Hidden

      Гермиона просыпается с головной болью, чувством усталости и, совсем немного, стыда. Утренний свет прокрадывается в спальню через большие панорамные окна, наплевав на препятствие в виде затянутых занавесок, словно специально пытаясь пробудить Грейнджер, чтобы она не вздумала позволить себе насладиться ленивыми потягиваниями на постели.       Она тут же хмурит брови, когда глухой стук ноябрьского дождя барабанной дробью давит ей прямо на мозги, и из-за такого сконцентрированного внимания на погоде до нее не сразу доходит, что, вообще-то, она очнулась не в своей постели. Ее брови еще сильнее сходятся на переносице, образуя складку, когда она смотрит на настенные антикварные часы и осознает, что опоздала на первую лекцию.       Она, на самом деле, с трудом вспоминает, что сегодня понедельник.       Проведя ладонью по лицу, Гермиона сонно моргает, не испытывая никакого желания вставать с такой мягкой и теплой кровати сейчас, и поэтому решает перевернуться на левый бок, чтобы продолжить дремать, но когда она делает это, что-то с ужасом пронзает ее сердце — она видит лежащего рядом с ней в постели Нотта. Брови сами по себе взлетают вверх, а глаза широко распахиваются от удивления.       Боже, что они натворили?       Голову подобно вспышкам от камер озаряют воспоминания о прошлой ночи, проносясь перед глазами как картинки с проявленной фотопленки, и жар растекается лавой по венам, когда ее кожа покрывается мурашками, словно вновь ощущая горячие касания ладоней Теодора на своем теле.       Гермиона потирает поясницу и шипит, когда задевает болезненные следы от пальцев на своей талии: что ж, он немного переусердствовал...       Вчера они целовались, разжигая в сердцах друг друга пожар, они тонули в океане наслаждения, и Нотт был настолько чувственным... Он был так нежен и осторожен, и в то же время действия Тео были полны безумным желанием, словно Гермиона являлась его воздухом, который он вдыхал, и с каждым глотком этого воздуха в его кровь вливалась доза амфетамина, которая заставляла плавиться от удовольствия.       Их тела дрожали от того, как близко они были друг к другу, как мягко их ладони касались тонкой кожи. Каждое прикосновение Теодора вызывало покалывание в груди Гермионы, это было невероятно...       Она будто может снова ощущать его губы на своей шее, выдыхающие куда-то в область линии челюсти сладкое «моя», и Гермиона непроизвольно сжимает бедра, когда меж ее ног становится влажно — она хочет ощутить его в себе снова, и от этого румянец накрывает ее бледные щеки.       Она краснеет, вспоминая то, как с ее губ срывались шепотом стоны, будто она молила всех богов, чтобы Нотт не останавливался, сжимая ее талию, двигаясь в ней так жарко и настойчиво, словно все в нем давно кипело от желания слиться с ней в единое целое, но ещё сильнее лицо заливается краской от воспоминаний о сдавленных стонах Тео, когда Грейнджер, то нежно, то грубо прикусывала его за шею, языком вырисовывая восьмерки на коже. В этот момент в нем будто струной гитары натягивалось напряжение, и он двигался резче, вбиваясь в нее с неким отчаянием. Это их первая ночь, первая близость, и она точно останется в памяти обоих.        Она пытается вспомнить, как именно это произошло, но почему-то мозг не может сложить картинку в единое целое, и единственное, что Гермиона так отчетливо помнит — чувство обиды и злости. И тогда горечь от понимания, почему она сделала это, выворачивает ей кишки наизнанку, словно кто-то вспорол ей желудок смоченным ядом клинком.       Гермиона сдерживает себя от того, чтобы не кинуться в ванную и не вырвать. Она ощущает ледяную дрожь, и с каждой секундой ее сердце словно провалилось куда-то в пропасть.       Она чувствует себя мерзко, потому что... Гермиона вздыхает. Правда жжет ей глотку, как горячий алкогольный напиток, влитый насильно, но она достаточно смелая, чтобы признаться себе, и это признание будто оставляет ей на сердце ранку: встревоженный взгляд. Испуг. Искренний, будто пропитанный ужасом от мысли, что она могла утонуть. Ей хотелось забыть взгляд серых глаз. Хотелось стереть с себя жар от его прикосновений, который запомнило ее тело. И поэтому она решила, что ей поможет в этом Теодор. Она практически использовала его, чтобы перекрыть те нежеланные чувства, которые испытывала из-за Малфоя.        Ей было необходимо вычеркнуть из головы тот факт, что, не смотря на все мерзости, слетающие со рта Малфоя, что-то заставило его прийти к ней на помощь и при всех вытащить ее из воды, и это заставляло сердце Гермионы биться быстрее.       Грейнджер запускает пальцы в спутанные волосы и тяжело вздыхает. Ее глаза наблюдают за тем, как мирно посапывает на кровати Тео, не подозревая о том, что она уже жалеет об их ночи. Да, приятной. Да, горячей и страстной. Но она не может избавиться от мысли, что сделала это, будто пытаясь доказать что-то самой себе. Вы как раковая клетка, поражающая весь организм... Нет, Малфой. Злость наполняет ее мгновенно, двигаясь по венам медленной черной змеей.       — Господи, что же со мной происходит? — шепчет она себе под нос, мотая головой.       Оглядываясь, она замечает на полу свои вещи и думает, что у нее получится тихо встать с постели и одеться. Ей кажется это смешным, что она хочет ускользнуть незамеченной, ведь по всем правилам жизни так чаще поступают парни.       Ей не хочется думать о том, как разочаруется Тео, когда проснувшись не обнаружит ее рядом с собой, но, убедив себя в правильности своего поступка, она сглатывает и тянется к краю кровати, но как только пальцы ног касаются пола, тяжелая рука перехватывает ее за талию, и Гермиона взвизгивает от неожиданности, в мгновение оказываясь под крепким телом Теодора.       Она пробегается взглядом по голым плечам и мускулистой груди, и ее глаза с жадностью рассматривают его подкачанный торс.              Теодор Нотт был создан греческими богами. Его красота перехватывает ее дыхание, и Гермиона, прикусывая губу, любуется им, очерчивая взором каждый сантиметр его лица.       Его губы, жаждущие и властные, растягиваются в ухмылке, когда она краснеет из-за его ленивого, но требовательного движения бедрами вперед — влажная головка его члена упирается в мягкую кожу внутренней части ее бедра, и он в опасной близости от того места, где начинает нетерпеливо покалывать ее нарастающее возбуждение.       Кажется, его только веселит то, как она ёрзает под ним.       — Хотела оставить меня одного? — жаркий шепот опаляет мочку ее уха, вынуждая задышать тяжелее.       Гермиона неотрывно наблюдает за тем, как загорается азартный огонёк в карих глаза Тео, и она сглатывает от волнения, когда его пальцы скользят вдоль ее живота вниз, а затем он, прикусив кончик языка, оглаживает край ее нижнего белья.       — У нас сегодня сдача эссе, если соберемся сейчас, то явимся прямо на семинар Люпина, — приглушенно выдыхает Грейнджер, но Тео плевать на эссе и семинары.       Все, что сейчас волнует парня, это вздымающаяся от возбуждения девичья грудь и его требующий к себе внимания напряженный член.       — В задницу Люпина, — бормочет он, вынуждая ее нахмурить брови от возмущения, но когда он уверенно сдвигает кружево ее трусиков вбок, она приоткрывает губы и не может ничего ответить, только сглатывает от ожидания чего-то очень приятного. — Мне кажется, вчера я их с тебя стянул? И ты была не против...       — Совсем не против, — она шепчет, будто если позволит себе сказать это на тон громче, то все остановится, а ей совсем не хочется, чтобы Тео сейчас останавливался.       Гермиона ощущает жар, исходящий от горячей кожи его пальцев, которые замерли в миллиметрах от изнывающей между ее ног возбужденной точки, которая требует к себе внимания.       Она смотрит на его до чертиков желанные губы. Слегка приподнимается на локтях вперед и позволяет носом коснуться его щеки и прикрыть веки. Ее руки находят его волосы, пальцы погружаются в густую шевелюру и утопают в мягкости его кудрявых прядей. Она слегка тянет за них, притягивая его лицо ближе и нежно целует. Чувственно и медленно двигая языком, который податливой коброй вытанцовывает завораживающий танец. Тео отвечает, не смея ей отказать.       Она хочет его. И сейчас это не потому, что ей нужно кому-то что-то доказать. Злость уступает место разгоревшейся в ее сердце страсти, и теперь ей совершенно плевать на обладателя серых глаз. Она стирает образ Драко из своих мыслей, почти что растворяя его без остатка, подобно тому как растворяется сахар в горячем напитке, и в этом ей полностью помогает Теодор.       Гермиона утягивает его за собой, расслабляясь и ложась спиной на мягкие подушки, а затем резко вздрагивает, когда Тео двумя пальцами без предупреждения входит в нее, влажную и жаждущую. Он начинает двигать рукой, прикладывая всю ладонь к ней, надавливая на клитор, одновременно двигая пальцами сильнее и чувствуя, как она дрожит.       Он сгибает один палец, задевая стенку влагалища, и Гермиона шипит, прикусывая его губу. Она как удав обвивает его шею руками, делая поцелуй более глубоким, чтобы чувствовать его без остатка, потому что если не сделает это, то просто сгорит.       — Тео, я... Я... — она хочет сказать, что желает ощутить его в себе, но Тео понимает без слов. Он просто отрывается от нее лишь на мгновение, чтобы схватить с лежащей возле кровати тумбочки презерватив.       Грейнджер легонько касается своими руками его широких плеч, выводя на них узоры, и ее нежность так приятна Теодору, что он, прикрыв веки, не сдерживает мягкого стона, который сладкой мелодией заполняет пространство.       Глаза Гермионы задерживаются на его губах, желая ощутить их снова на себе, и она двигает бедрами, томясь от ожидания, пока Нотт натягивает на свою возбужденную плоть средство защиты.       — Я буду нежен, — тихо шепчет он ей, не отрывая взгляда от ее красивого лица, и, медленно входит, и Гермиона, задыхаясь, жмурится, чувствуя его в себе.       — Ох, Тео, — рвано дыша, выпаливает она негромко, впиваясь пальцами в его мокрую от пота кожу, горячую и согревающую ее своим жаром.       Можно сойти с ума от этих чувств, сравнимых с падением в океан, когда наслаждение накрывает ее тяжелой волной, а ожидание получения разрядки начинает тугой спиралью закручиваться ниже ее живота. Она приоткрыла губы, когда вдруг Тео сделал первый резкий толчок и застыл, глядя из-под пушистых ресниц на нее так интригующе и хитро, что она сглотнула.       — Ты такая красивая, просто... Блять, Гермиона, ты чертовски красивая, — стонет он, когда она слегка напряглась, тем самым сжимаясь вокруг его члена, и это просто взорвало его сердце фейерверком.       Казалось, что в глазах у Теодора все искрится, он не мог нормально дышать. Плавно двинув бедрами, он прикусывает ее нижнюю губу, тут же зализывая припухшее место кончиком языка, словно извиняясь, а затем отрывается, приподнимая кудрявую голову.       Тео смотрит на то, как с тяжестью приподнимается грудь Гермионы; возбуждение в ней закипает бурлящей лавой, что вязко движется по венам, наполняя ее всю жаром, и глядя на то, как она прикрывает веки и ее ресницы подрагивают от наслаждения, Тео снова толкается в нее, глубже, сильнее, и это чувство, когда она выгибает спину, приподнимая бедра навстречу его движениям, а стенки ее влагалища сжимаются, требуя больше, просто кружит ему голову.       Медленные, ленивые толчки заполняют ее, стирая грань между мирами, и Гермионе кажется, будто она парит где-то в невесомости, где существует только Теодор, его жаркие движения и ее тихие стоны.       Она обнимает его, прижимаясь губами к его шее, и ощущает запах, который пробуждает в ней чувство бесконечного счастья: это кофе, сигареты.       Тео — это то самое ленивое утро субботы, когда ты можешь никуда не спешить, когда единственное, что ты хочешь делать, это заниматься любовью и прерываться только на вкусную еду. Тео пахнет спокойствием и защитой.       И она стонет ему в кожу, вызывая мурашки у кудрявого парня, а затем, чтобы он совсем расплавился, целует, проводя язычком по его вздувшейся вене, и Тео издает подобный рыку льва гортанный звук, надрывный, сдавленный.       Он опускает свою руку на ее бедро и сжимает его, вдавливаясь в нее всем телом, и кончики шоколадных кудрей слегка щекочут ей щеку, из-за чего Гермиона улыбается. Теодор может ощутить эту улыбку, она согревает его, как может согреть чашка крепкого чая после долгой зимней прогулки.       Гермиона его свет. Она его тепло. И от мысли, что она сейчас полностью отдается ему, позволяя ему стать частью не только ее тела, но и души, разрешает сплестись ему с ней в одно целое виноградной лозой, одурманивает, как сладкий наркотик.       Он в эйфории от ее стонов, от прикосновений мягких подушечек ее пальцев к его коже, и это вынуждает его толкаться с большей силой, тяжело дыша. Это вынуждает его утонуть в ней, позволить себе спрыгнуть со скалы прямо в морскую пучину, и Тео громко стонет, вонзаясь зубами в ее нежное плечо.       Гермиона напрягается, когда чувствует приближающееся к ней лавиной наслаждение. Она всем телом прижимается к Теодору,       — Пожалуйста, — она не уверена, о чем именно просит, но Тео понимает по-своему и начинает двигаться быстрее, и тогда их стоны заполняют комнату, а запах пота, секса и безумства впитывается в каждый миллиметр чужой спальни.       Резкое движение бедер Нотта вперед, и Грейнджер, приоткрыв губы и зажмуриваясь, сжимает пальцы ног, вдавливая их в матрас, а ее бедра застывают в напряжении, и тогда удовольствие в ней срывается, как натянутая струна гитары, а звук от пронзившего ее иглами оргазма слетает со рта, и Тео, толкаясь глубже, остервенело рычит, когда кончает следом за ней и без сил вжимается в хрупкое тело.       Гермиона сглатывает, ощущая сухость во рту, она с трудом разлепляет веки, ощущая на них тяжесть, будто кто-то специально кладет на них ладонь, призывая ее насладиться моментом и подремать немного после таких сладких минут ее жизни.       — Ты… Ты просто великолепна, — выдыхает ей в шею Тео, рисуя носом на ее коже круги, и втягивает ноздрями аромат ее парфюма, вперемешку с его собственным запахом       Горький цитрус, сладости, кофе и сигареты. Он счастлив, что она пропитана им ровно так же, как и он сам вобрал в себя ее аромат.       — Ты тоже, — шепчет тихо Гермиона, — отлично постарался, — негромко хихикает она.       — О, — протягивает Тео, смеясь, — я отчаянно хотел переплюнуть того парня из Святого Стефана.       — Тебе удалось, — уже не выдержав, в голос смеется Гермиона, а затем, слегка нахмурившись, приподнимает голову Нотта за подбородок, вынуждая того взглянуть на нее своими усталыми и счастливыми глазами, — ты ведь не думаешь об этом, да? То есть, тот парень… Это несерьёзно, я не хочу, чтобы ты старался кого-то переплюнуть, то было в прошлом, и мой первый раз с ним был ошибкой, не хочу, чтобы ты как-то…       — Эй, — обрывает ее Тео, приподнимаясь на локтях, — это шутка, я не соревнуюсь, ведь я и так лучше всех, — самодовольная ухмылка украшает его губы. — Меня не волнует тот парень из твоего прошлого, Гермиона, я счастлив быть твоим парнем в настоящем и планирую остаться им в будущем, — уже серьезно добавляет кудрявый, чем вызывает на лице Грейнджер улыбку.       — Думаю, нам стоит одеться и освободить спальню Уизли, — прикусив губу, выдавливает Гермиона.       — Интересно, рыжая уже завтракала?       — Мы не останемся! — возмущается Гермиона.       — Почему? Лучше позавтракать, — хмурится Тео, — ты думаешь, уйти без слов, потрахавшись на ее кровати, это хорошая идея? — он выгибает темную бровь.       — Нет, но ты, видимо, считаешь, что сначала попить чай с блинчиками, а потом уйти — лучше, — закатывает глаза Гермиона.       — Так хотя бы не будет неловко, можно поблагодарить за завтрак.       — Технически, это будет звучать как «спасибо за завтрак и извини, что мы занялись сексом в твоей кровати», — огрызается Грейнджер. — Так, ладно, — вздыхает она, — будем действовать по ситуации.       Тео ухмыляется.       — Люблю импровизировать, — он игриво сводит брови, за что получает небольшой шлепок по плечу. — Ауч!       Гермиона лишь качает головой, но довольная улыбка и блеск в глазах говорят о том, что она, как бы не старалась, совсем не злится.       Тео оставляет на ее губах быстрый поцелуй, прежде чем подняться и начать рыскать по комнате свою одежду. Грейнджер вздыхает: она надеется, что Джинни не станет задавать лишних вопросов и не будет ее смущать.

_________

      Когда Гермиона спускается, оглядываясь через плечо на Теодора, она ощущает покалывание в животе от волнения.       Не успев дойти до коридора, Грейнджер застывает на пороге открытой кухни, объединенной с большой гостевой комнатой, и несколько раз моргает, думая, что ей кажется, но когда хищный оскал Блейза Забини пробирает ее до костей, то она осознает — он действительно здесь.       Она осматривает его с головы до ног, чувствуя, как краснеет, случайно задержав взгляд на его подкачанном торсе. Резинка его трусов выглядывает из-под низко опущенных темных спортивных штанов, и мулата совсем не смущает отсутствие футболки, а уж тем более никак не волнует ошалелый взгляд Грейнджер.       — Доброе утро, голубки, — отпив что-то из чайной кружки, произносит он, и ухмылка накрывает его пухлые губы.       Джинни сидит за столом в одной пижаме, ее волосы аккуратно собраны в косу, и по ней можно сказать только то, что она поздно легла: круги под глазами дают о себе знать.       Она машет им рукой, подзывая к себе, и Грейнджер обращает внимание на угощения, поражаясь такому огромному выбору всевозможных сэндвичей, соусов, закусок, и ее желудок издает кошачье урчание, требуя хозяйку насытить организм чем-то вкусным.       — Доброе утро, — здоровается Гермиона, неловко косясь на Тео.       — Как спалось? — выделив последнее слово, интересуется Блейз.       — Ты с утра всегда такой общительный? — закатывая глаза, протягивает неохотно Тео. — Вы что, теперь встречаетесь? Поздравить со страстной ночкой?       Уизли хмуро мотает головой.       — Иу, нет, ты в своем уме? — фыркает она. — Мы с Блейзом никогда бы не переспали.       — Ну будь такой категоричной в вопросах секса со мной, — самодовольно напевает Блейз, присев за стол.       — Забини, — улыбается ему Уизли, — будь ты последним парнем на земле, я бы скорее зашила себе вагину, чем позволила твоему проститутскому члену проникнуть в себя! — она громко смеется, наблюдая за тем, как улыбка стирается с лица мулата.       — Мой член — не проститутка, — фыркает ей обиженно Блейз.       — О, конечно же нет, — усмехается Тео, плюхаясь за стол, — это слишком мягкое выражение, он, скорее, грязная потаск…       — Тео! — возмущается Гермиона, прикрыв лицо ладонью от неловкости, — мы можем поговорить за завтраком о чем-то другом?       — Ладно, — ухмыляется Блейз. — Поговорим о вас, — его кошачий взгляд скользит по телу Гермионы, вызывая у нее мурашки. — Чем занимались таким важным, что даже не спустились на вечеринку с тех пор, как пропали?       Он хватает со стола бутерброд и отправляет его себе в рот, подмигивая Нотту, который хмурит темные брови и сводит челюсти вместе.       — Боюсь, твой крошечный мозг не выдержит того, что я скажу, — Тео протягивает Гермионе ладонь и подзывает сесть рядом с собой.       — Мой крошечный мозг хотя бы все еще больше твоего члена.       — Не будь так уверен.       — Сам замерял?       — Помогла твоя мама.       — Сука, — смеется Блейз, ощущая, словно все между ним и Тео как прежде, — один-один, — подмигивает он другу.       В какой-то момент Гермиона чувствует себя лишней. Она прикусывает губу, касаясь пальцами своих волос, и понимает, что среди всех присутствующих она явно выделяется.       Тео, Блейз и Джинни как игристое шампанское, веселящий светло-золотистый напиток, отдающий покалыванием на языке, кружащий голову сразу, как сделаешь глоток. Они для зажигательных вечеринок и утра с головной болью после них. А она — вино, сухое, красное. Она для спокойных посиделок в каком-то скромном заведении, где приглушен свет и слышна легкая джазовая музыка, она для разговоров тет-а-тет и легких улыбок.        И она совсем им не подходит.       Трое друзей общаются непринужденно, в своей привычной нахальной манере, не стесняясь грязных выражений, а ей нечего добавить и никак не вклеиться с чем-то интересным в их разговор.       Даже Тео словно забывает о том, что она здесь, увлеченно споря с Джинни о каком-то предстоящем вечере. Блейз смеется, но Гермиона не слышит шутки. Она словно под водой, звук приглушенный, далекий. Ее взгляд застывает на одной точке, и что-то горькое растекается по крови, будто она положила под язык противную таблетку и вкус ее дал о себе знать только сейчас.       — Полагаю, моя одежда тебе не понадобилась? — Джинни хитро глядит на девушку, отпивая горячий напиток.       Гермиона моргает несколько раз, осознав, что все трое уставились на нее и ждут ответа. Она немного краснеет и, не подумав, смущенно выпаливает:       — Ой, захлопнись.       Джинни закатывает глаза и лишь тихо посмеивается.       — Грейнджер, секс — не преступление, тебя никто не осудит, — протягивает рыжая, подмигивая.       — Тут я бы поспорил, — вставляя свои пять копеек, рассуждает Блейз, — за секс с Теодором тебя осудят все, это ж кошмар, как ты вообще согласилась?       — Закрой рот, Забини, а то если из тебя вылетит еще одна убогая шутка, то обещаю, ты не сможешь дожевать свой сэндвич, — противно улыбаясь, но сверля ледяным взглядом, бросает холодно Нотт.       Блейз поднимает руки, не говоря больше ни слова. Гермиона ежится от ощущения, что что-то не так. Этот коварный прожигающий взгляд мулата и его хитрая улыбка Чеширского кота напрягают ее.       Гермиона вздыхает. Она надеется, что ей просто кажется…

***

      Драко сонно разглядывает толпу студентов и лениво потягивается, пытаясь высмотреть Блейза. Астория не может прекратить улыбаться и ее оскал раздражает Малфоя.       Он поправляет воротник колючего свитера, в сотый раз жалея о том, что напялил его на себя.       Ему вообще кажется идиотским то, что он приперся на лекции, когда единственное, чего ему хотелось, это проваляться в своей кровати и никуда не идти.       Малфой задумчиво глядит в одну точку, ощущая, как тяжесть от бессонных ночей давит ему на веки, и его зевок вынуждает Гринграсс беспокойно поглядеть на парня, но Драко лишь мотает головой, мол, ничего страшного.       Ага. Как же.       Если бы люди только знали, как он уже заебался. Как же сильно он устал ощущать себя таким жалким. И это все продолжается лишь несколько дней, но такое ощущение, будто его легкие покрыты кровавыми язвами вот уже несколько лет, от этого дышать труднее.       Это слишком больно, правда. Он все продолжает убеждать себя в обратном, но, все же, это правда больно. Очень.       Как будто кто-то каждый день проводит скальпелем по незаживающей ране и отрывает от него по куску мяса. Ему невыносимо держать телефон в руках, зная, что в галерее было сохранено это злосчастное видео.       Просто невыносимо.       Сидеть на полу своей комнаты, прислонившись к стене, и просматривать по несколько раз то, как Теодор и Гермиона наслаждались друг другом. Невыносимо. Драко даже не заметил, как у него появилась идиотская привычка кусать губы.       Но он не мог винить Теодора. И не мог винить ее. Он винит только себя за ту глупую ошибку, которую совершил — позволил себе почувствовать. Его учили контролировать это, всегда твердили, что любовь — это слабость. И он позволил себе попробовать ее на вкус. Горько. Неприятно. Горло словно горело, как от глотков крепкого алкоголя, когда он вдыхал кислород.       Ему кажется, что воздух отравлен, и это несправедливо — ощущать аромат Грейнджер там, где его быть вообще не могло. Но, казалось, что она поселилась в нем. Слишком неожиданно и быстро. И кто ей позволил?       Кто ей, блять, разрешил разрезать грудную клетку Малфоя и влезть в его сердце?       Он ощущает прохладное дыхание ноябрьского ветра из открытого окна и воздух касается открытых участков его кожи.        Драко чувствует, как он разбивается.       Ему ужасно хочется, чтобы всё это прекратилось. Ему хочется, чтобы уже наконец сердце просто взорвалось от этих переполняющих, непрошенных чувств и эмоций. Ему хочется прекратить ненавидеть себя за свою слабость.       — Профессор Уильямс затрахала меня, — запыхаясь, рычит пропихивающийся сквозь первокурсников Блейз. — Это просто невозможно, она издевается со своими замечаниями к моим докладам.       — Она ко всем цепляется в последнее время, — жмет плечами Гринграсс.       — Ей давно пора на пенсию, как и половине преподавательского состава, — закатывает глаза Блейз. — Ну, мои дорогие коварные змейки, когда мы нанесем удар? — он игриво ухмыляется и ведет бровями.       Драко сглатывает.       — Стой-стой, можно спросить, как ты вообще умудрился это заснять? — тихо спрашивает Малфой, оглядываясь, чтобы никто не услышал.       Забини хищно глядит на друга, самодовольная улыбка накрывает его губы. Он прислоняется к стенке, опираясь на нее спиной, а затем, повертев в руках телефон, щурится, когда в коридоре появляется Теодор.       — Когда Грейнджер с Ноттом пошла в комнату Джинни «переодеваться», я даже не подумал о том, что это хороший шанс подловить ее, — он кривит рот, — но затем, спустя час, мне понадобилось отлить, я набухался, — он ведет плечами, как бы оправдываясь.       — Забини, переходи к основной части, а не к описанию своего обычного вечера, — усмехается Астория, но Драко едва ли может выдавить из себя смешок.       Блейз закатывает глаза.       — Короче, я шел в туалет, а потом вдруг услышал голоса из спальни Уизли, — его брови взлетают вверх, — я подумал, что Грейнджер и Нотт свалили, потому что их вообще не было видно, и тут, представьте себе мое удивление, когда открыв дверь, я вижу, как эти двое там стягивают друг с друга одежду, облизываются…       — Фу, как Тео не противно, она же такая простушка, да к тому же и стремная, — фыркает морща носик Астория.       Драко сверлит ее серыми глазами, желая заткнуть пасть, чтобы она не несла бреда, и в то же время ему хочется захлопнуть свой мозг, чтобы он не вставал на защиту Грейнджер.       Изо всех сил он старается заставить себя подумать о том, что им, наконец, выпала возможность избавиться от Гермионы, выпал шанс прекратить все его мучения, вернуть нормальные отношения с Пэнси и Тео, но что-то щекочет ему внутренности, неприятно, как будто бабочки касаются своими тоненькими крылышками каждой клеточки, нашептывают, что это будет ошибкой.       — Так вот, я сначала хотел открыть дверь и запалить их, посмеяться над выражениями их лиц, но потом, в мою пьяную голову влетела мысль, что это шанс, — он коварно улыбается, — ведь мы собирались избавиться от нее, а если выложить этот ролик в интернет, то ее отсюда выкинут молниеносно, — Блейз явно доволен собой, а Драко ощущает, как тошнота подкатывает комом к горлу.       Кислый вкус отвращения кусает ему язык, и все становится только хуже, когда Астория вдруг произносит:       — Надо выложить с анонимного аккаунта, Драко, займёшься этим?       Он сглатывает. Смотрит на друзей, когда затылком ощущает ее присутствие в коридоре. Все звуки приглушаются, и он может услышать то, как она здоровается с Ноттом и смеется на какую-то его шутку.       Он не боится. Драко, на самом деле, забыл, когда чего-то боялся, но он отчего-то ощущает острую нехватку, будто рассыпается на части. Будто каждая клеточка его тела растворяется пылью, и подуй сейчас ветер, то он сотрется с лица земли.       И хочется курить. Хочется заглушить в себе странное ощущение безысходности никотином.       Ему кажется, будто он пропитывается вязкой, тягучей грязью. Словно его окунают в бочку с дегтем, и смоляной запах покалывает в ноздрях.       — Погодите, — он находит в себе силы выдавить из себя хоть что-то, чтобы друзья не смотрели на него как на идиота, — если мы сделаем это сейчас, то просто подарим ей возможность перевестись в другое училище, — он надеется, что его голос похож не на скулёж подбитой собаки, просящей о помощи.       — В смысле? Мы же договорились! У нас есть все необходимое…       — Сама подумай, — поразительно, как он заставляет себя ухмыльнуться и сделать вид, будто сейчас не пытается спасти Гермиону, — ну выложим мы это видео сейчас, ее исключат, а что потом? Она подаст документы в другое училище, затем, отправится по программе в Германию и будет жить там счастливо, — Драко фыркает, надменно и презрительно, поражаясь, как ему это удаётся. — Надо нанести удар, когда у нее уже будет на руках ответ из Германского университета, выложить эту порнушку, и наблюдать за тем, как ее исключат отсюда, как ей закроют дорогу в магистратуру заграницей, она потеряет целый год, ее мечты обвалятся, как оползень, — он самодовольно ухмыляется, но при этом его легкие горят, наливаются жаркой лавой.       Он надеется, что это сработает, что он сумеет выкрасть для нее время и, возможно, придумает что-нибудь, спасет ее.       От этого хочется кричать. Хочется выпустить из себя все это наружу с душераздирающим воплем, чтобы потом горло царапало от боли, а глотать было невозможно.       Драко не герой, но он чувствует, что не простит себя, если позволит этому видео распространиться по сети и не попытается предотвратить ужасное.       — Боже, Малфой, это даже хуже, чем мы собирались делать, — одобрительно кивает Блейз.       — Погоди, ты предлагаешь тянуть аж до мая?! — пищит Астория. — И что нам делать до этого? Смотреть, как она здесь строит из себя аристократку?!       — Гринграсс, сама подумай, — вдруг оживляется Забини, и это вынуждает Драко облегченно выдохнуть, — если мы сейчас все сольем, то спустя пару месяцев об этом инциденте забудут, а она сумеет дальше строить свою жизнь так, как задумала, но если мы выложим все, когда на руках у нее будут билеты, приглашение в Германию, то это будет больнее, прямо в самое сердце.       — А я о чем, — подмигивает Драко.       Ему тошно от себя, но он старается изо всех сил улыбаться. Астория щурится, но затем, поразмыслив немного, она кивает, соглашаясь с парнями.       Он никогда еще не чувствовал такого облегчения, и, извинившись перед друзьями, Малфой жмурится, пытаясь выкрасть для себя глоток воздуха, но ему не удается. Толпа студентов будто сжимает его со всех сторон. Истерический смешок срывается с его рта. Он даже не знает, хочется ему смеяться или орать.       Драко разворачивается, испытывая сильную боль в ребрах, словно кто-то нанес ему удар.       — Эй, дружище, ты в порядке? — обеспокоенность просачивается в голосе Забини, но Драко лишь отмахивается.       — Я… Мне надо отойти, — он сглатывает комок в горле, сводит брови к переносице. — Предупредите Люпина, что я немного задержусь.       Он мчится по коридору и даже не замечает, как толкает своим плечом стоящую в проходе Гермиону. Несется оттуда со всех ног, ощущая зуд по всей коже, что хочется просто содрать с себя шкуру от отчаяния и взвыть.       Нотт кричит вслед Драко, что тот должен быть осторожнее, и не забывает обозвать кретином, но блондину плевать, ему нужно побыть наедине с собой и собраться с мыслями.       Гермиона напряженно смотрит на удаляющуюся точку в виде светлых волос Малфоя, и какое-то чувство волнения охватывает ее сердце.       Она отворачивается, пропустив мимо ушей что-то, что сказал Тео о предстоящем вечере у него дома.       Грейнджер вздыхает и прикрывает веки.       — Извини, ты не мог бы повторить? Я… Я задумалась, — виновато произносит она, не глядя в глаза парню.       Тео сжимает челюсти и ощущает, как по его венам ползет ленивой змеей ядовитая ревность.       — Мой отец устраивает прием, благотворительный вечер, и я бы хотел познакомить тебя с ним.       Гермиона приподнимает брови в изумлении.       — Ого, — она с тяжестью выдыхает, — а это ведь не из-за того, что мы с тобой занялись сексом? — неловко смеется она.       — Я не хочу давить или торопить события, хотя так кажется со стороны, согласен, — смущается Тео. — Просто я подумал, что у нас все серьезно и ты могла бы познакомиться с ним.       — Да, конечно… — она теряется, и ее улыбка выглядит напряженной, но, видимо, Теодор не замечает этого. — Я с радостью приду.       — Отлично! Это просто великолепно! — Нотт обнимает ее, прижимая к своей груди, и Гермиона спокойно выдыхает.       У них все серьезно. Это ведь хорошо? Серьезные отношения. Да. Она чувствует, как бьется быстро сердце в груди. Это замечательно, она ведь хотела этого? Чтобы о ней говорили, чтобы она стала равной. Разве то, что Тео выбрал из всех именно ее, заинтересовался ей, не является подтверждением тому, что она достаточно хороша?       Но почему тогда на душе так холодно и гадко, словно в ней не переставая льет дождь? Словно в ней все покрылось плесенью в этот момент?       Гермиона отодвигается и поправляет подобие прически, которую она сделала наспех. Каким-то магическим образом ее заколки пропали, поэтому, пришлось потратить полчаса, расчесывая ее спутанные кудри, чтобы хоть как-то уложить их.       По коридору раздаются голоса студентов и какие-то крики. Грейнджер хмурится, выглядывая из-за Теодора, и он тоже решает поглядеть на столпившуюся возле кабинета Люпина кучку студентов.       — Что там такое? — интересуется Нотт.       Профессор Люпин вылетает из класса, придерживая в руках кожаную сумку и длинный плащ, он весь красный и выглядит весьма напряженно. Ремус бросает пораженный взгляд на учеников, а затем, потупив взор вниз, кривит губы.       Гермиона медленно прослеживает за его взглядом и ее брови взлетают вверх, когда она с удивлением наблюдает за растекающейся по полу из кабинета водой, которая подозрительного зеленовато-серого оттенка.       — Тут аварийная ситуация! — громко кричит Люпин. — Студенты, у которых я должен принять задание — соберитесь возле входа в северное крыло, а я, пока что, решу с деканом как нам поступить.       Нотт озирается по сторонам, наблюдая, как однокурсники топчутся на месте. Из Теодора срывается смешок, когда он слышит возмущенные аханья и смотрит, как студенты зажимают пальцами свои носы, корчась и кривясь.       — С ума сойти, там что, трубы прорвало? — Тео морщит нос, когда неприятный запах начинает кружиться в коридоре.       — Боже, я сейчас задохнусь, — Гермиона прикрывает ладонями лицо.       — Ребят, да там весь кабинет в дерьме! — смеется громко Забини. — Охренеть!       Грейнджер в ужасе широко раскрывает глаза: он, должно быть, шутит? Она тянет Теодора за рукав его пиджака и ведет за собой.       Как и все остальные студенты, они тоже решают взглянуть на то, во что превратилась их аудитория, и у Гермионы странные эмоции: ей хочется в голос рассмеяться, но еще ей грустно из-за того, что такой красивый кабинет сейчас был залит канализационными выбросами. Как это вообще могло произойти?       — О, Грейнджер, — Астория откидывает волосы за спину и криво ухмыляется, — вижу, ты даже не удивляешься увиденному, привычная картинка из твоей жизни, да? — пара смешков разносится по коридору.       Гермиона втягивает воздух через ноздри и ощущает покалывание на кончиках пальцев. Если к ней сейчас поднести спичку, то она вся вспыхнет, как чертова канистра с бензином.       — Гринграсс, — с шипением, раздраженно выдавливает Тео, — заткни рот, иначе пожалеешь о каждом поганом слове в адрес Гермионы.       Астория закатывает глаза.       — Это угроза? — она смеется.       — Именно, — его тон серьёзный, и это вынуждает девушку прекратить улыбаться и выпрямиться.       — Придурок, — огрызается Астория, сжимая пальцы в кулак.       Блейз хватает Гринграсс под локоть и что-то шепчет на ухо, из-за чего холодок пробегает вдоль позвоночника Гермионы, как будто к ее шее приложили кубики льда.       Астория одобрительно кивает, хитро смотря на студентку, и эта улыбка выглядит настолько опасной и не сулящей ничего хорошего, что Гермиона сглатывает тяжелый ком, который стягивает ей внутренности крепким узлом.       — Извините! — раздаётся громкий и хриплый голос сзади, и Гермиона оборачивается, видя, как в поле зрения появляется запыхавшийся длинноволосый мужчина.       — Сириус? — удивленный голос Поттера проносится эхом по коридору. — Эм… Пропустите, — Гарри толкается вперед, непонимающе сводя брови на переносице.       Гермиона по одному только напряжённому взгляду мужчины соображает, что случилось что-то неприятное.       — Гарри, мне нужен Драко, — Блэк коротко кивает остальным студентам, и до Гермионы доносится шепот девушек, которые с воздыханием косятся в сторону мужчины. — Где он? — нервно озираясь по сторонам и пытаясь высмотреть знакомый блеск платиновых волос, он хмурит темные густые брови.       — Я не знаю, он был… Постой, а что ты вообще тут делаешь? — еще сильнее нахмурился Гарри.       Тео с напряжением неотрывно следит за разговором, и Гермиона понимает, что как бы Нотт сильно не старался показать свое безразличие к Малфою, что-то в нем все еще вынуждало переживать за друга.       Сириус сглатывает, держа Гарри за плечи, и какая-то грусть, перемешанная с болью, читается в его взгляде.       — Его тетка, Беллатриса… она скончалась, — тихо выдавливает мужчина, и глаза Поттера округляются. — Мне нужно сообщить Драко и забрать его, Нарцисса и Люциус сейчас заняты организацией похорон.       Гарри выглядит растерянным и огорченным, но он пожимает плечами, не зная, куда подевался Малфой.       — Я могу пойти за ним, — резко выдыхает Гермиона, подслушав чужой разговор.       Тео сжимает на ее локте свои пальцы и разворачивает к себе, требовательно и негодующе глядя прямо в глаза.       — Гермиона? — Блэк таращится на нее. — Было бы замечательно, нам нужно поспешить.       Гермиона кивает, однако Нотт не намерен выпускать ее из своей крепкой хватки. Грейнджер сжимает челюсти, переводя взгляд на то место, где длинные тонкие пальцы держат ее, будто боясь, что если отпустят, то она пропадет навсегда.       В карих глазах Тео нескрываемое осуждение и обида. Кудрявый сглатывает, на его лбу видны морщинки, так сильно он хмурится.       Если бы сейчас кто-то дотронулся до них, то до крови бы укололся об острое напряжение, которое висит между ними в воздухе.       — Ты даже не знаешь, где он, куда ты собралась идти?! — шипит тихо Тео.       — Я видела, куда он пошел, — пожимает плечами Гермиона.       — Ты слишком наблюдательна, — ревностно выдавливает Нотт, крепче сжимая ее локоть. — Я не пущу тебя к нему одну.       — Тогда пошли вместе, — раздражённо выдыхает Гермиона, начиная злиться.       Тео саркастично смеется.       — К Малфою? Ну уж нет, — упрямо качает он головой. — Делать больше нечего.       — Тогда позволь мне привести его, — не уступает ему Гермиона и вырывает руку. — Ты не доверяешь мне? — тихо бросает она, не скрывая того, что ее оскорбляет такое отношение Теодора.       Нотт вздыхает и устало трет переносицу. Сириус косится на них, но терпеливо молчит. Он сжимает пальцы на плечах Гарри, когда тот пытается вклиниться в их разговор. Блэк изгибает бровь на вопросительный взгляд крестника: не вмешивайся, одними глазами требует Сириус.       — Я уже говорил, — бормочет Нотт, — что не доверяю ему.       — Тео, — Гермиона глядит ему прямо в глаза. — У твоего друга умерла тетя, — она пытается донести ему то, что это важно, что это стоит выше их ссоры и разногласий. — Ему нужно сказать.       — Отлично, иди, — раздраженно выпаливает Нотт, разведя руки. — Иди! — повысив голос, он сжимает челюсти и отворачивается от Гермионы.       Она ощущает, как устремлены взгляды студентов в их сторону. Девушка вздыхает, качая головой. Беспричинная ревность Теодора капает ей на мозги, и это не может не раздражать.       Гермиона разворачивается, и ускоряя шаг удаляется из коридора, а ее сердце выполняет тройной аксель от волнения. Ей нужно найти Драко.

***

      Она обнаруживает его в таком состоянии, в котором меньше всего ожидала увидеть, и Гермиону бросает в мелкую дрожь, когда она будто сама может каждой клеточкой ощутить холод от стенки кафеля, на который Малфой опирается голой спиной. Грейнджер кидает взгляд на его валяющийся в углу свитер, и чувство страха, что он может заболеть, на секунду охватывает ее тело.       Гермиона в ужасе застывает, когда видит растекшуюся под его закинутыми на согнутые колени руками небольшую лужицу крови. Костяшки его пальцев разбиты, они сине-бордового цвета. Он весь бледный, как сияющая на ночном небе холодная, полная луна.       Протяни она к нему сейчас руку, то даже не уверена, сумеет ли ощутить его, так призрачно и отдаленно он выглядит.       Было нетрудно догадаться, что уйдя прямо по коридору и свернув в сторону тренировочного зала, он будет находиться в ванной комнате.       Драко даже не поднимает головы. Он словно по одним осторожным шагам понимает, кто перед ним. Он с горечью усмехается, прикрывая веки. И, несмотря на то, что его голова просто взрывается от повисшей тишины, прерываемой ее неровным дыханием; несмотря на то, что он, кажется, не чувствует собственных легких, жадно вбирая в себя кислород, пропитанный ее запахом, ему становится лучше.       Ему действительно становится лучше, потому она здесь. С ним.       — Заблудилась? — негромко спрашивает он, и хрипотца в его голосе вызывает мурашки по коже Гермионы.       — Н-нет.       Она резко втягивает воздух, и, поджав губы, осторожно двигается к Драко, будто боясь спугнуть его.       Малфой напрягается, сглатывая острый комок волнения, которое, спускаясь колючим шариком вниз скручивается спиралью в его желудке.       Он чувствует себя так, словно он раненный на охоте олень, попавший в ловушку, а она — охотник, который, приближаясь, вонзит ему в сердце нож и выпотрошит из него не только внутренности, но и вывернет наизнанку душу.       — Разве ты не должна сдавать свое великолепное задание Люпину? — ядовито выдавливает Драко, наконец подняв на нее свой раздраженный взгляд.       Его бесит, что Гермиона видит его сейчас таким разбитым, даже не догадываясь, что сама спустила курок и выстрелила прямо в голову, но вместо того, чтобы эта чертова ядовитая пуля с ее именем на ней пробила его череп насквозь, она там застряла, отравляя его мысли.       — В классе прорвало канализационные трубы, семинар не состоялся, — она облизывает пересохшие губы. — Драко, там Сириус Блэк…       — Какого черта ты тут забыла? — прерывает он ее, склонив голову набок.       Она несколько раз моргает, а Драко хочется подойти и тряхнуть ее как следует, чтобы эти большие медовые глазища прекратили разъедать его сердце горячей кислотой.       — Ты должен пойти с Сириусом, — со вздохом, отвечает она терпеливо.       Драко лишь усмехается.       — Ты пришла за этим? — он выгибает темную бровь. — И как тебя только отпустил твой благоверный?       — Я не просила твоих едких комментариев, — Гермиона складывает руки на груди, но тут же прикусывает щеку, не желая грубить Малфою.       Она ведь даже не сообщила ему, почему Блэк пришел…       — Грейнджер, — сквозь зубы выдавливает Драко, сверля ее серыми глазами, — если это все, тогда, будь добра, развернись и оставь меня уже в покое.       Он хочет рассмеяться, потому что его последняя фраза несет в себе совершенно иной для него смысл, и это убивает. Оставь меня в покое. Если бы Гермиона после этих слов упорхнула из его мыслей, как бабочка, то он бы заплясал чечетку от радости.       — Малфой, твоя тетя умерла, — тихо шепчет она, и это вынуждает его поднять голову и впиться в нее подозрительным взглядом. — Соболезную, — Грейнджер неловко пожимает плечами.       — Чего?       — Мистер Блэк пришел и сказал, что умерла твоя тетя, он должен забрать тебя…       — Это шутка такая?! — рычит Драко, вынуждая Гермиону в страхе сделать шаг назад.       Она вскрикивает от неожиданности, когда он подскакивает с места и рассекает расстояние между ними в два счета, так быстро, подобно вспышке молнии. Ее глаза на мгновение застывают на его голом торсе, и она с жаром очерчивает взглядом его подтянутый живот… В голове проносится тот день, когда она увидела его на ринге, оставлявшим точные удары на боксерской груше, и эти картинки всплыли в ее голове совсем неожиданно.       Гермиона жмурится — пальцы Малфоя впиваются в ее плечи, сжимаясь с таким отчаянием, что это пугает ее и вынуждает выплыть из озера своих воспоминаний.       — Драко, мне жаль…       — Повтори это еще раз, — остервенело требует он.       Гермиона вздыхает и вынуждает себя посмотреть на него, теряясь в сером океане его глаз.       — Твоя тетя умерла, тебе нужно к Сириусу, он заберет тебя из университета.       Гермиона осторожно перехватывает его ладони и касание ее пальцев словно отрезвляет Драко, словно его окунули с головой в ледяную воду, или пустили по венам неслабый разряд тока.       Безумный взгляд пугает Гермиону, но она выжидающе смотрит на блондина, ощущая, как того начинает трясти.       — Дерьмо, — тихо шепчет Драко, опуская глаза на пол и бегло разглядывая плитку.       — Мне жаль, — еще раз повторяет Гермиона, и ее голос звенит в его ушах, подобно колоколам.       Малфой отступает, начиная загнано дышать. Его плечи с тяжестью опускаются и поднимаются, а взгляд до ужаса растерянный. Первый смешок слетает с его рта тихо, почти неслышно, но затем, будто позволив себе наконец расслабиться, он начинает громко смеяться, запуская пальцы в светлую челку.       Гермиона несколько раз моргает, изумленно глядя на то, как Драко Малфой, по всей видимости, сошел с ума.       Он не может винить ее за то, с каким недоверием и шоком она таращится на него, наверняка думая, что он больной человек, раз такая новость развеселила его, но Драко продолжает смеяться, чувствуя, как освобождается его сердце от тяжелого груза.       — Эм… Все хорошо? — неуверенно выдавливает Гермиона.       Ей кажется, что в таком состоянии Малфой опаснее, чем если бы он стрелял из пулемета с завязанными глазами.       — Разве по мне видно, что все хорошо? — шипит он, издавая еще один смешок.       — Не совсем… Я не могу понять, ты счастлив или опечален этой новостью? — моргает она, ошалело рассматривая парня.       — Я и сам не знаю, — вдруг серьезно выдыхает Драко, и эта правда режет ему глотку без ножа. — Я не знаю… — его потерянный тон вынуждает Гермиону напрячься и поджать губы.       — Ты можешь выговориться, если хочешь, — предлагает ему Грейнджер, за что получает недоверчивый взгляд, перемешанный с насмешкой.       — Кому выговориться? Тебе? — презрительно бросает он. — И зачем мне, позволь спросить, это делать?       — Потому что, как я уже говорила тебе, душа может разорваться от тоски, если ты не позволишь людям войти в твою жизнь, — пожимает она плечами. — Скажи, что ты сейчас ощущаешь?       Драко хмурится. Ему кажется, что на лбу образуется вмятина из-за того, как сильно сведены его брови. Но что-то вынуждает его разжать пальцы и ссутулиться; усталость накатывает на него очередной волной, давя на плечи.       — Я не могу… — он осекается, прикусывая язык, словно слова даются ему с трудом, но взгляд Гермионы, полный поддержки, вынуждает говорить дальше, — Беллатриса занималась моим воспитанием, прививая свои правила и стиль жизни, она всегда учила меня держать чувства на замке, считая их слабостью… И сейчас…       Гермиона делает осторожный шаг к нему.       — Тебе больно?       — Нет… — Драко напрягается. — То есть… И это тоже, но я ощущаю… Облегчение, понимаешь? И мне стыдно от этого, — он потупляет взгляд на свою обувь, только сейчас замечая, что заляпал ее своей кровью.       — Да, понимаю, — вздыхает Гермиона. — Тебя словно наконец-то спустили с цепи.       — Вот именно, — горько усмехается Малфой. — Меня будто дрессировали, учили быть сдержанным и холодным, а сейчас, со смертью Беллатрисы меня словно выпустили на волю, но я не знаю, что мне делать, — он дрожит. — Как будто мне открылся огромный стол, полный разных угощений, но дотрагиваться до них нельзя.       Гермиона сочувственно улыбается.       — Попробуй, для начала, просто жить дальше и не стыдиться того, что тебе стало легче на душе. Попробуй начать чувствовать…       — Ты не понимаешь, Грейнджер, — качает он головой. — Если я позволю всем чувствам взять надо мной верх, это уничтожит меня, сделает слабым и жалким, — Драко задыхается.       Он и без этого всего ощущает, что из-за этой непрошеной заинтересованности в Гермионе вся его привычная жизнь катится к чертям.       Наставления Беллатрисы постоянно звучали в его сознании, говоря, что он должен закрыть свои чувства в шкатулку и засунуть ее подальше, а сейчас ее голос покинул его голову, и это было непривычно. Это было тяжело.       Беллатриса Блэк прибегала к самым разным способам контроля над эмоциями, вплоть до жутких уроков, которые Драко вспоминает с ужасом. Она считала, что истинный аристократ всегда должен быть холодным, как айсберг, и его отец поддерживал эти взгляды.       — Драко… — голос Гермионы выводит его из транса.       Теперь она понимает, что он является сломанной игрушкой. Что в нем кипящей лавой бурлят столько невыплеснутых эмоций, и это разъедает его изнутри, и ей хочется помочь Драко, хочется крикнуть ему в лицо, что он свободен.       — Уйди, Грейнджер, — тихо просит он, качая головой.       — Нет, — вздыхает девушка, и, прикрыв глаза, она делает то, чего он никак не мог ожидать: ее теплая грудь прижимается к его груди, а руки обжигающей лианой обвивают широкие плечи.       Драко в ужасе распахивает веки, когда все его тело пронзает жаром. Он дышит ей в волосы, не зная, что ему делать, а его пальцы дергаются в порыве схватить ее за талию и прижать хрупкое тело еще ближе. Разум кричит, что он должен оттолкнуть ее, что ему нужно взять себя в руки, но сердце отчаянно умоляет насладиться этим мгновением.       И в этот самый момент Малфой будто понимает, что он зависим и абсолютно неизлечим.       В ее объятии было больше силы, чем в тысячах слов поддержки. Они ощущались, как возвращение в уютный дом после морозной прогулки. Касания ее ладоней такие правильные и необходимые, будто все, что она умеет делать, это обнимать его. И это чувствуется так, словно само копье Лонгина пробило ему подреберье. Больно. Ужасно больно.       А от мысли, что она принадлежит его лучшему другу хочется кричать.       — Чувствовать что-то это не слабость, Драко, — выдыхает она ему в шею, своим горячим дыханием толкая его с пропасти вниз. И он готов разбиться, только бы стоять с ней так рядом. — Это делает тебя человеком.       Он прикрывает глаза. К черту. К черту все, весь, блять, мир. Пусть от него останется мокрое место, пусть от него не останется ничего вообще, он согласен, а потому позволяет себе эту вольность — вцепиться в нее руками и обнять в ответ, зарываясь носом в густые кудри, пропадая в аромате ее волос, и вдыхает этот запах, как сладкий наркотик, с жадностью наслаждаясь этим моментом       Драко Малфой осознает: он не может вечно винить себя и чувствовать себя погано только из-за того, что позволил себе испытывать что-то к Грейнджер. Он не вправе подавлять себя, заставлять себя ненавидеть ее, если все, чего ему на самом деле хочется, это любить.       И он, затыкая противный внутренний голос, звучащий слишком похожим на голос Беллатрисы, твердящей, что он совершает ошибку, что он не может позволить себе чувствовать, приходит к выводу, что должен бороться.       Он должен бороться, должен показать, что не такой холодный и отстранённый человек, который способен только презирать и ненавидеть, потому что его так учили. Он хочет показать, что заслуживает чьего-то внимания и ласки. И что он способен сохранить это, не дать этому разрушиться и осыпаться пеплом.       Гермиона, осознав, что они стоят уже несколько минут не шевелясь, и Драко обнимает ее в ответ, дергает головой и отстраняется от него так же внезапно, как прижалась к его телу. Она прикусывает губу и отводит взгляд в сторону. Ее дыхание неровное, а щеки пылают огнем. Сердце Гермионы будто протыкают острой иголкой, и она тут же одергивает свои ладони, позволяя холоду зажать ее в своих колючих руках. Тишина повисает между ними. Драко рассматривает ее лицо, пытаясь понять, о чем она сейчас думает, но в голове Гермионы настоящий ураган.       — Мне… нужно идти, — она сглатывает. — Тебе лучше смыть эту кровь, — шепчет тихо Грейнджер.       Драко кивает. Она не смотрит ему в лицо, боясь, что если позволит себе, то это все изменит. Гермиона выпрямляется. Разворачивается.       Стук ее обуви оглушает Драко, так быстро она уносится оттуда, словно он мог кинуться за ней, как волк, преследующий добычу.       Малфой вздыхает, глядя на свое отражение в разбитом по его вине зеркале. Он рассматривает себя и поджимает губы. Он должен бороться.       Потому что ее руки на его плечах — это правильно.       Потому что ее тепло, согревающее его подобно лучам июньского солнца — это правильно.       Потому что влюбиться в Гермиону Грейнджер было правильно, ведь Драко был не в силах это контролировать.       Кто, блять, вообще способен контролировать это? Драко сжимает пальцы, все еще ощущая ее тепло на кончиках своих пальцев. Это правильно. Это чертовски, мать вашу, правильно.

***

Май. 17 дней до суда.

      — Мисс Гринграсс, вы подтверждаете все свои слова? — Астория кивает.       — Да, я подтверждаю, — она подписывает смертный приговор, ставя свою подпись в углу белоснежного листа.       В комнате допроса пахнет сигаретами и кофе. Едкая дымка никотина заставляет глаза слезиться. Астория наблюдает за тем, как Драко снова делает затяжку, нервно смотря на нее с серого угла, в котором ему позволили сидеть, не смотря на законы.       — Скажите, почему мисс Паркинсон решила рассказать обо всем Теодору?       — Потому что она любит его, — детектив изгибает бровь.       — Пройдемся по показаниям еще раз, — заинтересованно выдыхает Снейп, и Драко чувствует напряжение каждым дюймом своего тела. — Вы вышли из своего коттеджа, чтобы пойти к автобусу, потому что оставили там свою сумку с зарядным устройством.       — Верно, — кивает Гринграсс, сжимая свои пальцы.       Она мягко улыбается Драко, благодаря его за то, что он позволил ей помочь ему.       — Вы утверждаете, что Теодор Нотт направился в домик мисс Паркинсон, чтобы поговорить с мисс Грейнджер?       — Да, потому что тогда Тео не знал, что Гермиона была с Малфоем, а Забини остался с Пэнси, — в горле становится сухо от волнения. — Я удивилась, когда увидела, что Нотт пошел к их коттеджу, потому что знала, что на тот момент он не общался с Гермионой.       — Зачем же вы последовали за ним? — подозрительно сощурившись, спрашивает Северус, но Астория уверенно выдыхает:       — Сплетни, все вокруг знают, что я люблю интриги и скандалы, и мне захотелось узнать, чем все обернется.       — Но вы не предполагали, что все случится таким образом?       — Да, — она хмыкает. — Мое любопытство вышло мне боком, — Астория не выдерживает и поднимает глаза на Драко, все еще ощущая боль за его обман.       — Что вы увидели?       — Тео стучался в дверь, и когда Пэнси открыла, он потребовал, чтобы Гермиона вышла к нему, но так как Грейнджер там даже и не пахло, то Паркинсон пришлось выйти наружу и убедить его пойти к себе в коттедж, — выдыхает Астория.       Она может видеть эту картинку перед собой, будто просматривает фильм.       — Дальше, — требует Снейп.       — Пэнси была пьяна, она возмущалась, что Нотт никак не мог отстать от Гермионы, — пожимает плечами девушка, — и Теодор начал говорить, что ему нужна была Грейнджер, он требовал, чтобы Пэнси вывела ее, потому что собирался сказать ей о своих чувствах, что они должны были попробовать начать все сначала… — Астория прикусывает губу, — и тогда Пэнси призналась, что все это время любила его, была рядом, а он не обращал внимания, — ей было даже жаль Паркинсон, ведь они обе были влюблены в людей, которые не нуждались в них. — Теодор ответил ей, что он никогда бы не посмотрел на Пэнси, как на свою девушку, и что он всегда будет любить Гермиону.       — Что случилось потом?       — Паркинсон закричала ему в лицо… — она осторожно глядит на Драко, но тот кивает, сжимая челюсти, позволяя ей повторить снова те же слова: — она сказала «твоя шлюха-Грейнджер не нуждается в тебе, а ты бегаешь за ней, как послушная собака, пока она трахается за твоей спиной с Малфоем», — стыдливо выпаливает девушка, прикрывая глаза, когда сухой кашель адвоката раздается в воздухе.       — И? — холодно требует продолжения одним взглядом детектив.       Астория потирает шею тонкими пальцами, когда вспоминает, как ярость охватила Теодора, будто кто-то чиркнул спичкой в комнате, отравленной газом, и она взорвалась, разнося все вокруг к чертовой матери.       — И потом… Тео… Он будто слетел с катушек, — глаза Астории стали стеклянными. — Он схватил Пэнси за плечи и начал требовать рассказать ему всю правду, он кричал, а она… Я слышала, как она сказала, что все это время, пока мы думали, будто Малфой на дух не переносит компанию Гермионы и терпит ее только ради своих друзей, оказывается, они тайно встречались, а Блейз и Пэнси покрывали их.       — Что дальше? — Снейп потер переносицу, сверяясь с показаниями, чтобы они ничего не упустили.       Им выпал джекпот. Драко имел все шансы на победу в этом деле. Северус сейчас был кукловодом, которому оставалось просто подёргать за правильные ниточки и развернуть спектакль в свою выгоду.       — Паркинсон сказала, что если он не верит, то может сам пойти в коттедж Малфоя и убедиться, что она не врала ему, — Гринграсс проводит салфеткой по лбу, ощущая жар. — Тео пошел…       — Отлично, — вздыхает Снейп. — Вы видели, как Теодор Нотт отправился в коттедж мистера Малфоя, где и была мисс Грейнджер?       — Да, именно так, — бормочет Астория. — И у него в руках… Он держал в руках бутылку от пива.       — Хм… Предмет убийства нигде не нашли, экспертиза показала, что удар пришелся на затылок, вполне возможно, что Нотт не рассчитал силу и убил ее, а потом просто выкинул бутылку куда-то… Далеко? — подал голос адвокат.       Северус закатил глаза и одарил того раздражённым взглядом.       — Мы уже записали это все в пункт по обвинению, — выдавливает он. — Теперь дело за малым.       Астория кивает, отталкиваясь от стола и, позволив себе расслабиться, облокачивается на спинку стула. Ее мышцы свело от неудобного положения, в котором она сидит уже третий час.       — Детектив Снейп, — подает голос Драко, — я… не могу поверить, — он с трудом выдавливает. — Неужели это правда? Он убил ее?       — В зале суда нет правды, мистер Малфой, все, что там есть, это ваша версия против других, система не работает на правильность и честность, она работает опираясь на то, чьи слова убедительнее, — холодно отчеканивает Снейп. — Имея эти показания, у нас есть все основания задержать Нотта и устроить на первом слушании очную ставку, если вы убедите всех в вашей истории, то это станет нашей победой.       — И что тогда? — сглатывает горечь от отвращения Малфой, когда до него доходит сказанное. — Они посадят Тео, потому что моя версия их заставит это сделать? Даже если он не виновен?       — Мистер Малфой, — Снейп поднимает тягучий взгляд на парня, — скажите, вы хотите в тюрьму? — Драко отводит глаза в сторону, и кривая ухмылка на пару секунд возникает на губах детектива. — Полагаю, это означает «нет».       — Не хочу, — соглашается Драко, — но и не хочу подставлять своего друга.       — Вы не понимаете, — качает головой Снейп, — очная ставка это шанс, что если Теодор действительно убийца, то под давлением он признается, а если нет, то по решению суда и большинства присяжных, вас отпустят, а его отправят под следствие, таким образом, с вас обвинения снимутся, а на Теодора еще не повесятся, ну, а отец Нотта найдет способ, как спасти сына.       — И что потом? — закатывает глаза Драко.       — Дело закроют, — пожимает плечами Снейп. — Такой расклад устраивает всех, и я более, чем уверен, что все случится именно так, как я говорю.       Астория выдавливает из себя улыбку, понимая, что этот вариант лучше, чем если Драко отправят в тюрьму за то, что чего он не совершал.       — Это просто… Мы ведь с огнем играем, ходим по краю пропасти, — вздыхает устало Драко.       Как же он хочет, чтобы это все прекратилось…       — Да, мистер Малфой, и принимать решение, прыгать в эту пропасть или нет — только вам, — голос Снейпа пробирает до костей.       Малфой прикрывает веки. Он тяжело дышит, ощущая, как покрывается его тело тонким слоем льда. Все внутри застывает от ужаса, когда он, зажмурившись, уверенно выдыхает:       — Прыгаем.

***

      Пэнси хмурит брови, следя за тем, как отрешенно сидит Тео, даже не слушая лекцию. Она наблюдает за ним, чувствуя острую необходимость провести ладонью по его лицу, чтобы он расслабился. Пальцы чешутся от этого желания.       Девушка ощущает легкий толчок в бок от Блейза: парень мягко улыбается ей, и она заставляет себя тепло улыбнуться ему в ответ. В глазах друга она читает ободряющее «я с тобой рядом», и это помогает ей немного расслабиться.       В аудитории душно, почти нечем дышать. Пэнси вообще не понимает, зачем нужно было продолжать эти лекции, словно все в их жизнях было нормально, но весь деканат сошелся во мнении, что студентам нужно продолжать жить дальше и отвлечься от мрачных событий.       Солнце опаляет одну сторону ее щеки, которая уже покраснела, но Паркинсон не пытается спрятаться. Она снова кидает взгляд на кудрявую макушку Тео, и ей хочется заплакать от того, что ему до нее нет дела.       Даже сейчас. Даже когда она знает, как сильно Нотт нуждается в поддержке. Как сильно тому хочется поговорить с ней и Блейзом, но парень упрямо игнорирует их, не простив за то, что он скрывали от него правду.       Пэнси приходит в себя, когда раздается стук в дверь аудитории, и это вынуждает профессора Мэддокс оторваться от лекции и нахмурить брови.       — Войдите! — раздается громко голос профессора.       Паркинсон чувствует, как начинает биться быстрее ее сердце, а живот сводит от нервов, когда дверь со скрипом отворяется, и внутрь аудитории входят несколько человек в униформе, а позади них, возвышаясь на голову, стоит до боли знакомый мужчина, лицо которого Пэнси не сможет стереть из своей памяти.       — Теодор Александр Нотт, — голос Снейпа сурово раздается по классу. — Вы должны пройти с нами.       — Что? Какого черта? — Тео хмурится, когда к нему приближаются люди в формах и принимаются складывать его принадлежности в сумку. — Эй! Не смей трогать, ты, ублюдок!       — Вы имеете право хранить молчание. Всё, что вы скажете, может и будет использовано против вас в суде. Ваш адвокат может присутствовать при допросе.       — Что происходит?! — кричит Тео, и Пэнси подрывается с места, прижимая ладони ко рту. — Пустите меня! — ему заламывают руки, и все в шоке от происходящего.       Астория виновато поджимает губу и отводит слезящиеся глаза в строну. Поттер ошалело таращится то на детектива, то на Теодора. Блейз тянет Пэнси за локоть, когда она вырывается вперед, но девушка отталкивает парня.       — Что вы делаете? — рычит она. — По какому праву вы его забираете?! — ее голос срывается на крик, а слезы начинают литься из глаз.       Большие соленые бусинки стекают по ее щекам, Пэнси тяжело дышит, видя, как Тео выводят из кабинета, а он брыкается и упирается ногами в пол, крича ругательства. Девушка всхлипывает, ее плечи начинают трястись.       — Да что происходит в конце концов?! — требует объяснений Блейз.       Детектив Снейп щурится, складывая руки в карманы своих брюк. Он окидывает взглядом Пэнси, лицо которой уже раскраснелось от слез, а затем, напрягаясь, изучает лица студентов. Рыжеволосая девушка близко прижимается к своему брату, обнимая его руками за плечи, когда тот, широко распахнув веки от ужаса, молча наблюдает за происходящим. Стоявшая возле Гринграсс белобрысая студентка не переставая кусает ногти, а позади нее кудрявый мулат обеспокоенным взглядом смотрит вслед Нотту.       Давящая, пронзающая каждый нерв острым лезвием тишина царит в аудитории, и никто не пытается прервать ее, будто боясь, что любое сказанное сейчас слово обернётся бумерангом им же самим.       — Теодору Нотту вынесено обвинение в убийстве Гермионы Грейнджер, первое заседание суда состоится через пятнадцать дней, — его голос отрезвляет Паркинсон.       Она, не веря услышанному, раскрывает веки, и ее губы начинают трястись. Мужчина холодно глядит на нее. Его бесстрастность разрезает ей грудную клетку скальпелем. Пэнси цепляется пальцами за рубашку Блейза, мотая головой.       — Н-нет… Нет, Блейз, этого… Это не он! — кричит она, сотрясаясь в рыданиях. Крик срывается с ее рта, раздирая горло.       Забини заботливо и крепко прижимает ее к себе, шепча на ухо, что она должна успокоиться.       — Заседание открытое, — добавляет детектив. — Всего хорошего.       — Нет! Тео! — Пэнси тянется вперед, но Блейз всеми силами останавливает ее, буквально вдавливая в свое тело.       Снейп окидывает взглядом девушку, которая умоляюще глядит на него.       — Он не делал!.. Он не убивал! — кричит Паркинсон, жмурясь и не переставая плакать. — Тео… — она обессилена, ее тело обмякает в руках Блейза.       Северус разворачивается, оставляя позади себя чувство победы. Он прокручивает в своей голове лица студентов и хищная улыбка возникает на его губах.       Они точно выиграют это дело.