на влюблённом легавом погоны горят

первым, что почувствовал дима при своём пробуждении, была чья-то горячая ладонь у него на плече, и он не на шутку испугался: мало ли, уснул вчера с какой-то обаятельной женщиной и спросонья забыл... но потом вспомнил, на какой вызов он вчера приехал. дима удосужился повернуть голову и увидел перед собой слегка замученное, но радостное лицо кузьмы с закрытыми глазами: так выглядит ребёнок перед первым днём долгожданных летних каникул. он смирно сопел и, кажется, даже не знал о том, что его рука таинственным образом переползла на ментовское плечо в надежде получить душевное тепло. — э-эй... — он легонечко дотронулся к кузиному предплечью, и даже таким невесомым движением заставил его разлепить ошарашенные очи. — о, доброе утро! слушай, а... — я сам не понял, — кузя испуганно убрал руку и резко лёг на спину, устремляя глаза в потолок. — я случайно... пиво с водкой, сам понимаешь... — не переживай, с кем не бывает? я вот сам проснулся и подумал, что с девицей красивой уснул, и приснится же! — на словах про некую девушку у кузи в крови забурлили противоречивые чувства. во-первых, была ли это косвенная похвала? во-вторых, девица... почему не он? рано, кузьма, рано. ему оставалось только понимающе улыбнуться: — хорошие сны... а мне выйти, да? а то, гляжу, переодеться, мож, хочешь, мало ли, смущаю... — всё нормально, сиди-сиди! — милицейский спокойно снял со стула рубашку и одним движением нацепил её через верх, открывая кузе молниеносный вид на изгибы худой спины. рябинов сглотнул и уважительно отвёл взгляд, когда дима надел брюки. — всё, можем идти. будешь яичницу? — я не брезгливый, — кузьма жарко хотел попробовать хоть что-то его приготовления, поэтому лишь искренне улыбнулся и бережно закрыл за собой дверь в комнату. на кухне их встретили олег и егор: — утречка! проснулись, потянулись, а теперь и фирменную яишенку димки попробовать можно, ну и игру услышать... — играть точно не обещаю, но яйца с удовольствием пожарю! — кузьмин застенчиво встал на освобождённое место возле плиты и с благодарностью покосился на олега, завидев на столе четыре свежих яйца. — без гитары? как знаешь, моё дело – предложить, твоё, так сказать, отказаться! — олег задорно сжал его плечо, но вовремя усмирил пыл, — шучу, конечно. буду рад услышать твою игру абсолютно всегда! — ты так в последнее время похож на майора... кстати, как он там? — дима разбил первые два яйца на разжаренную сковороду, а между тем и что-то внутри кузи. он метнул на милиционера немного ревностный взгляд, но, понимая, что напрасно, просто уставился в ноги летову. — да как обычно, вроде бы... почивает в кабинете, делает дела, одним словом, живёт... — а на личном у него кто-то есть? парень он видный, на самом-то деле, странно, если так и не нашёлся никто... — я курить, — хриплым голосом отрезал рябинов и опрометью вылетел с кухни под странные взгляды сидящего за столом егора. судаков проводил его взором голубых глаз: — я сейчас, перекинусь с ним словечками... — и вышел за ним, осторожно обминув острый косяк обеденного стола. дима и егор остались одни, да и яичница была уже готова и бурлила в масле небольшими белыми пузырями с коричневой каёмкой. — я накрыл крышкой, чтобы желток попарился, и ещё всё пожариться равномерно... — спасибо, дима, — егор на удивление дружелюбно заулыбался и отсыпал себе одно яйцо в тарелку. — слушай, а... как тебе наш кузя? дима слегка заступорился. он сел напротив летова и уклончиво заговорил, поковыряв свою порцию вилкой: — хороший паренёк на первый взгляд, вежливый... не пропадёт точно. а что? что-то случилось? — да нет, ничего... — егор ехидно хмыкнул, отправляя в рот часть белка. — просто тебе в некой степени повезло, что ты рядом с ним сегодня очнулся. дима часто-часто заморгал, убрав с лица мешающие волосы: — это как понимать? — да как хочешь, так и понимай, — широко ухмыльнувшись, егор потянулся за солью, — я к тому, что... хотел бы с ним дружбу завести? — вы знаете... — молодой мент смущённо уставился в тарелку, разглядывая на поджаренных яйцах слой белка над пропаренным желтком, — думаю, хотел бы, но я даже не знаю, о чём с ним говорить... боюсь, что смогу что-то подпортить... — не заморачивайся. наше знакомство с олегом началось с прописанных мне пиздюлей, ну, это я уже потом узнал, точнее, вспомнил.... в общем! — прикрикнул егор, будто это загладило бы моментную неловкость, — раззнакомитесь, да... — а вот то, что кое-кто в меня ещё и плюнул, толковать совсем не обязательно, да, супруг-невинность? — за спиной егора в одно мгновение выплыл лейтенант и заправил летову за ухо его начинающие салиться волосы. — тебе бы волосики вымыть хорошенько, егорушка... — а где кузя? — будет скоро твой кузя, не беспокойся, покурить отошёл, — олег улыбнулся краешком рта и воздрузил руки на летовские плечи. — приятного аппетита, ребятки! когда послышалось сразу двойное и громогласное "спасибо", к ним вернулся чуть поникший кузьма и, заметив выделенную ключицу димы сквозь надетую наспех рубаху, постарался перевести взгляд куда-то в окно. — кузь, правда окошко очень интересное? — олег никогда не упускал шанс подколоть рябинова, где надо. — лучше бы в киоск за продуктами сбегал, маслице вот-вот кончится, да и картошки у нас в обрез, варить нечего. я тебя деньгами снабжу, не переживай... — олег, да как же это так? а я вам тут зачем, баклуши бить, что ли? — дима встал со стола и вежливо задвинул за собой стул. — я с костей пойду, — олег хотел что-то возразить, но юный милиционер стоял на своём, — помогу ему, не одному же всё нести... — да донесу я, чё там тащить... — помогу-помогу! — дима быстрым шагом направился в коридор обуваться, в то время, как олег смерил кузю взглядом "видишь, как надо!". он подбежал к легавому: — дим... вот деньги, а это для картошки, разберёшься, думаю... — олег подмигнул ему. — ну, в добрый путь! спустя пару минут они уже скоренько спускались по лестничной клетке и сделали первый вдох свежего воздуха, вышагивая по солнечной улице. они шли в неловкой тишине по приятно пахнущему свежим ночным дождём тротуару, пока неугомонное ещё с лета сентябрьское солнце светило им вслед. лукич нервно теребил в руке авоську и время от времени ловил смущённые взгляды топающего чуть левее кузьмы, который всё никак не мог выдавить из себя хоть слово для начала беззаботного разговора. то ли примятый где-то глубоко голос, то ли слишком частое и прерывистое дыхание очень мешало ему сделать бодрый шаг; он знал, что с ним происходит, но даже за столом упорно умолчал тот факт, что у него непорядок с сердцем, да и какая надобность, если даже с таким раскладом он продолжает смалить, как паровоз и класть на себя абсолютный хуй? кузя в очередной раз проклял свой бездумный похуизм, когда у него резко потемнело в глазах и он был вынужден сесть прямо на асфальт, тяжело втягивая носом воздух. лукич прошёл ещё несколько шагов, но, не услышав характерное шарканье, обернулся: — а чего ты вст... ой, божечки! — сидящий на земле кузя нехило впечатлил омского "дядю стёпу", потому что подлетел он к охающему кузе просто в долю секунды. — что с тобой, костя? сердце при упоминании кузиного имени ёкнуло ещё больше, а рябинову сделалось ещё хуже. сердечная недостаточность бывала беспощадной... — да хуйня сопливая у меня, как её зовут-то, а... — сипло начал кузьма и прилично глотнул кислорода, — недостаточность. бывает такая васия, что плохеет вот так, но это прям вообще-е... — а ты, дурашка, куришь, да ещё и пьёшь! совсем совести у тебя нет, так над собой издеваться... — запричитал дима, сочувственно качая головой, но вдруг своими на вид тонкими руками сгрёб кузю в кучу так, что тот даже не успел пискнуть и закинул его руку за своё плечо. — мать честная, да ты бледнее покойника!.. нет, не пойдёт так, ко мне сейчас пойдём, подождут ребята... кузьма хотел было завозмущаться против такой радикальности и отвоевать то, за чем они шли в местный ларёк, но нежно лёгшая на его ребро мягкая ладошка димы и нехватка дыхания его остановили и застали врасплох. он опустил кучерявую голову и понуро побрёл заплетающимися ногами под чутким наблюдением милицейского дальше. — потерпи ещё немножечко, вон парадное моё... придём, я тебя пряничками угощу, мне нетрудно совсем... — пока они шли, у кузи появилась прекрасная возможность разглядеть диму на трезвую, как следует. его взгляд скользнул по приятным витиеватым локонам, что уже не скрывались за строгой, но надетой набекрень фуражкой. большие щенячьи глаза димки уверенно смотрели вперёд, а губы стянулись в сухую черту под диким эмоциональным напряжением. рябинов посчитал, что сейчас дохуя уместное время для комплиментов, особенно когда знаешь человека всего второй день: — у тебя лицо такое... сурьёзное и трезвое... — кузе хотелось пошутить про свою главную отличительную черту в этом, но вовремя замолк и просто робко улыбнулся, ожидая реакции хозяина "сурьёзного и трезвого лица". она не заставила себя ждать — на лице димы проступила стеснительная улыбка, и он аж просиял понятным только ему светом: — я правда кажусь тебе серьёзным? — вопрос загнал кузю в тупик, но, судя по выражению димкиного лица, он был доволен тем, что кто-то видит в нём маломальскую строгость. рябинов тяжко сглотнул слюну: — ну-у, ты, вроде, и добряк такой, но палец в рот не клади-и... — похвалил меня, что ли? — кузьмин заливисто хохотнул и помог кузе забраться на лестницу прямо к открытой настежь двери. — ну, умеешь, умеешь... пришли мы. дима вынул из мешковатого кителя аккуратную связку ключей и звонко грянул ими, пока терпеливо поднимался вместе с кузьмой по высоковатым ступенькам. он ловко вывернул из связки один ключ и осторожно вставил его в замочную скважину двери на первом этаже, прокрутив несколько раз. дверь под его рукой послушно поддалась и открылась, приглашая юнош зайти в своё уютное нутро. кузе в нос мгновенно ударил запах домашних блинов, но так, как ему было очень не до этого, он просто бережно переступил порог квартиры и сбросил свои похожие на егоровские кеды, стараясь восстановить дыхание изо всех сил. — тебе лучше?.. — юннат с надеждой заглянул в глаза кузе, но, не найдя там ничего ответного, разочарованно вздохнул, — пойдём, полежишь, что ли... — какое "полеж... — а вот такое! — дима по-милицейски пригрозил кузе и подхватил его под руку, — сейчас отлежишься немного, и всё как рукой снимет, вот увидишь! кузя ничего не оставалось, кроме как с дичайшей неловкостью в душе присесть, а затем и лечь на достаточно мягкий диванчик и подогнуть под себя колени в немой застенчивости. он большими глазищами оглядел комнату и подметил для себя, что дима был человеком из разряда тех, кто убирался не для кого-то, а именно для себя и был по своей натуре жутким аккуратистом, потому что даже книги на его небольшой полочке были упорядочены чуть ли не в алфавитной последовательности. он и не заметил, как вадим куда-то спешно уплыл, вернувшись с большой кружкой постепенно остывающего чая: — вот, держи, мой чай ещё никого больным не оставлял, — дима одарил кузю тёплой улыбкой, даже, наверное, теплее, чем чай в его руках и присел рядом с размеренно хлебающим согревающую жидкость парнем. было видно, что он хотел что-то сказать, но очень колебался, будто боялся, что сказанное не примут, но с упёртым в пол взглядом он всё же тихо молвил: — может, сыграть тебе чего-нибудь?.. кузя чуть не выплюнул чай обратно в чашку, ибо услышать это после крайне упрямых отказов, коих хватило на целое утро, было очень неожиданно. и почему именно ему? — ну, естесн... ты ещё спрашиваешь? — он на минуту даже перестал пить, спокойненько наблюдая за тем, как дима, медленно кивнув, исчез где-то в своей квартире и вошёл обратно с простенькой на вид гитарой в руках. он мялся с ноги на ногу и то и дело отводил взгляд, пока кузя со всеми присущими себе силами пытался успокоить необратимый процесс проступления румянца. кто ж думал, что один только вид милиционера в расстёгнутой на первые две пуговицы рубашке с симпатичной гитарой заполонит его разум за пару секунд? — говорю сразу: играю на любителя... — да я тоже, чё уж там, хе-хе... так говоришь, будто перед тобой профессионал сидит... лежит, — своими до ужаса милыми попытками подбодрить он вызвал у димы бархатный шлейф смеха, после которого шло тихое "угу" и первая проба пальцами гитары. у кузи замерло и растаяло всё внутри, разлилось приятным теплом по телу, когда он услышал замечательный, но грустный и почему-то знакомый мотив. дима приятно чиркал струнами, когда перебирал аккорды и даже покачивал головой от удовольствия, отчего его волосы слегка подпрыгивали в воздухе и делали его похожим на облачко. он, не отрывая неизменно внимательных глаз от кузьмы, обворожительно запел: — июльский полдень золотой сияет так светло, в неловких маленьких руках упрямится весло, а нас теченьем далеко от до-о-ома унесло-о... когда вадим пел, создавалось ощущение того, что тебя поцеловало само солнце, одарив лицо россыпью веснушек внутреннего покоя. кузя заметил, как он умело ставил баррэ, вслушивался в его голос всё больше и как-то упустил момент, когда он придвинулся к диме почти вплотную и сел напротив него по-турецки, глупо и инфантильно улыбаясь. рябинов не слушал даже собственные песни с таким рвением и удовольствием, как он делал это с юношей в милицейской рубашке с перекособоченным галстуком напротив. он почувствовал себя нужным и важным просто потому, что дима сам предложил ему сыграть и открыть ему свой мир. мир, где маленькая алиса бесшумно шагает по сказочной стране, и у которой ещё многое впереди... как и у них после этого слишком интимного момента. — алиса, сказку детских лет храни до седины... в том тайнике, где ты хранишь младенческие сны... так путник бережёт цветок далёкой... стороны... — постепенно затухая, как церковная свеча, дима провёл большим пальцем по всем струнам, создавая звук, словно из святой арфы. он затих и выжидающе посмотрел на кузьму, что продолжал по-дурацки лыбиться и смотреть на милицейскую переносицу, как в трансе. — ты живой? — тихо засмеялся дима и ласково помахал изящной кистью, как в приветствии. кузьма хотел бы запомнить его таким: драгоценным и солнечным, и дал себе слово, что запомнит. — лукич, — выпалил кузя и упёр подбородок в руки в тихом ожидании. — а? — глаза димы непонимающе округлились, что сподвигло кузю на очередной добрый смешок: — ты – лукич. такой же, знач-т, многослойный, и все слои – вкуснятина... и в милиции пашешь, и брынчишь, и готовишь, и кораблики делаешь, — он кивнул на замеченный ранее кораблик из шпажек и белой ткани, — и даже всяких, знач-т, сердечнонедостаточных спасаешь, хе-хе... димке новое прозвище понравилось: это было видно по наступившей на лицо краске. — а как ты узнал, что я кораблик сам сделал?.. — да видно по тебе! видно, что ты говна не сотворишь, а только штукенции вот такие... красивенные-е-е... лукич подарил кузьме самую искреннюю и красивую улыбку в его жизни, отливая ею вокруг своей головы невидимый, но очень прочный позолоченный нимб. кузе стало намного лучше. *** — хлопцы, ну где ж вы так долго, дорогие? — на звуки открывающейся двери выбежал захлопотанный олег в фартуке. — я уже переживать начал! думал сейчас димке позвонить, но вы вон как вовремя пришли... ой, а чего это вы такие радостные? на дне рождения иисуса побывали, что ли? — возвращаю вам костю в целости и сохранности! — с лиц обоих не сходила счастливая улыбка, — ему, правда, сегодня плоховато стало, но он быстро в строй пришёл, — лукич умоляюще посмотрел на судакова, — ты уж следи за ним иногда, сердечко шалит, говорит... — знаю я, как у него сердечко шалит, ой знаю... — что-что? — дима с глубоким непониманием захлопал ресницами. — да так, ничего, мысли вслух... — олег, загадочно улыбнувшись, жестом пригласил двух парней за стол. — угощайтесь! целый день готовил, вы такое в жизни не пробовали...