Сорви мои чувства

Саша может основать клуб "тех, кто каждый раз думает, что проведёт 14 февраля с любимым человеком, но хрен там плавал". И будет в этом клубе один. Сильный и независимый косится на кошку, которая устало зевает и после очередной попытки положить палец ей в рот смотрит на хозяина с немым укором: "найди себе уже девушку". Раковских не игнорирует ни одного праздника. День всех влюблённых выбился в лидеры, потому что парень очень гетеросексуально любит ромкомы, плюшевых медведей и коробки шоколадных конфет в форме сердца. А ещё он часто дарит цветы. Самому себе. И выучил язык растений тщательнее, чем древнегреческий пантеон богов, дери их Зевс. Потому что назвался искусствоведом - полезай в исторический кузов и отправляйся на нём прямиком в царство мрачного Аида. В доме длинноволосого не счесть гербариев, но все они почему-то доживают свой век между страницами пыльных учебников. Саша думает над тем, чтобы сменить календарь и даже хочет обратиться с этим предложением к потомкам Юлия Цезаря, безуспешно ища их на Одноклассниках уже который месяц. Но однажды плюёт на это и начинает покупать себе букеты в честь всех приглянувшихся ему в результате гугления праздников. День рождения соломинки для коктейлей, Всемирный день неторопливости, День общественного сна, Международный день паники... А потом и этого становится мало, и Раковских начинает спонтанно проявлять чувства к самому себе (не в том смысле, в котором вы могли подумать, маленькие любители клубнички), действуя из принципа: захотел - купил. Даже на последние деньги. Один из флористических магазинов становится наиболее близок санечкиному сердцу (и к его дому заодно). Алкомаркет съехал, не оставив под собой выжженной земли, ну а любители опохмелиться презрительно фыркали в сторону розовых гербер и оранжевых георгинов. Отпросившись с последней пары под предлогом острой нехватки воздуха в груди (и почему он не пошёл в актёры, отыграл бы и панические атаки, и ханахаки), юный искусствовед бежит в цветочную лавку, следя за тем, чтобы у него не было лица человека, которого только что переехал камаз с сентиментальностью. Сразу Раковских не заходит, "смотрит глазками", как в детстве учили. В окне мелькает фигура высокого худощавого мужчины, одетого в бордовую клетчатую рубашку. Блестящая чёлка, навевающая ассоциации не то с Мирей Матье, не то с солистами бритпоп-групп ранних девяностых, спадает на широкий лоб. В стильных роговых очках что-то отражается, длинноволосый не может понять, что. "Санечка, хватит пялиться, картина он тебе, что ли?" - шикает внутренний голос. Он плюёт на него, так же, как на непокормленных демонов и решительно открывает дверь. Незнакомец тщательно стругает длинный стебель кремовой розы, и парень опять невольно залипает - движения мужчины отточены до автоматизма, но при этом какие-то аккуратные, нежные. Трепетные. А ещё возникает задача со звёздочкой - как теперь отвести взгляд от длинных аристократических пальцев, которые явно не созданы для такой грязной работы. "Ладно, работа не грязная, а ювелирная, и вообще, кто за тебя будет изучать ассортимент, Пушкин, что ли?" Пока флорист упаковывает готовый букет, помещая розу в центр как акцент и передаёт переминающемуся с пятки на носок курьеру, Раковских пробегается глазами по витрине. - Здравствуйте, мне, пожалуйста, красный гиацинт, розовый гладиолус и фиолетовую цинию. Константин поправляет бейджик, лениво поднимает бровь с эмоцией "ну и вкусы у вас, молодой человек", и, передёрнув плечами, составляет требуемую композицию. Когда парень забирает букет, в нос ударяет запах мёда с нотками древесного одеколона. Его почти триггерит, потому что сознание только что разблокировало не самые светлые воспоминания. Саша сжимает двумя руками цветы, толкая дверь ногой и встречается взглядом с ошарашенной посетительницей, которая заплывает в магазин, на ходу поправляя длинную юбку. Эти три цветка гласят: Вся наша жизнь - игра. Я действительно искренен. Думаю об отсутствующем друге.