* * *
Встретить утро в собственной постели спустя столько времени корабельной качки кажется чем-то сродни чуду. Инеж долго лежит, глядя в потолок, наслаждаясь ощущением покоя, собственной неподвижностью и мягкостью свежих простыней. Ей определенно нравится дом Уайлена, нравится находиться на суше и не беспокоиться о целой куче проблем, морально будучи всегда готовой, что кто-то позовет её трагическим возгласом “Капитан!”. Хотя, если признаться честно, дом Уайлена хорош, но её бы вполне устроил и один конкретный чердак... — Капитан! — веселый голос Малены из-за двери мгновенно разбивает идиллию, и Инеж со стоном зажимает уши подушкой. Да, на том самом чердаке её бы никто не посмел тревожить, слишком велик общий страх перед его истинным хозяином. Впрочем, она тут же откидывает одеяло и одним кувырком поднимается на ноги. Капитан не должен показывать слабости, даже если его корабль основательно подпорчен. Малена тесно связана с остальной командой. Что увидит она, то почувствуют и все остальные. Если Инеж не хочет за этот срок ремонта потерять всю команду, то она должна оставаться капитаном даже сейчас. — Да, Малена, — откликается она. — Что случилось? — Велели передать, что завтрак готов! — судя по звукам, Малена прыгает перед дверью, причем босая и полная сил. — Я скоро приду, — Инеж разминает спину и с тоской оглядывается на оставленную кровать. — Обуйся! — Талахаси, как вы узнали? — Малена дует губы и прячет одну босую ногу за другой, неумело балансируя на носке. Инеж хмыкает и открывает дверь пошире. — У меня есть слух. Как ты? Устала после вчерашнего? Малена молча пожимает плечами. — Сегодня побудешь здесь? У меня дела в городе. — Конечно, талахаси, — легко отзывается Малена. — Как скажете! — Вот и славно, — заключает Инеж и откидывает назад мешающуюся растрепавшуюся за ночь косу. — Ладно, беги, обувайся! Я скоро спущусь! Малена кивает и ускользает прочь, практически бесшумно. Даже не верится, что это она только что топотала точно целый табун лошадей. Инеж усмехается и закрывает дверь. Они вчера славно съездили. Малена была в таком восторге от поездки, что не выпускала букет из рук весь вечер. К слову, на обратном пути она уже совершенно перестала стесняться Уайлена, и тот обрел сомнительное счастье быть обсыпанным цветочными лепестками, когда на обратном пути Малена в экипаже случайно встряхнула изрядно поникшим букетом. Даже Инеж не смогла удержаться от смеха, а Уайлен лишь миролюбиво выловил из-за воротника какую-то яркую букашку, выпустил её в окно и после только укоризненно косился на них, бессовестно хихикающих. Вероятно в отместку за это Уайлен отвлек их болтовней ни о чем, так ничего и не рассказав Инеж об очередном потрясающем плане Каза. Все, что ей удалось понять, что эта огромная штука в амбаре должна каким-то образом полететь без ветра и даже без горячего воздуха. И то, это им неохотно поведал хмурый плотник Майер, бдительным коршуном круживший вокруг них с Маленой, когда они рассматривали все эти странные конструкции. Инеж заплетает косу и смотрит на себя в зеркало. Давно уже она не видела себя так отчетливо: на корабле хорошо если одно не потрескавшееся зеркальце найдешь. Кожа на щеках обветрилась, обозначились в углах глаз первые морщины, загорелый лоб ярко контрастирует с подбородком, который Инеж по давней привычке продолжает заматывать шалью или шарфом при любой работе. Время идет, и слетает с лица нежный налет юности, огрубевают и заостряются черты. Инеж уже не красавица, по меркам Танте Хелен. Перезрелый перестарок, который уже не привлечет своей свежестью и невинностью, который готов перерезать глотку любому, кто задумается об этом. Самой Инеж это доставляет какое-то изысканное мазохистское наслаждение: с небрежностью отдавать времени свою красоту, не ценя её, не держась за неё, отпуская её вместе с солёным морским ветром. Однажды он выщербит и высушит её лицо до глубоких старческих морщин. Инеж не против, лишь бы кости не тронул. Если тело слушается её, то значит, все в порядке. И все же какой-то горький осадок остается где-то в глубине души. Её жизнь как будто проходит мимо. Ради каких-то высоких целей, ради залечивания старых ран и успокоения совести. Сама Инеж, казалось бы, получила все, что хотела: корабль, свободу, дело — всё, кроме душевного покоя. Неспокойная и неблагодарная часть души просит чего-то другого. Того, что сама Инеж никогда не сможет ей дать. Коса лукавой черной змеей обвивает её плечи, Инеж раздраженно перекидывает её из стороны в сторону и берет с туалетного столика кинжал-заколку, подкидывает в ладони и сжимает на мгновение в кулаке перед тем, как заколоть волосы. Менах все же сохранил её подарок. Он вернул себе свободу, пережил битву у Черного Рога, стал свободным моряком — все ради того, чтобы так глупо погибнуть в мирном керчийском порту. Баржа Жнеца забрала его в ту же ночь. Инеж так и не попрощалась. Им, Отбросам, не привыкать к глупым смертям, но все же Инеж ведет им счет. Каждая такая смерть напоминает ей о воле провидения. Никто не всесилен, никто не защищен, и жизнь может оборваться в любой момент. Девушка из зеркала улыбается ей горько, насмешливо и едко. Как будто знает жизнь куда лучше самой Инеж, как будто у неё больше нет иллюзий, и в этом отражении Инеж видит старуху, желчную, озлобленную, забывшую покой. Она отворачивается, спеша одеться, заправить постель и уйти. Подальше от собственного отражения, от мыслей, вселяющих смутный страх, и от самой себя. Джаспера она встречает на лестнице, здоровается, улыбается ему, смеется над его шутками и, глядя в его темные серьёзные глаза, ловит себя на мысли, что как будто вновь смотрится в зеркало. У них, молодых и юных, — глаза стариков. Пусть это и прикрыто показной беззаботностью. — Какие планы на сегодня? — интересуется он, светски распахивая перед ней дверь. — Пойду в гости, — Инеж похлопывает ладонью по огромной набитой сумке. — Не зря же я странствую по свету! А ты куда, в клуб? Подарки для Джаспера, Уайлена и Марии Хендрикс она раздарила им еще вчера вечером. Новая кожаная жилетка с потайными карманами Джасперу очень идет. Инеж рада, что чувство размера и вкуса, натренированное на Казе, не подводит её и по отношению к другим. Она до последнего сомневалась в собственном выборе. — Я сегодня наставляю кое-кого на путь истинный, — Джаспер подмигивает ей. — И уже опаздываю, так что увидимся чуть позже! — Завтракать не будешь? — Не люблю кашу, в отличие от кухарки, — Джаспер кривится в забавной гримасе. — Перекушу в городе! О, Уай! Слушай, я опять забыл, на сколько хватает заряда? Двух под каменную стену хватит? Подошедший Уайлен показательно закатывает глаза. Получается не хуже, чем у Каза. Он дружелюбно кивает Инеж, протягивает руку и несколько раз постукивает согнутым пальцем по лбу Джаспера. — Надо же, не звенит! А я-то думал… — удивленно протягивает он. — Два заряда, Джаспер, тебе нужны, только если ты хочешь, чтобы эта стена разлетелась над всем Каттердамом! Всё, вечером я иду с вами! Если я сам их не заложу, у вас хранилище рванет вместе со всем содержимым. — Ещё одно дело? — интересуется Инеж. — Что на этот раз? — Да так, один заказ подвернулся, — Джаспер хмыкает. — Крупная партия оружия будет идти через одного фьерданского купца, нам нужно деликатно избавить его от этой непосильной ноши. — И кто заказчик? — Ты не поверишь, — Джаспер прыскает. — Каз! — Оу, — Инеж хмыкает, даже не особо удивленная. — Что ж, тогда если все разлетится над Каттердамом, то это будет плохой расклад. — Разве что ты его отвлечешь, и он не заметит! — усмехается Джаспер. — Что разлетится на Каттердамом? Доброе утро, Инеж! Мальчики. Тихий ласковый голос Марии Хендрикс застает их троих врасплох. Она не любит завтракать, а потому так редко появляется по утрам, что увидеть её здесь довольно неожиданно. Хотя если подумать, вполне объяснимо, Мария свято чтит некоторые нюансы этикета и наверняка спустилась ради гостей. Инеж удивленно видит, как по лицу Уайлена пробегает тень ужаса, но он тут же берет себя в руки, поворачивается к матери, улыбается ей и целует в щеку. — Да так, не обращай внимания. Это мы о фейерверках! Джаспер с ними не совместим, сама же видела? Мария кивает и со смешком ерошит Джасперу волосы, тот шутливо подмигивает ей. Инеж ограничивается дружелюбным помахиванием рукой. — Ладно, пойдем завтракать? — Уайлен пропускает мать в столовую и оглядывается на Инеж. — Малена придет? Я видел её с утра вроде бы. — Прибежит, думаю, — усмехается Инеж. — Еду она любит больше, чем стесняться. Тогда до вечера, Джас? — Да, — Джаспер смотрит на Уайлена с непонятным Инеж сожалением, а затем резко встряхивает головой. — Всем до вечера! Я ушел! Он отвешивает им шутовской поклон, подхватывает свой плащ, поправляет на голове очередной изысканно-потрепанный цилиндр, и скрывается в прихожей. Хлопает входная дверь, и Джаспер уходит. — Уай, ты только что... — недоуменно начинает Инеж. — Разве Мария не знает?.. — Давай не будем об этом сейчас, ладно? — обрывает её Уайлен и мрачнеет на глазах. — Потом... Инеж миролюбиво кивает, хлопает его по плечу и проходит мимо в столовую. Уайлен вздыхает и закусывает губы, с силой трет виски пальцами, однако топот по лестнице и вид запыхавшейся Малены все же заставляет его слегка улыбнуться и отвлечься от неприятных мыслей.* * *
Инеж неожиданно для себя медлит перед тем, как постучаться в дверь. Переминается с ноги на ногу, вытирая их о дверной половичок, поправляет на плече сумку, по привычке проверяет, как ходят в ножнах ножи. Дверь, словно устав ждать, пока она соберется с духом, распахивается сама собой. Нина радостно улыбается и с ликующим воплем бросается обнимать гостью. — Наконец-то! Я все ждала, когда ты соберешься нас навестить! Как знала, пирог лимонный испекла! — Птенцы напищали? — Инеж с облегчением обнимает её в ответ. - Как же я рада тебя видеть! — Ворон один накаркал, хромой, — хмыкает Нина. — Заходи скорее! Матти соскучился! — Я тоже соскучилась, — искренне выдыхает Инеж. Она переступает порог, чуть ли не физически чувствуя, как сваливается с её плеч какой-то неподъемный камень сомнений и тревог. — Матти, а кто у нас приехал! Тетя Инеж приехала! — восклицает Нина, а в следующий момент Инеж резко приседает на одно колено, чтобы поймать в объятия несущегося прямо на неё ребёнка. — Тея Ине! — радостно басит маленький Маттиас, обхватывая её за шею своими ручонками. Инеж поднимает его на руки и в первую секунду с трудом сохраняет равновесие с непривычки. Матти весит едва ли не вдвое больше с тех пор, как она последний раз брала его на руки. — Да ты уже бегать выучился! — восхищается она. — Какой молодец! — Подрос он тоже знатно, — весело замечает Нина. — Поди сядь, долго ты его уже не удержишь. Я и то последнее время дольше десяти минут не справляюсь. Инеж, покачивая Маттиаса на руках под его радостный писк, спешит последовать совету, устраиваясь на диване. — Возьмешь сумку? — спохватившись, кричит она. — Там подарки! Нина легко одной рукой подхватывает сумку, охает, сгибается пополам и с натужным пыхтением затаскивает ту в комнату. — Знаешь, насчет того, что ты его не удержишь, я погорячилась! — она плюхает сумку на тот же диван и падает рядом. — У тебя что там, кирпичи? — Нет, — Инеж мотает головой и делает интригующую паузу. — Вафли! Они весело смеются, пока Нина вдруг болезненно не шипит, прижимая ладонь к боку. — Что такое? — с лица Инеж мгновенно слетает улыбка. — Да так, пустяки, — Нина машет рукой. — Не обращай внимания, старые ранения сказываются. Ну, не очень они старые, правда. Ещё чувствуются. Я этой рукой стараюсь не поднимать ничего, а сейчас забылась что-то. — Каз сказал, что тебя ранили... Боже, Нина, прости! — У Каза язык без костей! — фыркает Нина. — Уже зажило всё, просто иногда тянет. Ну, ткнули меня ножом в бок, с кем не бывает. С тобой вон то же самое было, хуже даже. У меня корпориал залечил все давно. Твоя сумка здесь не причем! Вон я Матти каждый божий день раз по тридцать на руки поднимаю, и ничего! Жива пока! — Вот поэтому и тянет, — мрачно бормочет Инеж, невольно касаясь давнего шрама на собственном боку. — Слушай, тебе хоть кто-нибудь помогает? — Да, соседка, — беззаботно отмахивается Нина. — Она, как и я, из Равки. У них с мужем тоже ребенок, ровесник Маттиаса. — Значит, он не скучает, — Инеж гладит Матти по светлым волосам, пока тот пытается открутить с её куртки блестящую пуговицу. — Птенцы мне ещё помогают, — Нина решительно поднимается с дивана. — Сейчас принесу чай. Посиди пока с Матти, ладно? И уже с кухни кричит: — Они сегодня принесутся по хозяйству помочь, так что сама увидишь! Я своими руками сделала из них людей, а не варваров! Тебе с молоком или с сахаром? — С молоком, — отзывается Инеж и мягко отбирает у Маттиаса свой талисман, который тот уже вознамерился засунуть в рот. — Нет, Матти, это не то, что тебе нужно. Если дашь мне дотянуться до сумки, то один из подарков получишь прямо сейчас. Ну-ну, не хулигань! Ай, Матти, ну не в глаз же! Пока она старается переползти поближе к сумке с ребенком на коленях и не дать расшалившемуся Маттиасу выбить ей глаз, Нина уже успевает заварить чай, принести его на подносе в комнату и насладиться зрелищем в полной мере. — Умилительнейшая картина! — как следует отсмеявшись, говорит Нина и, наклонившись, забирает ребенка обратно к себе. — Ну что, тетя Инеж, уже захотела обратно в море? Инеж оценивающе качает головой: — Почти! Начинаю думать, что лучше было бы приплыть лет так через десять! На самом деле нет. Она рада, искренне рада быть здесь. Она скучала. Маттиас моргает и радостно лопочет, тянет ручки к игрушкам, которые привезла ему Инеж. Глаза у него голубые, точь в точь как у отца. На мгновение Инеж кажется, будто Маттиас Хельвар смотрит на них откуда-то из-за грани. И улыбается. Случайный ребенок, для Нины он стал даром небес и страшным потрясением одновременно, крахом всей шпионской карьеры и смыслом всей её жизни. Инеж помнит, как вернувшаяся из Фьерды Нина захлебывалась рыданиями на её плече, не зная, что ей делать. Тогда от прежней Нины оставалась лишь тень, прозрачная, неулыбчивая, равнодушная ко всему, кроме своих маленьких птенцов, привезенных ею из Фьерды. И Инеж лишь молча обнимала её, не зная ни слов утешения, ни выхода. Инеж помнит, как впервые глаза Нины загорелись осознанием, как она, отчаянно хлюпая носом, положила руку на живот и со внезапной, казалось, умершей вместе с Маттиасом, страстью в голосе выдохнула: — Я от него не откажусь! Не откажусь! Инеж даже гипотетически не хочет представлять себя в такой ситуации, не хочет даже думать об этом. Она не такая сильная, как Нина. Она бы не справилась. Нина распустилась ярким золотым цветком, с каждым днем сияя все ярче. Тогда она быстро окрепла и неожиданно энергично вынырнула из той пучины горя, в которую погрузилась было с головой. Маттиас соскальзывает с материнских колен, взбирается с помощью Инеж на диван и хватается за игрушки, первым безошибочно прижимая к себе пушистого белого волка. Нина вздрагивает, и Инеж спешит отвлечь её случайным дурацким вопросом. Помнится, Нина очень боялась, что влияние юрды-парема в свое время нанесло её телу непоправимый ущерб, что из-за этого она не сможет выносить полноценного ребенка. Инеж с трудом убедила её посетить корпориала, которого по её просьбе нашел Каз. После этого дела пошли на лад, Нина все еще боялась, но главный страх отступил и позволил ей начать нормальную жизнь. Они болтают несколько часов. Маттиас успевает наиграться вволю, поесть, поспать и проснуться, бодрым и полным сил. У Нины сил уже не так много, но она не подает виду. — Ох, дьявол, — внезапно выдыхает она. — Сейчас же стемнеет, а я белье во дворе не сняла! Совсем голова пустая стала! Пойдем, сейчас вместе сходим? Я только корзину возьму. А то точно ноги приделают по темноте! Инеж только пожимает плечами и раскрывает было рот, чтобы сказать, что она может сходить и одна, но её перебивают на полуслове. — Гуять! — радостно пищит Маттиас, и Инеж замолкает, не договорив. Нина никуда не отпустит Маттиаса, даже с ней, с Инеж. С ней особенно, по нынешним-то временам. Нина никому не доверяет, кроме, по всей видимости, своей равкианской соседки. И то лишь потому, что у той тоже сын. Маттиас — не простой ребенок. Сын дрюскеля и дрюсье — своеобразный символ, своеобразная ересь. Во Фьерде ересь принято уничтожать. Можно утешать себя тем, что в Каттердаме запрещены фьерданские законы и преследование гришей, а можно трезво смотреть на вещи. Вывод все равно один — Нина не доверит сына никому из отбросов и никому из Птенцов. Однажды она уже ясно дала это понять, и повторения Инеж не хочет. Их отношениями она дорожит, ни к чему надламывать их ещё больше. Во внутренний двор они спускаются все вместе. Инеж несет корзину, Нина ведет за ручку Маттиаса. Почти идиллия, думает Инеж, и напряженно оглядывается по сторонам, по привычке подсчитывая слабые места, откуда можно в этот двор проникнуть. Таковых оказывается много, но Нина на удивление беспечна, она отпускает Маттиаса бегать вокруг, а сама принимается сдергивать с нескольких веревок колыхающиеся на слабом вечернем ветерке простыни и рубашонки Маттиаса. Может, это просто сама Инеж привыкла жить в постоянном ожидании опасности? Так-то дворик здесь хороший: небольшой, чисто выметенный, даже есть собственный колодец и поленница. Нина в свое время тщательно подбирала место для жилья. Через пару улиц от ее дома располагается пристанище Птенцов, так что Инеж подозревает, что несколько из них все равно так или иначе болтаются рядом, и придут на помощь наставнице, стоит той только позвать. Может, поэтому Нина ничего и не боится? Хотя Нина в принципе ничего не боится, даже без всяких юных фьерданцев. Инеж мотает головой и хватается за первую попавшуюся вещь, отцепляя её с веревки. Ей так странно соприкасаться с этой обыкновенной повседневной жизнью, пытаться самой жить так, закрывая глаза на все опасности. Она краем глаза наблюдает за бегающим вокруг них Маттиасом. Он подобрал какую-то палку и грозно размахивает ей, будто мечом. Инеж улыбается, оглядывается на сосредоточенную Нину и уже куда энергичнее начинает встряхивать вещи, скидывая их все в ту же корзину. И в какой-то момент недоуменно смотрит на оказавшуюся у нее в руках необъятную матросскую рубаху. — Кажется, я её уже где-то видела… Откуда она у тебя, Нина? — А, это мне Джаспер подкинул, — беззаботно машет рукой Нина. — И где взял только! В неё таких, как он, двоих завернуть можно. А что? Инеж хмыкает, бросает рубаху в ту же корзину, оборачивается к Нине, но ответить ей не успевает. Слышится глухой стук, её резко дергает в сторону, и мир вокруг стремительно переворачивается, заваливаясь вместе с горизонтом. Инеж дергается, не в силах тотчас вывернуться из захвата, и вдруг очень ясно чувствует, как её горла касается лезвие хорошо заточенного ножа. Она лишь успевает краем глаза увидеть, как чьи-то темные руки подхватывают маленького Маттиаса и тянут его к себе.