Лекарство

The night will hold us close and the stars will guide us home I've been waiting for this moment, we're finally alone I turn to ask the question, so anxious, my thoughts Your lips were soft like winter, in your passion, I was lost Mr. Kitty— After Dark

С того дня, когда Вэй Ин последний раз улыбнулся ему на прощанье, Лань Чжань стремился каждый свой день наполнить делами клана. Неудивительно, что он первым заметил — со старшим братом что-то происходит. Несмотря на то, что решения Сичэня были взвешенными и разумными и на первом после печальных событий совете кланов он достойно представлял Гусу Лань, в Облачных глубинах он становился рассеянным, как будто внутри него зрела болезнь. Лань Чжань, глядя на него, мог понять природу этого заболевания — такое же точно разъедало его собственную душу. Но за тринадцать лет он научился обуздывать занявшую сердце темноту. Он принял свои желания и принял то, что они недостижимы — иначе Вэй Ин заметил бы и остался бы с ним, в Облачных глубинах, или позвал бы с собой странствовать. Однако было совершенно очевидно, что недуг старшего брата острее. Что с каждым днём Лань Сичэнь всё глубже погружается в него. Лань Чжань вспоминал самого себя — в пещере Ханьтань, когда раны на спине вскрывались и саднили. Может, боль тела и помогла ему самому пережить это погружение?.. Так или иначе, наблюдая за Сичэнем каждый день, он старался быть ближе к нему, полагая, что сумеет отвлечь или хотя бы облегчить боль. …Неужели Сичэня с Цзинь Гуанъяо связывали такие чувства?.. Лань Чжань старался гнать от себя подобные мысли, только чтобы не представлять, как от отчаяния брат сходит с ума. Разве сам он был в здравом уме эти тринадцать лет?.. *** …В Облачные глубины пришло лето. На этот раз жара забралась от Цайи по горным тропам, и даже ночи оказались переполнены теплом. Получив очередное письмо от Вэй Ина — тот писал часто, хоть ни за одним его словом не было видно ответа, который на самом деле хотелось найти, Лань Чжань остановился перед цзинши. Травы разрослись, поднялись, пряный аромат, смешивающийся с сандалом, чуть кружил голову и горчил на губах, последние лучи солнца расчерчивали белую дорожку. Лань Чжань пытался представить, как Вэй Ин лежит в таких же травах где-то далеко, как он тоже рассматривает, чуть щурясь, закатное небо, как вдруг угадал у себя за спиной шаги. Тот, кто подходил к нему, двигался бесшумно и плавно. Лань Чжань развернулся, ожидая увидеть кого-то из учеников или Лань Сычжуя — тот как раз вернулся в Облачные глубины, но оказалось, что по дорожке идёт Лань Сичэнь. Вечер был тихим и спокойным, и потому, наверное, Лань Чжаня поразило выражение его лица. Чувства, что они оба учились подавлять столько лет, теперь отражались в каждой черте, точно с лица Сичэня упала маска. Лань Чжань прочитал страдание — и что-то ещё, тёмное, чему названия не знал, он увидел жажду и решимость. — Цзэу-цзюнь, — поклонился он с привычной церемонностью, но в этот миг Лань Сичэнь схватил его за запястье неожиданно крепко. — Ванцзи, — сказал он. — Что случилось, старший брат? — удивился Лань Чжань. Лань Сичэнь с тоской вглядывался ему в лицо, и оттого Лань Чжаню казалось, что его взгляд заволакивает темнотой. Разве не видел он такой же темноты в других глазах?.. От схожести и непохожести разом Лань Чжаня прошиб холодный пот. Он попытался высвободить руку, но хватка Сичэня только стала сильнее — до боли. Они оба уделяли тренировкам тела и духа достаточно времени, чтобы не уступать друг другу в силе. — Прости, Ванцзи, — сказал Лань Сичэнь, и не успел Лань Чжань нахмуриться, понять, что происходит, как темнота словно выплеснулась в мир, закрыв собой всё. *** …Открыв глаза, Лань Чжань с трудом приподнялся на локте. Вокруг стоял мрак, почти живой и почти осязаемый. На мгновение Лань Чжаня прошило странное чувство — резкая тоска смешалась с надеждой, но вскоре он понял, что ночь темна, а он — под сводами пещеры, что темнота вовсе не живая, не послушная звуку флейты. Сожаления захлестнули и схлынули — в черноте двинулось что-то белое. — Ванцзи, — услышал он голос брата, а мгновением позже тот опустился рядом, мягко коснулся щеки. — Нам нужно поговорить. Лань Чжань хотел уже задать вопрос, хотел отстраниться, но внезапно понял, что губы его сомкнуты заклинанием, а меридианы перекрыты. Прежде он не боялся собственного брата, считал его ближе всех остальных, но теперь обращённое к нему лицо казалось чужим. В глазах было что-то такое, отчего исподволь в сердце разливался яд страха. Вдохом позже Лань Чжань понял — он уже видел такое выражение. Так отчаянно и сумасшедше смотрел Цзинь Гуанъяо, когда они все вместе остались в храме. — Прежде у меня был друг, почти брат, — заговорил тем временем Сичэнь. — Из года в год он врачевал мою рану с усердием, которому можно было бы позавидовать… Но так вышло, что мне пришлось убить друга и брата собственными руками. Лань Чжань смотрел на него и не мог узнать. Перед ним был другой Сичэнь, которого он никогда не видел раньше. И этот — другой — не сводил взгляда с него. Голодного и отчаянного взгляда. — Мне пришлось, Ванцзи, ты знаешь, — повторил он тише. — И некому стало оберегать меня от разрастающейся черноты. Знаю, и ты не безупречен. Мы оба — Нефриты, в глубине которых кроется изъян. Дядя пытался иссечь то, что есть в тебе, но я-то понимаю — он лишь загнал твою болезнь в самую твою суть… Впрочем, — тут лицо Сичэня исказилось, как от боли, — если бы ты только на миг перестал думать о недостойном, если бы… Зачем тебе презревший путь меча? Зачем тебе калека, лишённый Золотого ядра? Зачем тебе тот, кто не заметил, что таится внутри, вновь тебя покинул?.. Лань Чжань видел, как сумасшествие захватывает Сичэня, но что он мог сделать? Он оказался совершенно беспомощным, и даже отодвинуться ему было некуда, а брат был слишком близко, так близко, что на краткое мгновение показалось — он занял собой весь мир. — …Знаю, каково это — когда внутри плещется невыраженное желание, когда любовь ядом обжигает сердце, — продолжал Сичэнь. — Был человек, что научил меня, как лечить это… Его не стало, и теперь я подумал, что мой недуг пройдёт сам собой, если я достигну желаемого. Но разве я так подумал ради себя? Нет, Ванцзи, ради тебя. Я буду твоим лекарством, буду врачевать твою рану, бережно соберу яд, чтобы больше он не причинял тебе столько боли. Лань Чжань не сразу осознал, о чём говорит брат, но в тот момент, когда губы Сичэня коснулись его собственных, понимание будто ударило под дых. Отношения Цзинь Гуанъяо и Сичэня предстали в новом свете. Нет, между ними не было любви, как полагал Лань Чжань, но связь — да, связь между ними была. Та порочная, та тёмная, от которой Лань Цижэнь хотел уберечь его самого. Лань Чжань дёрнулся, пытаясь отстраниться, но тяжёлая ладонь брата легла ему на затылок, не пуская. — Лекарство сначала кажется горьким, — отчаянно зашептал Сичэнь. — Кажется, оно приносит лишь боль, Ванцзи, но потом… потом тебе станет лучше, как становилось мне. И я буду рад помогать тебе всякий раз, когда это будет нужно. А-Яо… А-Яо был мне только названым братом, мы же с тобой и без того почти одно. Разве так не будет лучше? Разве так не будет правильнее?.. Лань Чжань собрал все свои силы, чтобы оттолкнуть Сичэня, подняться, отшатнуться в темноту. Ему не впервой было терпеть боль, потому он сказал, разомкнув губы чудовищным усилием, от которого кровь побежала по подбородку. — Ты не в себе. — Не в себе? — рассмеялся Сичэнь. — Как точно. Я посмотрел на тебя иными глазами, Ванцзи, ещё когда тебе едва миновало пятнадцать. Я восхищался стойкостью младшего брата, его праведностью, и прежде, но в тот год я увидел, как в тебе расцвела холодная красота. Облачные глубины не должны взращивать таких мужчин, как ты. Искушающих своей отстранённостью, слишком прекрасных, чтобы считаться людьми, слишком много темноты скрывающих в себе, чтобы считаться небожителями. Я следил за тем, как ты тренируешься, и понимал, что мои чувства к тебе искажаются, меняются… Только ты и можешь понять, что они представляют! Последняя фраза прозвучала как обвинение. Лань Чжань вздрогнул — поверить в то, что болезнь, именуемая любовью, расцвела в душе брата так давно, ему было трудно, что он сам был её причиной — почти невозможно. — Остановись, брат, — прошептал он окровавленными губами. — Остановись. — Никто не найдёт нас здесь, — возразил обманчиво ласково Сичэнь, и нотки в его голосе оказались пугающе похожими на мягкую манеру Цзинь Гуанъяо. — И ты, и я получим то, что нам нужно, пусть ты, Ванцзи, пока и не совсем сознаёшь это. Лань Чжань огляделся, но темнота не позволяла ему рассмотреть, где они находятся. Сичэнь же приближался, а в глазах его было безумие. …Резкий собачий лай разорвал тишину, а в следующий миг Сичэню пришлось отпрыгнуть — на него бросилась собака. Лань Чжань с удивлением узнал Фею и вспомнил, что Сычжуй вернулся в Облачные глубины не один, что он привёл с собой Цзинь Лина. И, конечно, из темноты, почти не отстав от рычащей Феи, выскочили они оба. Лань Сычжуй, взволнованный больше, чем следовало бы показывать адепту Гусу Лань, выкрикнул: — Отец! Дядя? — и замер — льдисто поблёскивающее лезвие меча Сичэня указало прямо ему в грудь. — Цзэу-цзюнь! — Цзинь Лин замер совсем рядом. — Что здесь происходит? — Он сошёл с ума, — нашёл очевидный ответ Лань Чжань. — Не подходите, — прошипел Лань Сичэнь, теперь он злился. Лань Сычжуй выставил вперёд меч в ножнах. — Сошёл с ума, — повторил Цзинь Лин и внезапно кинулся вперёд. Возможно, Сичэнь не хотел убивать его, а может, и действительно не ожидал такой решимости от мальчишки, в котором большинство кланов пока не видело достойного главы, но он не атаковал. Лань Чжань с удивлением увидел, как одним точным движением Цзинь Лин бьёт в акупунктурную точку, и Лань Сичэнь тут же оседает — на руки Лань Сычжую. Они вдвоём уложили Сичэня прямо на камни, и Лань Сычжуй тут же кинулся к нему. — Что случилось? — спросил он встревоженно, вглядываясь в лицо, хватая за руку, чтобы прощупать пульс. — Что… что он хотел?.. — Он замкнул мои меридианы, — сказал на это Лань Чжань. Он не знал, как объяснить произошедшее. Сычжуй понятливо кивнул и тут же прошёлся чуткими пальцами по акупунктурным точкам, снимая блокировку ци. — Вы пропали на два дня, — сбивчиво объяснил Лань Сычжуй. — Цзинь Лин решил, что Фея сумеет вас найти… И она нашла! Но… что здесь случилось? Почему… почему дядя… Лань Чжань только мягко коснулся его плеча. Он не мог ответить. ***

As the hours pass I will let you know That I need to ask Before I'm alone How it feels to rest On your patient lips To eternal bliss I'm so glad to know Mr. Kitty— After Dark

— …Услышал о том, что Сичэнь похитил тебя, и не мог пройти мимо, — говорил, улыбаясь, Вэй Ин, стоя на тропе перед входом в Облачные глубины. Глаза его, правда, совсем не смеялись, в глубине их застыла тревога. Лань Чжань рассматривал его, и внутри поднималась волна тёмного тепла. Как бы хотелось сейчас заставить его замолчать — но поцелуем. — Лань Чжань, что случилось?.. — Пойдём, — вздохнул Лань Чжань, отметая усилием воли свои неподходящие желания, и Вэй Ин поспешил за ним, ведя следом и Яблочко — из-за которого на самом деле смутившиеся адепты и побежали за Ханьгуан-цзюнем. — Цзин Лин сообщил мне бабочкой, — продолжал говорить Вэй Ин. — А я был неподалёку… — он замялся, точно не хотел объяснять почему. — Подумал, что лучше прийти. Лань Чжань, знаешь, наши отношения с Цзинь Лином… — Вэй Ин, — прервал его Лань Чжань, поворачиваясь. Они стояли на тропе достаточно далеко и от первых построек Облачных глубин, и от адептов, оставшихся охранять вход. Вокруг них разливалась тишина, прерываемая разве что щебетом птиц да недовольными вздохами Яблочка. Лань Чжань смотрел на него и понимал, что должен объясниться, должен наконец рассказать, прежде чем яд отравит его полностью. Он не хотел сорваться когда-нибудь так же, как Сичэнь! — Мой брат… сошёл с ума. Он… — Это из-за Гуанъяо? — нахмурился Вэй Ин, тут же прерывая его. — Их отношения… — он отвёл взгляд, как будто не знал, как описать то, что, кажется, стало любимой темой обсуждения многих мелких кланов, не чурающихся сплетен. — Они ведь… — Вэй Ин, — и Лань Чжань осторожно взял его за запястье, чтобы тот наконец смотрел лишь на него. — Возможно, и я когда-нибудь сойду с ума. Этот недуг разрушил и моего отца, и брата, и… — он глубоко вздохнул, а Вэй Ин удивлённо смотрел на него, и отчего-то на его скулах возник лёгкий румянец. — Любовь сводит нас с ума, Вэй Ин, — решился он наконец. — Мой отец запер женщину, которую полюбил, и в этой неволе она… — он покачал головой. — Мой брат… похитил, чтобы добиться силой того, чего жаждал. Я не хочу… не хочу идти по стопам ни одного из них. Вэй Ин, я… — и он опустился на колени. — Моё сердце давно отдано лишь тебе. Понимаю, что ты не можешь ответить мне взаимностью, а потому прошу, давай прервём любые отношения, чтобы… — Лань Чжань! — голос Вэй Ина звенел от ярости. — Да уж, действительно все вы сумасшедшие! — он рывком поднял его с колен и внезапно обнял. — Ты… Не смей! — он весь дрожал, и когда они встретились взглядами, Лань Чжань вздрогнул тоже — столько в его глазах было нерастраченной нежности. — Люблю тебя, — поставил точку Вэй Ин. — Ты не просил остаться, я подумал, что… — он качнул головой. — Что за дурак ты, Лань Чжань?! Лань Чжань мог ответить лишь поцелуем — сдержанным, целомудренным, который Вэй Ин пусть неумело, но с отчаяньем превратил во что-то невыразимо страстное. И пока они стояли так, обнявшись и не смея оторваться друг от друга, Лань Чжань осознал — вот оно, вот лекарство от его сумасшествия. ***

The ashes Fall slowly As your voice Consoles me Mr. Kitty— After Dark

…В пещере Ханьтань было сумрачно, хоть блики свечей множились в ледяных стенах. Лань Чжань остановился в двух шагах от жёсткого ложа и опустил поднос на выточенный изо льда стол. Лань Сичэнь поднял на него взгляд. — Ванцзи… — прошептал он. Лань Чжань всё ещё не мог смотреть ему в лицо спокойно. Он сам запечатывал брату меридианы, он сам защитил его от дисциплинарного кнута, он сам отвёл его в пещеру Ханьтань и запер его там. И он лучше всех знал, что так сумасшествия не вылечить. — Поешь, — нарушил он тишину. — Ты… изменился, — Сичэнь поднялся и сделал шаг вперёд. — Изменился… — он всмотрелся в него. — Понимаю, ты нашёл лекарство, — и рассмеялся, запрокинув голову. Рассмеялся отчаянно, зло, сумасшедше. — Что ж… — он отвернулся. Лань Чжань поспешил выйти. Едва он миновал последний барьер, как его подхватили тёплые руки. Вэй Ин — его единственное лекарство или причина его недуга — оказался рядом. — Пойдём, — прошептал он. — Идём скорее, Лань Чжань. Ему нужно время… Я знаю, вы, Лани, сумасшедшие по природе своей, но… Лань Чжань, он найдёт дорогу, он… Лань Чжань хотел бы ему поверить.