Hotel "Chelsea"

1965 год

Эди помнила, как пахла целая комната, когда она быстро в нее проникала, закрывая за собой дверь и внимательно следя за Энди, у которого всегда хватало народа утром или днем, а вот под ночь его обычно всегда куда-то звали, либо он сам желал оставаться у себя, никого не впуская. Этот аромат табака, жженой бумаги и мужского одеколона надолго отпечатался в сознании Эди, она просто не могла представить ничего более подходящего, кроме подобного запаха. С тех пор, как они появились в жизни друг друга, многое значительно менялось в лучшую сторону. Она была его музой, она же считала его своим вдохновителем и одним из лучших друзей, кто всегда находился в ее компании. Да, она увлекалась и Бобом Ньювиртом и Бобом Диланом, но в Энди она нашла даже нечто большее, чем все остальные его знакомые в окружении. Она стала для него грезой, которую хотелось видеть буквально в каждой роли и на каждой фотографии, пока Эди своими незначительными и небольшими шагами приобретала в «Челси» все большую и большую популярность. Ее глаза горели всегда счастьем и восторгом, когда Энди отдавал ей стакан с виски в руки, закрывал глаза какой-нибудь шелковой тканью и отводил в комнату, где стоял макет с названием очередного шедевра для «Фабрики», которое, конечно, не получило бы никакого совершенно успеха среди массовой публики, но в этих проектах для Эди он всегда отводил особую роль. Он снимал повязку с ее глаз, в это же время передавая ей в руки зажженную сигарету, и лишь улыбался, рассчитывая увидеть на лице Эди неподдельный детский восторг. Но бывали и полностью тихие дни, которые Энди оставлял только для себя, хотя его муза вечно врывалась так неожиданно в его жизнь, что он попросту перестал закрывать для нее двери комнаты или же прятать вещи, потому что знал, как это бесполезно со временем. И вот она легкими шагами, все еще в порыве эйфории, следовала к нему, подходя сзади. Она видела в отражении зеркала его хмурый и задумчивый взгляд, пока он перебирал не одну десятку фотографий, пытаясь в них что-то разглядеть, что бы полностью удовлетворило его. Эди всегда нравилось за ним наблюдать, подмечать его настроение, даже когда Энди делал вид, что ее и вовсе не существует в комнате. Пока она не начинала петь, танцевать, случайно разбивать стеклянные стаканы или же упасть на пол и водить носками ступней в воздухе, рисуя только ей известные узоры из ее воспоминаний о чинной и прекрасной жизни в особняке родителей. — И давно ты тут? — спросил он, снимая с глаз очки, наконец-то отрывая себя от работы, чтобы получше увидеть ее улыбку на лице. — Не знаю, — Эди лишь пожала плечами, усаживаясь рядом. — Когда за тобой наблюдаю, то не особо слежу за временем. Чем сегодня занят? Говорят, ты выгнал отсюда недавно всех, потому что они стали чересчур шумными. — Мне нужно было подумать над кое-чем, тем более, эти идиоты тусуются здесь только по одной причине — может быть, и их заметят в известной тусовке Уорхола. — Ты слишком сильно думаешь об этом, Энди. — Нет, потому что у меня появилась идея, которую я очень хочу обговорить с Полом один фильм и… для тебя, моя дорогая, у меня тоже есть предложение. Ты же хочешь узнать, о чем он будет? — Энди лишь видел, как его подруга мило кивала в знак согласия, и он рассказывал о том, что «Девочки из Челси» однажды все же станут просто хитом, который будут знать так, даже если до этого об Уорхоле не было известно ровным счетом ничего. — Так твое решение? — А ты сомневаешься в моем ответе? — спрашивала она, сильнее приближаясь к нему, чтобы убрать выбившиеся пряди его волос за ухо и увидеть мимолетный вздох, сходящий с его губ, в знак полного расслабления и спокойствия. — Ты всегда оставалась нескучной и незаурядной красавицей, от которой сложно ждать какие-то загаданные наперед действия, — он достал бутылку с пола и налил обоим в стаканы еще виски. — Скажи это вслух. — Ты чудак, Энди, — она засмеялась, чокаясь с ним стаканами, прежде чем ответить. — Конечно, да. — Ты не представляешь, дорогая, как я рад. Ты просто солнце в этой темноте бездарностей. Как насчет парочки фотографий и интересной прогулки позже? — Не против, но для начала можем сделать нечто другое, — Эди улыбнулась, доставая из легкой сумочки пакетик и прося принести им поднос, когда Энди лишь погладил ее по голове и волосам и в бардаке старался найти то, что действительно им было нужно. Он так и видел, что Эди сгорала от нетерпения, однако ему не хотелось ни в чем ее обнадеживать. Он хоть и примыкал иногда к нюханию кокса, но делал это только тогда, когда чувствовал себя совершенно хреново. Да и для творческого процесса он всегда был необходим, но не так часто, как делала это Эди. Она лишь схватила из его рук поднос, сразу же сбрасывая туда белый порошок и отдавая Энди трубочку, пока сам восторженно наблюдала за ним, чувствуя продолжавшуюся эйфорию в теле, после которой хотелось просто до судороги идти и творить просто дичайшую чепуху, пока на следующий день не станет немного лишь стыдно за то, что произошло. Они сидели так и нюхали кокс под какую-то музыку, что даже не особо находилось времени, чтобы вспомнить музыканта, но так это и не имело никакой особо значимости. Они смеялись и рассказывали истории. Те, что у них выходили, когда они не оставались в общей компании. И этот взгляд искрящихся от восторга и ожидания глаз наряжу с милой улыбкой, и таким же заливистым смехом заставляли Энди каждый раз замирать, будто бы это все еще было в первую для них встречу при знакомстве. Они оба и не заметили, как уже Энди брал полароид, а Эди сигарету, снимая со своих ног туфли, пока они шли по коридору к лестнице, где они и устроили съемку. — Не делай серьезного лица, дорогая, иначе ничего путного не выйдет, — Энди держал камеру, пытаясь поймать ее в кадре. — А как ты хочешь? Чтобы я смеялась и показывала что-то неприличное? — ее явно все лишь забавляло, поэтому она продолжала смеяться, а в это время Энди делал снимки, совершенно забывая про собственные ответы на ее реплики. — Можно и так, главное, не останавливайся. И Эди так и делала, пока у нее не начала кружиться голова. Обычно это так редко происходило, но они нюхали кокс вместе, пили виски, а до этого Эди еще успела повеселиться, что сейчас она готова была упасть прямо на перила, если бы Энди не подхватил ее за талию, отводя обратно в номер, прекрасно осознавая, что этих снимков ему будет достаточно, чтобы они засияли на одной из его стен, так как сейчас Эди выглядела просто восхитительно. Он ее усадил на диван, когда даже не заметил вовсе ее цепких пальцев, держащихся за его рубашку, чтобы можно было за него цепляться в качестве опоры и поддержки. Поэтому, казалось бы, такая хрупкая ручонка, но с такой силой потянула его за собой, отчего Энди приземлился с ней громко и неловко, не успев даже ничего убрать позади себя, чтобы стало комфортно сидеть. Между ними уже давно сильно ничего не творилось, и вели себя они, скорее, как друзья, нежели чем что-то большее, но иногда между ними проскальзывали искры, которые видели лишь только они. И только в глазах друг друга. Конечно, хотелось все это списать на кокс и алкоголь, однако она просто не могла ему уйти или отцепить от своей стальной хватки, поэтому они оба продолжали смотреть друг другу в глаза и не замечать больше ничего лишнего вокруг них. Даже музыка оставалась по-прежнему не особо важной, когда губы столкнулись в неожиданном поцелуе, а руки скользнули к плечам, чтобы контакт стал еще ближе. Наверное, даже подобного было достаточно. Не секс, не тупой перепихон где-то у двери номера, а именно это долгое скольжение губ, это беспорядочное исследование давно забытых дорог и ощущений, что именно этой ночью подобного оказалось достаточно. Губы не отрывались ни на дюйм, даже чтобы подышать и набрать в грудь воздуха. Это было так несколько экзотично и дико, несколько целомудренно и таинственно, что в голове крутились еще другие определения, но все они меркли по сравнению с тем, как поцелуй продолжал длиться. Эди прекрасно помнил, что Энди не имел особого влечения к женщинам, но именно она всегда производила на него некий странный эффект, от которого Энди просто сходил с ума, готовый пересмотреть некоторые аспекты своей жизни. Но это чувствовалось так хорошо, на грани очередной эйфории, что они откинулись на спинку дивана, не замечая нисколько времени их длящегося, как сама вечность, поцелуя. — Ты наивна, Эди, — ответил он после долгого времени в тишине, когда они лежали рядом друг с другом, все на том же диване, рассматривая снимки, разложенные на стеклянном столе перед ними. — А ты ряженный и эгоистичный петух, мы все не без греха, именно поэтому мы друг другу и нравимся, не так ли? — она подняла голову с его груди, ощущая, как спокойно билось его сердце, пока солнце еще так и не взошло в зенит. — Ты права, моя дорогая. Ночь еще не прошла, а мы можем вспомнить о прогулку, не так ли? — они оба рассмеялись, наконец-то вставая с дивана и выискивая свою верхнюю одежду. — Только одно пожелание. — Я весь во внимании. Что хочет моя муза? — спросил он, целуя ей руку и беря в руку свою куртку. — Возьми с собой полароид и недопитую бутылку виски, а хочу, чтобы утром мы вернулись уже в таком состоянии, чтобы ноги были как желе. — Ты уверена в этом? — он открыл для нее дверь и взял все необходимое. — Да. Ты ведь в ночи, как солнышко или, лучше сказать, фонарь, от которого исходит свет. Но только для меня. — Что ж, мисс Седжвик, тогда идемте, нас ждет много чего еще неожиданного.