Темнеющий сад

Настоящая истома, тяжкие вздохи, между тем, настоящая радость от каждого незначительного слова. Настоящий тёмный беспробудный туман, как в каменном замке на краю света, окруженный дремучими лесами. Шелест старой молочно-коричневой бумаги. Когда смотришь на нее, всегда появляется впечатление, что автор разлил крепкий, очень насыщенный кофе. Горько-сладкий аромат навсегда впечатал свои глубокие нотки в этот небольшой бумажный конверт. И все это — Письма Достоевского. Не слишком длинные и совершенно не частое явление. Но каждое хочется перечитывать снова и снова, каждое слово совершенно не поверхностное, нет ни капли глупости или излишней воды. Только на третий раз можно ощутить глубину слов, а некоторая их часть вовсе является слишком сложна, и так и останется тайной до конца этой не долгой жизни. Сигма помнил себя не так давно, а если быть точнее, все его существование началось две недели назад. Что было до этого, он не помнит, возможно, ничего и не было. Хотя, у людей всегда есть прошлое… Но точно не у него. Такое стечение обстоятельств пугало, наводило на тревожные, временами беспокойные мысли. Справляться с ними было крайне тяжко, однако, время от времени, выходило. Жил он в небольшом домишке, но жаловаться было нечему, ведь он — настоящее произведение искусства. Около тёмной аллеи, с беспробудными по утрам растениями, живописные пейзажи, целые тёмные натюрморты, пропитанные сказочным ароматом. Сейчас только ранее утро. Но разносчик газет уже во всю трудится, раздавая прессу со скоростью света. Приятно посмотреть, как ладно у него все выходило. Дело делалось, работа спорилась. Дом Сигмы — он тоже не миновал. Тот был рад новому письму, поэтому мгновенно, с нетерпением и замиранием сердца, аккуратно разрывал золотую пломбу. Содержание его удивило: вместе с привычным листом, из конверта выпал маленький засушенный цветок. Такая незначительная вещь, меж тем и очень приятная, даже чудесная, можно сказать. Аромат этого прелестного растения наполнил пространство лёгкой пряностью, делая его дом ещё более уютным. Лист с текстом был написан идеально. Ровнее почерка днём с огнём не сыскать. На самом листике несколько восковых капель, совершенно не заметных для остальных на первый взгляд. Сигма смог не только рассмотреть их, но и понять, как происходило дело. Все же читать людей он научился или же был просто слишком мечтательным, представляя в голове разные сюжеты. А дело было так: вечер, последний огонь давно затушен, и единственным источником света являются свечи с тяжёлой медной подставкой. Достоевский, такой же слегка уставший от своего безмерного труда, как и всегда, пишет, не отвлекаясь ни на минуту. Все же размышления после берут вверх, и философские темы появляются на этих страницах. Хотя сегодня их было не так уж много, что бы назвать такой расклад привычным. Все письмо сообщало о том, что сегодня вечером у них должна состояться встреча. По обыденному, в старой усадьбе, в которой обычно проходят балы. Там не слишком много народу, но атмосфера просто чудесная. Хотя, так, скорее всего считает Достоевский, Сигме же без разницы, он не предвзято относится, главное, чтобы не оставаться на долго одному. Одиночество было его единственным страхом, который пугал больше смерти. Но заводить знакомства было не так легко, и все из-за его способности. Лишь одним прикосновением, он мог прочитать мысли человека или узнать какую-нибудь информацию. Он знал, что одаренных на свете не пруд пруди, однако встречаются. Фёдор всё же оставался первым и единственным пока человеком, которого он знал достаточно, если так можно выразиться, близко.Поэтому иногда его способность пригождалась, и он с радостью помогал. До их встречи оставался целый день, но Сигме пришла в голову мысль прийти намного раньше. Вы спросите: «зачем?». Точного ответа не знал даже он сам, но было приятнее вспоминать их прошлые встречи, чем томить себя ожиданием. Через миг он уже был на месте. Сидел один, направляя свой взгляд прямо в толпу, стараясь там отыскать ответы на все его животрепещущие вопросы. Парень не знал, любил ли он людей, хотел ли тянуться к ним или нет. Но наблюдать за танцующими было просто прекрасно. Пары кружились по начищенному паркету, словно бабочки. Люди в красивых и изысканных одеяниях оставляли за собой шлейф из притягательных ароматов лёгких духов. «Может и я бы так хотел станцевать? Кажется, это очень красиво. Завораживает…» Но его долгие затягивающие мысли были в одночасье оборваны. — Здраа-сте! Парень, что к нему подошёл, явно был очень рад этой неожиданной встрече: его разноцветные глаза уже полностью были наполнены искрящейся радостью. На вид он был очень интересен, одежда его хоть и чёрно-белая, но очень экстравагантная. Универсальной не была даже рубашка, а полностью оформлена в винтажном стиле. Заканчивали этот образ, похожий на настоящего манежника, черный эффектный плащ и небольшой цилиндр. — Меня зовут Николай Гоголь. Можно просто Коля. А ты ведь Сигма, верно? - Сигме действительно на мгновение показалось, что это лицо ему знакомо. Ведь, кажется, его невозможно было бы забыть… Неожиданно воспоминания нахлынули, и его память освежилась, но если быть честным, припоминать было то и нечего, если не считать минутного эпизода. Как-то из-за большого ливневого дождя, их деловая встреча с Достоевским очень неожиданно отменилась. Сигме пришлось добираться через весь город обратно. Но тот на удивление даже не проклял весь свет за такое поведение, постеснялся словить попутку (ведь так бы своей мокрой одеждой запачкал сидения), и покорно добирался сам. Федор такое поведение предугадал, поэтому позвонил Сигме, очень настоятельно попросив зайти к себе в штаб-квартиру. Благо, она находилась не слишком далеко. Тогда-то он и впервые побывал в его хоромах. По-другому это и назвать стыдно было бы. Прекрасно здесь было все: от старинных картин знаменитых художников на стенах, до огромных окон, похожих на витражи в очень богатых церквях, разрисованных в различных древнейших стилях. Как только Сигма коснулся ручки, дверь широко распахнулась, чуть ли не сбивая его с ног. Вылетевший парень явно очень спешил. Он, широко улыбнувшись, задержал на нем взгляд на долю секунды и мгновенно пропал. Сигма не успел разглядеть его, хотя было понятно, что этого человека он видит впервые. Единственная деталь, которую он очень четко запомнил, казалось, она даже запала ему в душу — карта на левом глазу. Он, все ещё обескураженный, вошёл в уже открытую дверь. Достоевский вздохнул: Сигма был весь промокший: холодные капли медленно стекали по всему его телу, в конечном итоге, соскользнув с его тонких ног. — Ой… — Господи, совсем как ребенок! В тот вечер Фёдор насухо его вытер и, закутавши светловолосого в теплый плед, попутно сделав его похожим на рулетик, напоил крепким чаем. Сам Достоевский не был излишне тактильным человеком и не нуждался лишний раз хоть в каком-то роде прикосновениях. Но весь испуганный невиданной им ранее заботой, вид Сигмы сделал свое дело. — Боишься ведь. Глупо это, не стоит. Фёдор встал со своего массивного кресла и сел на диванчик рядом с Сигмой. От близко находящегося камина, веяло домашним теплом, треск, словно из костра, согревал душу. Обстановка была очень уютная и располагающая для приятных, долгих и совершено не утомительных бесед. Сигма, все ещё завёрнутый в плед, как-то незаметно даже для самого себя, перебрался на колени к его собеседнику. Тот только с улыбкой закатил глаза, поправил плед и слегка приобнял его. Так томно и приятно проходил их вечер. Как оказалось после, Сигма приболел и провел в бреду в штаб-квартире с Федором ещё несколько дней (в обычные дни он бы вряд ли позволил себе такую дерзость). А воспоминания его предательски оборвались на встрече с Гоголем и до него мало по малу доходили хоть какие-то самые незначительные обрывки этого времени. — Эй, Сигма, ты меня слушаешь вообще?! Я вообще-то все ещё здесь! Так ты помнишь меня? — из пелены сладостных мыслей окончательно разбудил его новый знакомый, который в этот момент был готов на любую клоунаду, только бы получить ответ. — Извините… — немного замявшись, нерешительно он продолжил — Я задумался. Да, конечно я вас помню. — Сигма, дорогой! Ты хочешь так официально? -Кажется, у Гоголя было просто прекрасное настроение. Он по непонятным причинам цвел и сиял изнутри. — А так можно? Тогда хорошо… — Сигма не знал, как общаться с людьми, принято ли у них то или иное. Конечно, он был достаточно образован, но за такой короткий срок хоть какого-то жизненного опыта приобрести не получилось. Гоголь же почувствовал это сразу, но излишне расспрашивать его не стал.«У нас ещё будет время, по крайней мере, я очень на это надеюсь». Заметив пылающий взгляд Сигмы, обращённый к танцующим парам, Гоголь тут же воскликнул: — Хочешь попробовать? Я угадал? - Тот явно не ожидал такого предложения. Конечно, он хотел, вернее сказать, уже мечтал, но все было слишком неожиданно для быстрого ответа. Этот парень так легко, сбивая и переворачивая с ног на голову его привычный мир, искренне смеялся. Гоголя уже с первых секунд зацепило это незнание мира, доверчивость и удивление от всего, даже обыденного. Таких людей он ещё не встречал и сомневался, встретит ли вообще. Поэтому, чтоб не упустить эту птицу, изящную и прекрасную, он местами действовал слишком быстро, необдуманно, даже для самого себя. Удивлялся, впадал в ступор от таких новых эмоций и, все же, ещё с большим энтузиазмом, мгновенно продолжал. — Но я никогда не пробовал и совершенно не умею… «Странно выходит, — пронеслось в голове у Сигмы, — я не умею все, что умеют обычные люди. Наверное, Гоголю не очень будет нравиться ладить с таким, как я». Но ломая остатки любых сомнительных теорий, Гоголь потянул Сигму прямо в центр зала. Тот уже не сопротивлялся, полностью доверив себя Николаю. — Это прекрасно, что ты не умеешь! Значит, будешь танцевать искренне. Да, и в этом нужна искренность, — аккуратно, но смело сомкнув руку Сигмы своей и, опустив вторую на его талию, как солнце и даже ярче, улыбнулся. Голова Сигмы начало кружится уже с первых секунд их совместного вальса. Такой эффект вызывали крутые повороты, все изгибания и постоянные касания, которые подразумевал этот танец. Но не только это вызывало бабочки в животе и покрасневшие щеки. Гоголь. Он был так близко. Никогда Сигма ещё не испытал такого тепла. Не хватило бы всех слов, чтоб описать это очень смущающее, но, притом, очень приятное ощущение. На них смотрели все в этом огромном зале. Половина, особенно женская, падала в обморок от миловидности и нерешительности Сигмы, казалось, этот лучик света лучшее, что можно было здесь узреть. Вторая же половина мечтала, чтоб хоть кто-то смотрел на них так же, как сейчас смотрит на своего партнёра Николай. Так весело, но очень глубоко и чувственно, стараясь понять каждую мимолётную его эмоцию и сделать все достаточно комфортным, притом, запоминающимся для него. Быстро и незаметно для них и всех наблюдающих пролетел вальсирующий круг. И вот, сменяя одно движение на другое, ещё более изящное и интересное, танец близился к завершению.Гоголь поднял руку, давая Сигме кружиться и, после, опять оказываться в его объятиях. Тот заметил, наблюдая за людьми, что они обычно танцуют не так страстно и иногда даже с минимальной тактильностью. Словно просто так, ради уважения или приличия. Но Николай был полной их противоположностью, уж слишком часто он нарушал правила, по-видимому, не желая отпускать его хоть на минуту слишком далеко. Сигму же такое поведение удивляло, но выходило у них все слишком слажено и прелестно, чтобы хоть как-то возмутиться. В меру громкая, торжественная музыка, которая до этого озаряла каждого присутствующего, незаметно угасала. Так вот, как показалось Сигме, в одночасье закончился самый насыщенный его вечер. Оголив свой взор, он взглянул на Гоголя. Тот не отпуская руки Сигмы, быстро взглянул на часы. — Шесть часов вечера, шесть часов вечера! Опаздываю страшно! — не успел тот и опомниться, как его новый знакомый, поспешно забирая свой взявшийся непонятно откуда чемодан, спешил к выходу, напоследок горячо поцеловши тонкую Сигмену ладонь . Тот даже не зная как на это реагировать, отвёл пылающее лицо в сторону. Гоголь крикнул ему что-то весело на прощание и в одночасье скрылся в огромных позолоченных дверях. «С приятными людьми день проходит очень быстро» — скользнуло в мыслях у Сигмы. Только интересно, почему он стал для меня настолько приятен…? „Возвращаясь вечером домой, он и не подозревал, что очень скоро ответит на свой вопрос.