* * *
Стоит признать, что Каз, порой увлеченно разыгрывая из себя приличного джентльмена, иногда заставляет всех забывать, кто он такой на самом деле. А между тем язык улиц он знает в совершенстве. От выданной им краткой, но ёмкой тирады, кажется, краснеет даже Джаспер. Каз долго и внимательно вглядывается в листы, смотрит бумагу на просвет, капает на один из листов какую-то странную жидкость из маленького пузырька, то ли проявитель, то ли ещё что-то столь же ядрено химическое. Когда все его манипуляции ни к чему не приводят, Каз аккуратно складывает листы в одну стопку, падает на свой стул, несколько секунд пристально смотрит в окно и неожиданно начинает смеяться, все сильнее и сильнее, пока смех не перерастает в заливистый громкий хохот. Инеж и Джаспер встревоженно переглядываются. Не то чтобы они никогда не видели смеющегося Каза… Скорее, это настолько редкое и непривычное зрелище, что скорее пугает. В случае Каза Бреккера это пугает на самом деле. До дрожи. — Вот чего я не ожидал от нашего Торгового совета — это разводки уровня начинающего жулика из Лижа, — наконец выдает Каз, утирая ладонью лицо. — И именно поэтому мы на неё попались. Он перестает смеяться так же внезапно, как и начал, и делает жест, призывая их придвинуться ближе к столу. — Смотри, Джаспер, — Каз берет один из листов. — Видишь? Абсолютно чистый, даже бумага не продавлена — только в том месте, где расписывался я. Там виден четкий след. Сам текст писали тонкой кисточкой на мягком покрытии специальными чернилами. По прошествию определенного времени они просто выцветают без следа. — Кропотливая работенка, — присвистывает тот, оценивая количество листов. — А ты уверен, что бумаги не подменили? Может какой-то паук… Каз качает головой. — Я помечаю важные бумаги. Это не подделать, если не знать доподлинно, и то не получится. Здесь все метки на месте. — Почему же… — Почему у них это получилось? — Каз хмыкает и брезгливо отпускает лист планировать обратно на стол. — Этот вид афер уходил в прошлое ещё лет десять назад. Он годится только для коротких вещиц, расписок, чеков и прочего. Не представляю, сколько времени у них ушло, чтобы изобразить столько текста. К тому же, это ненадежно — если партнер взглянет на бумагу раньше запланированного, то велик риск, что тебе просто отобьют почки или отрежут что-нибудь лишнее для острастки. Это настолько же ненадежный, насколько и непредсказуемый ход. Мы ждали обмана в словах, а нашли его в бумаге. — И что нас ждет теперь? — тихо спрашивает Инеж. — Кридс… — цедит Каз. — Это его рук дело. Всё, он чист, выкрутился. Наас и Реймеккер будут молчать как рыбы. Если я захочу доказать, что все, что мы делали, было согласовано с правительством, то доказательства уничтожены. Стоит Сфорце надавить, и наши действия вмиг обернутся разнузданным разбоем против добропорядочных граждан Керчии, совершенно легально промышляющих работорговлей… Парадоксально, но в глазах его светится уважение. И Инеж неожиданно озаряет. Кого Каз стал бы уважать? Только того, кто сумел обыграть его, не грубо нарушить сделку, как Ван Эк, а применить такой прием, какой Каз не смог предугадать. А кто может переиграть прожженного жулика и афериста? Только такой же жулик, как и он, да ещё в разы старше и опытнее. Вот оно, это неуловимое сходство… Одни и те же повадки, одни и те же приемы, один и тот подход к жизни. Если Инеж не ошибается, а это вряд ли, то господин Кридс не так прост, и прошлое его богато на сюрпризы. Недаром оно так тщательно подчищено. — Я дал нам время, немного, но оно есть, — Каз серьезен. — Пока Сфорца будет бороться с Кридсом и мнением прессы, у нас есть возможность обернуть все в свою пользу. Мы создадим своё оружие! И заставим считаться с собой всех, от Торгового совета до остальных стран. — Только не говори, что у тебя уже готов план? — стонет Джаспер. — Хотя нет, лучше скажи, что мы выберемся и из этой передряги! — И план, и опытный образец, — Каз усмехается уже куда более привычно. — Это за Уайленом, у них с Райтом все готово. И один наш новый друг, потрясенный гостеприимством Джаспера, тоже пригодится в этом деле. Хотя… друзей у нас нынче должно быть много. Инеж, ты сделала, что я просил? Запас вафель для Нины… Инеж впервые занималась такими противозаконными перевозками, но только её команда была приспособлена к такого рода контрабанде. Хорошие вафли она привезла нынче, весьма качественные. Разве что… немного разноцветные. — Ортега занимается выгрузкой, — коротко сказала она. — Он надежен и не предаст. Будем переправлять небольшими партиями, потом вывезем из Каттердама. Джаспер с птенцами поможет. Каз удовлетворенно кивает, но Инеж отворачивается. Нет, Ортега её не предаст, конечно же. Однако захочет ли он работать с таким капитаном, как она, впоследствии? Кажется, что чем дальше, тем ниже падает сама Инеж. А если однажды вскроется и её прошлое, что тогда её ждёт? Никто из её команды не знает, какая она на самом деле и какой она может быть. Уважали бы они её так же, если бы знали, что она бывшая шлюха? Или ей вновь пришлось бы защищаться от чужих притязаний, как в первое время в банде, отстаивая себя пролитой кровью и грубой отчаянной дракой. Шпект знал, возможно, но он был предан Казу и не стал бы болтать. Не стоит отрицать очевидное, Инеж завоевала репутацию и уважение не только боевыми подвигами и чутьем, но и полным равнодушием к плотским утехам. Разумеется, ей предлагали, и не раз, в разных формах, от пошлой похабщины до действительно изысканных ухаживаний. Море — место грубое и честное, а иностранные порты нечестны, но порой чарующи. Инеж никогда не отвечала согласием, даже улыбки ни разу не возникло на её лице. Холодная и бесчувственная — настоящая дева моря. Вот только после всего, что произошло с ней за этот месяц, Инеж уже не уверена, что она на самом деле такая. Если бы у них с Казом было больше времени, если бы их сближение не заставляло все раны кровоточить ещё сильнее, если бы они оба были бесстрашней… Жаль, что смелы они лишь в уничтожении своих врагов. — А что с Кридсом? — интересуется Джаспер, перебивая её невеселые мысли. — Если бы я решил провернуть такую аферу, то что бы я сделал со своим экземпляром контракта? Как думаешь? — Каз говорит с ним, но смотрит лишь на Инеж. Джаспер молча пожимает плечами, но Инеж знает ответ: — Ты бы оставил копию, чтобы иметь возможность переиграть все в любой момент. Ты бы захотел обмануть всех. — Верно, — Каз кивает. — Поэтому копия существует, я уверен. И мы её добудем.Часть 29
13 февраля 2022 г. в 06:34
Инеж появляется, когда тени укрывают город плотной ночной завесой. Она проскальзывает в знакомое чердачное окно, отряхивается, избавляясь от покрывающей волосы мороси, и морщится от резко бьющего в нос запаха алкоголя.
Каз и Джаспер дружно оборачиваются к ней, они кажутся расслабленными, но бутылка виски между ними по-прежнему полна.
— Смотрю, времени вы даром не теряете, — хмыкает Инеж и распрямляется во весь рост. — Решили вспомнить старые добрые времена?
Голос хриплый от долгого молчания, да мышцы побаливают после нескольких часов сидения на холодном камне. Впрочем, на такие мелочи Инеж не обращает внимания уже очень давно.
— Замерзла? — спрашивает в ответ Джаспер и, привстав, тянется за ещё одним стаканом. — Давай, за новые неприятности на наши головы! Ну и за становление нас, как добропорядочных граждан!
Инеж отвечает ему ироничным взглядом, протягивает руку и, не давая себе времени передумать, одним глотком опрокидывает в себя протянутый напиток. Огненное тепло мгновенно растекается по телу, и горло горит. Кто бы сомневался, что Джас всегда выбирает крепость по себе.
— В следующий раз придержите бутылку хорошего рома, — Инеж придвигает табурет и садится к столу. — Где ты только берешь это пойло?
— Это запасы Каза, — тут же открещивается Джаспер и ухмыляется. — Никак глушит тайком тоску по кому-то…
Каз, не меняя выражения лица, одним точным движением выбивает одну из ножек его стула, и Джаспер с возмущенным воплем хватается за край стола, пытаясь удержать равновесие. Инеж прячет улыбку в шарф.
Каз сидит на своем обычном месте, спокойный и собранный как всегда, стакан с виски перед ним почти полон, но волосы растрепаны, а глаза слегка блестят в свете ламп. Лицо задумчиво, почти непроницаемо, однако на этот раз Инеж почти неосознанно чувствует его состояние.
Он устал, он хочет хоть на мгновение сбросить с плеч тот груз, который взвалили на него его истинные родители — мать Каттердам и отец выгода. Каз, впрочем, никогда этого не признает, даже под самыми жестокими земенскими пытками. Он заточен выживать в любых условиях, под любыми нагрузками, не ломаться, даже будучи низвергнутым или избитым до неузнаваемости.
Вот только Нина настроена далеко не так оптимистично.
— Наш угрюмый упрямец изо всех сил отрицает, что в его груди бьется обычное человеческое сердце, — сказала она однажды. — Но ему придется признать это, если он надорвет его к тридцати…
Это звучало как упрек, им оно и являлось, но в тот момент Инеж лишь вскинула дорожную сумку на плечо, кивнула на прощание и направилась в порт. Тогда ей нечего было ответить. Нина ждала, но Инеж так ничего и не сказала. Слишком острым и болезненным было понимание того, что Казу нет дела до их тревог, он все равно их не услышит.
Сейчас Инеж смотрит на него уже совсем иначе. Да, он — упрямец, да, он такой, непримиримый, несгибаемый, с отвратительным характером, холодным рассудком и жестокими манерами. Но он действительно их упрямец. Её. Он — её невозможный и непереносимый упрямец.
Значит, ей и хранить его, как величайшую ценность в своей жизни.
Святотатство этой мысли ужасает и восторгает одновременно. Инеж глушит порыв неуместных эмоций ещё одним глотком обжигающего виски и, морщась, придвигает к себе кувшин с водой.
— У меня неожиданно вырос клюв? — иронично интересуется Каз. — Столь пристальные взгляды я обычно получаю от стражников, у которых на меня ничего нет.
— У меня есть, — просто отвечает она и переводит взгляд куда-то за него, неожиданно с болезненной ясностью вспоминая, как солнечные лучи золотили его волосы одним далеким утром.
Каз на мгновение как будто теряет дар речи и опускает голову. Джаспер вопросительно вскидывает брови, но ничего не говорит.
— В Торговом Совете назревает раскол, — Инеж отставляет стакан. — Насколько я поняла, Кридса хотят сместить с поста главы совета, но у них не хватает поводов. Корабли вернулись, и это поставило большую часть совета в очень непростое положение. Большинство негодуют, потому что в этой авантюре участвовало очень ограниченное число купцов, и теперь каждый из них увеличил свое состояние едва ли не вдвое.
— Негодуют старые рода?
Инеж удивленно смотрит на Каза и кивает.
— Да. Их лидер — Сфорца. Он говорил, много говорил о том, что Керчия задыхается в беззаконии, а Кридс это позволяет.
— Ну, кто бы сомневался… — Каз усмехается каким-то своим мыслям. — Шуханский выродок! Сфорца, ему никогда не сиделось спокойно…
— Ты что-то знаешь про него? — спрашивает Джаспер.
— Пересекались однажды, — Каз кривит губы. — Та ещё лживая тварь, с такими, как он, сделок не заключают. Все равно что с гадюкой!..
— Если он возглавит совет, то… — начинает Джаспер и, не договорив, машет рукой и опрокидывает в себя остатки виски. — Если по-честному, Каз, когда мы заключали сделку с Кридсом, ты рассчитывал, что он втянет нас в свои политические игры?
— Предполагал, — Каз задумчиво рассматривает золотистые переливы в собственном стакане. — Но не думал, что против него выступят сразу же. Такие вещи не делаются за пару недель, это нужно готовить заранее.
— Что за сделка?.. — тревожно спрашивает Инеж. — Каз?..
Каз упорно рассматривает свой виски, только рука на колене сжимается в кулак.
— Каз?..
Каз залпом опустошает свою порцию и со стуком возвращает стакан на стол, даже не кашлянув.
— Мы обязались вернуть порядок в Каттердам, вычистить работорговческую заразу и решить вопрос с блокадой в обмен на неприкосновенность меня и моих людей и поддержку от Торгового совета. Они не мешают нам делать свою работу, а мы работаем с ними и на них.
— Но…
— А если не справимся, то тебя арестуют и отправят в Новый Зем, — Каз поднимает голову, взгляд его пугает, горящий, злой, почти безумный в какое-то мгновение. — Тебя и всех капитанов, кто участвовал в битве у Черного Рога. Уж не знаю, что земенцы выберут, повешение или что похуже!
Джаспер рядом шумно выдыхает.
— Чем дальше на север, тем страшнее нравы, — хрипло говорит он. — Мать сбежала от этого когда-то. Зверства куда более дикие, чем те, что случаются здесь. Пуля в лоб — там акт милосердия. Особенно для рабов.
— Я… — она не знает, что сказать. Надо было смириться, что этот разговор все же состоится. У неё нет оправданий, она действительно втянула их во все это...
— Ты сделала то, что должна была, — отрезает Каз. — Ты отомстила и вернулась домо… в Каттердам! Этого достаточно. А теперь пришла пора всем уяснить, кто мы такие на самом деле.
— И кто же мы? — со смешком интересуется Джаспер.
— На редкость отчаянные ублюдки. Теперь по порядку, Инеж, сколько человек поддерживает Кридса?
— Реймеккер, Наас и Ван-Эки от его имени, Уайлен пока права голоса не приобрел, — начинает загибать пальцы Инеж. — Драйден старший, Люссет, Ван Брейик…
— Больше половины, это хорошо, — Каз кивает. — Значит, на другой стороне Сфорца и кто-то из тех, кто смотрит ему в рот. Чтобы скинуть Кридса, им нужно избавиться от той силы, что его поддерживает, то есть от меня. Вот сегодня они и явились по наши души с пробным визитом.
Джаспер сумрачно кивает.
— Сфорца намекал, что Кридс рискует своей репутацией, и его поддержка может лопнуть как мыльный пузырь, — добавляет Инеж. — После того, как совет окончился, к нему сразу же кинулся кто-то из стражников с донесением, и старик стал похож на взбешенного индюка.
— Ох уж эти знатные древние рода, — с издевкой отзывается Каз. — Они не привыкли к тому, что что-то может пойти не по их плану. Но… Сфорца старик, он был стар, ещё когда я был мальчишкой. С чего бы ему ввязываться в эту борьбу вот так внезапно?..
— Думаешь, есть скрытый игрок?
— Если только кто-то, кто сумел заинтересовать чужую жадность, потому что жадность — это единственное чувство, которое с возрастом не угасает, а разгорается лишь сильнее.
Инеж кладет подбородок на ладони и исподволь, из-под ресниц скользит взглядом по их лицам. У Джаспера оно отчего-то суровое и почти горькое, Каз же напряженно размышляет, в глазах виднеется знакомый азарт.
Новые игроки возникают за этим карточным столом так стремительно, что крупье не успевает раздавать карты, а правилы игры меняются с каждым сделанным ходом. Это интересная задачка, как раз в вкусе Каза.
— Почему Кридс сказал, что контракт недействителен? — вдруг спрашивает Джаспер. — Каз, он ведь был составлен по всем правилам! Я давно в этом деле с Уайленом, успел нахвататься кое-чего, он был идеален!..
— Идеален, — медленно повторяет Каз. — Вот оно… Они знали, что мы будем смотреть на формулировки, будем проверять каждое слово, потому что мы знаем, как разводят филю на мелких буквах. Это так и работает. Подсунь филе то, что он хочет видеть, успокой его, и он твой с потрохами!
Он вдруг резко поднимается на ноги и стремительно выходит из комнаты.
Инеж вопросительно поворачивается к Джасперу, тот нервно барабанит пальцами по столу, два гвоздя выскакивают со своих мест и сплетаются в единое целое, поминутно меняя форму. Ноги его сами собой начинают выстукивать какой-то назойливый мотивчик из “Зверской комедии”.
— Джас, — она касается его запястья. — Дыши, Джас.
Он моргает, гвозди безвольно опадают на стол.
— Ты прямо как Уайлен, — Джаспер слабо улыбается. — Это его слова. Он бывало держал меня за руки, заставлял дышать в такт с ним, ещё и пел что-нибудь, чтобы я успокоился и не испортил собственные револьверы.
— Ты так и не научился контролировать это? — с тревогой спрашивает Инеж. — Ты же ездил в Равку…
— Я сам пробудил эту силу, — веско отвечает Джаспер. — Раньше она находила выход в движении, в суете, в азарте, теперь она прорывается напрямую. Я может и стал спокойнее, но побочные эффекты такие… Могу испортить что-нибудь металлическое и даже не заметить, так что береги ножи!
Он невесело усмехается, когда она понимающе кивает.
Джаспер боролся с зависимостью от азартных игр тяжело, болезненно, изводя и мучая и себя, и всех вокруг. Как это выдержал сам Уайлен, с чьей подачи это и началось, Инеж даже не представляет. Знает лишь, что пару раз Джаспер ухитрился довести до крайней стадии бешенства даже спокойного доброго Ван Солнышко.
А вот на нервах Каза они плясали уже вдвоем, когда Джаспер пытался доказать, что он достоин стать лейтенантом, а Уайлен то пытался удержать его от этого шага, то высказывал Казу все, что о нем думает, правда, предварительно хорошенько набравшись. На трезвую голову Уайлен обычно был менее склонен к самоубийству.
Всего этого Инеж практически не застала, но Нина потом живо пересказывала эти перипетии едва ли не в лицах. Впрочем, к Джасперу она с некоторых пор относилась с искренним сочувствием, даже пыталась учить его, как когда-то учили её саму.
Толку с этого было немного, но только частые нерегулярные визиты Джаспера в любое время дня и ночи в свое время спасли Нине и маленькому Маттиасу жизнь, когда за ними пришли дрюскели, посланные Брумом. Из тех ублюдков живым не вернулся никто, а вот Ярл Брум спустя несколько недель получил занятный гостинец: деревянный ящик, полный отрезанных голов, пересыпанных солью.
Больше Нину Зеник никто не трогал, а все фьерданцы-дрюскели, которых она когда-либо встречала на своем пути в Каттердаме, лишь отворачивались и брезгливо сплевывали на землю, выражая свое презрение. Отныне и Нину, и малыша Матти надежно защищало покровительство Каза Бреккера, керчийского демжина с кровавыми руками.
Джаспер не любит вспоминать те времена, особенно первые годы их становления. Смерть Маттиаса, отъезд Нины, а затем и Инеж почти сокрушили их воронью стаю. Каждый постарался стать сам по себе, даже Джаспер почти уже собрался покинуть Каза и уйти своей дорогой. Каз отпускал всех безропотно и почти равнодушно, но именно это непробиваемое равнодушие и насторожило как Джаспера, так и вернувшуюся в Каттердам после своего первого плавания Инеж.
Деятельный и неутомимый ум Каза нуждался в постоянном действии, в постоянной подпитке. В тот момент он словно оказался на перепутье: достигнув всех ранее поставленных целей и восстановив банду, даже отремонтировав Клепку, он остановился, будто раздумывая, куда двигаться дальше. Маска ледяного равнодушия, казалось, так крепко приросла к его лицу, что начала въедаться под кожу и врастать в душу. Когда исчезли даже язвительные реплики и вспышки гнева, друзья забили тревогу. Расшевелить Каза больше не удавалось, ни дурью Джаспера, ни голосом Инеж, ни даже новым делом. Он реагировал на них с одинаковым сосредоточенным безразличием, словно на автомате, но все больше переставал быть тем Казом, которого они знали.
И тогда неожиданно вмешался Уайлен, в то время ещё только-только освоившийся в роли главы компании. Никто не знал, что он сделал, что сказал, это так и осталось тайной. Однако каким-то неведомым образом именно ему удалось достучаться до Каза, сорвав его чуть ли не до драки. Боец из Уайлена был никакой, поэтому он ещё пару недель гордо сиял красивейшим фонарем под правым глазом и наотрез отказывался говорить, что произошло между ним и Казом в тот день. Каз тоже хранил молчание, но с того дня он как будто вновь ожил и даже стал чуточку снисходительнее к косякам Джаспера.
Затем вернулась беременная Нина с толпой маленьких дрюскелей, и им всем резко стало не до сантиментов. Ещё через несколько месяцев мир сотрясли вести о беспрецедентной бомбардировке Равки воздушными силами Фьерды, а спустя пару недель после рождения Матти, посередь зимы, Каз внезапно сорвался в Равку, дернув за собой и Джаспера. Как потом выяснилось, это была какая-то лихая (и прибыльная) авантюра авторства его величества всея Равки Ланцова.
Затем Инеж получила свой первый орден, побывала на королевской свадьбе, и ей даже показалось, что она мельком видела там Каза, но это было так мимолетно, что она всё ещё не уверена, что ей тогда не почудилось, а спросить напрямую она до сих пор не находит слов. Однако её поддерживает мысль, что он мог быть там, мог смотреть на неё с гордостью, быть может, даже усмехнулся и одобрительно кивнул.
Для самой Инеж этот эпизод стал важной вехой в жизни. Вскоре после того награждения сама Женя Сафина заинтересовалась её достижениями, связалась с Инеж и предложила сотрудничество, и тогда Инеж наконец-то позволила себе поверить, что мечты сбываются. Эти победы захватили её. Настолько, что после она за считанные месяцы завоевала репутацию одного из самых неукротимых каперов Керчии, не упустив ни одного рабовладельческого корабля, каковой имел несчастье попасть в поле её зрения.
Это не прошло ей даром, и вскоре Кара Теше впервые столкнулся с пиратскими кораблями, которые вступили в союз с работорговцами, став фактически их охраной. Это сражение стало для Шпекта последним. Он остался жив, но контузило его столь сильно, что он так и не смог оправиться и попросил вернуть его обратно в Каттердам. Часть старого экипажа, у которой Шпект пользовался большим авторитетом, присоединилась к нему и попросила отпустить их. Инеж никого не держала и отвезла туда, куда они попросили, однако на душе у неё было горько: Шпект многому научил её в этой жизни и был к ней по-своему привязан. Впрочем, очевидно было, что немалую роль в его отношении сыграло очевидное покровительство Каза ей и её начинаниям. Шпект приглядывал за ней, хранил её и, Инеж знала, регулярно докладывал об их передвижениях.
Тот последний приезд в Каттердам сокрушил её, измельчил душу и сердце в мелкое крошево. Быть может, она не была бы так беспечна, если бы так не стремилась сбежать и забыть все, что произошло.
У каждого из воронов есть свои кровоточащие незаживающие раны. У Нины, у Каза, у Уайлена, у Джаспера, и она, Инеж, — не исключение. Главное — не забывать, что запах крови всегда приманивает прожорливых акул. Может, поэтому Каз по-прежнему хранит свои раны в тайне? Вот только собственного кровавого следа, что выдает его с головой, упрямо не замечает вот уже сколько лет.
Слышатся шаги, и Инеж убирает руку с запястья Джаспера. Он улыбается ей, криво, неуверенно, но металлу вокруг него больше ничего не угрожает. Пока что. Джаспер редко теряет над собой контроль, чаще всего когда просто волнуется, но взять себя в руки ему по-прежнему непросто.
Каз входит, держа в руках черную папку, где, как подозревает Инеж, и должен храниться тот самый контракт. В идеале.
Но никак не девственно чистые листы бумаги, которые с тихим издевательским шуршанием ложатся на стол один за другим.