Слайд-шоу

Артем спал. Он лежал на спине, в той самой футболке с морковками, которая была на нем, когда пили чай с шоколадными конфетами. Правая рука откинута в сторону, левая — на животе. Ноги прямые, как ножницы, между ними комком сбилось одеяло. Рома сел рядом. После общения с Сашей здесь он чувствовал себя легко, словно вырвался из душной комнаты на свежий воздух. Артем повернулся на бок. Рома без раздумий скинул влажное полотенце на табурет и прижался к его спине. Едва касаясь губами затылка, он рассыпа́л поцелуи. Нос тонул в его волосах, и сладковатый, почти цветочный аромат, кружил голову. В какой-то момент показалось, что Артем проснулся и лишь притворяется спящим, но даже когда Рома развернул его к себе лицом, Тема продолжал мирно посапывать, и ни один мускул не дрогнул на его лице. Рома гладил и обнимал, не сдерживая страсти. Однако, даже постанывая от удовольствия, Артем продолжал спать! Такого Рома не предвидел, теряя надежду, он все медленнее ласкал, уже не пытаясь разбудить. Оказавшись здесь, на полу темной кухни, Рома понял, а точнее признал, что совсем не любой секс ему нужен. Это открытие стало чем-то новым. — Ты чего, уснул там? — вдруг спросил Артем. Вопрос прозвучал в темноте неожиданно, вырвав Ромку из полудремы. — Нет. Я думал, ты спишь, — Рома обрадованно заворочался. — А я и спал, пока ты дверями хлопать не начал. — Так, значит, все это время ты притворялся? — А что такого?! Просто хотел посмотреть, что ты делать станешь. — А что я мог еще делать?! — Ну, мало ли, — уклончиво ответил Артик, — может, воспользовался бы моей беспомощностью и реализовал бы свои тайные фантазии. — С тобой, — хмыкнул Рома, — у меня и так ничего тайного не осталось. — У-у-у, как скучно! — Вообще-то, не очень приятно, когда ты постоянно какие-то проверки мне устраиваешь. Если настолько не доверяешь, то зачем тогда вообще все это стоило начинать? — Ну не обижайся, Ро. — Я не обижаюсь, — примирительно ответил Рома. И да, это «Ро» имело свой шарм, без остатка растворив облачко обиды. — Обижаешься. Ты всегда на все обижаешься. С тобой нелегко, — трагично вздохнул Артик и почти серьезно добавил: — Я ведь эти проверки не специально устраиваю, просто так получается, само… И не от сомнений в тебе, а от желания лучше тебя узнать. Что же тут плохого? — Ничего плохого, — совсем растаял Рома, — я не знаю, почему так реагирую. Вроде всегда уравновешенным был, а с тобой не получается, словно все нервы оголились. Может, просто не привык пока… — Ясно, — бодрым будничным тоном подытожил Артем. — А чего пришел-то? Сашка опять выперла? — Не выперла, а сам ушел, — с досадой буркнул Рома. Вот только что он готов был захлебнуться нежностью, а Артик уже вновь превратился в насмехающегося сорванца. — Да ладно, неужели, сам! — не поверил Артем. — Поссорились, что ли? — Нет, не ссорились. Просто болтали, а потом я ушел, — нехотя ответил Рома. — Зачем? — не унимался Артик. — К тебе захотел… — Правда?! — Артик чуть не подпрыгнул на месте от восторга. — Правда, — уже мягче сказал Рома. — Я же забыл, какая ты бешеная кошка, вот и пришел. — Так приятно, Ро! — Артем обнял за шею. — А ты случайно не влюбился? — Может, и влюбился, — вдруг легко предположил Рома. — Ой, ну и дурак же ты, Ромашка! — весело нараспев заключил Артик. — Это почему? — Нет, это прикольно, конечно, но мне кажется лишним… — А ты сам-то разве не влюбился? — Нет конечно! Просто нравишься очень и все. — Интересно, а как ты определяешь, где «очень нравится», а где «влюбился»? — Просто, — пожал плечами Артем, — когда «нравится» — это то, что сейчас. А «любить» — это когда хочешь, чтобы даже через год хорошо было. — Значит, ты не хочешь, чтобы у нас через год все хорошо было? — Я не знаю, Ро, — вдруг смутившись, серьезно сказал Артик, — я, конечно, хочу, но не знаю, возможно ли это. У меня еще такого не было. — Но если оба этого хотят, то почему невозможно-то? — Лучше встречаться год и каждый день «нравиться» друг другу, чем думать, что влюбился, а через неделю забыть человека. — Разве ты можешь забыть меня через неделю? — Нет, а ты? — быстро и с надеждой спросил Артем. — Конечно нет! — Знаешь, — Артик выдохнул и неожиданно добавил: — Тебе меня любить необязательно, просто… не забывай. — Не забуду! — Обещаешь? — Обещаю! Оба замолчали. Безусловно, было в этих торжественных словах что-то эмоциональное, но было и нечто важное. То, что с трудом далось обоим, и каждому было непросто произнести вслух. Даже Артик не нарушил тишины очередной едкой шуткой. — А как вы со Славой познакомились? — наконец спросил Рома. — Он меня на помойке нашел. — Я серьезно же спрашиваю, — расстроился Рома, решив, что Артик опять шутит. — И я серьезно… — И как же ты там оказался? — Меня выбросили туда, — беспечно ответил Артик. — Точнее, не меня уж, а куртку мою. А я в одной рубашке остался, пришлось в бак за ней лезть. Там-то меня Слава и нашел. — А кто же тогда куртку твою выбросил? — Армен, — коротко ответил Артик. — Кто такой Армен? — Владелец ресторана, в котором я работал, — беззаботность пропала, Артем отвечал неохотно. — Ты работал в ресторане? — Ро, мы болтать будем или займемся чем-нибудь поинтереснее? — не сдержался Артик. — Саша все равно еще не уснула, поэтому с «интересным» лучше немного подождать, — резонно заметил Рома. — Ты прав, — со вздохом согласился Артик, — но говорить про это все равно неохота. — И помолчав, спросил в лоб: — На самом деле, тебя же интересует, «сплю» я со Славой или нет? — Не только, — смутился Рома от такой прямолинейности. — Нет, мы не шпилимся! — быстро и с вызовом ответил Артик, словно стесняясь произносить плохое слово вслух. И как-то резко и недружелюбно спросил: — Остальное теперь надо рассказывать? — Не злись. Я же тоже хочу узнать о тебе больше… Это как с твоими «проверками» — не специально. Понимаешь? Артик помолчал и хоть с недоверием, но уже миролюбиво спросил: — Тебе правда интересно, как я жил? — Конечно! — Ну тогда слушай, — Артик заметно оживился. — Когда я приехал в город, пришлось работу искать, деньги-то нужны… — Постой, а зачем ты приехал в город, да еще и без денег? Вместо ответа Артем задумался и разочарованно выдал: — Блин, ну это тогда с самого начала все рассказывать надо, а это до утра… — Тогда расскажи про первую любовь, — предложил Рома. — Ах ты, хитрый какой! Я про такое никому не рассказывал… — Так это даже лучше! — Ладно, — согласился Артик, — только поклянись, что никому не разболтаешь! — Клянусь! — И потом ты мне тоже расскажешь, про себя? — Все, что попросишь! — Короче, это было в третьем классе. Я влюбился в Светку. Мы в одном доме жили и в школу вместе пошли. Потом она заболела, много пропустила, почти целый год, и ее из-за этого на второй год оставили. Это как раз в третьем классе и было. Ну и мы с мамкой на эту тему дома разговаривали, что типа она бедная и несчастная — год потеряла и теперь в разных классах учиться будем. И мама предложила к ней в гости сходить, поддержать и все такое. Мне стремно стало с мамой идти, как маленький, — я отказался. Ну она меня застыдила, типа, что добрее надо быть и не бояться делать хорошие поступки. Я вдохновился и сказал, что на следующий день сам пойду, один. На следующий день, пока мамка на работе была, я решился «добрый» поступок сделать — сходить, навестить. А с пустыми руками нельзя же ходить в гости! И вообще, когда к бабуле в больницу ходили, я видел, как там все цветы приносят больным. А где я цветы зимой возьму? Короче, взял я герань с подоконника в большом горшке и попер ее Светке… Ну хватит ржать, Ро! Так нечестно! — Прости, Тема. Просто представил тебя, с горшком через двор, зимой… Артемка толкнул Ромку и сам со смехом уткнулся в подушку. — Короче, иду я с этим цветком по двору и думаю: у цветов же бутоны должны быть. А у этого, как назло, ни одного — зелени много, а толку-то? И потащил его обратно: думал, может, дома получше есть, но дома получше не было. Потом я хотел цветок из бумаги вырезать, но тоже не понравилось, да и долго. Короче, таскался я с этим горшком по двору туда-сюда, раза три. Выдохся, но все-таки донес! Светкина мама дверь открыла и чуть в осадок не выпала. Я весь в черноземе, с полупустым горшком и понурым цветком: «Здрасьте, а Света дома? Пусть не болеет, я ей цветок принес!» Она, конечно, сильно смеяться не стала, но впустила. Сказала, что я молодец! И спросила, нравится ли мне Света. Ну и я, чтобы ее не расстраивать, сказал: «Да, очень!» Тогда она отправила обоих на кухню пить чай. Мы выпили чай, потом в комнате играли. Я же не знал, сколько больных по правилам навещать надо, а спросить у нее тоже неудобно. Ну, на всякий случай, чтобы уж точно хорошо ее «навестить», до ночи там и сидел, «навещал». Вечером, часов в десять уже, за мной моя мамка прибежала. Она, оказывается, меня по «земляной дорожке» нашла, которая от самой нашей кухни до их квартиры тянулась. Вот тогда родители уже в голос над нами поржали, когда все узналось. Моя мамка цветок обратно отказалась принимать, сказала, что это подарок. И над моим «да, очень!» еще до седьмого класса смеялись. Любви, конечно, не было, но с тех пор подружками мы лучшими стали. Каждый день друг у друга пропадали. Родители только рады были, они тоже между собой нормально общались. Артик помолчал и с грустью заключил: «Да, она мой лучший друг была!» — И долго вы дружили? — Пока я в город не уехал, — пожал плечами Артик. — А где ты жил раньше? — В Советском поселке. — Так это же почти и есть город, я думал, ты издалека откуда-то приехал. — Это здесь кажется близко. А когда там живешь — деревня деревней. Автобус — и тот четыре раза в день ходит. Даже фонари только в нашем дворе были и около школы. В остальном поселке вечером лучше не ходить. Если бы не Светка, я бы там с тоски сдох. — Что, прям такая хорошая подружка была? — А то! Мы с ней все вместе делали, и учился хорошо только из-за нее — она меня заставляла уроки всегда делать. Сама она редко делала, хотя училась только на пятерки. Мы и в куклы играли, и в войнушку, и даже в карты на раздевание. — Ого! — Ничего и не «ого»! Обоим неинтересно было. Все равно, что брат сестру увидит… — Прям совсем неинтересно? — недоверчиво переспросил Рома. — Да мы и переодеваться могли, не стесняясь друг друга, правда, когда у нее грудь начала расти, она немного стесняться стала, да и то не особо. Все равно друг про друга все знали и все рассказывали. На крыше голыми загорали. Никаких тайн не было. Она мне бантики завязывала, я ей картошку в трусы клал. — Зачем? — Как зачем? — удивился Артем. — Чтобы на мужика похоже была. — Зачем? — еще больше удивился Рома. — Не знаю, просто так, прикалывались… — Постой… значит, ты уже тогда про себя знал, что… — не закончил вопрос Ромка. — Конечно, — просто ответил Артем. — Ты что думаешь, у всех, как у тебя, только в двадцать лет озарение наступает? — Я не знаю, — честно ответил Рома. — О таком сразу понимаешь, когда не в ту сторону вставать начинает. — А почему у меня тогда не так? — Потому что ты бишечка! — Кто? — Би — это и с девочками, и с мальчиками. Ты как Слава, он тоже говорит, что красота тела не зависит от пола. Сравнение со Славой не понравилось, но Рома не подал виду. — И что с того, что я би? — А то, что тебе было кого любить. И вставало у тебя все правильно, потому и не думал, а встретил «новое» — и тебе это тоже понравилось. Поэтому теперь ты голову ломаешь, кто же ты на самом деле. — Откуда ты знаешь?! — Так ты же сам говорил мне, что запутался. Да и видно по тебе, мечешься, вопросы дурацкие задаешь, на все обижаешься. — Прости, — Ромке стало стыдно, он представил, как глупо, наверно, выглядел со стороны со своими поступками и сомнениями. И какого терпения стоило Артему сохранять позитивный настрой, а не послать куда подальше. Это было странным, Артем, которого Рома по сути едва знал, да и был младше, объяснял ему, кто он такой. И наконец-то все в голове вставало на свои места. Все томительные вопросы получили ответы. И хотя мир не стал, как прежде, но появилась надежда снова найти свое «Я». — Как все оказывается просто! — Рано радуешься, — неожиданно с какой-то грустью вздохнул Артем. — Почему? — Потому что би никто не любит! — Почему? — растерялся Рома. — Натуралы считают вас геями. А геи — натуралами. Вы не с теми и не с другими, потому что хотите быть и там, и там. — А зачем об этом вообще кому-то знать? — Это само узнается. Будешь встречаться с девушкой — тебе захочется парня. А с парнем ты тоже не сможешь, потому что вокруг столько красивых девушек. У красоты ведь нет пола! — как-то даже зло напомнил Артик. — Никто не захочет такое терпеть, да и понять мало кто сможет. — Я об этом не подумал, — растерянно сказал Рома, но тут же нашелся: — Но ведь другие… нормальные… люди живут в отношениях и могут не изменять, почему я не смогу? — Жить с одной девушкой и отказывать себе в остальных девушках намного проще, чем жить с тремя девушками и отказывать себе хотя бы в одном парне. Они-то мужиком не станут даже на секунду. Хорошо тем, кто с парнем никогда не пробовал, они еще смогут прожить как все. Но это уже не про тебя, Ромашка, ты-то уже все знаешь. — Поэтому ты попросил меня «не любить», а просто «не забыть»? — мрачно напомнил Рома. — Не знаю… наверно, поэтому, — сухо признался Артик. — Значит, ты тоже меня боишься и презираешь? — Раньше боялся… Как только увидел тебя, так и залип, потому и избегал, сразу же видно, что не из «наших», а значит, хорошего ничего не выйдет, но потом привык и принял таким, какой ты есть. И не ошибся! — В каком смысле? — Ну ты же меня тоже принял таким, какой я есть. Еще не до конца, но со временем примешь… наверно, — неуверенно, но со скрытой надеждой ответил Артем. — Значит, все-таки боишься? — Если бы боялся, мы бы сейчас здесь не лежали, — Артик пожал плечами. Ему было неловко. Он сел, прислонился к стене, так же, как вчера сидел Ромка. — Но у нас же по-прежнему тогда нет будущего? — сглатывая вдруг подкативший к горлу ком, спросил Ромка. — Будущего нет, — согласился Артик, сделав вид, что не заметил дрогнувший Ромкин голос, — зато есть настоящее! — Ну… этого же мало! — Иногда это все, что есть, — словно извиняясь, философски ответил Артем. И тут вдруг слезы у Ромки покатились сами собой, как у девчонки. Последний раз он так плакал, наверно, еще до школы. Сейчас он старался не дышать, положив руку на лицо, и закусил губы, чтобы не дай бог еще не начать всхлипывать. Это был бы совсем позор. Он так мучительно искал ответы, радовался избавлению от мук неразделенной первой любви, упивался нахлынувшей популярностью среди девушек. И вот теперь, когда все стало простым и понятным, вдруг осознал, что Артем прав, что не в поисках ответов он бегал от одной к другой и не поэтому сбежал от Саши к Артику. А потому, что теперь будет таким всегда. С кем бы он ни был, он всегда будет мечтать о другом. И никогда не сможет принять окончательный выбор, который сделал бы его полностью счастливым, потому что такого выбора, вероятно, просто не существует. Понимая, какая бездна только что обрушилась на Ромку, Артем робко взял его за руку. И тогда прорвало окончательно, Рома не смог все это сдерживать в себе. Тут же сел рядом, чтобы скорее унять слезы. — Я все равно люблю тебя! — упрямо сказал Ромка. — Ты что, мне мстишь, что ли?! — Я не хочу так! Я хочу будущее! — словно детсадовец капризничал Рома. — Ромочка, не надо! Я же тоже не железный! Тебе сейчас трудно, но потом пройдет. — Что пройдет?! — Все пройдет… и станет проще… — Я сегодня был с Алисой и думал о тебе; я был с Сашей — и думал о тебе. Она мне предлагала остаться, а я сбежал к тебе. Меня же тянет к тебе! Почему ты считаешь, что я не могу любить?! — А потом ты будешь трахать меня и думать и об Алисе, и о Саше? И скажешь, что я виноват в том, что тебя их лишил, и все равно когда-нибудь сорвешься и исчезнешь? Нет уж, спасибо! Лучше настоящее, в котором ты трахаешь меня и думаешь обо мне, чем такое будущее! Рома бессильно положил голову на плечо Артему. Слезы отступили, слова закончились, спорить не хотелось. В конце концов, Артем прав: что бы ни случилось потом, сейчас они рядом, и именно отсюда, из настоящего, берет начало то самое будущее. Значит, все может получиться. — Признайся, тебе триста лет? — спросил Ромка, все еще удобно устроившись на худеньком плече. — Почему? — Нельзя быть таким взрослым. — Просто ты об этом только сейчас подумал, а у меня на это время было — пять лет точно… — Ты же меня за пару минут, как шапку, наизнанку вывернул… — Это тоже не я, это правда на тебя так подействовала. А какая разница, как ты ее узнаешь, из книги или просто на заборе прочитаешь. — Все равно ты лучший! — О, а вот это уже приятно, — оживился Артем и шутливо добавил: — За это я уже могу тебе отдаться! — Я уже и сам тебе отдаться готов, — устало усмехнулся Рома, все еще не поднимая головы. — А не боишься? — Чего? — Рома украдкой вытирал невысохшие щеки. — Ну вдруг ты о себе еще что-то новое узнаешь, и тогда станет совсем тяжело. А так ты хотя бы все еще остаешься мужчиной, который трахает всех подряд. Плохой, конечно, мужчина, но все же мужчина… — Мне кажется это уже неважным, — тихо ответил Рома с безразличием. — Тогда тем более лучше оставить пока все как есть, — упрямо заключил Артик. — А это честно? — В каком смысле? — Ну, ты мне позволяешь все… и доставляешь удовольствие… А я как бы… все еще остаюсь «мужчиной», — с каким-то стеснением закончил Рома. — А кто тебе сказал, что я не получаю удовольствия? Просто мы его по-разному получаем. Я может, даже больше твоего удовольствие получаю! — Если так, тогда ладно… — Ну, может, пора делом заняться? — бодро предложил Артем. — Давай еще чуть-чуть поболтаем, Темош… — Как ты меня назвал?! — Темоша, — без стеснения повторил Рома. — Фу, мне не нравится! Приторно, как будто в клей сироп налили! — Ну и что, я же не при всех тебя так назвал. — Ок, давай еще посидим, — не стал спорить Артем. Помолчал, тяжело вздохнул и добавил: — Хочешь, я тебе про первую любовь расскажу? — Так ты же уже рассказал про Светку. — Я обманул. Это я тебе про дружбу рассказал, а не про любовь. — Расскажи, — согласился Рома. — Это было в школе. Со мной захотел дружить Женька Бачурин. Он был крутым в классе. Не самым крутым, как Сашка Гордеев, но связываться с ним все равно никто не решался. Меня он не трогал, даже защищал пару раз, давно, правда. А тут он сам за мою парту сел, хотя со мной всегда Вика сидела. Ей пришлось к Дугаеву пересесть. Я, конечно, за Вику вступился, но Бочка мне сказал… — Кто? — Бочка. Ну тот самый Женька Бачурин, его из-за фамилии все так звали, он не обижался. Короче, он сказал, что Дугаев попросил его ко мне сесть, чтобы Вика к Дугаеву поближе была — типа влюбился он в нее. Вот Бочка и согласился помочь другу. Потом он, признался, что Дугаев его ни о чем не просил и в Вику не влюблялся. Бочка сам влюбился… ну, не в меня, конечно, а в Светку мою. Он-то видел, что мы постоянно вместе, и через меня решил к ней подкатить. Но я тогда этого еще не знал. Короче, через неделю мы с Бочкой как старые друзья стали. Домой вместе из школы ходили. Светка с нами тоже гуляла, но на Женьку внимания не обращала. В классе, все удивлялись нашей новой дружбе, шептались за спиной. — А что такого в этом? У нас мальчишки в классе с кем хотели, с тем и дружили, никого не удивляло… — Угу… Только про меня-то уже тогда слухи ходили разные. Из-за Светки только не трогали, думали, что типа у нас с ней любовь, и, выходит, моя манерность ничего не значит. Но все равно мальчишки со мной дружить не хотели. А тут такое внимание, да еще и от Бочки! Если бы кто «попроще» был на его месте, нам бы досталось, а так боялись. — И что потом? — Потом летние каникулы начались, целыми днями вместе гуляли, и я сам в Бочку влюбился. И что делать, не знал. Светке рассказал, она посоветовала подождать и ничего не говорить ему. Я до осени молчал, потом не выдержал. Ну и как-то уже меня дома, когда дурачились, я Женьку поцеловал. А он меня оттолкнул легонько, но не взбесился и не врезал, а потом сам снова драться полез, я снова его поцеловал, и тогда он меня обнял… — Ого… — Потом на улицу пошли, гуляли не во дворе — он вдруг не захотел, чтобы нас вместе видели. За гаражами он спросил, зачем я так сделал, вот я и признался в своих чувствах. Он начал бубнить, что я ему тоже нравлюсь, потом истерить стал, чушь какую-то нес, ругал меня. Я даже подумал, что бить будет… — Не бил? — Нет, он тогда тоже наконец-то признался, что не из-за меня он со мной дружил, а из-за Светки. И чтобы я никому из наших не говорил о том, что между нами дома случилось. Я, конечно, офигел от таких новостей и условий, но ему пообещал, что не скажу. И пошел к Светке — домой идти не хотелось. — И что потом? — Светке, я просто сказал, что у нас с Бочкой не получится ничего, но подробностей не говорил, как и обещал. И вдруг Женька приперся. Светке в любви признаваться, а там снова я. Короче, Светка его послала сразу же, грубо, даже долго слушать не стала. А он, наверно, подумал, что я все ей успел доложить и поэтому она его отшила. — Как в мексиканском сериале прям, — не удержался Рома. — Это еще только начало, — грустно вздохнул Артик. На следующий день Бочка, понятное дело, со мной не сел в классе. Я виду не подавал, что расстроился, но что еще что-то случится, уже нутром чувствовал. Больше за Светку переживал, не я же его отшил-то. А через пару дней меня возле школы поймали. И снова, как раньше бывало, глупые подкаты: «Скажи, что ты голубой!» — Кто поймал? — Ну, местные наши… Сашка Гордеев и те, кто с ним постоянно были — банда. Я, как всегда, поржал над ними, наглость — второе счастье! Но в этот раз не прокатило, и они сказали, что знают, про меня все… — Что, все? — Они не сказали, но и так понятно, откуда ветер дует. И вели себя уже не как раньше — лишь бы поржать, а нагло. Короче, испугался я тогда, но сбежать получилось. Я Светке про это рассказал — она разозлилась. Женьке сказала, что если ко мне еще раз пристанут, то она про него тоже слух пустит. Она-то его на понт брала, но Бочка подумал, наверно, что я ей точно про тот вечер рассказал. Но даже это уже все равно не помогло — Гордеев и еще двое били меня на следующий день в туалете, на перемене. — А Бочке-то зачем это надо было? Ведь ты мог тогда и правда рассказать. Да и Светка твоя его припугнула. — Скорее всего, он от злости в первый день слух пустил, не подумавши. А потом сколько угодно отрицай, никто не поверит. Он, конечно, испугался за себя, но сделать уже ничего не мог, его же в туалете с ними не было. Сам не бил. И вообще, он Гордееву не указ, запретить не мог, даже если бы и захотел. — И сильно избили? — Нет, пару подзатыльников. Но вот после уроков меня снова в туалет затащили. С ног сбили и подняться не давали, ну и били в основном ногами, два раза по лицу попали — помню, потом отключился. Очнулся, когда меня Бочка и Дугаев водой отмывали. Лоб и губы разбиты, зуб сломали. Из головы кровь, всю рубашку залило. — Ладно хоть не бросил тебя! — Кто? Бочка? — Ну да, пришел помочь, не испугался. — Он так и хотел, чтобы я думал, но пока меня били, он в коридоре был, вроде как на шухере — я его видел, когда дверь приоткрылась, но ему, конечно, не сказал — еще не хватало от него по морде получить — мне уже и так хватило. Спасибо, что до дома довел, и то ладно. Он просил, чтобы я Светке рассказал, что это не он меня бил, чтобы та свою угрозу не выполнила. — Как же тебя угораздило с таким… связаться? — Откуда я знать мог, что так получится. Надо было Светку послушаться, тогда все по-другому было бы. — В чем послушаться? — Ну, когда она сказала, чтобы я со своими признаниями не торопился. Если бы я тогда еще один день потерпел, Бочка бы все равно к Светке пошел руки и сердца просить, и та бы его все равно отшила. Но тогда я был бы уже ни при чем, и на меня ему обижаться не за что было бы. Да и с ним бы все понятно стало, из-за чего он со мной, и мне самому признаваться бы ни в чем не пришлось. — А что потом было? — Потом… со мной весь класс перестал общаться, даже Вика. Мне бойкот объявили, никто со мной не разговаривал, пакости разные делали… много чего творили. Вспоминать противно… — За что? — Я даже не знаю… Слухи быстро обросли подробностями, отнекиваться смысла не было, да и не спрашивал меня никто. Сами за меня все решили. Ну тогда Светка учителям рассказала, что меня обижают и все такое… Классы собрали, и директор торжественно всех поругал и сказал, что надо жить дружно, а в конце сообщил, что на следующей неделе состоится субботник! — И? — И стало еще хуже. С того дня в меня пальцем тыкали уже всей школой. А где-то через неделю, Светка вся в слезах прибежала и сказала, что мне готовят массовое посвящение в пидоры. — Что?! — Ну хотели меня затащить в темное место и трахнуть всей бандой. Скорее всего, это был просто треп, но я уже не знал чему верить… — А как Светка узнала? — Ей Вика сказала. — И Бочка тоже с ними? — Нет, Бочка после той драки по-быстрому в больницу лег с аппендицитом и обратно в школу не торопился. — А дальше? — Пришлось мамке рассказать — она за голову схватилась. Запретила мне не только в школу ходить, но даже из дома выходить и дверь открывать. Пошла в школу выяснять, а «классная» ей ответила, мол, ваш Артем сам всех провоцирует, и типа, если бы меня мама стригла вовремя, то все было бы хорошо. Мама нашла мента, знакомого — тот приехал сразу, все выслушал, все конфеты в доме сожрал и плечами пожал. Сказал, что старые побои уже почти зажили, а новых пока нет — привлекать не за что и некого; ко мне охрану приставить тоже не могут, в школе милицейский патруль — не вариант, но, если что случится, потом обязательно поможет. — А в другую школу перевести? — У нас в поселке было только две школы: старая и новая — обе через дорогу, рядом стоят. — А в город? — Ну вот мамка и отправила меня в училище, договорилась с кем-то. Волосы мне отстригла, браслетики повыкидывала все, даже кроссовки черные купила. Из-за этого перевода год потерял. В общежитии мест не было — мамка у какой-то бабки комнату для меня сняла, через дорогу. Так что гулял где хотел и когда хотел. — А как отношения складывались? — С новыми? Нормальные… Дебилов везде хватает. Но я-то тоже за словом в карман не лезу. Манерность свою поубавить пришлось, стрижка как после тифа, так что через неделю уже как «старенький» в группе был. Чтобы за учебу мою платить, мамка на другую должность устроилась, и у нее командировки большие начались. Она говорила, что все равно дома одна и делать ей там нечего. А на деле: денег и так не было, а тут еще со всеми этими переездами их вообще не стало. Ну и как-то уехала она на две недели, деньги мне перед отъездом оставила, чтобы за комнату заплатить и покушать. А у меня их в раздевалке вытащили из кармана. Я бабке-хозяйке все объяснил нормально, сказал, что мама приедет — заплатит. Она сказала: «Ладно, ладно, сынок, конечно, я подожду». На следующий день с учебы вернулся, а она мне дверь не открыла, сказала, как деньги будут, чтобы за вещами приходил — отдаст. Я как был в куртке и с учебниками, так и остался на улице. Домой нельзя, здесь не пускают, друзей-знакомых тоже нет, мамка в отъезде. А впереди еще две недели, а у меня даже на булку денег нет. Короче, первую ночь в парадной спал, не в своей. А то соседи тоже скандал поднять могли, если бы увидели. Замерз, как собака. Одежда вся мятая и пыльная, как будто месяц по подвалам шарился. А на следующий день в столовую устроился, посудомойкой работать… — А как тебя туда взяли? — Сказал, дескать, мать болеет, помогаю ей, такую историю наплел, чуть сам не зарыдал. Заведующая — тетка нормальная, поверила, прослезилась. После учебы сразу туда, грязные тарелки мыть. Правда, кормили до отвала и еще с собой давали. Я бы и не рыпался оттуда, но спать-то все равно негде было. Они в восемь вечера закрывались, до девяти — уборка. И все — по домам. А тут как раз один повар на меня запал. — Как это? — Ну как… Типа какой симпатичный, какой милый, ну и все такое. Покурить все время меня звал, про все расспрашивал. Я-то сразу понял, что из «наших», но виду не подал, под дурачка косил — не нравился он мне. Реально противный был, волосы грязные, лицо в прыщах. А я на третий день без сна просто с ног валился, ну и этот Игорь предложил к нему в гости сходить. Вот я и дал слабинку — согласился. Квартира у него шикарная была, так и не скажешь по нему, что в таких хоромах живет; все стены в картинах, везде телевизоры, люстры как во дворце. Махровый халатик, тапочки. Шампанского выпили, я сделал вид, что быстро опьянел. Он, конечно, надеялся на удовольствие, но я притворился спящим… — Так же, как и со мной сейчас? — усмехнулся Ромка. — С тобой я сам признался, что притворялся, а тогда, нет… В общем, он немного повозился, потерся и отстал. Я хоть выспался в ту ночь. Утром он предложил в ресторан устроиться, тоже посудомойкой, работы меньше, а платят лучше и потом официантом взять могут. А там уже чаевые каждый день, и тарелки не отмывать. Работают они до утра, считай, вопрос с ночлегом решался. Но намекнул на продолжение, пришлось обнадежить, выбора не было. — Как это? — Взаимовыручка — взаимно-ручками! Сначала он мне, потом я. Он все меня по спине гладил, но я так и не дался. — Не противно было? — Нет. Он за ночь всю мою одежду постирал. Выспаться нормально дал. В общем-то, вменяемый оказался, просто не в моем вкусе, и нудный очень. А начинать все равно когда-то надо. Если мужики нравятся, то почему бы и не тогда, для пользы дела. — Кошмар, значит, он у тебя первый, получается? — Нет уж, с Бочкой же в первый раз было… — Как? — Ой, кажись, лишнего сболтнул, — Артем сделал вид, что испугался, и уже серьезно добавил: — Тогда, в тот вечер, мы с Бочкой не только целовались. Иначе чего бы он так перепугался потом? — Вот и я так подумал, что как-то глупо получилось… Так ты Светке правда ничего не сказал? — Нет, конечно! Она бы тогда Бочку зашантажировала, только это все равно не помогло бы, а вот хуже могло быть. Да и обещал же я не рассказывать. — Но мне же сказал? — Я обещал только нашим местным не говорить. Ты же не Светка и не Гордеев. Другого я ему не обещал! И потом, ты поклялся, что не расскажешь из того, что я тебе расскажу. Или ты уже забыл?! — Нет, не забыл, — быстро заверил Рома. — Да и обидно как-то — ничего никому не сказал, а били так, как будто всем по радио объявил. Так что меня сейчас даже это обещание не парит, я за него авансом все получил. — Значит, поэтому Бочка и около туалета ждал, пока тебя били, боялся, чтобы ты не проболтался. И не из сострадания тебе потом помог до дома дойти, а из-за страха. Хотел убедиться, что ты по-прежнему держишь обещание. — И да и нет, — как-то неохотно ответил Тема, — он мне всю дорогу плакался, прощения просил, говорил, что он не думал, что все так серьезно будет и что я ему тоже нравлюсь, но ему нельзя, что он никогда не сможет через себя переступить, и все такое. Не врал вроде… — С трудом верится, — буркнул Рома. Его уколола то ли ревность, то ли обида за то, что Артик как будто и не осуждает Бочку. — Ну я его за язык не тянул, он спокойно мог обойтись без этих признаний. — А что же он тогда не заступился за тебя, когда потом над тобой издевались? — Я когда в школу через три дня вернулся, ну после того случая в туалете, Бочка уже в больницу лег — у него мама там работает. Так что все, что произошло потом, было без него… — Сбежал, получается, от греха подальше, — упрямо подытожил Рома. — Зато теперь ты знаешь, почему я к «би» так отношусь, — вдруг неестественно бодро признался Артем. — Ты что, хочешь сказать, что я такой же?! — вспыхнул Рома. — Надеюсь, что нет, — холодно ответил Тема. — Но ты же мне это все не просто так рассказал! — Ты спросил про первую любовь — я и ответил. Что такого? — спокойно пожал плечами Артем. — Если не хочешь, могу и не рассказывать… — Нет, рассказывай, — тут же взял себя в руки Рома. — Да вроде все про первую любовь… — А как же Игорь повар? Устроил он тебя в ресторан? — Да, не обманул, — устало выдохнул Тема и равнодушно продолжил: — Владелец — Армен, его друг, оказался тоже из «наших», и Игорь у него иногда работал на банкетах. Короче, все как обещал. Одно плохо — этот Армен меня задолбал. С первого дня начал домогаться, то обнимет, то шлепнет, в общем, проходу не давал. И ведь не пошлешь его — идти некуда, а он начальник. В столовой прежней реально с этими тарелками вымотался так, что туда возвращаться тоже не вариант. Короче, думаю, потерплю как-нибудь. Но все-таки он меня довел. Я в ту ночь один мойщик был — в мойке никого, официки курить ушли, народу нет. Он ко мне зашел, дверь за собой закрыл и снова за старое. И настойчиво так, типа рано или поздно он свое получит, а если нет, то за год сгнию в этой мойке, но дальше не пойду. И что он меня насквозь видит, ну я внимания не обращал до тех пор, пока он лапать меня не начал, шлюхой назвал. Тогда я его водой грязной облил и в окошко для посуды выпрыгнул, целая стопка тарелок — вдребезги! Ну и в чем был убежал, а он взял мою куртку и за мной пошел, с его пузом-то не побегаешь. На улице минус двадцать почти, я в рубашке в одной и весь мокрый, из мойки. Он говорит: «Иди сюда мальчик — куртку забери». Вот тут я его уже реально послал. Думал, он от злости в меня курткой хотя бы кинет. Официки ржут, ему стремно стало, и он, сука, куртку мою в помойку выбросил и ушел. Ну я даже думать не стал — бегом к баку, а он пустой почти — куртка на дне, пришлось запрыгнуть, куртку достал, а когда из бака вылез, тут уже Слава стоял. Официки сразу отвернулись, типа просто курят. А мне только на руку, что кто-то появился. Мало ли что, этот Армен выбежит снова и в баке сдуру вообще меня закроет. Ну а дальше ты знаешь… — Нет, не знаю, — поспешно сказал Ромка, — ты как раз только этот момент и рассказал. И что потом было? — Потом Слава меня к себе домой отвел, — как-то устало и бесцветно сказал Артем. — Что, так просто незнакомый дядька повел к себе домой беспризорника? И ты тоже так легко согласился? — Сам ты беспризорник! — весело оскорбился Артем. — Ну… просто сам посуди: из помойки мальчик вылез, дома нет, мамы нет, денег нет. — Почти так и было, — согласился Тема. — Я ему сказал, что деньги потерял, а мамка в отъезде… Он подробностей не стал спрашивать. Просто предложил к нему пойти. Я уже после этого Армена пуганный был… в общем, риск, конечно, но и выбора не было. Жена его сначала тоже нормально отнеслась. Вещи, естественно, снова в стирку. Есть неохота было. Пока мне кровать готовили, я на стуле уснул и с него грохнулся. Поржали, спросили, когда мамка приезжает, я сказал: «Через неделю», и меня спать отправили. — Почему «сначала нормально отнеслась»? — Той же ночью у меня температура под сорок поднялась. Они мне скорую вызвали. Врачи сказали, что подозрение на воспаление легких, надо в больницу везти — рентген делать. Вот тогда его жена и занервничала, типа что это уже все совсем серьезно, пусть медики через милицию мать ищут и она сама обо мне заботится. Слава пообещал ей, что все сообщит, и поехал со мной. Я ему, конечно, по дороге сказал, что мне в милицию никак нельзя и мать далеко, раньше, чем через пару дней, все равно не сможет доехать. Слава все понял, врачам сказал, что он отец, и те вопросов больше не задавали. Ну и ему пришлось, конечно, каждый день ко мне приходить, апельсины-бананы. Поболтали нормально, он вроде не таким «сложным» оказался, каким сперва был. Его там все врачи полюбили, ой, какой папа заботливый, ой, какой сынишка милый! Спектакль удался, зал рыдал, паркет блестел! Домой-то к нему больше нельзя — он ведь жене сказал, что все заботы обо мне милиции передал. И что в больницу ко мне ездил, она тоже не знает. Ну и вот эту квартиру он снял мне. Отсюда до учебы — три остановки всего. Так что мне нормально — лучше, чем у той бабки уж. — Постой, а как же мать? — Ну, когда она приехала и я ей про бабку рассказал, та, конечно, в шоке, поехала к ней — разнос устроила, вещи забрала. А Слава сказал, что квартира эта ему принадлежит и что готов мне сдавать ее дешево, чтобы лишних вопросов тоже не задавала. Типа все равно пустует. За такие деньги даже та, клюшка старая, свою комнату не сдала бы. Слава обещал мою учебу контролировать, и что он сам преподаватель, свой рабочий телефон даже мамке оставил, чтобы звонить могла «в любое время». Она и успокоилась. — А почему она с тобой не захотела здесь жить? — Пару раз оставалась ночевать. Ей на работу отсюда через весь город ехать, да и личная жизнь у нее там завязалась. Пока я с ней жил, она про мужиков и не думала. А тут наконец-то собой занялась — я только рад… — Вот как. — Да, — бодро, но явно смущаясь ответил Артем. — Нет худа без добра! Каждый день на домашний телефон звонит, ей так даже спокойнее — у бабки-то телефона не было. — А как же Слава? — Что Слава? — не понял вопроса Артик. — Ну ему-то зачем нужен был такой широкий жест с квартирой? — Ты наивный, как моя мама! — В каком смысле? — Ну влюбился он, конечно! Со слов Алисы Рома уже знал об этом, но та легкость, с которой об этом сообщил Артем, его все же удивила. Однако даже сейчас представить вместе Славу и Артема не получалось. — И как ты это понял? — Он сам сказал. Еще там, в больнице, когда болтали часами… перед выпиской. — А ты, — смутился Рома, — ты тоже ему сказал, что ли? — Нет, — коротко ответил Артик. — Тогда я опять ничего не понимаю… — Он влюбился, я — нет. Что тут непонятного? Но ему это не помешало относиться ко мне нормально, может, он решил, что со временем что-то изменится… Сначала с ним интересно было. Но потом он все чаще про свою любовь стал заморачиваться, и стало скучно. — Значит, между вами ничего не было? — Почему? Было. Мне же нужно, чтобы он ко мне не остыл. Поэтому иногда доставлял ему радость, по настроению. — Фу, Тёма! — не выдержал Ромка. С самого начала рассказа он с ужасом ждал и боялся именно этих слов. Но когда услышал их, ему все-таки стало куда хуже, чем предполагал. — Если хочешь знать, — голос Артема задрожал от злости, — мне нравится Слава, он, по крайней мере, честный и ни разу пальцем меня не тронул без разрешения. Да, я такой! А ты чего ждал?! Он меня любит, а я его нет. И я, и он об этом знаем — все по-честному! И мне не стыдно! Или мне надо было на помойке сдохнуть?! Или чтоб меня драли каждый день в подсобке за еду? — Прости, — даже не пытался спорить Рома, — я не имел в виду тебя и ничего плохого… Я даже права не имею осуждать. Я про другое хотел сказать… — Про что? — все еще холодно спросил Артем. — Я… — запнулся Ромка. — Я просто не готов, наверно, оказался про такое слушать. — Сам же спросил! — буркнул Тема. — Да, прости. Просто, кажется… я за тебя переживаю и… ревную, — все-таки выдавил из себя Рома. — Ревнуешь? — довольно переспросил Артик и, толкнув плечом, дурашливо добавил: — Так тебе и надо! Будешь знать, как «фукать». — Может, было бы лучше, если бы я не знал, — все же робко повторил Рома. — Ага, мне тоже было бы лучше, если бы сломанный зуб целым остался, а правая почка была бы сейчас чуть выше для симметрии, да и легкие теперь беречь приходится, — зевая, мечтательно согласился Артик. — Да, ты прав, тебе даже дома жить теперь нельзя… — Ну вот насчет этого я даже наоборот рад, — бодро сообщил Артем, — сейчас понимаю, что такое свобода! — Но ты же в самом начале сказал, что у вас со Славой ничего нет? — напомнил Рома. — Хотел проверить, будет ли тебе остальное интересно слушать, — радостно объявил Артем, явно скрывая за своим весельем неловкость от собственной нечестности. — Опять твои проверки, — вздохнул Рома. — А что такого? — почти искренне возмутился Артик. — Если бы тебе не интересно было, тогда и правду тебе знать не обязательно. Или ты предлагаешь всем подряд рассказывать? — А со Светкой общаетесь? — Нет, — Тема резко погрустнел. — Сначала нельзя было нам встречаться, мама боялась, что за ней проследить могут или просто проболтается кому-нибудь. А потом… потом мама сказала… что Светка с Бочкой встречаться стала. — Да ладно! — Угу, — Артемка вздохнул. — А ты говорил: «Лучший друг»… — Хватит всех судить, Рома! — нервно, но без злобы оборвал Артем. — Светка же главного не знает! Она знала, что Женька мне нравился, она знала, что мы дружили и что не сложилось. А за это не ненавидят! В драках он не участвовал, я его перед Светкой сам выгораживал, чтобы она хуже не наделала делов. Больше она ничего не знает! Она думает, что главный враг — это Сашка Гордеев. Так что меня она не предавала, в любви мы с ней друг другу тоже не клялись. Я уехал и даже ни разу ей не позвонил сам. Значит, что хочет, то и делает! Может, у нее любовь проснулась к нему. — Тогда — да, — виновато согласился Рома. — А Бочка? — Бочка тоже не скрывал, что к ней неравнодушен, — вины, получается, его в этом тоже нет. Хотя, он-то больше знает, чем Светка. И ей, конечно, не скажет! Еще, небось, и Светке сочувственно поддакивает, когда она про меня вспоминает. Не хватает ее, конечно, но мы все равно повзрослели, как раньше уже не будет. И даже Бочка тут ни при чем. — Ты столько вытерпел, а при этом еще других понимаешь. Я бы, наверно, на весь мир обозлился, если хотя бы половину из твоего пережить пришлось. — Когда у меня «половина» случилась, я тоже на весь мир злой был. А вот когда до конца все произошло, то тогда и подостыл. Я улыбаться стал только полгода назад. Людей шугался, от каждого шума вздрагивал. Ты же помнишь, как раньше тебе дверь открывал, а сам готов был в кухне спрятаться. Спасибо Славе, постарался, даже от заикания меня вылечил. Ох и намучился он со мной! — Не прибедняйся, ты же все на лету схватываешь! — Знаешь, какой у меня сложный характер! — в обычной своей манере заявил Артик, гордо задрав нос. — Уже знаю, — вздохнул Рома и обнял его лохматую голову.