на влюблённом легавом погоны горят

на ночной омск неумолимо надвигалась пелена раннего осеннего тумана, а вместе с ним и десятое число — день рождения одного музыканта в этом городе. егору летову сегодня двадцать лет, и в честь такого кругленького события олег ушёл со здания кгб немного пораньше и, подозвав в местный киоск ещё и кузьму, насобирал ему не менее кругленькое количество пива и казёнки. вечер был замечательный — заливисто пели, играли на гитаре, в шашки и в дурака, и, к слову, кузьма на своё несчастье постоянно проигрывал олегу, даже когда у того не оставалось козырей. — зато в любви повезёт! — хохотнул выпивший одну рюмку олег и припечатал к кузиным плечам две шестёрки. — держи погончики. шесть звёзд, ни у кого такого нет! — ой, ну те-ебя, блять... — рябинов схватил недопитое "жигулёвское" и указал им на егора, — ну, за те-ебя, егор-рыч! — а тебе худо не будет? и "столичная", и пиво... — олегу пришлось только молча наблюдать на тем, как по кузиному подбородку медленно стекает остаток белёсой пены. костя утёр его рукавом и оторвался от бутылки: — а чё там худ-до длжно бы... поразительную идиллию нарушил резкий стук во входную дверь, заставивший кузьму подпрыгнуть на месте так, будто ему между ягодиц вонзили раскалённую кочергу. егор, нервно отхлёбывая немного пива, просипел: — тш, не открывай... в тако-ое время только менту-ура ходит, дураки мы, что ли... — да ладно... щас схжу, провер-рю! — похлеще дуэта кузьмы с егором мог быть только дуэт пары стопок водки и бутылки пива в крови кузи. очень усердно стараясь удержать свои ноги хотя бы в равномерной и "трезвой" ходьбе, он поплёлся к двери под грубые шики егора и олеговое "тем лучше". обошлось не без спотыкачей на ровном месте, но, всё-таки добравшись до дверей, он шарахнулся от ещё двух отголосков кулака. благо, ключа в замке не было, да и дверь не закрыта, и именно поэтому полусонный и пьяненький кузя повернул дверную ручку так уверенно, будто встречает старого друга, а не... — здра... — на пороге стоял... тот прапорщик с симпатичной бородкой. он в положении "сидя" на дереве в тот день показался идущему с пивом кузьме невероятно хорошеньким, и ожидания не сломал: очаровательно замолк, увидев того, кто перед ним стоит. — ...вствуй... те. на вас тут жалоба... — ну что там?.. — егор испуганно вынырнул охмелённой головой в прихожую, дабы хоть немного видеть, что происходит, а именно то, как кузя под влиянием пива и смущения начинает окрашиваться в красный цвет. он, кажется, старательно совмещал картинку в своей голове, и у него это получилось, но достаточно странно, потому что он вместо привычной реакции на милицейского был вынужден подбирать отвисшую челюсть, будто увидел перед собой до ужаса красивый пейзаж. — мент, — ответ на вопрос егора был довольно лаконичен и вскоре его сопроводило дурацкое хихиканье от всей абсурдности ситуации. — блять, ну не почтальон же, ёпт... — тихо будь, сейчас разберусь, — самый трезвый человек из компании, а именно олег положил егору на плечо ладонь в успокоительном жесте и, многозначительно моргнув, осторожно поднялся и подошёл ближе к двери, но почему-то расплылся в красноречивой лыбе. — а вот и оно, "дерево"... — олег михайлович? не знал, что ты здесь живёшь... — растерянно захлопал глазками милиционер и резко выдохнул от достаточно крепких армейских объятий лейтенанта: — сколько раз говорил: не обращайся ко мне так, всего-то три года разницы... э-эх, чертёнок! — он размашисто погладил юнца по спине и обернулся к начинающему вспоминать сквозь спирт кузьме. — помнишь, я говорил, что познакомлю тебя с товарищем? ну вот — димка, собственной персоной! меньше всего в тот момент рябинова волновало то, что олег по большому счёту выдал то, что они говорили про прапорщика самому диме. он вглядывался в стеснительное личико с яркими усиками и в тревоге кусал щёки изнутри, думая остатками сознания, как бы не налажать в таком состоянии, что было, ясен хуй, очень трудно. он сглотнул огромный ком в горле и подал неожиданной симпатии с абрикосы руку для рукопожатия. так ведь здороваются вежливые трезвые люди, верно? рука у димы была очень мягкая и тёплая, словно сделанная из отборного шёлка. кузя, унимая пьяный пыл, всё же мимолётно погладил кончиком большого пальца костяшки на кисти юнната в форме и лишний раз смутился, заливаясь румянцем по самые соски. — мус... мес... э-э... милости прошу к нашему ша-алашу, вот... — с первого заикания кузя сказал себе: "ни капли в рот!", но, зная, что на утро ему уже будет глубоко всё равно, коротко показал на вход в их алкогольное логово и постарался прикрыть алое лицо помалу отрастающими кудрями, чего, конечно, сделать не получилось. — у нас пиво есть, будешь? — получив в ответ робкое "во время службы нельзя", лейтенант заливисто засмеялся. — ну, в таком случае... знакомься ещё и с егором! правда, он чутка не в состоянии, но завтра с утреца он тебя уже разузнает, и будете между собой друзьями лепшими... егор скромно икнул и пожал прапорщику руку с большей смелостью в глазах, чем неловко от того изучающий плафоны на лампах взглядом кузя. — кстати, димка же играет, да так, что заслушаться можно на раз-два! егор, рыбонька... — он слегонца нагнулся ко смотрящему в одну точку егору, — гитара в комнате? он бессильно кивнул и накренил голову назад, уже не грозясь уснуть, а давая понять точно, что он спит сам и советует сделать это остальным. а он всего лишь выглушил две бутылки жидкого хлеба... — кажется, егор уже всё, того... значит, при случае поиграешь, дим, не обижаешься? — нет, вы что? я же на вызов пришёл... — он хихикнул и секундно плеснул взглядом кузе новую пунцовую краску в лицо. тому показалось, что милицейский мягко улыбнулся. — ну, в таком случае... будешь завтра для нас вместо брынчания яичницу с докторской делать, и не отвертишься, — олег по-доброму улыбнулся и допил пиво егора, — я пойду покурю, а вы тут знакомьтесь. вы уж простите, если приспичит, то я только так... — да я уж понимаю, сам недавно начал... — дима по-детски зажмурился после этих слов, будто боялся, что получит нерукотворных пиздюлей, но получил лишь осуждающее покачивание головой и смирные шаги к балконной двери. они остались одни. пиздец. кузьма с ужасом внутри понял, что дима слишком внимательно и долго на него смотрит. дабы скрасить тишину, он неловко и, стараясь унимать заплетающийся язык, начал: — а, э-э... водку, может? — действительно, с пивом не прокатило, может, с казёнкой пройдёт? кузя — стопроцентный чемпион титула "самой логики". — да не пью я, не пью... — опустил ресницы дима и снял фуражку. с этого момента обнаружилось, что волосы у него были совсем не отрастающими, а уже полноценными локонами, спрятанными за строгой каёмкой картуза. видать, нравятся очень... — а тебя как хоть величать-то? — костя я, кузьма, тчнее... — рябинов втянул носом воздух, — и как ты слу-ужишь с такими... растить... раститиностью? юноше градусное произношение кузи, видимо, понравилось, потому что он начал смеяться тем самым знакомым кузьме ещё с отцветшей абрикосы смехом: — да это так... начальство со мной ругалось-ругалось, а потом смирилось как-то, ну, бесполезно меня моё же добро просить обстригать... но для профилактики прячу, мало ли чего, — взор фундуковых радужек устремился прямо на вороные патлы растерянного рябинова и засверкали, словно в улыбке. — а имя у тебя хорошее. костя... вон какое, благородное, что ли... кузя в душе не ебал, что там было благородного, и подумал, какую бы метафору выдумал дима, скажи ему своё погоняло, но был настолько польщён, что это сказал именно он, что заулыбался во весь рот и положил голову на ладошку в немом восхищении. дима это заметил: — смотришь на меня, как баран на новые ворота, хе-хе... может, спать тебе надо, костя? — что-то за кузиной поясницей очень сильно зазудело от того, как медово дима произносил своим голосом его собственное имя. ему бы хотелось слышать это в разы чаще и желательно каждый божий день, но пока что у него есть только вечер. — кузьма, даже не смей бекать-мекать, — открылась балконная дверь, из-за которой тут же сначала показался мясистый нос лейтенанта, а затем он сам со слегка всклокоченной от ветра шевелюрой. — дим, смотри: к сожалению, на комнаты мы не так богаты. я уложу этого товарища, — он указал головой на смирно спящего егора, — в своей комнате и лягу там сам, а вы как-нибудь уже поделите диванчик в другой, пожалуйста... — олег... может, я вообще на полу? мне совсем не тяжело, правда! — не дима, а божий одуванчик. и откуда он такой взялся? — прапорщик кузьмин, — так вот какая у него фамилия... рябинов почему-то одобрительно улыбнулся уголком рта, — не выдумывай. приказ таков: ложишься, где скажут, себто на диванчике. старших слушаться надо, — шуточно пригрозил ему олег и осторожно перекинул руку егора на своё плечо, поднимая его за талию и колени. — хоть кузю не надо так нести, уже слава тебе господи... ну, спокойной ночи! — он еле видно кивнул головой и скрылся в темноте коридора. вскоре послышался звук закрывающейся двери в спальню, и дима робко потянул рябинова за рукав рубашки, вызвав этим у него большое порхание где-то в желудке: — слушай... а чего это олег вместе с... егором, да?... спит? — дима ходил по слишком тонкому льду, и ежу было понятно, что признаваться было достаточно опасно... но не кузе с его пьяным языком. — хухры-мухры у них, чё там непонятного... — а, ого... — юный прапорщик по каким-то непонятным кузьме причинам приулыбнулся, показывая ровный и естественно желтоватый ряд зубов, — я бы тоже так хотел... хорошее чувство. как будто внутри тебя весна распускается, вместе с той влюблённостью... он помолчал ещё немного, пока кузьма усиленно переваривал его слова. он хотел сказать что-то легендарно умное, то, что поразило бы даже шекспира, но его бережно подхватил под руку дима. все слова застряли в горле, словно их и не было, и они неспешно и тихо зашагали по коридору. — первая дверь, да?.. — шёпот прапорщика действовал на кузю, как снотворное, усыпляющее на ходу, да с каждым шагом всё больше и больше. кузя отрицательно помотал головой и указал на вторую дверь справа, на что милиционер послушался и нежно её подтолкнул. комната отличалась скромностью интерьера и в ней царил практически абсолютный порядок, не считая упавших с полки кассет лидии руслановой и черновиков егора: контраст сумасшедший. дима ласковым движением высвободил руку из небольшого "замочка" из них же и снял китель, вешая его на спинку близстоящего стула так, будто это был сюртук великого музыканта. он медленно расстегнул первые три пуговицы на рубашке и стянул её через верх, оставаясь в одной майке. расправился с ремнём и, будто и не замечая кузи, выпрыгнул из брюк, повесив на китель и обнажив просторные семейки. тут-то он и обернулся, заметив на себе слишком смущённый взгляд широко раскрытых кузиных глаз, для которого наблюдать за сим действом было слишком опасно — сердце зашалило. — ой... — он обхватил ладонью предплечье левой руки, как бедный родственник и заправил особо непослушный локон за ухо. — ну... ничего страшного, я-то в майке, чего ты здесь не видел? — кхе, и правда... — скрывая огромный душевный фейерверк от увиденного, он, избавившись только от рубашки, лёг на половину разложенной софы. дима вновь ангельски улыбнулся и последовал его примеру, складывая руки под миниатюрным ушком, как в молитве. чудесное зрелище. он был повёрнут к кузе спиной, и поэтому тот не видел лица понятого, но почему-то думал, что он улыбался во все тридцать два. — доброй ночи... за знакомство, — хихикнул дима и устелил себя одеялом: сентябрь по ночам обещал насылать на город холодный ветер. — ага, за знакомство... никто и не узнает, что кузя в эту ветреную ночку, крепко уснув под влиянием пива и водки, неосознанно накрыл милицейское плечо тёплой ладонью.