносице брови, скрещенные на груди руки, но абсолютно серьёзный взгляд. Нет, он не шутит. Кажется, в такой ситуации лучше не отступать, но повиноваться, ибо поражение будет гораздо позорнее. Миша недовольно вздохнул, поморщился, но всё-таки с трудом и без тени аппетита взялся за еду. *** Трапеза длилась очень долго. Князев не позволял Горшенёву отодвинуть от себя тарелки, пока они не опустели. В противном случае он грозился накормить его собственноручно, что звучало весьма угрожающе. Для темноволосого было проще давиться и есть, чем потерпеть унижение в виде того, что его будут кормить. Когда эти мучения наконец закончились, Миша тяжело вздохнул и откинул голову назад, прикрыв глаза. Ему показалось, что наелся он на неделю вперёд. Приоткрыв один глаз, он заметил, что Андрей смотрит на него с горделивой, но снова странно нежной улыбкой. Слишком много, слишком много доброты. Невозможно такое, чтобы она вся помещалась в одном человеке. Как его до сих пор не разорвало? — Ты долбаный маньяк, — проворчал Горшок, после чего открыл и второй глаз, скрестив руки на груди. Светловолосый дал ему едва ощутимый щелбан и коротко засмеялся тому, как парень поморщился и попытался ударить его по руке. — Я тут, между прочим, твой зад лечу, а ты маньяком обзываешься. — Да я теперь шевелиться ни хрена не могу, — возмутился Мишка, в доказательство нелепо развернувшись и тяжело зашагав в сторону матраса. Сейчас бы прилечь, чтобы всё это дело переварилось, и потом заново заснуть. А то от этой головной боли вообще некуда деться. Как только парень уже почти добрался до цели, Андрей, до этого не препятствовавший движению, вдруг хватанул его за запястье и резко развернул. От такого неожиданного поворота, причём в прямом смысле, у Горшенёва голова на мгновение пошла кругом. Всё вокруг смазалось, превратившись в сплошную кашу из серых оттенков, а затем постепенно восстановилось в норму. Это произошло так быстро, что толком не удалось ничего сообразить. Зато удалось возмущённо вскрикнуть, в ответ на что злостный нарушитель личных границ лишь усмехнулся. — Хорош тухнуть дома, погнали прошвырнёмся по улице, — предложил он, кивнув золотоволосой головой в сторону балкона, за пределами которого плыли не шибко приятные тучи. Миша лишь страдальчески вздохнул. Не хотел он никуда выходить. Хотел неподвижно сидеть дома, пока не покроется слоем пыли и не задохнётся под ней, превратившись в окоченевшую статую. Какой смысл выходить, если кругом шастают люди, похожие на безмозглых занудных клонов, и погода не сулит ничего хорошего? Зачем вообще высовывать нос из дома, если ты всё равно там никому не нужен? Как, впрочем, и везде. Но Князев уже потянул его к двери. Причём с такой силой, что сопротивляться было бесполезно. Горшок запаниковал и принялся выдёргивать собственную руку из его крепкой хватки. — Дай мне хоть переодеться, придурок! — начал возмущаться парень. На самом деле, ему плевать было на то, что он в грязной одежде и хреново выглядит. Просто необходимо было найти повод, чтобы максимально задержать выход на улицу или вообще не пойти. — Время пять утра, там считай никого нет, — отмахнулся Андрей и продолжил тащить знакомого, заводя его в прихожую и подталкивая к месту, где вальяжно раскинулась в разные стороны обувь, снятая им в максимально развесёлом состоянии. Что правда, то правда. Миша даже не знал, что проснулся так рано. Теперь не выходить из дома захотелось гораздо сильнее. От осознания того, что ещё так рано, вдруг ну очень захотелось спать. Даже веки начали слипаться. — Я не пойду, — проворчал Горшенёв и попытался развернуться, чтобы уйти в комнату, но светловолосый с молниеносной реакцией хватанул его за руку и удержал. Сколько раз за сегодня они соприкоснулись? Дохренища. Но Мишу почему-то не слишком это тревожило, хотя обычно чужие касания заставляли его нервничать. — Тебе проветриться нужно, от тебя перегаром за милю несёт, — тут Андрей включил тяжёлую артиллерию аргументов. Он категорически выгнул бровь и скрестил руки на груди. Явно был не намерен отступать. Как такой мягкий и податливый человек мог резко становиться настолько упёртым? Откровенно говоря, этот аргумент показался Горшенёву весомым. То есть, обычно ему на всё это дело было плевать, но если парню не приятен запах, то почему бы не проветриться? Чёрт, почему его волнует то, что приятно или неприятно этому чуваку? Идиотизм какой. Тем не менее, Миша недовольно нахмурился и принялся с трудом обуваться. Тяжело было стоять к верху сракой, кровь приливала к голове и заставляла её звенеть ещё сильнее. Князев обулся довольно быстро и уже ожидал, пока темноволосый справится с кроссовками. Благо, что хоть тут помогать не полез. Когда наконец ноги были зверски запихнуты в обувь, парень выпрямился и слегка покачнулся. Голова снова пошла кругом от перемены положения. Такое привычное ощущение, что почти перестаёшь обращаться на него внимание. Светловолосый дёрнул ручку и раскрыл дверь, пропуская знакомого вперёд с видом настоящего джентльмена, после чего вышел следом. В подъезде снова пахло сигаретами. Опять какой-то умник не удосужился дойти до выхода или хотя бы открыть окно. Теперь дышать было сложнее, чем в какой-нибудь газовой камере. Пришлось ускорить шаг и почти бегом лететь по лестнице, хотя Горшку больше хотелось улизнуть обратно в квартиру. Из этой адской душниловки ребята выбежали буквально за минуту, несмотря на то, что нужно было спускаться с девятого этажа. Князев с размаху влетел в дверь подъезда, и она тяжело отворилась с протестующим шумом. Темноволосый выскочил следом, после чего с некоторым наслаждением набрал полные лёгкие воздуха. В голову снова что-то ударило, в глазах начало медленно темнеть. Однако парень держал всё под контролем, поэтому согнулся вперёд, упёрся ладонями в колени и начал медленно и сосредоточенно дышать. Всё постепенно прояснилось, после чего он снова выпрямился и уставился на Андрея, который, в свою очередь, всё это время слегка испуганно глядел на него. — Ну чего? — раздражённо брякнул Мишка, разведя руками. Его всё равно подбешивало то, что Андрей так о нём печётся. Он, вроде, уже не маленький. Всё это вызывало слишком много стеснения, которое нагло пробиралось сквозь пелену апатии. И подобное ощущение нехило так пугало парня. Он успел отвыкнуть от этого. Светловолосый просто пожал плечами, озадаченный таким странным вопросом. Да и что он мог ответить-то? И так всё ясно. Причём настолько кристально ясно, что Горшенёв от осознания начинал ощущать странный ком в горле. — Пошли, что ли? — отвёл тему Князев, двинувшись куда-то вперёд по тротуару. Горшенёв с недовольным видом поплёлся следом за ним. Дома сейчас было бы спокойно, тихо, одиноко. Можно было бы принять таблетки с всем известным названием и радоваться жизни. А тут приходилось переться по полупустым, скучным улицам, шугаясь от звуков проезжающих мимо машин. И откуда взялись эти ранние пташки? Золотистая макушка Андрея, которая была на голову ниже Миши, маячила впереди, слегка припрыгивая на ходу. Откуда в нём столько энергии? Даже трудно поверить, что он не сидит на каких-нибудь колёсах. Темноволосый давно забыл о том, что можно от всей души кайфовать от жизни, если не принимаешь всяческие препараты. Все люди вокруг были мрачными и занудными, если не считать Сашку, который просто от рождения такой жизнерадостный придурок. И то, он год назад заикнулся о желании самоуничтожения. Тоже ухитрился связаться с ненужными веществами. Но, слава всему сущему, ему хватило сил от этого отстраниться почти насовсем. А Горшок попросту не видел в этом никакого смысла. Если Шура действительно классный парень, то ему-то чего ради блюсти своё здоровье, дабы задержаться в этом мире подольше, ведь он несёт один сплошной негатив. Это такая отвратительная хрень, когда понимаешь, что не можешь приносить пользы совершенно никому, даже самому себе, но при этом не можешь с собой ничего сделать. В смысле, ведь гораздо проще уйти как можно скорее, чем мучиться столько времени. Но Миша выбрал иной путь, решив просто сделать всё возможное, чтобы поскорее выгореть. Таким образом, он сделает это своими руками, но при этом никто ничего не поймёт. — Чего притих? — вдруг оборвав пессимистичные размышления знакомого, спросил светловолосый, на секунду обернувшись и сверкнув улыбкой. Горшок едва не фыркнул. Как будто он до этого особо много говорил. Рот открывать вообще не хотелось, да и что он мог сказануть? Его существование не было таким красочным, чтобы солгать о нём устные легенды и рассказывать всем подряд. — Мне спеть тебе, что ли? — саркастически поинтересовался темноволосый, не сумев воздержаться от этого едкого порыва. Ну поделаешь, если при общении с хорошими, заботливыми людьми ему вечно хотелось их оттолкнуть своим поведением? — Идея зашибись, — хмыкнул Князев. — Я у тебя, кажись, гитару видел. Ты ж у нас безработный музыкант, вроде как? Давно играешь? Пытается вывести на разговор. Однозначно. Сложно ему, что ли, идти в тишине? Или хотя бы строить самостоятельный монолог, вместо того чтобы мешать Горшенёву жить в собственных мыслях. Почему обязательно задавать какие-то идиотские вопросы? Конечно, парень любил музыку, она была его единственной страстью, но как-то не хотелось об этом разглагольствовать. — Ещё мелким научился, — всё-таки решил коротко ответить Миша. Ему действительно нравилось думать о творчестве и вспоминать пройденный путь от первых аккордов и жутких мозолей на подушечках пальцев до начала сочинения собственных мелодий. И, наверное, поговорил бы иной раз об этом с удовольствием, если бы не был в таком состоянии. — А гитарка-то классика или акустика? Я не рассмотрел как следует, — снова поинтересовался светловолосый. Он шёл впереди, слегка прискакивая на каждом шагу, что с высоты роста Горшка выглядело очень комично. Парень даже чуток усмехнулся, но эта усмешка быстро затухла, как коротко вспыхнувший огонёк. — Акустика, струны более плотные. Правда старая уже, звук похерился, расстраиваться стала быстро, да ещё и… — тут вдруг неожиданно разговорившегося Мишу прервал Андрей, резко хватанув его за руку и дёрнув на дорогу. — Бежим! — зачем-то прикрикнул он, рванув впереди и потянув за собой знакомого. Глянув под ноги, темноволосый разглядел мелькающие полосы пешеходного перехода. А подняв взгляд увидел, что они несутся по уже загруженному перекрёстку, где регулировщик указывает машинам, что можно ехать. Транспорты стали резко тормозить и звонко, яростно гудеть. Из приоткрытых окошек послышался злостный трёхэтажный мат, причём от лиц ещё и прекрасного пола, помимо мужского. Андрей нёсся впереди, огибая тормозящие и едущие машины, тянул за собой знакомого, а тот, в свою очередь, бежал рядом и глядел по сторонам. В голову резко, прямо до боли ударил адреналин, земля словно стала уходить из-под ног. Все звуки смешались в одну непередаваемую какофонию, да и предметы резко смазались, потеряв чёткие очертания. Они бежали всего несколько секунд, но Мише показалось, что прошла целая вечность. Он не понял, как это произошло, но вдруг в горле возник ком, затем где-то там, в груди, что-то защекотало, а после он… засмеялся? Да, он действительно засмеялся, причём во весь голос, звонко и открыто. Что это было? Резкий выброс адреналина и такая странная реакция организма? Нет, кажется, нет. Вдруг он всем телом почувствовал странную, будоражащую свободу. Словно, пробежав ещё пару метров, удастся подняться в воздух, подобно самолёту со взлётной полосы. Всё вокруг в один миг стало несущественным, совершенно не важным. То, что одно неудачное движение — и ребята попадут под машину, совершенно не беспокоило парня. Голова стала такой пустой, что как будто полегчала на какой-то килограмм. Мысли испарились вовсе. В лицо бил неприятный ветер, но он только сильнее раззадоривал это странное чувство. Именно оно заставило Горшенёва засмеяться. Всего несколько секунд, показавшихся вечностью, и парни снова оказались на тротуаре, но не остановились. Они всё бежали и бежали, дальше и дальше. Прочь от этого шума, разбушевавшихся водителей, ближе к тишине, где будет слышен только их звонкий смех, вдруг слившийся в одно целое. Стопы заболели от того, как сильно бились об асфальт. Миша продолжал смеяться, даже не отдавая себе об этом отчёта. В этот миг он ни с того, ни с сего почувствовал себя счастливым. Он крепче сжал ладонь Андрея, чтобы ненароком не отцепиться, и чуть ускорился, пытаясь его догнать. Своим топотом и смехом ребята спугнули парочку, которая мирно брела по тротуару. Но какая разница? Это всё не важно, это не стоит того, чтобы обращать внимание. Мир вокруг вообще стал казаться таким простым и до глупости смешным, что пропала всякая тревожность. Он не хотел останавливаться. Горшок где-то в глубине сознания понимал, что если притормозит, то всё это исчезнет и забудется, он снова вернётся в свою мрачную реальность. Он не хотел. Ни за что. Князев обернулся к нему, тоже не прекращая смеяться, и радостно подмигнул. Такое ощущение, что даже его глаза откуда-то из глубины начали светиться. Чему он так обрадовался? А впрочем, это не столь важно. Его улыбка была способна творить странные вещи, как например в данный миг она заставила Мишу подмигнуть в ответ. Что за глупости? Откуда это взялось? Странное ощущение… Бег постепенно начинал замедляться. Мир медленно, но верно обретал очертания. Спокойнее, ещё спокойнее. И вот, парни уже переходят на шаг. Миша каждой клеточкой своего тела ощущает, как из него начинает испаряться чувство лёгкости и счастья, оставаясь лишь призраком в виде лёгкой улыбки на его губах. Он не хотел это отпускать и отчаянно боролся, чтобы всё осталось таким же, каким было несколько секунд назад. Но поздно. Мир снова стал серым, тусклым и бессмысленным. Однако рядом светился один лучик надежды, который, наверное, никогда бы не смог погаснуть. Андрей. Андрей, идущий рядом, всё ещё тихо смеющийся и медленно отпускающий его руку. Что за чёртова магия? Как этот человек сумел заставить Горшенёва смеяться и искренне ощущать себя счастливым? Да это же нечто из разряда фантастики. Темноволосый шёл и недоумевал, каким образом произошло всё, что было только что. Тень улыбки всё ещё не сходила с его губ, однако чувство свободы пропало. Его снова сдавливали тиски идиотского существования. — Смотри, автобус, — пытаясь отдышаться, произнёс Князев. Он кивнул в сторону дороги, по которой, замедляясь, полз автобус. Они притормозили как раз около его остановки. — Давай сядем? — У меня денег нет, — так же тяжело дыша, развёл руками Миша. Куда этот придурок собрался ехать? Он же даже не посмотрел на маршрут автобуса. — Так и у меня тоже, — усмехнулся светловолосый и дёрнул знакомого за рукав. — Пошли. В принципе, почему нет? Что мешает проехаться чёрти куда, а потом просто вернуться? Главное заныкаться от водителя, чтобы он не понял, что они не платили за билет и не предъявили талончик. На самой остановке как раз стояло три бабушки. Видимо, ранние пташки, которые намерились добраться в гости к внукам. Когда они начали забираться в остановившийся транспорт, ребята специально стояли чуть поодаль. Затем, когда старушки полезли расплачиваться за билеты, Князев кивнул Горшку, и они осторожно просочились мимо, быстро свалив на последние ряды. Темноволосый приземлился у окна, а Андрей уселся рядышком. В душе был какой-то странный трепет, словно они творят нечто противозаконное. Бабули постепенно расселись по местам и начали галдеть между собой. Парни по-прежнему оставались незамеченными. Они сидели, нарочно ссутулившись, чтобы не возвышаться над спинками кресел. Миша глазел в окно. Автобус тронулся, а по стеклу вдруг начали расползаться мелкие капли. На улице заморосило. Пейзаж расстилался невзрачный, практически пустой. Всё серое, скучное и кажется, будто каждый предмет, каждый дом и каждый человек покрылись тысячелетним слоем пыли. Будто на самом деле это заброшенный город, в котором лишь бесчинствуют души былых жителей. Но ни одной эмоции, ни одного чувства. Пустота. Сплошная, тягучая и мрачная. Похожая на болото, которое обязательно затянет в пучину и удушит, стоит в него нечаянно ступить. Князев коснулся плеча Горшка и молча, с улыбкой указал ему в другое окно. Парень чуть согнулся, чтобы рассмотреть, что там было. По той стороне мелькали парки, скверы и небольшие аллеи. Какого чёрта деревья тоже выглядели серыми? Понятное дело, что листья вянут и гниют, но они разноцветные: жёлтые, красные, бурые. А темноволосому хоть убей казалось, что они все одинаковые. Серые, всё вокруг серое. И это не дальтонизм. Это апатия. Не желая смотреть на растительность, которая тоже в глазах парня не выглядела яркой, он отвернулся обратно к своему окну. Что-то не давало покоя. Какое-то лёгкое напряжение на лице. Спустя пару минут размышлений Миша вдруг понял, что это улыбка. Он всё ещё едва заметно улыбался. Почему? Ведь ощущение счастья пропало. Или всё-таки не до конца? Он бросил взгляд на Андрея, который с интересом смотрел в другое окно. Вот она, энергетическая батарея. Сто процентов, именно от него тянуло положительной энергетикой, которая каким-то образом заставляла вспоминать, каково это — радоваться. Странное чувство, которое прячется на затворках сознания в плену у пустоты. И оно мечется там, стараясь выбраться и вызывая тем самым странную вибрацию в сознании. Таким образом они проехали до крайней остановки. К тому моменту все бабушки уже вышли, пришлось выползать через вторую дверь, которая находилась дальше от водителя, чтобы он не заметил. Это так забавно: вроде делают обыкновенные шалости, а сколько таинственности, любой спецагент позавидует. И вот, ребята ступили на твёрдую землю. Миша огляделся, чтобы попытаться сообразить, куда они добрались. Однако ни один дом, ни один объект не показался ему знакомым. Может, просто улица не особо проходная? Хотя Питер — большой город, почти невозможно знать его весь наизусть. Но местность действительно была неизвестная. Ехали они минут сорок, то есть достаточно далеко смотались. — А мы где? — решился спросить у светловолосого Горшенёв, с приоткрытым ртом задрав голову и взглянув на высоченные здание. Кажется, его вновь распирало на смех. — Да если б я знал, — задумчиво проговорил Андрея, оглядываясь кругом. Тем временем автобус уже с шумом отъехал, захлопнув двери. — Кажись, возвращаться надо. — И на чём? Предлагаешь мне у тебя на шее ехать и в бинокль смотреть, чтоб дорогу найти? — снова не сдержавшись, съязвил Миша. В принципе, можно было бы подождать следующего автобуса, но чёрт знает, когда подъедет подходящий. К сожалению, расписание он не учил. Оно ему и не за чем, всё равно никуда и ни к кому не ездит. — К чему такие страсти? — усмехнулся Князев, задумчиво почесав затылок, будто пытался растормошить мозг. — Можно попутку поймать. Очередная гениальная идея от долбаной златовласки. Уже третья за день, между прочим. И снова идиотская. Но Горшенёв снова был не против. Своих мыслей особо нет, так что и чужие не было смысла оспаривать. Тем более, что на сегодняшний день надо ещё разок пополнить копилку тупых приключений. — Ну давай, чего стоишь-то? — на этот раз Миша сам пошёл впереди, выискивая глазами место пооживлённее, чтобы возможностей поймать персональное такси было больше. Он даже всерьёз заинтересовался этой идеей. Постепенно начинала просыпаться его натура, которая всегда вела к тому, что любые, даже самые идиотские действия, нужно делать с умом или хотя бы обязательно доводить до конца. Они добрались до поворота, в который въезжало достаточно много машин. Темноволосый подошёл к краю переломанного тротуара и выставил левую руку в бок, принявшись периодически ей помахивать, как рыбак дёргает леску во время ловли. Андрей с интересом за ним наблюдал. В первые минут десять все машины проносились мимо. Миша каждый раз провожал их новым матерным словом. Словарный запас светловолосого тем временем всё больше пополнялся. Надежда на лучшее начинала затухать, а вот раздражение всё больше разгоралось. Горшок уже хотел было забить на это дело и попросить знакомого его подменить, а то рука устала, как вдруг рядышком неуверенно притормозила старенькая машинка. Практически тазик на колёсах. Из окошка выглянул небритый, возрастной мужик в задрипанной майке: — Вам куда, шпана? — До Ржевки, — сразу же отозвался Андрей, не дав Мише и рта раскрыть. — Не подкинете, а? — Да залезайте, довезу, — кивнул мужик, указав на задние сиденья. Темноволосый слегка напрягся. От мужчины несло алкоголем, глаза у него были стеклянные, а машина — развалюха. Парень не боялся помереть, даже был не против, но явно не такой смертью. Не испытывал он доверия к этому чуваку. Взглянув на Андрея, он едва заметно покачал головой из стороны в сторону, призывая не лезть туда. Однако тот просто открыл дверь и практически запихнул знакомого внутрь, после чего влез сам. Мужик нажал на газ и рванул. В машине что-то стучало, какая-то деталь. Всё пропахло сигаретами и водкой. Чёрт, какой же «удачный» попутчик им попался. Миша посмотрел на Андрея максимально жестоким взглядом. Можно было подумать, что он собирается жестоко казнить парня за всё происходящее прямо на месте. Но светловолосый лишь улыбнулся и пожал плечами. Машину тряхнуло. Ребята подскочили на задних сидениях. Водитель летел на дикой скорости, небось набрал почти сто двадцать. И как эта тарантайка ещё не развалилась? Светловолосый беззвучно угорал, запустив пальцы в волосы. Горшенёв постепенно проникался юмором ситуации. Из него ненароком выскочил нервный смешок. Водитель пьян. Транспорт убитый. Скорость дикая. Жертв будет явно больше, чем они трое. Серьёзно, если задуматься, есть в этой ситуации нечто смешное. Например то, что при определённом стечении обстоятельств от них не останется почти ничего, что можно похоронить. Ну честно, для тех, кто мрачно мыслит, это даже весело. — А я с женой развожусь, — вдруг произнёс водитель печальным, пьяным голосом. Прямо настолько трогательно, что сердце могло ёкнуть. — Нашла себе хахаля посимпатичнее. — Мне кажется, дело не в красоте, — наигранно сочувственным тоном произнёс Андрей, бросив взгляд на бутылки на втором переднем сидении. Эта фраза заставила Мишу зажать рот рукой, чтобы не начать в открытую угорать. Он снова смеялся, теперь уже над шуткой. Что с ним сегодня не так? Вчерашняя выпивка так действует? Вряд ли, обычно такого не бывает. — Да, наверное в деньгах, — немного неразборчиво пробубнил мужик, не поняв сарказма юноши. Дальше ехали в тишине. Машину заносило на поворотах, непонятные деталь не прекращала стучать, а ребята дружно надеялись на лучший исход. Мучались они явно не так долго, ведь скорость была дикая. Но возникало такое ощущение, будто поездка длилась чуть ли не два часа. Когда наконец водитель, совершив финальный рывок, резко тормознул у той самой остановки, где всегда выходит Князев, чтобы идти к темноволосому, парни сумели спокойно выдохнуть. Они поблагодарили мужика и поскорее вылезли из этой газовой камеры на колёсах. На улице запах перегара удалось быстро забыть. Далее ребята добирались до квартиры. Причём неслись они почти бегом, непонятно почему. Лично Мише просто хотелось поскорее оказаться дома и отойти от всех пережитых впечатлений за сегодня. Он по-прежнему не мог понять, что вдруг произошло, что он засмеялся. Даже два раза за день. Это же невозможно, блин. До дома добежали быстро, заскочили в подъезд и поскакали по лестнице, преодолевая очередной дурно пахнущий барьер. Пятый этаж, шестой, седьмой, восьмой… И вот, наконец девятый. Они молча ввалились в квартиру, скинули обувь и вошли. Горшенёв наконец почувствовал себя более комфортно, оказавшись в своей «берлоге». Он на уставших, даже немного поднимающихся ногах доплёлся до матраса и повалился на него. Сколько всего произошло. Сколько раз за день парни соприкоснулись? Сколько раз сделали какую-то опасную глупость? Сколько раз улыбались или смеялись? И один раз Миша почувствовал, что жизнь наполнилась счастьем. Это было нечто. За последние полгода именно этот день был самым глупым, но самым классным. Так здорово делать что-то и не задумываться. Кажется, именно этого ему и не хватало. Творить странные вещи без всякой причины, исключительно ради прикола. Ради ощущений. Чтобы чувствовать себя живым, нужно что-то делать. Прекращать быть таким же мрачным и серым, как остальная толпа. Выходить наконец за рамки своей никчёмности и пустоты, чтобы найти себя.  — Знаешь, Андро, — произнёс вдруг Миша, приподняв голову и чуть улыбнувшись. Почему-то это оказалось не трудным. — Ты такой…  — Охуенный? — с усмешкой перебил его Князев, подойдя и с размаху бухнувшись на матрас рядом, тем самым подняв в воздух облачко пыли.  — Ебанутый! — озвучил свою точку зрения Горшок, и парни засмеялись. Уже третий раз за день.