She, The Defiant

Иллюзии привлекают нас тем, что избавляют от боли, а в качестве замены приносят удовольствие. За это мы должны без сетований принимать, когда, вступая в противоречие с частью реальности, иллюзии разбиваются вдребезги. Большая часть того, что реально внутри нам, — не осознается, а того, что осознается, — нереально. Зигмунд Фрейд Вот мой секрет, он очень прост: зорко одно лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь. Антуан де Сент-Экзюпери, слова Лиса, «Маленький принц» — А где же люди? — вновь заговорил наконец Маленький принц. — В пустыне все-таки одиноко... — Среди людей тоже одиноко, — заметила змея. Антуан де Сент-Экзюпери, «Маленький принц» 1 — Продолжайте тужиться, Ваша Светлость! Осталось совсем немного! — повторял, подбадривая ее, Великий мейстер Пицель. Несмотря на слова, темные глаза-бусинки нервно следили за расползавшейся по королевской постели лужицей крови. За свои двадцать лет королева Рейла беременела четырежды, однако эти роды были лишь вторыми по счету. Терять детей оказалось больнее, чем она могла себе представить, и последние два года она молилась Матери так неистово, так неустанно— Рейгар, ее первенец, законный наследник престола, ее дорогой умный мальчик, родился на пепелище, среди дыма и огня, что лизал здания и съедал воздух, в тени багряного рассвета, меж криков отчаянья, боли и страха. Он появился в момент величайшего падения, неизбежного краха одного из древнейших домов, но он восстал; восстал, как дом, и событие в Летнем Замке ознаменовало новый период правления. Эйрис не был идеален, — однако кто был? Хотя трагедия отняла на время сон у ее брата, это не остановило его стремления к возвращению былого величия их дома. И, видят Семеро, Рейла понимала, Рейла очень хотела помочь, но— Что есть простая женщина, пусть даже королева, в глазах всех этих лордов? И что есть женщина, особенно с короной, что теряет наследников, не успевая лечь на родильное ложе? Рейла знала о своих обязанностях; ей едва ли исполнилось пятнадцать, когда она впервые исполнила их. Однако сейчас, в поту, с криком на устах и ощущением мокрой ткани на лбу, она не могла упустить укол страха в груди. Потому что— Потому что она не знала пола, но имя мальчика должно было быть Дейрион, а имя девочки — Шира, и— Король ждал за дверьми. Ее брат, все ещё молодой юноша, с виду тоже едва ли муж, ожидал ответа, знаков, детских криков; чего-угодно, лишь бы только привнести в их жизнь хоть часть былого спокойствия, без тихих вечеров и выцветших, сияющих когда-то фиалковых глаз, без долгих утешений у него в объятиях... Без тени боли прожитых потерь и страха перед новыми. Молитва, должно быть, была услышана, думала королева, вновь чувствуя успокаивающее прикосновение холодной материи, протирающей ее лицо, услышав крик. Короткий, тихий— Единственный. Голова мейстера показалась из-за плотного тканевого навеса. Королева дёрнулась в его сторону — и резко дёрнулась обратно, узрев выражение его лица. Мрачность и холод окутывали этого человека, когда он смотрел на неё. И жалость — ох, как ненавидела она эту жалость! — смешивалась с эмоциями, до сих пор приходившими к ней лишь во снах. Во снах, что появились год назад, когда она увидела эти эмоции в других глазах. Фиалковых, как у неё. Их молчаливое обвинение, что резало сердце сильнее и больнее, чем любые клинки. — Ваша Светлость... — Нет, — из горла вырвался лишь жалкий хрип. Настолько же жалкий, насколько таковой является жена, неспособная даже на то, чтобы выносить живого ребёнка. — Я, — она сглотнула, — дайте мне его. Дай... дайте посмотреть. — Но Ваша Светлость... — Сейчас! — рявкнула она, срываясь на визг. Выступившие в уголках сиреневых глаз скатились по бледным щекам. — И не... не говорите пока королю, — уже тише добавила она. Служанка, до того стоявшая в стороне, остановилась на полушаге. — Дайте мне минуту. Королева едва ли помнила рождение Рейгара, лишь боль и пламя, однако сейчас, смотря на завёрнутого в темно-красные одеяла малыша, она осознавала, насколько он меньше. Его маленькое, розовое тельце спокойно умещалось в ее дрожащих руках. Пучок серебряных завивался на затылке, а прикрытые глаза позволяли на мгновение забыть об истинной реальности происходящего. Раздался тихий голос. — Это была девочка, Ваша Светлость. Лишь на мгновение. Бледные пальцы обхватили и мягко сжали детское запястье. Напряженные, словно несущие на себе всю тяжесть мира, плечи, медленно опустились, и королева сотряслась в беззвучных рыданиях. За пеленой, стоящей на глазах, она не видела, как мейстер кивнул прислуге, не заметила, как зашёл и стремительно вышел с пепельным лицом король. Не запомнила, как мейстер вернулся за телом, и того, как она вцепилась в младенца мертвой хваткой, и как кричала, отгоняя, на всех слуг, пытавшихся ее забрать. Все произошло так быстро, что она не заметила, как осталась одна, под охраной, наблюдая за тем, как солёные капли падают на сморщенное лицо. Пока не раздался звук незнакомого скрипуче-шипящего голоса. — Любопытно. Королева, дёрнувшись, заозиралась по сторонам. Но комната, казалось, была пуста, и как бы она не старалась, она не могла найти его источник. Рейла прижала свёрток ещё ближе в свои объятия, и заговорила самым твёрдым голосом, на который только была способна. — Кто вы и где вы прячетесь? Выходите! Кем бы ни был посетитель, ее вопросы дико его позабавили. Усмешка чувствовалась в его словах. — Тебе не нужно было молиться Матери, дитя, — нежно проговорил он. — Тебе нужно было молиться Незнакомцу. Ведь именно Незнакомец уносит твоих детей. Стоило ей услышать веселье, скрытое за его речами, страх в сердце королевы мгновенно сменился на гнев — гнев такой, какой она никогда ещё не ощущала. Такой, что был до сих пор ей чужд. — Как смеете вы стоять надо мной, смотря и насмехаясь над моим горем? — Рейла устремила полные злости глаза на темную фигуру, спрятавшуюся в тени угла. На ней был грязный балахон, но даже с расстояния она могла увидеть сверкающую веселым блеском зелень, скрытую под капюшоном. — Мне все равно, кто вы, но я надеюсь, что вы осознаёте: стоит мне позвать охрану — и последним, что вы запомните, будет кричащая толпа и острый топор. Вы находитесь в спальне королевы! Полный пыла монолог остался проигнорирован, когда фигура подошла к ней. Она двигалась так, словно плыла, ткань тёмного плаща развевалась за ней, и Рейла сглотнула ком в горле, когда поняла, что не видит лица даже с близкого расстояния. Человек — нет, существо, облаченное в чёрные тряпки — протянуло свои костлявые руки к ней. Рейле понадобилось всего несколько мгновений, прежде чем ее собственные руки нервно сжали ткань с младенцем. — Нет. Она не кричала. Впервые за эти долгие несколько минут она не кричала, и сама не понимала, отчего. Быть может, дело было в том, что все это почему-то показалось бесполезным. Все нутро говорило ей о том, что нужно бежать, спасаться и прятаться, и ее поглотил такой страх, какой она не ощущала ещё никогда; даже среди леденящих душу криков среди пожара в Летнем Замке. — Нет, — более настойчиво повторила она. — Я не отдам! Существо склонило голову. Рейла не видела ни одной из его черт, лишь горящие диким огнем глаза, однако ей показалось, что оно оценивает ее. Любопытство и болезненный интерес прорезались сквозь темную материю и маску холодного безразличия. Она не знала, сколько времени прошло, — секунды превращались в минуты, а те — в часы. Пока существо, наконец, не моргнуло и неожиданно не отступило. — Я не возьму. Сердце королевы припустило удар. И забилось в несколько раз быстрее. Осознание, далекая мысль, слишком тихая, чтобы услышать и обратить на неё внимание, навязчиво маячила в подсознании, вертелась в голове и на языке, но терялась по пути, угасая. Существо, тем временем, издало скрипучий звук — словно цокнуло в раздражении — и медленно покачало головой. — Глупость. Всепоглощающая, ослепляющая, непокорная... Быть мертвой из-за нежелания жить! — пробормотало оно настолько тихо, что королева едва его услышала, и бросило: — Недостойна? Что за нелепость! — отступая в тень. Та расступилась, словно приветствуя его. Нависшее над Королевской Гаванью свинцовое небо разразилось громом. Королева вздрогнула, бросив взгляд в окно — вечернее солнце скрылось за пугающе мрачными грозовыми тучами. А когда перевела взгляд обратно, увидела лишь знакомые тени, пляшущие в свете свеч. — По... подождите! — крикнула Рейла, когда поняла, что собеседник исчез. — Вернитесь же! Что, во имя Семерых, ты имел ввиду— Стук. Тихий, едва слышный звук, столь похожий на сердцебиение, заставил королеву замереть. Руки, все так же не выпускающие мокрую, запачканную кровью ткань, дёрнулись. Всего на секунду, на одно лишь мгновение, ей показалось, что— Стук раздался вновь. Затаив дыхание, она положила руку на крошечное существо, вслепую находя маленькую, пухлую ручку, торчащую из одеяла. Нежно сжала... А потом рука в ее ладони дёрнулась. Один раз. Второй— Младенец заплакал. Розовое личико с пушком белоснежных волос. Беззубый, раскрытый в крике рот. Широко раскрытые фиалковые, с проблеском зелени, глаза. Из груди вырвался судорожный вздох, полный облегчения и счастья. — Ваше Высочество, что произо... Как... Н-но всего пять минут назад она была— Она не повернула голову, услышав многочисленный полный недоверия шёпот ворвавшихся в комнату на детские крики служанок и мейстера, как не обратила внимания на вошедшего в покои брата. — Полагаю, вы поспешили с выводами, Великий мейстер Пицель, — тихим, но твёрдым голосом сказала она. Голос острым лезвием разрезал нарушаемую детскими всхлипами тишину. — Принцесса, вероятно, всего лишь устала от процесса своего рождения больше, чем я, и, наверняка, столь же молчалива. Бледный палец очертил контур детского лица, задержавшись на щеке. Она сглотнула. Фиалковые глаза на мгновение полыхнули изумрудным. И в голове вновь бормотание. Глупость. Всепоглощающая, ослепляющая, непокорная— — Медейнис, — объявила она, встретив взгляд брата-мужа, стоящего возле постели. Непонятная ей эмоция осветила его лицо, пока он безотрывно смотрел в глаза ребенка, но она тут же исчезла, стоило их взглядам встретиться. — Как Дейнис Сновидица? — Отнюдь, — помотала головой. — В честь Дейны Непокорной. Уголок губ Эйриса дернулся, демонстрируя редкое явление его улыбки. — Чудесное имя для дракона. Маленькая принцесса заплакала вновь, и за окном раздался громовой раскат. Сильный ливень ударил прямо по Королевской Гавани без единого предупреждения, заставляя проходящих по двору слуг заслонять лицо мозолистыми ладонями, прятаться под крышами домов, искать укрытия под колокольнями. Однако прежде чем скрыться за горизонтом, солнце выступило из-за грязно-серых туч, осветив через окно новорожденную принцессу. Королева в последний раз оглянулась в тёмный угол — и слегка нахмурилась, в очередной наткнувшись на пустоту. Никто не видел, как мгновение спустя глаза существа в тени королевских спален полыхнули зелёным.