Под керосиновым дождем

      На мгновение всё внутри обрывается, словно свершилось нечто непоправимое, нечто, что он уже никогда не сможет изменить. Джаспер из последних сил держится прямо, делает последние три шага прочь из-под церковных сводов и бессильно опускается на каменную ступень.       Сердце в груди бьется медленно, гулко, кажется холодным тяжелым камнем, который больно ударяет в грудь, и вдохнуть вдруг становится совершенно невозможно.       Он не знает, что случилось. Скорее всего, ничего особенного.       Наверное, сказалась та вчерашняя сигара из юрды, слишком крепкая и ядреная, от которой организм прошивает всплеск небывалой бодрости, даже если усталость валит тебя с ног как обух топора. Продавец предупреждал, что расплата придет все равно, но Джасперу на тот момент было плевать.       — Эй? — Инеж приседает рядом с ним и невесомо касается его плеча. — Что случилось? Джас?       — Сейчас, — сбивчиво отзывается он, пытаясь вдохнуть поглубже. — Я… просто… душно было. Да, было душно. В церкви, да…       А боль лишь нарастает, как он ни пытается её унять. Как будто невидимая спица входит все глубже. Мир перед глазами начинает плыть, Джаспер старается выпрямиться, вдохнуть побольше, но лучше не становится.       Инеж оставляет его, и он слышит её легкие невесомые шаги, становящиеся все тише. А в следующее мгновение его окружают людские фигуры, встревоженные лица, которые все сливаются в одно плохо различимое пятно.       Голос Нины, громкий, навязчивый, упорно пробивается в уши. Она поднимает ему голову, всматривается в его зрачки, спрашивает что-то, чего он не может понять. Боль в груди мешает сосредоточиться.       — Дыши! Дыши, слышишь! — рявкает Нина. — Не смей отключаться, мать твою!       Пара крепких словечек на равкианском, и боль вдруг начинает ослабевать. Нина прижимает скрещенные пальцы к его груди, Джаспер впервые делает свободный, не осененный болью вдох.       Сердобольный священник приносит воды. Джаспер осушает чашу одним глотком, чувствуя, как пробегают по спине капли холодного пота. Дикая слабость сковывает все его существо.       — Вызвать врача? — участливо спрашивает священник почему-то у Каза.       Джаспер с каким-то отстраненным удивлением наблюдает, как обычно равнодушное лицо Бреккера становится озабоченным и хмурым. Он оглядывается на Джаспера с вопросом в глазах, и глаза эти — Джаспер готов поклясться собственными револьверами — на один лишь краткий миг наполняются искренней тревогой.       Джаспер со всей возможной бодростью мотает головой.       — Нет, не надо! — бормочет он. — Я уже в порядке. Просто голова закружилась, такое бывает!       Нина громко фыркает, но он не обращает на нее внимания. Каз протягивает ему руку, помогая подняться, и Джаспер на автомате крепко обхватывает темными пальцами его бледное запястье.       Ему даже удается стоять на месте, не шатаясь, хотя в глазах по-прежнему мутно. Руки у Бреккера, к слову, ледяные.       — Тебе нужно домой, — говорит Каз спокойно. — Пойдем к каналу. Пойдем медленно.       На десятом шаге Джаспер наконец прилаживается и перестает раскачиваться будто с перепоя. Ей-богу, было бы не так обидно, если бы он и впрямь был нетрезв.       Нина что-то шепчет Инеж на ухо, и Джаспер изо всех напрягает слух, но улавливает лишь слово “...приступ”. Его потихоньку отпускает, но уже очевидно, что на свадебное торжество его энтузиазма не хватит, как бы ни хотелось отныне издеваться над Казом днями напролет.       — Унизительное состояние, — сплевывает он сквозь зубы. — Черт возьми!       — Что-то употреблял? — будничность, с которой Каз это спрашивает, заставляет душу захлебнуться обиженной горечью. Тон Каза и не предполагает, что ответ мог бы оказаться отрицательным.       И тем досаднее, что он все ещё положительный.       — Сигару из юрды, — мрачно отзывается Джаспер. — Из тех бодрящих, что мы с тобой как-то курили. Они ничего так были. Пару ночей спать не пришлось, вот утром и…       — Понятно.       Когда Каз так роняет слова, становится вовсе непонятно, что он обо всем этом думает. Наверняка то, что Джаспер опять облажался.       С другой стороны, уж чего-чего, а стыда Джаспер не чувствует точно. Каз просто не понимает.       Надо сказать, сигары Бреккеру вообще без надобности, хотя наблюдать за тем, как он кашляет и неумело давится дымом, воистину забавно. Даже удивительно, как за столько лет на улицах Каттердама он так и не выучился курить. Каз до сих пор предпочитает по старинке без затей жевать юрду.       Сам Джаспер курить выучился лет в десять на спор, и неоднократно отхватывал заслуженную кару, когда сладковатый запах не успевал выветриться к моменту возвращения домой.       Причал оказывается совсем рядом. Всего десять крюгге, и старый лодочник нехотя отвязывает одну из лодок, а длинноногий мальчишка-гондольер ловко прыгает на положенное место и бойко отталкивает лодку от причала, увозя их четверых прочь по каналу.       Что сказать, Рой гребет получше, да и сам Джаспер тоже, если уж на то пошло. Правда, сейчас он и руки-то не поднимет, не то что весла.       — Если бы я знала тебя хуже, я бы сказала, что ты чуть не схватил полноценный сердечный приступ, — тихо произносит Нина, мрачно вглядываясь в его лицо. — Признавайся, Фахи, тебе на самом деле уже давно за сотню минуло?       — Держи выше, самого Черного Еретика обогнал, — усмехается он невесело. — Чертовщина какая-то.       — Согласна.       — Причаль-ка к Ройзенштрасс, — просит Каз мальчишку-лодочника, и тот понятливо ускоряет работу шестом.       — Пойти с тобой? — спрашивает Инеж тихо.       Каз оглядывается на неё и качает головой.       — Не в этом виде.       Инеж опускает взгляд и с досадой касается кружевного подола. Плечи её на мгновение поникают.       Днище едва уловимо качается, когда Каз покидает лодку и уходит по улице, не оглядываясь. Мальчишка вновь отталкивается шестом, и лодка скользит дальше вдоль под сплетениями фигурных мостов и цветочных гирлянд.       Джаспер молча наблюдает, как проплывают мимо привычные городские панорамы, рассматривает с любопытством замысловатые шляпки высокопоставленных дам. Каждая сродни отдельному анекдоту, будет о чем шутить с Уаем.       Уайлен, наверное уже заждался их в особняке. Он переживал за дело — ну или за свадьбу Каза — едва ли не сильнее самого Бреккера. Жаль, что его лицо такое приметное. Джаспер хотел бы, чтобы они собрались впятером в этот раз.       Было бы весело…       Скорее бы добраться домой. Душу сжимает необъяснимая тревога и хочется оказаться дома, убедиться, что все в порядке, что Уай в порядке…       Хотя, конечно, в порядке. Что с ним могло случиться за несколько часов? Они виделись утром, и Уай выглядел вполне бодрым, даже взбудораженным немного. Он пожелал ему, Джасперу, удачи и почему-то чересчур крепко стиснул в объятиях на прощание.       Джаспер нетерпеливо барабанит пальцами по колену, выбивает быструю дробь по борту лодки. Притихшая Инеж вздрагивает и оборачивается. Джаспер делает знак мальчишке свернуть и причалить на пересечении улиц. Почти что напротив дома Зеник.       — Я сам вернусь, — говорит он мягко. — Вам и впрямь лучше разобраться с одеждой и замести следы.       — Но… — возмущенно начинает Нина, но Инеж шепчет что-то ей на ухо, и Зеник умолкает, все ещё не согласно сверкая глазами.       Инеж смотрит на Джаспера с благодарностью. Он кивает. Не дело — отступать от изначального плана только из-за того, что ему вдруг внезапно поплохело. Да и платье у Инеж слишком приметное, слугам не стоит видеть её в таком облачении.       — Ты точно справишься? — обеспокоенно уточняет Нина. — Джас…       — Мне уже намного лучше, не волнуйся, — усмехается Джаспер. — Идите спокойно!       Нина вздыхает, но все же поднимается с места. Мальчишка-гондольер галантно подает ей руку. Джаспер видит, как у того разбегаются глаза: он определенно заворожен печальным очарованием Инеж и вместе с тем не может отвести глаз от Зеник.       Нина, правда, на это не обращает ни малейшего внимания. Она уже мыслями с сыном, многочисленными делами и новыми обязанностями хозяйки всей немалой империи Каза.       Инеж выскальзывает вслед за ней, но Джаспер успевает коснуться её запястья, привлекая внимание.       — Выше нос, миссис Бреккер, — ухмыляется он. — Ты прекрасна, как морской рассвет!       — Да ну тебя! — Инеж отмахивается от него с усталой досадой, но ему думается, что комплимент ей приятен.       — Кто-то должен был отметить очевидный факт, — Джаспер шутливо посылает ей воздушный поцелуй.       Нина оборачивается и грозит ему пальцем, но в глазах её смех. Инеж с улыбкой качает головой.       — Я приду скоро, — отзывается она. — Постарайся не вляпаться в неприятности до моего возвращения, ладно?       — Приложу все усилия! — Джаспер церемонно прижимает ладонь к сердцу.       Лодка отрывается от каменных ступеней и скользит дальше, в Финансовый район. Джаспер смотрит вслед уходящим девушкам и неосознанно продолжает растирать ладонью то место, где по-прежнему глухо и быстро стучит растревоженное сердце.       На душе неожиданно тоскливо, но это радостная тоска, светлая, щемящая. Он знает, что все это было ненастоящим, но ему представился шанс увидеть Каза Бреккера безрассудно счастливым всего лишь на одну секунду, прежде чем тот отвернулся, пряча лицо.       Джаспер грустно усмехается и свешивает руку с борта, слегка касаясь пальцами воды. Каналы в этой части города чистят не в пример тщательнее всех остальных. Странное чувство болезненной радости, точно засохшая корочка наконец отрывается от зажившей ранки. Он наконец-то отпускает Каза Бреккера из своего сердца, из той больной израненной части, что всю жизнь цеплялась за кого-то сильного, надежного, кто всегда знал, что делать и готов был вести за собой тех, кто ему верил.       Джаспер по-прежнему верит, но теперь наконец-то всё встает на свои места, и даже язвительные высказывания Бреккера больше не доставят столько горькой обиды и чувства собственной бесполезности. Джаспер наконец перерос это.       Скорее бы увидеть Уайлена и обнять его. Резко, порывисто, грубовато — так, как свойственно именно ему, Джасперу. До боли хочется увидеть лицо купчика, посмотреть в серьезные глаза и поверить, что излечился окончательно..       Уайлен всегда чувствовал эту трещину, но никогда не сомневался в нем, лишь подставлял плечо каждый раз, когда Джаспер в очередной раз оказывался на грани провала — доказать Бреккеру, что он все же чего-то стоит.       Если бы ещё не эта смутная тревога… Лодка движется слишком медленно, как бы усердно мальчишка ни работал своим шестом.       Домой! Ему нужно домой. Срочно.       Джаспер беспокойно оглядывается по сторонам, машинально проверяет на поясе отсутствующие револьверы (в церковь с оружием не заходят). Поднимает руку, и с пальцев капает вода, прохладной змеей струится в рукав. Джаспер тихо чертыхается, стряхивает капли и лезет во внутренний карман за платком.       Пальцы неожиданно натыкаются на клочок бумаги. Джаспер вытягивает его наружу и расправляет, недоуменно хмуря брови.       Несколько неровных строк бегут наискось по всему листку. Имена. Фамилии. Даты… Что это?..       И вдруг он вспоминает. Приют святой Хильды, робкая улыбка Нилы, собственная просьба, Анастасия Плав… Это посетители Анастасии Плав за последние полгода.       Джаспер бегло просматривает список, и брови его поднимаются все выше.       Помимо регулярных визитов Марии Хендрикс эту женщину посещали всего несколько человек. Некая Джанет Рэдхэд и… один юноша по имени Данил Плавиков.       Что за чёрт?..       Голова вдруг взрывается чередой смутных образов из сна. Странная женщина склоняется над Марией, сам Джаспер падает на пол, гвозди вылетают из стены и… парем. Почему он думал про парем?..       Джаспер отчаянно вцепляется взглядом в проплывающий пейзаж и судорожно хватает ртом воздух. Не время поддаваться приступам. И панике пока тоже нет места.       Сны порой бывают на редкость злободневными. А ведь и правда, если у Плавикова есть юрда-парем, то он опасен. Безумно опасен. Зря Каз оставил его в живых.       Уай обмолвился, что они с Плавиковым не ладят. И это почему-то кажется логичным. Что за бессмыслица творится с ними всеми? Почему привидевшийся в приюте кошмар кажется таким реальным, точно случился на самом деле?       Ясно одно, Уайлен должен узнать, что Плавиков появлялся в приюте святой Хильды и что в любой момент он может стать мощнейшей бомбой, которая погубит даже того, кто по праву считается лучшим подрывником Бочки.       Джаспер трясет головой, пытаясь привести мечущиеся мысли в порядок.       — Ускорься, — сухо командует он мальчишке-лодочнику.       Все в порядке. Уай дома, Мария — тоже, где-то там же должна быть Малена, благо она пристрастилась к секции приключенческих романов в домашней библиотеке. Джаспер убедится, что все на месте, как и планировалось, и его наконец отпустит. Может быть, они даже все вместе посмеются над таким приступом паранойи с его стороны.       Из лодки он выскакивает так стремительно, что едва успевает швырнуть лодочнику честно заработанные крюгге. Камни причала гулко отдаются под подошвами ботинок.       Его все ещё пошатывает, но Джаспер старается идти быстро, не обращая внимания на слабость.       Дом встречает его тишиной. В комнатах Уая пусто, в мастерской — тоже. Джаспер все ещё надеется и поднимается наверх, хотя к матери Уай не заходил уже очень давно.       — Госпожа Хендрикс? Уай не у вас?       Мария поднимает голову от картины, осторожно откладывает кисть и оборачивается к Джасперу всем корпусом.       — Нет… — растерянно отзывается она. — Я его сегодня не видела с самого утра. Что-то случилось?       На лице её тревога, поэтому Джаспер мягко улыбается:       — Нет-нет, ничего. Просто разминулись, видимо. Красивая картина!       Завораживающая, скорее...       Он и Уайлен стоят перед зрителем. Уайлен смотрит искоса из-под рыжей челки и улыбается уголком рта — его замечательная улыбка, немного лукавая и насмешливая в то же время. Даже удивительно, что Мария поймала её — эту улыбку. Её Уайлен обычно дарит лишь ему, Джасперу. С матерью он общается совсем иначе.       А он… его Мария ещё не дорисовала. Его фигура — пока ещё набросок, но лицо и поза уже прорисованы. И не только поза. Револьвер. Он изображен в точности, со всеми трещинками и насечками на рукояти.       Нарисованный Джаспер небрежно крутит его на пальце, а другой рукой покровительственно обнимает Уайлена за плечи. И фигура ненавязчиво подается вперед, словно прикрывает купчика от возможной опасности. Они и впрямь ходят так по улицам иногда, когда оба изрядно выпили — удобно оттолкнуть Уая за спину, чтобы прикрывал, или толчком направить в нужную сторону.       Джаспер Фахи частенько созерцает себя в зеркале, когда завязывает галстук или шейный платок, но он ни разу не имел возможности посмотреть на себя со стороны, увидеть чужими глазами то, что для него естественно как дышать.       — Пойду, спущусь вниз, узнаю у слуг, не оставлял ли он распоряжений, — Джаспер сглатывает непрошеный комок.       — Да, я, пожалуй, останусь здесь, если не возражаешь, — Мария улыбается, но глаза у неё печальные. — Сердце побаливает. Думала, совсем плохо станет, но отпустило внезапно.       — Давно?.. — В горле внезапно пересыхает. — Малена поднимется к вам и я вызову доктора…       — Около часа назад, я уже пришла в себя, — Мария останавливает его за запястье. — Со мной все будет в порядке, найди Уайлена! Мне тоже тревожно за него весь день.       — И все-таки пусть Малена будет рядом, — Джаспер бережно сжимает хрупкие бледные пальцы. — Пожалуйста, госпожа Хендрикс, берегите себя!       Она с улыбкой кивает.       Джаспер устремляется вниз, спиной чувствуя взгляд нарисованного Уайлена. До знакомой боли в сердце живой и пронзительный. Что если картина эта — всё, что останется им обоим?

* * *

      Толчок, глухой рык мотора, резкое падение. Желудок подскакивает куда-то к самому горлу, и в глазах оказывается лишь стремительно приближающийся морской простор. Уайлен крепче вцепляется в рычаги и кидает взгляд на приборную доску, удерживаясь от искушения закрыть глаза.       Машина несется вперед с поражающей скоростью, кабину потряхивает, а рев мотора ввинчивается в уши безжалостной дрожью. И земли под ними больше нет…       Талисман святой Алины качается перед глазами туда-сюда, просверкивая золотом. Таким же сверкает море в лучах закатного солнца.       Элиас Райт бледен, напряжен, но в глазах его восторг. Он быстро просматривает показания тех приборов, которые они смогли подобрать для определения высоты и количества топлива в баке.       — Колеса вверх. Второй мотор, — командует он. — Попробуем набрать высоту. Медленно…       — Есть, — Уайлен тянет рычаги один за другим. Очень плавно.       Здесь нельзя допускать резких движений, нельзя дергать со всей силы, слишком велик риск вывести что-то из строя.       Они летят! Летят почти над самой водой, не касаясь её днищем. Под ними лишь воздух и дымовой след выхлопа. Идею моторов Райт брал из фьерданских изобретений, но усовершенствовал так, чтобы заправлять его можно было обычным керосином.       Фьерданские машины работают на дорогостоящем топливе, которое нужно циклично перегонять через несколько фаз подряд, пока оно не станет пригодно к употреблению. Поэтому фьерданцы все ещё не могут развернуться в широком производстве.       Керчийский летательный аппарат выйдет экономичнее в несколько раз. Если, конечно, пройдет испытание до конца.       — Второй мотор.       — Хорошо, — Райт тянет штурвал на себя. — Пробую первую отметку. Выходим на первую фазу высоты. Пишите!       Уайлен ловко вылавливает раскачивающийся карандаш на цепочке и вносит череду условных значков в бортовой журнал, надежно закрепленный на приборной панели.       Его идею они позаимствовали у Инеж — вести испытания и полеты строго под запись. Страницы покрыты восковой пленкой, которая в идеале должна защитить записи от воды, даже если они в ней окажутся.       Машина вздрагивает, и Уайлен чувствует что-то странное. Прежде ему никогда не приходилось летать, это чувство сходно с тем, чтобы подниматься на лифте, но вместе с тем совсем иное: захватывающее, всеобъемлющее. Они действительно набирают высоту.       Море раскидывается перед ними необъятным многоцветным простором, и покинутый берег кажется совсем крохотным.       — Вторая фаза. Поднимаемся на третью.       Уайлен быстро чертит ещё один символ. По одиночке они похожи на рисунки. Так сознание не путается, он не читает их, просто видит и понимает смысл.       Первая фаза — три человеческих роста от уровня моря. Вторая фаза — уровень мачты равкианского скифа. Это все ещё слишком маленькая высота.       Третья фаза позволяет стать недосягаемым для дальнобойных земенских винтовок. Это цель, поставленная Джаспером и Казом ещё в самом начале пути. Ни одно оружие из ныне существующих не должно добивать до летящих людей.       Равка, поговаривают, уже разработала пушки, которые способны метко стрелять вверх, но все же для большинства народов небо — все ещё непознанное поле битвы.       Кабина начинает мелко трястись, но мотор гудит ровно без перебоев. Пока.       — Это плохо? — Уайлен оглядывается на Райта.       — Понятия не имею, — тот не отрывает взгляда от приборов. — Я никогда не поднимался на такую высоту. Несколько футов до выхода на третью фазу. Готовы?       Уайлен кивает и осторожно выбирается со своего сиденья.       — Хвост дрожит? — спрашивает Райт напряженно.       — Пока вроде нет, — Уайлен не очень уверен, как это должно быть.       Ему как раз кажется, что дрожит и ходит ходуном вокруг все, и даже тело сотрясается мелкой будоражащей дрожью.       — Хорошо. В прошлый раз все начало разваливаться с хвоста, — жизнерадостно откликается Райт и тут же торжествующе восклицает. — Третья фаза! Прошли! Начинаю маневрирование.       — Ага, — Уайлен перегибается через поручень и делает ещё одну пометку. — Заряжаю?       — Пока нет, — Райт колдует над штурвалом, хотя этот штурвал вовсе не похож на корабельный, просто голый рычаг, который может двигаться в разных плоскостях. — Держитесь, Уайлен!       Земля вдруг уходит у него из-под ног, и Уайлен вцепляется в железный поручень, чертыхаясь сквозь зубы от качки.       — Совершаю разворот, — методично докладывает Райт. — Направление северо-запад. Градус наклона…       Уайлен не глядя черкает одному ему понятные символы. Рука дрожит так, что если бы он писал нормальные буквы, то их не разобрал бы и такой заядлый бюрократ, как Каз.       Эти символы смогут разобрать лишь те, кто их разрабатывал. Он, Райт и Джаспер. Только Джас сможет восстановить летопись событий, если больше окажется некому. Это правильно, так и задумывалось.       То, что они сейчас делают, — совершенно секретная разработка.       Поэтому вторым испытателем пошел Уайлен, который может писать лишь такими ненормальными знаками.       Поэтому они испытывают летательный аппарат, или самолет по-фьердански, над морскими волнами. В случае неудачи морская пучина навсегда скроет обломки, никто не сможет восстановить эту конструкцию по ним.       Поэтому все чертежи, расчеты и документы заперты в специальный ящик, который Джаспер сделал неподъемным и неподвластным даже фабрикаторской магии. А единственный ключ от него болтается сейчас на шее Уайлена и болезненно бьется о незащищенную грудь холодными острыми гранями при каждом неловком рывке.       — Выхожу на прямую, — Райт быстро оглядывается. — Пробуем заряды, Уайлен?       Они прошли третью фазу — самый опасный этап. Но следующий не менее опасный. Они рискуют загореться прямо в воздухе или потерять управление из-за инерции.       Уайлен кивает:       — Выдвигайте орудия, Элиас.       Райт пробегает пальцами по более мелким рычагам и начинает снижать скорость. Уайлен снимает блокировку с замка, и люк в днище начинает открываться. Море сверкает внизу пронзительно синими всполохами. Несколько капсул для сброса бомб призывно блестят колпачками.       Та ещё конструкция по надежности. Внутренняя механика позволит сбрасывать их поочередно или сразу все в зависимости от управляющего сигнала. Однако закладывать бомбы придется вручную. Они не рискнули взлетать с заложенными снарядами. Уайлен, конечно, отчаянный, но не настолько.       Он с величайшей осторожностью подтаскивает чемодан, где хранятся заряды. Распластавшись по узкому пространству кабины, Уайлен аккуратно помещает каждую из бомб в свою капсулу. Каждое движение в этом трясущемся аду должно быть мягким, нежным, точно он держит в руках драгоценный хрусталь.       Страха уже нет, остался лишь азарт. Теперь он понимает Джаспера, готового поставить на кон всё, если карта уже пошла. Они уже взяли эту высоту, они не могут вернуться без результата.       Они взяли лишь три бомбы. Уайлен закладывает две из них и кричит Райту.       — Заряды готовы! Курс на остров!       — Есть.       Маленький бесплодный остров — просто осколок скалы, каких множество вокруг берегов Керчии — дикий и никому не нужный. Если повезет, он станет символом новой эпохи.       — Остров прямо по курсу!       Уайлен вглядывается в перекрестье своеобразного прицела. Ищет алое пятно флагштока. Если расчеты верны, то сбросив бомбы в момент, когда флаг окажется на мушке, они попадут в цель. Теоретически.       Каждое биение сердца отзывается мучительным толчком где-то в горле. Уайлен стискивает в скользких от пота пальцах деревянные поручни.       Алое пятнышко кажется сначала игрой зрения, но стремительно приближается, становясь все различимее.       — Сброс! — командует Уайлен за несколько мгновений до того, как их мишень окажется в перекрестье линий.       Райт дергает очередной рычаг, слышится лязг, но ничего не происходит. Они пролетают над островом, он остается позади, но ни одна из бомб так и не вылетает из своего гнезда.       — Не вышло! Заходим на разворот и идем обратно, попробуем ручной сброс, — отрывисто командует Уайлен.       Райт кидает на него обеспокоенный взгляд, но не спорит, просто выполняет приказ. В самолете главный он, но испытаниями в этот раз командует именно Уайлен.       Кабину знакомо накреняет вновь, но Уайлен заранее цепляется руками и ногами за железные скобы, вбитые специально для этого.       — Идем прежним курсом, — сообщает Райт. — У нас одна попытка, топливо подходит к концу. Нам ещё надо вернуться.       — Понял.       Железный рычаг тугой и неповоротливый. Его практически нереально сдвинуть с места. Уайлену приходится навалиться на него всем весом.       — Командуйте, Элиас!       — Полминуты до острова! — Райт беспокойно оглядывается. — Двадцать секунд… десять… Сброс!       Уайлен с усилием проворачивает рычаг, повисая на нем всем телом. Слышится скрежет, и бомбы разом летят вниз.       Слышится далекий взрыв. И внезапно ослепительная белая вспышка заполоняет собой все. Райт выворачивает штурвал, пытаясь уйти от летящих осколков, самолет встряхивает. Уайлена отбрасывает к стене, с силой прикладывая виском о железную обшивку.       Мир начинает стремительно меркнуть в его широко открытых глазах.

* * *

      — Ох, даже не знаю, сынок. Господин Уайлен ничего не говорил, велел Оскару запрягать, как только домой вернулся…       Кухарка беспомощно разводит руками. На лице её искреннее расстройство, но Джасперу, к стыду его, почти плевать.       — Поехал куда? Сказал?       — Ни словечка, — сокрушенно качает головой та. — Велел вот только Оскару сумку свою не оставлять. Так-то она обычно на кухне лежит, он её забирает под конец дня, а в этот раз метнулся за ней только, так сразу и отбыли. Даже чаю не допил…       Джаспер жестом останавливает её сбивчивую речь. Что-то цепляет слух, какая-то мысль.       — Сказал не оставлять?.. Значит, Оскар не вернется?       — Выходит, нет… — кухарка растерянно оглядывается. — Наверное, сегодня уже не заедет.       — Знаешь, где он живет, бывает? Хоть что-то?       — На конюшенном дворе бывает, — охотно откликается кухарка. — В церкви ещё. В пабы не ходит, он человек хороший, верующий.       — Кто бы сомневался… — мрачно цедит Джаспер. — В кого только верует, в Гезена или в деньги?.. Спасибо, миссис Штольм!       Он стремительно выходит из кухни.       Когда Оскар отвозит Уайлена на испытательное поле, он всегда ждет его там, чтобы под вечер привезти обратно. Что должно было случиться, чтобы он не стал возвращаться в особняк Ван-Эков?       Что-то странное определенно. Или же Уайлен и сам был не уверен, что вернется…       — Чёрт! — Джаспер с силой ударяет кулаком о дверной косяк. — Провались оно всё пропадом!       Он прикусывает кулак, напряженно размышляя несколько минут, а затем бросается прочь из дома, не забыв прихватить из комнаты кобуру с револьверами.       Ближайший конюшенный двор находится через улицу, там экипажи обычно меняют лошадей, ждут назначенного времени, проверяют упряжь или просто отдыхают, ожидая заказа.       Оскара там нет. Ожидаемо. Джаспер чувствует себя загнанным в тупик. По-хорошему, ему стоило бы вернуться домой и подождать Уайлена хотя бы до ночи. Что толку бить тревогу? Уайлен же терпит все его ночные вылазки, а Джаспер подчас и сам не знает, где он окажется в следующий момент.       Однако что-то свербит внутри, стонет, почти плачет. Нет, Джаспер не сможет успокоиться, он должен найти Уая. Он не мог пропасть вот так, без веской причины.       — Что-то ищете, господин? — обращается к нему один из извозчиков.       — Оскар Дрейсен, знаешь такого?       — Да вот же он, господин! Как раз заезжает, видите!       Действительно во двор как раз заворачивает донельзя знакомый экипаж, в котором так часто можно встретить Уайлена.       Джаспер молча смотрит, как тот приближается. Экипаж останавливается, но оттуда так никто и не выходит. Светловолосый парень ловко спрыгивает на землю, ласково треплет по гриве каурого жеребца.       Оскар не успевает даже обернуться, как Джаспер с небрежным дружелюбием подхватывает его за локоть, не давая даже дернуться, и оскаливается в самой доброжелательной улыбке.       — Оскар, ты ли это? Что-то ты рано… Даже не ожидал увидеть тебя здесь!       — Господин Фахи? — Оскар узнает его лицо, и как будто даже облегченно выдыхает.       Джаспер улыбается и ненавязчиво увлекает того под прикрытие экипажа. Как только они скрываются от людских глаз, все дружелюбие слетает, как разбитая маска.       — Где господин Ван-Эк? Ты отвез его куда-то? Куда?       Оскар вздергивает подбородок.       — Господин Ван Эк платит мне не за то, чтобы я рассказывал его маршруты. Простите, господин Фахи.       Хороший ответ, но Джаспера он сейчас не устраивает.       — Похвальная преданность, — тем не менее откликается он. — Вот только мне нужно срочно найти его. Ты можешь отвезти меня туда, где он сейчас?       — Простите, господин, мне это запрещено.       — Ну что ж, — Джаспер прищуривается и касается пальцами колеса. — Ты ехал по песчаной дороге, верно? Выезжал за пределы Каттердама. Выезжал, по глазам вижу…       Оскар хмурится.       — Ты отвез его на то поле? — Джаспер наклоняется ближе. — Говори!       — В Брестигские мастерские!       — Врёшь, — просто отвечает Джаспер и отпускает его. — Я знаю, что Уайлен предпочитает мастерскую старика Хоффмана. В Брестиге ему делать нечего. Отвези меня к нему.       — Но…       — Заплачу вдвойне, — Джаспер смеривает Оскара насмешливым взглядом. — Мы все равно поедем, либо за деньги, либо на менее выгодных условиях, — он красноречиво касается полы плаща. — Меняй лошадей и поехали. Господин Ван Эк в тебе не разочаруется, обещаю.       — Да, господин, — Оскар покорно склоняет голову.       Джасперу неловко, что тот говорит с ним, как с представителем высшего класса, но такова уж его легенда. Керчиец-полукровка с юга, Джейден Йоханнес Фахи — сын зажиточного купца из провинции. Он известный повеса, гуляка и лучший друг Уайлена Ван Эка, частенько гостящий в его доме. Благо отцовская фамилия не так уж редко встречается, иначе Джасперу пришлось бы сменить не только имя.       Каз с помощью денег и связей немного поколдовал с документами Университета, так что студент Джаспер Фахи незатейливо исчез из всех архивов, а такой же нерадивый, но состоятельный Джейден Фахи вновь оказался зачислен на первый курс.       С одной стороны, это прекрасный шанс начать все с чистого листа, но во-первых, у Джаспера аллергия на университет примерно с той поры, как их с Уаем там чуть не пристрелили, а во-вторых напыщенные профессора в щедро напудренных париках навевают на него скуку одним своим видом.       Единственные лекции, которые он изредка для порядка посещает и слушает с интересом, посвящены истории оружия и баллистике. И ещё курс керчийской литературы, в тот семестр Джаспер даже посетил почти все занятия.       К слову… Джаспер загибает пальцы и удивленно присвистывает. При всей своей неусидчивости он до сих пор каким-то чудом (скорее всего, звонким и блестящим) ухитрился не вылететь из Университета, всеми правдами и неправдами лениво переползая с курса на курс. Он, кажется, уже на третьем.       Осталось продержаться ещё два года, и он выйдет ученым человеком, как и мечтал отец. Правда, единственное, в чем Джаспер разбирается после этих хаотично выхваченных обрывистых знаний — это по-прежнему оружие. Что-то он смыслит в математике и экономике — слишком много приходилось записывать под диктовку Уайлена, чтобы не заинтересоваться, отрывки из военной истории, да курс картографии ещё как-то вспоминаются от нечего делать. По крайней мере, карты военных сражений было интересно разбирать и отрисовывать вместе с Уаем.       Оскар наконец запрягает лошадей, и Джаспер велит ему трогаться.       Сердце больше не выкидывает фортелей, а слабость потихоньку отступает, но тревога в противовес становится все сильнее. Что-то не так.       Зачем Уайлен сорвался на поле прямо посередь операции в церкви? Не предупредил, не оставил ни единого знака. Что-то случилось? Неполадки? Диверсия? Плавиков все же явил свою гадючью натуру?       Или же… Догадка эта болезненная, обжигающая.       Джаспер сжимает кулак и стонет от бессилия:       — Какой же ты все-таки дурак, Уай!..

* * *

      Какой же он все-таки дурак… Уайлен со стоном приподнимается на локте. Голова идет кругом и раскалывается хуже, чем при похмелье, до виска вообще не дотронуться, а волосы неприятно тянет.       Он все ещё находится в полутемной кабине, мотор гудит, а в открытом люке прямо перед ним расстилается и бликует морская гладь.       Элиас Райт поминутно оглядывается в его сторону, и когда Уайлен с кряхтением садится, привалившись спиной к дрожащей стенке кабины, то лицо его переполняется несказанным облегчением.       — О слава Джелю! Вы в порядке, Уайлен?       — Вроде бы… — ему приходится напрячься, чтобы сделать речь разборчивее. — Долго я был в отключке?       — Пару минут, — Элиас кидает короткий взгляд на наручные часы. — Мы улетели от острова.       — Что случилось?       Райт качает головой.       — Не знаю. Взрыв внизу был слишком сильным. Как будто взорвалась связка фотобомб… Мне удалось выровнять полет, но высоту мы потеряли. Я не рискнул набирать её обратно. Топливо на исходе.       — Летим на базу, — Уайлен проводит ладонью по лбу и брезгливо рассматривает темно-красные пальцы. — Здесь нельзя находиться без шлема или страховки. Если тряхнет, то можно сильно поплатиться за беспечность.       — Нас будет трясти при посадке, — соглашается Райт. — Мы можем привязать себя ремнями к спинкам сидений. Знаете, как матросы во время качки на кораблях.       — Хороший план, — Уайлен падает рядом на сиденье и принимается вытирать платком лицо. — Сколько осталось?       — Четверть часа, все по плану, — Райт вновь смотрит на часы. — Возвращаемся.       — Возвращаемся, — эхом откликается Уайлен.       Талисман раскачивается на шнурке перед его взглядом, Уайлен ловит его рукой. Синий кусочек кафтана, закованный в прозрачную смолу, согревает его ладонь. Уайлен прикрывает глаза.       Быть может, святая Алина действительно держит в руках их мятежные души сейчас? Пусть же она останется милосердна к ним, позволив вернуться обратно на землю…

* * *

      — Джаспер, ты тут?       Ей никто не отвечает. Инеж заходит, уже понимая, что комната пуста.       Ни Уайлена, ни Джаспера — в доме остались лишь женщины. Госпожа Хендрикс, Малена, кухарка и сама Инеж, только что успешно ускользнувшая из спальни Марии. Жемчужный гарнитур был возвращен на своё законное место в целости и сохранности.       Она оглядывается с любопытством. Ей редко приходится здесь бывать.       Комната Джаспера ему под стать. Суматошная, яркая, полная творческого беспорядка. Исчерканные бумаги валяются вперемешку с книгами и одеждой. Порядок здесь лишь в секретере, где Джаспер хранит оружие, а точнее боеприпасы и все необходимое, чтобы чистить и разбирать его. Даже промасленная ветошь аккуратно свернута и отложена в специальный ящичек.       Инеж останавливается у окна и прислоняется лбом к стеклу.       В душе полный сумбур, а на непривычных пальцах чувствуется странно приятная тяжесть серебряного кольца, которое она почему-то не хочет снимать.       Имеет ли право она носить его теперь? Фальшивая невеста с фальшивой свадьбы, чьи дороги с женихом разошлись, едва лишь они переступили церковный порог.       Её жизнь такая же, как и эта комната. В ней есть всё: свобода, своеволие, отчаяние, гордость, бесконечные авантюры — нет лишь такого секретера, что отражал бы саму её суть, краеугольный камень её личности. Такой надежной гавани в её жизни нет.       Все зыбкость, всё обман.       Всё, кроме её клятв.       Инеж подносит кольцо к губам и прикрывает глаза. Душу обжигает огнем, когда она вдруг вспоминает жар его губ на своей ладони. Горячее влажное прикосновение и невесомый неразличимый шепот “Обещаю, Инеж!”.       Что это было, Каз? Очередная игра или же то настоящее, во что так страшно поверить?       Она не станет снимать кольцо. Не сейчас. Проносит на пальце хотя бы до ночи, а затем уберет в карман. На цепочке она больше его не носит.       Не только Нина верит в керчийские суеверия.       Отдаленный шум отвлекает её от раздумий. Она вскидывает голову и видит смутное движение в прозрачном стекле. Инеж резко оборачивается.       Каз, уже переодетый, но все ещё растрепанный, стоит за её спиной, опираясь на трость обеими руками, и пристально смотрит на неё.       Точнее, не совсем на неё… А на кольцо, которое Инеж так и не решилась снять. Оно предательски блестит на пальце, отражая лучи закатного солнца.