Тринадцатый ассистент

- Так, значит, в каком-то смысле старинные пророчества сбылись? - заметил Бильбо. - Конечно! - ответил Гэндальф. - Почему бы им не сбыться? Ты, надеюсь, не утратил веры в пророчества оттого, что сам помогал их осуществлять? "Хоббит". Последняя глава.

Осталось рассказать совсем немного. Гномов одели, пристегнули и вооружили по всем правилам техники безопасности и выпустили порезвиться на поле. После 7 дубля под пригревающим солнышком Ори задумчиво высказался, что лучше бы оно и не находилось, это оружие. На что Двалин прорычал, что он его сейчас снова потеряет, и готов прозакладывать свою бороду, что его не найдет целый легион ассистентов, даже если все они будут греками. Снимали почти до заката. Саруман и Гендальф сыграли пять партий со счетом 2:3, что еще раз доказывает, что добро всегда побеждает. Все трое толкинистов остались на площадке. Джастина поселилась в Шире, обзавелась норкой, кухней, кексами, начищенными до блеска сковородками, парой огромных мохнатых ступней и клетчатым фартуком (а рыжие кудряшки у нее были свои). Резкий голос Магды сослужил ей службу –ей выделили «жилплощадь» в Озерном городе и доверили испускать вопли при появлении дракона. Джексон был так впечатлен ее вокальными способностями, что пообещал дать роль со словами. Но, по моему мнению, слова он вырежет при монтаже. А вопли оставит. Любит у нас ПиДжей актеров, которых не видно, но слышно. Их можно использовать несколько раз, а зритель не заметит сходства. Экономия! Джереми стал эльфом. Его бледная кожа и прозрачные глаза были настолько натуральны, что даже грим не требовался – только блондинистый паричок. А когда Магда увидела его в полном эльфийском «камуфляже», ее сердце резко скользнуло в пятки и весенней лягушкой подпрыгнуло до горла. Во всяком случае, она впервые не нашлась, по какому поводу съязвить. Вилли честно отработал свой контракт и уехал в Германию. С Джастиной они болтают по скайпу часами. Она подрабатывает сверхурочно в столовой – копит на поездку в Европу. Меня в качестве поощрения за проявленную отвагу и предприимчивость наградили бесплатными билетами на премьеру («Билли, ты же знаешь, как у нас бюджет не резиновый, нет ни копейки лишней для премиальных»). Мой дядя Одди тут же конфисковал билеты и скрылся в неизвестном направлении. Думаю, они нашли покупателей. Надеюсь, дядя не узнает, что я сэкономила студии 70.000 тыс. долларов (не считая средств потраченных на пиротехнику и прочие средства обороны), иначе он меня обвинит в отсутствии коммерческой жилки, а это для грека самое страшное обвинение. Страшнее этого только второе место после еврея на чемпионате «Самый предприимчивый». Что еще? Ах да! Петера фон Айзена судили, и мы все выступали свидетелями. Когда огласили сумму страховки музейных экспонатов, Вилли задумчиво хмыкнул, а Железный Питер слегка побледнел. Приговор: штраф и запрет на въезд в страну в ближайшие 15 лет. Из зала суда Петера забирал отец. И когда я увидела полномочного представителя Германии, то поняла, что концлагеря еще не все ликвидировали. В семье фон Айзенов он будет воссоздан в натуральную величину. Фермеру Джайлсу выплатили компенсацию, плюс еще он устроил аукцион, распродавая застрявшие у него на ферме мотоциклы. Их владельцам пришлось открыть кошельки пошире. За неразглашение. У милой псины Джульетты появилась новая будка и новый ошейник. Красный. Я стала носить майку «Я люблю короля Трандуила». Нет, я не потеряла аппетита, и спала все так же крепко. Я работала каждый день до изнеможения. Я шутила, собачилась с реквизиторами из-за лени и грузчиками из-за простоев, играла в мяч, в фанты и в «Монополию». Я пересмотрела все фильмы, где говорилось о маори. И я почти не танцевала. *** И вот, наконец, настало время открыть все карты. Я расскажу о самом страшном своем поступке, том, который едва не лишил меня рассудка, оставив истекающую желчью, гневную, одинокую душу на дороге жизни. Меня давно уже простили, купили ванильное мороженое с орехами и сказали, что не держат зла. «С каждым случается». Но Все мои слова запечатлелись в памяти навечно, и до сих пор больно вспоминать, сколько злобы и ненависти всколыхнулось во мне тогда. Словно грозное око Сауронова гнева черной гнилью затянуло душу. Мы сворачивали аппаратуру. Часть первая кошмара под названием «киносъемка» кончилась. И хотя каждый из нас сказал на прощанье в камеру много хороших слов (и много неприличных – за кадром), но после последнего удара хлопушки многие так и бродили, как тени в царстве мертвых, прощаясь с людьми, ставшими близкими, и вещами, которые успели полюбить. Кажется, в тот день на память отвинтили все дверные ручки и разобрали всю посуду в столовой. Во всяком случае, свою чашку я так и не нашла. Как всегда, тринадцатый ассистент не знал ни минуты покоя. Я проверяла ярлыки на ящиках и делала пометки в блокноте, зная, что его, не читая, бросят в урну – кому охота возиться с бумажками в последний день работы. И еще я бездумно рисовала на полях узоры мокко. А потом солнце померло. Его поглотила широкая спина, облаченная в кожаную куртку. С веселенькими такими узорчиками по фасаду. Я подняла голову. Надето это великолепие было на здоровенного парня с мощной шеей, большущими руками и прекрасными восточными глазами новозеландского страуса. Нет, везет мне на крупных мужиков. А у меня все позиции в личной жизни заняты и вакантных мест нет. - Вы кого-то ищете? Большой человек молчал. Смотрел. Черноволосый и смуглый, явно из местных, с полосами широких бровей толщиной в мой палец и густой гривой жестких волос. А лицо округлое, и большой рот легко раскладывается в улыбку, так что в суровость бархатисто-черных глаз как-то не верится. И ангел, и демон –смотря с какой стороны зайдет кинооператор. Я потерла глаза пальцами – за месяцы съемок я научилась сортировать людей на две колонки – годен и не годен. Этот годен, но если утвердят, садиться буду за противоположный конец стола. В конце концов, мое сердце так быстро не зарубцуется. - Вы хотели увидеть режиссера? Он улыбается, и лицо становится еще шире, еще круглее, и смотрит в душу глазами английского спаниеля. Такими же добрыми и терпеливыми. - Береника… - он зовет тихо, издалека, как зовут после долгого расставания. И от крыльев носа вниз ползут тонкие морщинки, обтекая губы и разделив лицо на части, словно сетью татуировки. И я узнаю. И захлебнувшись, тону в вязкой земной тверди. Он подхватил меня и усадил на садовый столик. Ноги не доставали земли, но, по крайней мере, его лицо стало ко мне гораздо ближе, и уже не нужно задирать голову. И чем их кормят, что они такие здоровущие вырастают? Мысли путаются. Так, сейчас скажу глупость. - А что все-таки означает матакок.. маркок…матапопи… твое имя? - Оно означает «падающая звезда». Я в детстве астрономией увлекался. По настоящему меня зовут Марк. Марк Тангата. - А…а…а… - он такой непривычный без своих татуировок. Лицо словно голое. И шрамов нет. - И шрамов нет – это я вслух сказала? Немыслимо! Он усмехается, и я чувствую, как большой добродушный зверь ворчит и ворочается у него в груди. - А откуда им взяться? Мои татуировки …они… в общем, они не настоящие… - А что тогда настоящее? Он внимательно смотрит мне в глаза и слегка отодвигается. Видимо, на всякий случай. Зря. Все равно меня сейчас ноги не держат. И руки как вареные макароны. - Я настоящий. Настоящий преподаватель в университете. И настоящий маори. Только вот рассказывать о культуре предков и совершенно не представлять, как оно происходит на самом деле – это нечестно. - Нечестно. –соглашаюсь я. От этого слова что-то глубоко во мне начинает шевелиться, не пойму что, но цвет явно агрессивный. Оранжевый. - В итоге, когда я собрался писать диссертацию, то понял, что без практической части обойтись никак нельзя. В племя меня уже не примут – слишком взрослый дядечка. Вот я и решил самостоятельно организовать погружение в обрядовую реальность. Этакая ролевая игра увеличенной продолжительности. А чтобы не было соблазна вернуться, попросил друга сделать мне мокко, – он делает паузу. – Из хны. - Так вот почему они были такого странного цвета… – я медленно всплывала на поверхность бытия. И вместе с сознанием во мне пробуждалась злость. Яркая ,как падающая звезда. Потому что меня снова обманули! Потому что прекрасный сон оборачивался серой реальностью. И на этом сером скучном лице стирались знакомые черты. - Друг еще какого красителя добавлял – для большего оттенка. В первый раз он перестарался – у меня рисунок месяц не сходил. Уже и отпуск кончался, – человек усмехается и если он еще раз так сделает, то я взорвусь и залеплю ему пощечину. Как смеет этот чужак говорить со мной, как со знакомой! - С тех пор я стал по две недели в году проводить на природе – как настоящий дикий абориген. Причем, заранее дал слово не принимать какую-либо помощь со стороны. И не использовать английский – маори с приходом англичан учили его неохотно. Так я живу, пока татуировки не исчезают. Он снова улыбается. Волосы у него темные, жесткие даже на взгляд. И не вьются как у меня. Уже хорошо. И не такие они длинные – слегка уши прикрывают. Если я протяну руку, то смогу… так, спокойно, спокойно. Пусть ты знаешь его голос, узнаешь его глаза, но все остальное чужое, коварное и льстивое. Берегись, Береника! - Так я поступаю уже три года. Но никогда еще мой отпуск не был таким насыщенным. Из огня да в полымя. У меня было столько соблазнов раскрыть себя, позвать на помощь, вмешаться. Еще никогда мне так не доставалось, – Он машинально трогает бок, где ребра уже успели срастись, но тело еще ощущает боль. Или убью, или поцелую. Или сначала убью, а потом поцелую. – Впрочем, Вилли быстро догадался, кто я. Он очень наблюдателен. и твердые моральные установки не помогли. Тогда, на лодке, мы говорили, через каждое слово вставляя немецкие слова. Ты ничего не заметила. - Я не знаю немецкого. Я только удивлялась, как быстро вы нашли общий язык. А Вилли еще смеялся, что у маори общие корни с эльфами. А ВСЕ было так просто. – и лживо! Он кивает. Убийца! Вор, с украденным голосом, жестами, губами! Смотрит бесстыжими наглыми глазами. Неужели я могла надеяться, что снова встречусь с тем, кто защищал меня от байкеров, катал на лодке, кто сражался бок о бок со мной. Он погиб от рук фон Айзена в ту памятную ночь. Он и не существовал никогда. Я придумала себе верного и молчаливого защитника. Чего же хочет от меня этот, незнакомый и далекий? - В ту ночь, когда я едва не заговорил с тобой, Вилли напомнил, что я могу сам решить - открыть ли свою тайну. Но я… я не хотел нарушать свои правила. Мы помолчали. - А мистер Джаилс? Он тоже? - Да. Дядя Джи был моей связью с миром. Я оставлял у него одежду, кое-какие вещи – мало ли что могло случиться во время моего общения с дикой природой. И я никогда не откочевывал от фермы больше, чем на 10 миль. В моей голове вспыхнули и погасли слова фермера: вот фермер загадочно улыбаясь, говорит:"Как насчет нарушить планы преподавателя университета в отпуске?", вот Марк рисует узоры у меня на подбородке, и Джаилс говорит: «А это не слишком демонстративно?», и кто-то отвечает: «Не слишком». А врать мне – не слишком! А растоптать нарисованный образ благородства и честности – не слишком! Притворяться и обманывать ради какой-то университетской писанины – не слишком! В эту минуту я ненавидела его сильнее, чем фон Айзена, сильнее, чем прижимистого хитрющего ПиДжея или хулиганистого старика Гэндальфа, сильнее, чем все силы природы, благодаря которым мы познакомились. Смуглый незнакомец убил Матакокири и нагло претендовал на мое сердце. Но я закрыла дверь на прочный засов. - Сволочи.. - Что? - Какие же вы все сволочи. И ты, и дядя Джи, и Айзен, и Вилли, добрячок Вилли, все знавший, но промолчавший. И Гендальф тоже такая скотина. - Гендальф? – он моргает от удивления - Волшебник. На вертолете. И все вы врете, гнусно и бессовестно. Вы сами запутались в своей лжи. - Зачем ты ждал столько месяцев, чтобы растоптать все мои надежды? Я верила, что рядом со мной сильный и благородный мужчина, а это был подлый обманщик, который прятался, который играл в одну ему понятную игру и не мог поддержать словом, не мог ободрить, когда я в этом так нуждалась. А потом он еще тянул время. Что, снова краска не смывалась? А может, у тебя просто щеки покраснели от стыда! Ты противен мне! Мне мерзко видеть тебя, касаться тебя! – "Сейчас он уйдет! Должен уйти! Закроюсь в трейлере, и буду плакать до вечера. Трусость – это тоже добродетель. А я так боюсь прекрасных глаз незнакомца. Боюсь, что сдамся и нарушу свои собственные правила. Не встречаться с обманщиками". Мой маори слушал, все ниже наклоняя крупную лобастую голову. Видимо, терпение – это одна из его добродетелей. - Хорошо. Понял. Виноват. Оскорбил. Обманул. Немного опоздал. Ухожу. Да, трусиха я во всем, и в этих делах тоже. Последовательная такая трусиха. В конце концов, Бильбо тоже не узнал, что такое настоящее чувство. Бедный одинокий хоббит! - Но прежде – минуту внимания. Только одна вещь. На прощание. - Ты женат и у тебя трое детей? Доставай фотографии, устроим фотовыставку и можешь катиться отсюда, – если задержится еще на пару минут, я разрыдаюсь при нем. А это невежливо. Он смотрит, и в глазах его отражается пламя вулкана Раупеху. Вдруг правое веко его дергается, словно Марк Тангата подмигнул мне. И сердце делает один лишний удар в минуту. Я смотрю в землю. Засовываю руку в правый карман, и пальцы наталкиваются на жесткий кусочек картона с выпуклыми буквами. Олорин, Олорин, ты тоже знал. И ничего не сказал! Огненная корона вулкана прорывается наружу. И чьи-то мысли, тяжелые, мужские, не мои бредут в голове. *** Он тоже держится из последних сил. Он устал ждать все, каждый день смотрясь в зеркало, как барышня перед свиданием: видны ли еще узоры мокко. Вычисляя, как примет его отважная девушка с глазами олененка. Не каждая красавица может полюбить принца, если до этого она влюбилась в чудовище. Потому что чудовище было давно знакомое и родное, а принц чужой и страшный. Красота ведь страшная сила, а некрасивость – она такая домашняя, уютная, своя. Чудовище никто у тебя не посмеет отнять, оно твое, выстраданное. Всю эту психологию он знает, изучал, и все равно впереди неизвестность, прыжок на самое одно черного омута задумчивых глаз, равнодушных ли, гневных, радостных и ждущих? Он не знал. Сумеет ли простить и понять обман, виной которому та самая академическая принципиальность, когда слово данное самому себе надо держать – иначе чего оно будет стоит, это самое слово? И изменив себе, как сдержать обещание другому? А все-таки он попытается. Слишком большой стала для него эта маленькая храбрая девочка, не побоявшаяся шагнуть в пасть дракону. А значит, и он должен соответствовать. Дорасти. И сдаваться он не намерен. *** Я неслась в буре этих чужих мыслей, пахнущих пряно и экзотично, и щеки мои пылали все ярче. А потом поток сознания прекратился, и в глубинах моего «я» мигнула серебристая звездочка - Спасибо, Олорин. -Не за что, мой маленький отважный хоббит. Он отвернулся, собирается с силами, волосы закрыли лицо, и только губы тихо шевелятся. Раз, два, три… До десяти! Как и я ныряла в прорубь всякий раз, когда уверенность оставляла меня. *** Марк повернулся и, глядя мне в глаза, спокойно и твердо сказал: - Я все-таки должен вернуть долг. – Он встряхивает взъерошенной головой. – Тогда в пылу сражения, вы оказали мне честь, удостоив своим прикосновением. Но тогда вы еще не знали, что у маори другие обычаи: у нас принято тереться носами в знак крайнего расположения. Поэтому я возвращаю вам долг – он наклоняется, и холодный кончик его носа касается моего. Горячее дыхание теплым туманом касается моих губ, и я не выдерживаю, наклоняюсь вперед, соскальзывая со своего трона. Марк ловит меня, и мы сплетаемся, срастаемся, врастаем друг в друга. Значит, незнакомец? Нет уж, дудки! Мое чудовище, мое и точка! Никому не отдам! В какой-то момент я обнаруживаю, что сижу у него на руках как маленькая, и рук этих у него гораздо больше, чем положено природой, потому что я вся – сплошная кожа, и его пальцы одновременно гуляют вдоль шеи, трогают мои волосы, ласкают мочку уха и легонько отбивают ритм в районе живота. Я запускаю пальцы в его густые черные пряди, совсем даже не жесткие, а гладкие и мягкие, как шерстка медведя. Бильбо и медведь Беорн! Такое даже в самом слэшевом фанфике не придумается! И тогда я сглатываю лишнюю жидкость во рту, напрягаюсь и выдаю давно заученную фразу: - Кей те ароха ау и кое (Я люблю тебя) – и прячусь у него на груди. Он такой большой, он не сразу меня найдет. А потом в голову приходит еще одна мысль, еще более «оригинальная», чем прочие. Я указываю на свою футболку, где запечатлена томная физиономия Трандуила, и выдаю: -Ничего, что нас трое? - А мы ему глаза прикроем – и он действительно загораживает в моей личной Вселенной всех ЛИ Пейсов вместе взятых. Потом мы долго где-то бродим, что-то едим и сидим на чем-то потрясающе жестком, но теплом. В конце концов, нарушать правила - это так волнующе. Особенно когда обманщик обнимает тебя за плечи и черные прямые волосы смешиваются с точно такими же по цвету жесткими упругими прядями. -А все-таки ты меня здорово разозлил. Я так ждала этого дня! Ждала и надеялась! Придумала себе всю нашу встречу. Как я скажу тебе что внешность для мужчины не важна, и я приму тебя любого. А ты… - А я все испортил. Ты очень разочарована? - А ты явился в облике знойного красавчика и второй раз разбил мне сердце! Ты сумеешь меня простить? - Да я половину не разобрал из твоей речи. Ты же знаешь, с английским у меня проблемы, - он растягивает слова, имитируя австралийский акцент. – Я тоже много чего себе нафантазировал. Но, увы, у Толкиена такие вещи не прописаны. Одни намеки. Пришлось импровизировать. - И хоббиту достанется не только золото и уютная норка. Я прижимаюсь к шершавой коже куртки и дергаю за разноцветные вставки. - А Магда была права, Бродяжник действительно оказался королем. Или заколдованным принцем. - Всего лишь учителем стада юных олухов в университете, – он целует меня в макушку - ему так удобнее, почти не надо нагибаться. - А я уже думала, как представить тебя моей маме. – Я провожу пальцем по вискам, где когда-то вились линии татуировок. - У меня семья очень консервативная. - Все так далеко зашло? Это не слишком демонстративно? - Нет, не слишком. Я смотрю наверх. Где-то там, вверху, его колючий подбородок с ямочкой посередине. Моя взлохмаченная ловушка не достает даже до ворота пестрой рубашки. - Как же мы будем жить дальше? – вырвалось у меня. Он оценивающе окидываем взглядом мои миниатюрные размеры. Потом взвешивает на руке. - Как-нибудь притремся, – философски замечает Матакокири. *** Вот и всё. Нет, конечно, наша идиллия сразу же была нарушена новым творческим кризисом на съемочной площадке. Впереди были еще две части «Хоббита», а сэр Питер, как и старушка Шелоб, не любит выпускать то, что хоть раз попадало к нему в лапы. Но это уже другая история. А моя история закончена. Когда каждый день наполнен любовью, жизнь становится долгой и счастливой – хотя бы и на короткое время. Меня зовут Береника Леонидис, и я живу в Новой Зеландии на самом краю земли, где море нашептывает свои сказки под окном нашего дома. Жизни не хватит одной, Чтобы одарить тебя счастьем, Вечные страсть и покой , Спорят во мне без участья. Сердце сгорает огнем, Пряча в мгновение вечность, Чтоб обрести тебя днем, Ночью зову бесконечность, Забывать не смей, Но душой согрей, И не прогоняй, Подари мне рай Не зови беду, Я не упаду, Мир весь удиви В любви, В любви. Взгляды холодной луны Нежно растают в признаньях, И голоса тишины Все угадают желанья. Головы счастьем вскружив, Ангелы души согреют, Я до тебя ведь не жил И без тебя не сумею. Забывать не смей, Но душой согрей, И не прогоняй, Подари мне рай. Не зови беду, Я не упаду, Мир весь удиви В любви, В любви. В песне это звучит немного более складно- http://yadi.sk/d/WbqqGtD3L9Kgg