Светя другим, сгораю сам/Aliis inserviendo consumor

Феликс никогда не пользовался кофемашиной. В управлении за доставку кофе отвечал специальный человек, добывавший его в кабачке у Фредди Меркьюри, который прекрасно себя чувствовал в качестве бармена, периодически устраивая музыкальные вечера для всех желающих. Конечно, в кабинете кофемашина все же стояла. Как и положено, у нее был инвентаризационный номер и все необходимые аксессуары, с нее любовно смахивали пыль и следили за тем, чтобы она всегда выглядела готовой к использованию, вот только пользоваться ею Феликс не умел, а времени учиться особенно не было. Александр Васильевич на чудо техники тоже не обращал особого внимания: кофе от Фредди ему вполне хватало. Для гостей на полке всегда стоял растворимый, которым Феликс угощался, когда бодрящего напитка хотелось, а обратиться было не к кому. В Небесном Королевстве тоже существовал режим труда и отдыха, который неукоснительно соблюдался, когда речь не шла о руководящем составе. Случалось и так, что кроме этого самого состава в управлении не оставалось никого, и, хоть кабак Фредди функционировал круглосуточно, отправить туда было некого. Тем удивительнее было видеть это дитя прогресса на столешнице. Сверкая металлическими деталями, подмигивая непонятными кнопками, профессиональная кофемашина стояла на кухне, изредка издавая близкие к укоризненным звуки. Александр, конечно, не додумался тащить такое на себе: ее доставили спустя пару дней после его похода по магазинам, уже в его отсутствие. Стоило ему выйти за порог, как домофон тут же завопил мерзким перезвоном. Решив, что Александр что-то забыл, Феликс даже не спросил, кто там, и потому на пороге имела место немая сцена. Сотрудники доставки явно не ожидали, что их встретит явно раздраженный мужик, облаченный исключительно в исподнее и тапочки, а вышеозначенный мужик не ожидал встретить сотрудников доставки с какой-то поистине невероятной коробкой. Расписавшись, где сказали, и пообещав себе устроить Александру допрос с пристрастием о причинах такого расточительства, Феликс вежливо попросил гостей установить кофемашину в единственное пригодное для этого место и провести краткий инструктаж относительно подключения. Оказалось, что все на так просто, но об этом Александр, ясное дело, не подумал. Или же рассчитывал, что будет дома в этот поистине знаменательный день, теперь уж не узнать. Для того, чтобы воспользоваться этим достижением человечества, необходимо было подвести к ней водоснабжение. И водоотведение. Поэтому, спровадив доставщиков, Феликс заказал доставку воды в достаточном объеме, чтобы одну бутыль подключить к трубке, которая будет воду забирать, а пустую бутыль временно приспособить для отходов производства. Для этого пришлось освободить место под столешницей и заодно наметить места, в которых затем надо будет просверлить отверстия для трубок. Ясное дело, кухонный гарнитур им не принадлежал, но договариваться Феликс умел и не предвидел особых сложностей. Пользоваться кофемашиной до возвращения Александра он вообще-то не собирался, но ее присутствие то и дело наводило на мысли о хорошем кофе. Феликс, конечно же, знал, что от кофемашины зависит не столь многое: необходимо уметь ею пользоваться и хотя бы обзавестись достойными кофейными зернами. Однако желание выпить маслянистого, плотного эспрессо, оставляющего кислое послевкусие на корне языка, становилось все сильнее. Промучившись до обеда, Феликс наскоро перекусил тем, что еще оставалось в холодильнике, и мрачно уставился в экран смартфона. У него был только один знакомый бариста, который с легкостью мог разобраться во всех кофейных хитросплетениях и сварить пристойный напиток, и раньше он позвонил бы этому человеку не раздумывая. Однако в нынешних обстоятельствах... Жизнь научила его, что отношения нельзя смешивать, не столько личные и рабочие (это как раз иногда бывает полезно), сколько человеческие и не очень. Что было позволительно в Королевстве, то не стоило переносить на твердь. Тем более, императрице лучше было оставаться под присмотром, пока преступники не будут обезврежены. Удовлетворившись таким решением, Феликс обустроился в кресле и принялся, что называется, гуглить. Конечно, стать бариста за парочку видеоуроков у него вряд ли получится, однако за годы работы в весьма специфичном учреждении он научился быстро усваивать необходимую информацию, и потому необходимый угол наклона темпера отложился в его сознании сразу же. Как и необходимый уровень вхождения форсунки в молоко. Зачем было настолько заморачиваться с техникой? Желание принести в свой дом только лучшие и надежные вещи было объяснимо, но дом-то технически им не принадлежал. На момент покупки этой вещи вообще не было еще никаких "их". Или Александр не сомневался, что будут? А машина? С собой, что ли, тащить потом? Как? Или хозяйке в качестве компенсации за просверленные дырки в ее кухонном гарнитуре? Так без этой бандурины дырки и не появились бы вовсе... Смирившись с тем, что выяснить, что именно двигало Колчаком, не получится, Феликс просмотрел еще несколько уроков, выписал важные факты и занялся ревизией кухонных полок. Так и есть: Александр предусмотрел, кажется, все, кроме воды и необходимости выпиливать отверстия в гарнитуре. На одной из полок обнаружились заранее приобретенные аксессуары вроде питчера и темпера (в комплекте к машине темпер тоже прилагался, но куда менее удобный, судя по содержанию видеоуроков), а также кофе из Сальвадора, обжаренные менее месяца назад. Нашлась даже профессиональная кофемолка. Правда, стояла она в самой глубине шкафа, спрятанная за упаковками круп, чтобы Феликс не наткнулся на нее раньше времени. Сюрприз он, что ли, сделать собирался? Удалось великолепно. Выливать воду было жалко, поэтому Феликс расставил в ванной несколько тазов, в которую и поместил воду из бутылки. Пить ее уже нельзя было, зато можно было потом разогреть, даром что горячую воду отключили. Вероятно, отключение горячей воды будет тем немногим стабильным, что будет неизменно связывать эпохи, сколько бы нисхождений еще не предвиделось в будущем. И спустя сотню, и спустя тысячу лет в России летом по две недели придется как встарь греть воду в тазах. Почему-то подумалось, что двухнедельные отключения могут быть каким-то образом связаны с данью арктическим ледникам. Этакий обряд инициации для желающих присягнуть на верность Бездне, достаточно лишь не нагревать воду, а мыться так. Что за ересь в голову лезет, право слово! Феликс нахмурился. Даже при размышлениях на отвлеченные темы, мысли так или иначе возвращались к Александру. Такое с ним уже бывало, и ничего хорошего Феликс в этом не видел. В прошлый раз эти ощущения пришлось выжигать буквально каленым железом, по пути причинив немало боли ни в чем не повинным людям. Однако же на душе остался отпечаток, который пах теперь, если верить Александру, сиренью, которую Феликс тогда прижимал к губам, чтобы через ветку с белыми, едва распустившимися цветками, передать поцелуй женщине, с которой он не мог себе позволить находиться. Любопытно, где она сейчас. Да чтоб их обоих черт побрал! Проковырявшись под столешницей добрые полчаса и ощутимо потянув спину, Феликс, наконец, со стоном разогнулся, помассировал крестец и включил кофемашину. Та сразу же заурчала, набирая воду и прогреваясь. Выкрутив форсунки, Феликс подготовил влажные тряпки, чтобы протереть их после использования и не дать молоку засохнуть. На кой черт было покупать кофемашину на три группы? В кофейнях - и то чаще встречается на две или вовсе на одну, кому Александр тут собирался кофе варить в таких количествах? Или хотел впечатлить его, устроив мастер-класс сразу всеми своими щупальцами? Вот это было бы зрелище... Включив кофемолку, Феликс осознал одну неприятную вещь. Будучи профессиональной, она не была автоматически настроена на нужный помол. Кроме того, в уроках говорилось, что для каждой машины и каждого зерна уровень помола должен быть индивидуальным. Следовательно, ему предстояло разобраться с этим самостоятельно. Что означало дегустацию до победного конца. Прислушавшись к своим ощущениям, Феликс рассудил, что смерть от сердечного приступа ему покамест не грозит. Тем более, никто не заставляет его пить все эспрессо, что он приготовит: достаточно просто попробовать. Плеснув в стакан прохладной воды, Феликс сделал небольшой глоток и принялся настраивать кофемолку. В уроках говорилось, что, чем меньше помол, тем медленнее вода проливается через кофейную таблетку. Следовательно, экстракция занимает больше времени. Для эспрессо идеальным было соотношение 30-35 мл в течение 28-30 секунд. Значит, помол должен быть мелким. Но не слишком, конечно же. Первый помол получился слишком крупным, хоть на вид и выглядел подходящим. Требуемый объем пролился за 15 секунд и на вкус ощущался как подгоревший лимон. Второй помол получился слишком мелким, эспрессо едва ли не капал в течение 40 секунд, и на вкус ощущался как уголь. На третий раз Феликсу улыбнулась удача, но вкус все равно оказался премерзким. Следовательно, ошибка была допущена где-то еще. Где, хотелось бы знать? Наверное, слишком плотная трамбовка: сил-то он не жалел. Подкрутив помол еще немного, Феликс утрамбовал очередную таблетку с меньшими усилиями. На этот раз все выглядело идеально: эспрессо вытекал из рожков равномерно, времени было затрачено ровно 30 секунд, светлые тигровые крема выглядели плотными, а запах... От запаха мгновенно захотелось есть, даром что до этого Феликс уже выпил несколько неудачных вариантов. Этот эспрессо был все еще далек от идеального, но для новичка вышел вполне неплохо. Феликс не очень разбирался в зернах, но на ум ему пришло сравнение с запахом и, вероятно, вкусом души. Для Александра эти понятия, наверное, обретались по соседству с кофейной чашкой. Забавно, но запах и вкус эспрессо значительно отличались. Пах он орехами, чем-то терпким, дымным, и лишь где-то в отдалении сладким, будто жженая карамель. На вкус же эспрессо оказался кисло-сладким, как смесь лайма и кураги. Орехи тоже были, но уже не в основе, а в шлейфе. Карамели и дыма не было вовсе. Интересно, какова на вкус его собственная душа? В ней, наверное, тоже не осталось ни следа от сирени во вкусе. Только дым и горечь. На донышке оставался даже не глоток, а так, пара капель. Феликс запрокинул голову и позволил им упасть в рот, запоздало ощущая головокружение, постепенно перерастающее в полноценную темноту. - Страховидлу эту мы... того-этого... - Что "того-этого"? - Феликс теряет терпение, но старается выглядеть дружелюбно и сохранять вежливый тон. В конце концов, погибли люди. - Если вы продали мечи чехам, что вы, простите, могли сделать с так называемой страховидлой? - Как же это, - мужик принял оскорбленный вид. - Мы енту пакость оглоблей... - Ушам своим не верю. - А вота! Оглоблей, грю, шандарахнули, пока она барахталась, мы ей белы рученьки к ентой оглобле и примотали, для уразумения ышшо мужики тама... Ну... Токмо она... Мужик притих, высверкивая темными глазами из-под кустистых бровей по сторонам. Видимо, весь предыдущий рассказ в его понимании вполне мог вестись при посторонних, в существование такой "страховидлы", по его мнению, должны были поверить без вопросов, а вот остальное по каким-то причинам казалось ему немыслимым, и потому эту информацию он не собирался доверять абы кому. Феликс знаком попросил коллег покинуть помещение, но это им было на пользу: дышать в прокуренном доме мужика было совершенно невозможно, ибо еще не выветрился дух недавней попойки. Очевидно, возлияния проводились в терапевтических целях, чтобы пережить столкновение с неизведанным. Мужицкая изба, очевидно, бабы вообще не знала. Во всяком случае, не было в доме ни следа ни женских приспособлений, ни детских игрушек. Темная, стылая изба, с прошлогодней листвой в углах, грязным полом, покрытым несколькими слоями липкой грязи, горами немытой посуды, пустыми самогонными бутылями и неожиданными в этом хаосе уютными сушеными грибами, развешенными по периметру. Икон видно не было, но Феликс знал, что они есть. Каким-то своим особым чувством он всегда это знал, заходя в любое помещение. Дверь скрипнула, выпуская людей и впуская мороз, прошедшийся по щиколоткам ледяным дыханием. Всколыхнулась, зашумела человечья толпа за окном, и снова воцарилась тишина, прерываемая лишь скрипом старого дома да дыханием двух мужчин. Дождавшись, пока лишние люди уйдут, хозяин продолжил доверительным шепотом: - Страховидла это не помираить. - Следовало полагать, именно поэтому вам русским языком сказано было использовать исключительно определенный вид оружия. - Дык не нам сказано было, пан, - хитро ухмыляется мужичок. - Твои ж люди и оружие просрали, и страховидлу. Не поверили тебе, сталбыть. А ты? - Что - я? - А ты, пан, сталбыть, веришь? На слово веришь? А поглядеть не хочешь? Аль забоялся? Феликс искренне рассмеялся. Мужик на это удовлетворенно кивнул. В погребе что-то зашуршало. - Сидит тама, ух, бесово семя. Как думаешь, пан, он всегда таким был? Аль бес? Феликс поморщился. Рассуждения о бесах он слышал не в первый раз, но относиться к ним спокойно так и не научился. Несмотря на его сотрудничество с Королевством, в бесов он не верил. Во всяком случае, среди людей было достаточно тех, кто мог бы дать любому бесу фору. В самом институте ада не было никакой нужды: человечество прекрасно справлялось с этой задачей. - Я думаю, что это не имеет значения, - честно ответил Феликс, зная, что искренность мужик почует и оценит. - Мои люди не справились с задачей, значит, я должен справиться с этим сам. Мужик удовлетворенно кивнул. Феликс бросил усталый взгляд на окна, украшенные морозом. Причудливые фигуры и завитки переплетались в законченный узор. Снаружи тесной толпой стояли люди. Мелькали детские мордочки, старавшиеся что-то разглядеть, отчаянно согревая мерзлое стекло дыханием. Очевидно, у дома собралась вся деревня. Те же люди, что всего год назад с удовольствием встречали "страховидлу", теперь отчаянно надеялись на помощь Дзержинского. За год многое может произойти, ясное дело, но опыт подсказывал, что всего за двенадцать месяцев люди не могут измениться полностью. Приспособиться, подстроиться, перестать сопротивляться - да. Но принять и разделить противоположные, сложные для понимания идеалы - нет. - Ладно, - Феликс хлопнул себя по бедрам и резко встал. - Хватит языком-то молоть. Показывай. В погребе царил полумрак. Чадила единственная свеча, выхватывая из темноты изломанную фигуру, надежно привязанную к оглобле, а через оглоблю - к каким-то крюкам, на которым, очевидно, ранее развешивались тушки. Фигура стояла на коленях, повиснув на смеси веревок и цепей, тянущихся к кистям, обхватывающим грудь и, словно ошейник, шею. Пол в погребе был скользким от крови. Мужик спускаться отказался, и его можно было понять. Феликс, до конца не веривший в то, что нечто подобное действительно предстанет перед его глазами, ощутил легкий тремор рук, вызванный не столько страхом, который был бы вполне естественным в такой ситуации, а напряженным ожиданием... чего? Феликс не мог понять. Кончики пальцев покалывало то ли от плохого кровоснабжения, то ли от силы, какую он ощущал всякий раз в самые удачные свои дни. Пальцы сжимались и разжимались. Феликс отчетливо понял вдруг, что, будь у него мечи, он знал бы, что с ними делать. - Воды. Хриплый скрежещущий звук не был похож на человеческий голос и доносился, кажется, отовсюду. Феликс бросил взгляд на бочку, на которой блестел кувшин. Мужик предупреждал его, что воды давать нельзя ни в коем случае, но какая-то болезненная жалость уколола сердце. Это чувство Феликс приучил себя не ощущать, и потому теперь, когда оно внезапно возникло снова, не смог заставить себя пройти эти несколько шагов, оставляя бочку за спиной и вне поля зрения. Вместо этого он сместился вправо таким естественным и удобным движением, не отводя взгляда от фигуры, лицо которой все еще было скрыто тенью: головы существо не поднимало. - Воды. Пожалуйста. Дрожащими от напряжения руками Феликс набрал в кувшин ледяной воды и приблизился к "страховидле". Как ни крути, а очертания тела все еще выглядели вполне человеческими. Обрывки формы и адмиральские погоны, которые так и не решились срезать, были хорошо различимы даже в полутьме. Оскальзываясь на вязкой крови, Феликс приблизился на достаточное расстояние и поднес кувшин к лицу человека, который, кажется, вообще не мог пошевелиться. Ощущение это оказалось обманчивым. Припав к кушину разбитыми губами, человек стал жадно пить, да так быстро, что Феликсу пришлось подойти еще ближе, чтобы вовремя наклонить кувшин. - Еще. Вспомнив, что мужик воды предпочитал не давать, Феликс молча кивнул, медленно вернулся к бочке, набрал воды, постоянно теперь ощущая на себе внимательный взгляд, вернулся и снова дал человеку напиться. В полутьме сложно было разобрать, как он выглядит в точности, но Феликс старался. Это было важно. - Еще. - Не лопнете? - иронично поинтересовался Феликс. - Или в проруби не напились? - Вы не знаете русских сказок? - разбитые губы разошлись в приятной улыбке. - Пленнику на цепях принято трижды подносить кувшин с водой. От нее он набирается сил, чтобы порвать свои путы, а герой получает три прощения. - И что это значит? - Феликсу не было нужды оглядываться, набирая воду, чтоб понять, что человек все еще смотрит на него. - Что пленник трижды сохранит герою жизнь, если они снова встретятся. - А на четвертый? Удивительно, но вода, кажется, действительно оказала на пленника целительное воздействие. Во всяком случае, напившись, он облизнул вполне себе целые теперь губы, на которых не было и следа от мужицкого кулака. Феликс невольно отступил на шаг. Колчак смотрел на него с любопытством, по-птичьи склонив голову набок. Вероятно, старался припомнить, где он мог его видеть. Лестница показалась невероятно далекой, когда одним движением плеч адмирал сломал оглоблю и стряхнул ее жалкие останки на пол. Он не был высоким и не казался сильным. Напротив. Тощее, субтильное тело выглядело слабым, почти что мертвым. Разодранная форма висела клочьями, и сквозь них легко просматривалась отчего-то смуглая кожа, плотно обтягивающая ребра. Он был ниже. Был слабее. Должен был умирать. Однако же вместо этого адмирал выпутался из веревок, отобрал кувшин и медленно допил остатки воды, не отводя взгляда от лица Феликса. В середине груди поселился холод. Сердце неприятно кольнуло. Очень невовремя. - Kurwa mać! - Раз. Легкий тычок в спину, грохот крышки подпола, вопль мужика, и теперь уже только крики, крики, крики... Феликс рванулся прочь, выбивая ветхие доски плечом, оскальзываясь на залитых кровью ступенях. Споткнулся о труп мужика с разодранным горлом, с чувством пнул его в сторону подпола, выкатился в морозное деревенское нутро. Сотрудники, которых он взял с собой, рассчитывая на быструю и продуктивную поездку, пытались отстреливаться, но тварь была быстрее, и на пули ей было начхать. Феликс кричал что-то, но вопли баб и раздираемых тварью мужиков перекрывали его голос. Выстрелы прекратились очень скоро, сменившись жалобными, почти детскими всхлипами людей, вынужденных придерживать собственные внутренности, от которых на морозе поднимался пар. Подхватив орущих детей, бабы попрятались в домах, и в этом был здравый смысл. Тварь, очевидно, против этого ничего не имела, стремясь как можно быстрее покинуть деревню, по пути задрав максимальное количество обидчиков. Темный силуэт возникал то тут, то там. То взлетал на крышу очередного дома, то пикировал на мужика, понадеявшегося на вилы. Очень быстро Феликс сорвал голос, пытаясь организовать сопротивление из людей, которые не желали ни видеть его, ни слышать: глаза их видели только тварь, уши их слышали только вопли своих умирающих товарищей, страх сковал их тела, и уже этим они были обречены на смерть. - Смотрите, что я нашел. Наденьте-ка, а то заболеете и умрете раньше времени. Феликс резко развернулся, но жалкая попытка удара оказалась заблокирована неожиданно сильной и жесткой рукой. Люди уже не кричали. Кто-то хрипел, кто-то скулил, слышно было, как рыдают дети и подвывают женщины в домах. Слышно было хруст снега под ногами. Адмирал выгнул бровь, демонстрируя свое отношение к попыткам сопротивления. У Феликса еще оставались патроны, несколько выстрелов можно было сделать. Однако он прекрасно видел, что они бесполезны, поэтому, вместо того, чтобы потянуться к оружию, он демонстративно сложил руки на груди. Колчака это, видимо, удовлетворило. Вытащив из-за пазухи какую-то темную тряпку, он аккуратно, почти нежно размотал ее и накинул на шею Феликса. Это оказался шарф той неприятной вязки, которая немилосердно колола кожу. Однако же само это ощущение говорило о том, что Феликс выскочил, как был, и на таком холоде действительно легко можно было подцепить не просто простуду, а что похуже. С его-то анамнезом. Тонкие кисти адмирала исполняли причудливый танец, обматывая чей-то шарф вокруг шеи Феликса. По всему телу будто бы проходили электрические разряды от напряженного ожидания: вот сейчас потянет, дернет особенно сильно, и шея сломается, как ветка сирени. Почему сирени? Откуда вдруг сирень? - Вам бы лучше убить меня сейчас, - собственный голос Феликс слышал будто бы через вату. - Я не дам вам уйти. - И не надо. Лицо Колчака выплыло из снежного тумана, дыхание согрело нос и щеки. Феликс не мог заставить себя пошевелиться. Напряжение схлынуло, вместо него пришла легкость и пустота. Если бы не мороз, он заснул бы, наверное, за каких-нибудь пять минут. Показались ровные ряды мелких острых зубов. Сейчас вцепится в лицо и сожрет. Или отгрызет кусок от плеча, или... - Два. Феликс пришел в себя, когда в замке повернулся ключ. Судя по всему, до обморока дело не дошло, просто последние капли кофе каким-то образом спровоцировали частичное падение Забвения. Это должно было произойти рано или поздно. Они находились на тверди уже несколько дней, может даже недель, если хорошенько подумать, вернув себе свои собственные тела, пусть и через переработку тел проводников. Теперь возвращались и воспоминания. Уверенный в том, что лично он никогда не принимал участия в ликвидации Колчака, Феликс ощущал себя весьма странно. С одной стороны, его заполняло ощущение правильности, потому как некая внутренняя неудовлетворенность состряпанной версией присутствовала всегда. С другой стороны, сложно было предсказать, как поведет себя Александр, который должен был вспомнить то же самое со дня на день, и кто знает, как именно эти события отложились в его памяти. Дверь закрылась со щелчком. Александр замешкался в коридоре, отчего-то слишком долго разуваясь. Феликс поставил опустевшую чашку на столешницу и вышел навстречу. - Что случилось? - Устал. Александр слабо улыбнулся и прислонился плечом к стене. Феликс прикусил губу, размышляя, как поступить в этой ситуации. Привыкший всегда самостоятельно решать свои проблемы и не терпевший, когда кто-то обнаруживал его слабости, он сам относился к чужому личному пространству с уважением. Однако что-то подсказывало, что это явно не тот случай. - А теперь честно. Где ты был? На самом деле. - А мне кофе сделаешь? - Саша. Он выглядел сейчас так же, как и тогда, в подполе, разве что лицо не разбито и оглобли нет. Но она бы не помешала: хоть держался бы ровно, а не заваливался то на один бок, то на другой. Кожа снова плотно обтянула скелет, под глазами залегли темные круги, иными словами - краше в гроб кладут. - Саша, ты ел? - Феликс, наконец, отлепился от двери. - Ты обещал мне, что поешь. - Съел пряник, - это было честно. - На прочее времени не хватило. - Допустим, от пары пропущенных приемов пищи ты бы не помер. Я еще утром заметил, что с тобой что-то не так, но надеялся на твое благоразумие. В чем дело? Где ты был, я спрашиваю? Феликсу не хотелось показаться кем-то вроде ревнивой жены, но в данном случае состояние Колчака явно было напрямую связано с местом назначения. Оставалось надеяться, что он тоже это понимает. - Ездил кое-куда, - неохотно признался Александр, наконец, справившийся с ботинками. - В одно учреждение, о котором ты не знаешь, и я не уверен, что имею право о нем рассказывать. - В отдел контроля искажений, надо полагать, - Феликс сложил руки на груди и нахмурился. - Я знаю о его существовании, но не получаю отчетов о деятельности, это разные вещи. Тебе следовало сказать мне... - Я не собирался туда ехать! - огрызнулся Александр, двигаясь ровнехонько по стеночке, буквально прижимаясь к ней всем телом. - Я договорился о встрече с Антонием, но меня, можно сказать, вызвали в это проклятое место. - И поэтому ты в таком виде? Я сейчас же позвоню им. Что они себе позволяют, хотелось бы знать? Александр фыркнул и выкатился в комнату. Здесь от двери до кровати требовалось пройти по прямой, поэтому Феликс молча подхватил его под руки и переместил на кровать практически силой. В горизонтальном положении ему, кажется, стало легче, однако тени, залегшие глубже и темнее, наводили на определенные мысли. - Скажи мне честно, что происходит? - Феликс аккуратно присел на край кровати. - Если ты опять мне соврешь, я ничем не смогу тебе помочь. - Я израсходовал свои запасы, - Александр старался сложить губы в улыбку, но они дрожали так сильно, что ему это не удавалось. - Сейчас я, очевидно, пожираю сам себя как Уроборос. Но он-то никогда не закончится, а я закончусь. Мне дали понять, что в этом случае я вернусь туда, откуда меня любезно достал Антоний. Мне бы очень этого не хотелось, но я правда не знаю... Я не знаю, что делать. Я прежде не оказывался в такой ситуации. - Это неправда, - Феликс сказал это прежде, чем осознал смысл. Темные глаза Александра взглянули на него одновременно с недоверием и надеждой. В груди снова поселился холод. Сердце снова кольнуло. Как тогда. В помещении стоял такой же полумрак, как и в подполе, от которого теперь, вероятно, даже угольков не осталось. Деревню сами же жители и пожгли, собрав нехитрые пожитки и отправившись кто куда. Единственная разница заключалась в том, что на бетонном полу кровь было видно лучше, чем на деревянном. Феликс ощутил, как к горлу подступает тошнота. Не то чтобы его можно было пронять подобным, но ее было слишком много. - Это действительно было необходимо? - поинтересовался он. - Насколько я могу видеть, попыток бегства не было. - Еще бы были! - откликнулся парень, явно гордившийся тем, что именно ему выпала честь проводить "экскурсию" для Дзержинского. - Мы это не для того, вы не думайте... - Золото попрятал, волчье вымя, - подсказал мужичок, которого Феликс уже где-то видел, возможно, в Иркутской тюрьме. - И ладно бы свое, так ведь нет, обсчее. - И много ли недосчитались? - Прилично. - Вот настолько прилично? Феликс вложил в свой вопрос все возмущение, на которое был способен, поэтому никто ему не ответил. Зато в наступившей тишине хорошо было слышно, как на бетонный пол капает почти черная кровь. Опустившись на стул с высокой спинкой, Феликс знаком показал, что в сопровождающих больше не нуждается. Адмирал поднял голову только после того, как дверь с грохотом затворилась. Феликс снова ощутил, что его сильно мутит. Одного века у Колчака не было. Почти черный глаз неотрывно следил за гостем, в то время как второй глаз оставался закрытым. Слипшиеся от крови веки вряд ли можно было разлепить без посторонней помощи: даже с места Феликса было видно, что кровь давно запеклась, склеив их намертво. Кое-где сквозь раны проглядывали кости, а цепи на сей раз крепились крюками прямо к ребрам: просто так не сбежишь, прежде придется самолично себе грудину разорвать. Ну, или решить, без какой из рук ты вполне себе проживешь. Очевидно, рассказ о том дне был принят во внимание, и допущенные ошибки исправили. - Вы не можете, - острых зубов больше не было, поэтому о значении слов Феликсу пришлось догадываться по звукам, - пройти весь путь с чистыми руками. Вы уже должны были это понять. Таким как вы... Не место среди тварей похуже меня. - Почему вы полагаете, что я чем-то от них отличаюсь? - искренне удивился Феликс. - Только вы дали мне воды. - Вы ошибаетесь, если считаете, будто я повторю свою ошибку. Адмирал гортанно рассмеялся и тут же закашлялся, сплевывая кровь и, кажется, целые куски легких. Феликс поневоле опустил взгляд на сапоги, на которых расплывались уродливые темные пятна. - Куда вы дели золото? - достав платок, он наклонился и стер кровь с сапога. - Мне оно без надобности, в отличие от тех, кто спрашивал вас до этого, но оно нужно моей стране. - Вашей стране? Помилуйте, вы поляк, - адмирал снова рассмеялся и снова закашлялся. - Вы, кажется, союзникам говорили, что скорее отдадите золото нам, чем им. Так вот я спрашиваю, Александр Васильевич, где оно? - Того, что осталось, вам будет более, чем достаточно. - Вы полагаете, вам решать, как распоряжаться тем, что вам не принадлежит? - Как и вам. - Александр Васильевич, - Феликс встал и приблизился к адмиралу, плечи которого напряглись и сразу расслабились. - Вам, вероятно, сложно будет принять это, но вы проиграли. Никто вас не ищет, поскольку убеждены в том, что вы мертвы. И стоит отметить, большинство ваших союзников вздохнули от этой новости с облегчением. А я сделаю все от меня зависящее, чтобы вы не вышли отсюда. Если потребуется - никогда. - Как вы думаете, Феликс Эдмундович, кто я такой? Вежливое обращение неприятно резануло слух. По какой-то причине Феликсу не хотелось, чтобы адмирал называл его по имени или вообще понимал, кто перед ним. Следует хорошенько поговорить с теми, кто работал с ним до этого. Очевидно, эти товарищи не могли сдержать ни кулаков, ни языка. - Я не знаю, - честно ответил Феликс. - И, если честно, мне все равно. Как к вам относится власть, вам известно. - Преступная власть. - Не более преступная, чем была ваша. - Золото, Феликс Эдмундович, есть продукт земных недр. И я тоже в каком-то смысле есть продукт земных недр. Следовательно... - Следовательно червь, который также является продуктом земных недр, имеет на это золото столько же прав, сколько и вы. - Верно, но он не может его взять, и вряд ли представляет, что с ним делать. - А вы представляете? - О, да, - на искалеченном лице адмирала внезапно появилась мечтательная улыбка, придавшая ему отдаленное сходство с живым человеком. - Не теперь, конечно же. Я вернусь сюда, когда власть ваша рухнет, и стану жить, как хочу. Я не считаю себя чем-то обязанным стране, которая отказалась от меня. А вы? Будьте уверены, от вас она откажется с куда большей яростью. Вы, конечно, вряд ли это увидите, вам повезет больше моего, но это произойдет. И все ваши жертвы, вся ваша человечность, все это будет напрасно. В конечном итоге... В глазах тех, чьи жизни вы поставили дороже собственной, вы станете еще более кровавым упырем, чем я. - Благодарю за предсказание, Александр Васильевич, - Феликс ощутил неприятный холодок в области сердца, как было и в прошлую их встречу. - Давайте все же вернемся к вопросу о золоте. - Давайте, - Колчак любезно улыбнулся и сплюнул очередную порцию крови вместе с парой острых зубов. - Хуй вам, а не золото, хоть уссытесь тут. Как видите, мне поебать на ваши жалкие попытки что-то выпытать привычными вам способами. Для вас открою небольшой секрет, только поближе подойдите. Не бойтесь, не укушу. Феликс приблизился, хоть и без того уже стоял достаточно близко. Даже наклонился. Чем бы адмирал ни был, даже он не мог бы мгновенно отрастить зубы взамен выбитых, тем более, что воды поблизости не обнаруживалось. Что еще он мог в таком положении сделать? Колчак медленно повернулся, как прежде, по-птичьи склонив голову. Смотреть на него было больно почти физически, особенно на жуткий глаз без века. - Я, как вы могли узнать, люблю есть людей, - доверительно сообщил Колчак. - Они для меня не менее пользительны, чем та же вода. Но в отсутствие и того, и другого... Я прибегаю к другим способам. Вы знали, что душу не обязательно есть полностью? Можно откусывать понемногу. Намного вкуснее тел. Чувствуете? Вы бы не заметили, если б я вам не сказал. Сердце кольнуло еще раз. В глазах потемнело на какое-то мгновение, но, когда Феликс восстановил и душевное, и физическое равновесие, жуткий глаз уже был покрыт веком, а между губ снова можно было различить ровные ряды острых щучьих зубов. Теперь Колчак вполне мог вцепиться ему в лицо: их разделяли какие-то жалкие миллиметры, дыхание смешивалось, раскрываясь паром в стылом подвальном воздухе. - Откуда у вас эти фантазии, хотелось бы знать? - адмирал облизнулся и демонстративно отодвинулся, насколько позволяли цепи. - В человеческом лице нет ничего вкусного. Я только что подкрепился вашей душой. В ней, знаете, куда больше пользы. - Других сотрудников почему не ели? - поинтересовался Феликс, отходя на безопасное расстояние, если оно вообще существовало. - Приятно было сидеть в таком жалком виде или хотели меня разжалобить? - Во-первых, мне это вполне удалось, - Колчак улыбнулся по-мальчишески задорно, отчего его лицо помолодело на несколько лет. - Во-вторых, такого вкуса я больше, признаться, не встречал. После вашей души остальные кажутся подошвой сапога. - Итак, мы выяснили, что у человека все же есть душа, - Феликс неожиданно для самого себя улыбнулся. - Не сказал бы, что способ, который мы для этого употребили, мне понравился. - Бросьте, - адмирал качнулся на цепях, отчего те жалобно зазвенели, - еще как понравился. - Я знаю, что надо делать, - Феликс выплыл из тумана воспоминаний как из наркоза, осознав, что экскурс в собственное прошлое занял не более нескольких секунд. - Но не уверен, что ты помнишь, как это делается. Я не видел, как ты это делаешь, только чувствовал. - Что ты предлагаешь? - Александр говорил едва слышно, явно экономя силы. - У меня есть несколько баклашек с водой, но что-то мне подсказывает, что сейчас это не наш вариант. - Совершенно верно, вода должна быть из реки, так уж повелось, даже колодезная не подойдет. - Значит, остается только одно. Ты помнишь, как есть души? Александр прикрыл глаза. Молчание длилось несколько минут, но Феликс не торопил его. В таком состоянии инстинкты должны были выйти на первый план, но длительное подавление в сочетании с Забвением вряд ли способствовали этому. - Нет, не помню. - Саша, ты врешь мне. - Ладно, не хочу. - Саша. - Ладно! Помню и хочу, очень хочу, но есть проблема. Я, кажется, кусал тебя слишком часто. Я не хочу, чтобы... - Саша, - Феликс наклонился и прижался лбом к его лбу. - У нас нет другого выбора. Если ты умрешь, окажешься в Бездне. Если я умру, просто вернусь на рабочее место. Понимаешь, в чем разница между нами? - Ты не до конца понимаешь, кто ты, - голос Александра звучал на пределе слышимости. - И где окажешься, если что. Может, за миллиарды световых лет отсюда. А может... - Уверен, ты меня найдешь. Александр открыл глаза. Феликс отстранился, чтобы они не сливались в единое темное пятно. Что-то было в его взгляде. Что-то такое... Не поддающееся объяснению или расшифровке. Никогда ни у кого раньше Феликс такого взгляда не видел. Поэтому, когда сердце сковало тисками невыносимой боли, а дыхание перехватило намертво, он не испытывал сожалений. Рукояти мечей легли в ладони так, будто были созданы для них. Тень металась между домов. В неровном свете луны, которая то и дело скрывалась за облаками, ее едва можно было различить, но зрение будто усилилось стократно, выхватывая ее точнехонько там, где она всякий раз появлялась. Звенящая тишина повисла над мертвой деревней. Людей давно вывели, и теперь тень шарахалась по домам, не находя пищи и теряя силы с каждой каплей тягучей черной крови. Оцепление было снабжено теперь более крупнокалиберным оружием. Оставалось надеяться, что скорость реакции у этих сотрудников будет повыше, чем у предыдущих, лежащих теперь разрозненными кусками у дверей тюремного подвала. Неизбежные жертвы. Эти люди должны были умереть, чтобы другие могли жить. - Здесь никого нет! - выкрикнул Феликс в морозную тьму. - Вы никого не найдете здесь, Александр Васильевич! Вы теряете силы, вы не дотянете до ближайшего населенного пункта, и у вас есть два варианта. Первый: вы можете продолжить прятаться от меня и замерзнуть к чертям, истечь кровью где-нибудь в сарае, и это будет убогая смерть, или... - Я не прячусь от вас, Феликс Эдмундович. Тень выскользнула откуда-то сбоку, Феликс едва успел вскинуть руку в защитном жесте, так что Колчак едва не напоролся на меч, вовремя, впрочем, остановившись. Острие упиралось ему в плечо. Болезненно, но не смертельно. - Второй вариант, - спокойно продолжил Дзержинский, - Принять свою судьбу, как полагается адмиралу. И свой приговор. Вынесенный не преступной властью, как вы изволите выражаться, а властью небесной, выше которой в мире, где вы находитесь, нет ничего. - От вас слышать такое... Интригует. Неужто признаете теперь небесную власть, лишь бы от меня избавиться? Вы в курсе, что от одного только упоминания я не начну дымиться и уж точно не сгорю? - Неужели вы думаете, что я до сих пор преследую вас исключительно потому, что этого от меня требует руководство партии? - Феликс опустил лезвие чуть ниже, надрезав тонкую кожу над ключицей. - И именно оно, по вашему мнению, сообщило мне о том, что убить вас можно только этим? - Я так и знал, что вы как-то связаны, - хищная улыбка не вызвала на сей раз никаких чувств кроме, пожалуй, сожаления. - От вас пахнет ею, вы были знакомы, я только поэтому не убил вас тогда. - Вода, значит, не в счет? - Почему же, в счет, я вам безмерно благодарен, но это не остановило бы меня в действительности. Феликс вынужден был признать логику этого заявления. По какой-то причине в связи с этим он испытывал нечто, очень похожее на обиду. Сохранение жизни в качестве признательности за помощь выглядело более привлекательно, чем тот факт, что его пощадили исключительно из-за связи с Королевством. Получается, сам он для этого не сделал ничего. Получается, сам он для него ничего не значил. Феликс зацепился за эту абсурдную мысль и пропустил удар, оглушивший и отбросивший его на несколько шагов. Бил адмирал не в полную силу, очевидно, жалея, но один из мечей Феликс все же выронил, и Колчак тут же присвоил его себе. - Будь по-вашему, шляхтич, я избавлю вас от позорной необходимости убивать безоружного. Нападайте. - Защищайтесь. - Это уж мне решать. Клинок вошел в живот легко и ровно, почти без сопротивления. Адмирал так и продолжил стоять с отведенной в сторону рукой, сжимая меч, которым не собирался пользоваться. - Вы думаете, я не знаю, что нужны оба? - Феликс мстительно прокрутил рукоять, по-настоящему наслаждаясь тем, как исказилось от боли породистое лицо. - Вам не удастся улизнуть на сей раз. Я же сказал, что не дам вам уйти. - А я сказал - "и не надо". Улыбка выглядит чужеродной и на этом лице, и в этой ситуации. Феликс заставляет себя не фокусироваться на ней, выхватывая меч из ослабевшей руки и поднимая клинок к горлу противника, который продолжает и продолжает улыбаться, черт бы его побрал. Оказавшись в достаточной близости друг от друга, клинки начинают накаляться. Это выглядело бы удивительно, если бы Феликс не разучился удивляться чему бы то ни было за то время, что ему приходилось ловить адмирала то тут, то там, всякий раз ступая по трупам. - Знаете, окажись это оружие в чьих угодно руках, кроме ваших, оно было бы, пожалуй, бесполезно, - удивительно, но Колчак говорит правду, Феликс чувствует это каждой клеточкой своего тела. - Всегда было интересно, как это выглядит. - Это ваше оружие, не говорите мне, что вы им не пользовались. - Когда-то очень давно, - соглашается адмирал так легко и непринужденно, будто это не его тело нанизано на меч, клинок которого постепенно становится все более и более горячим. - Однажды я покажу вам, как они ведут себя в моих руках. Не в такой же ситуации, смею надеяться. Мне понравилось беседовать с вами, но все остальное... Я бы предпочел обойтись без этого. Феликс видит, что пора. Жар начинает перекидываться и на рукояти, еще немного - и он просто не сможет их удержать. Но глядя в это лицо с этой глупой снисходительной улыбкой он допускает сомнение в том, что поступает правильно. С одной стороны, если не закончить все это здесь и сейчас, мертвых людей будет все больше, и кто знает, к чему еще это приведет. С другой стороны, ему не хочется брать на себя ответственность за конкретную жизнь. Адмирал мертв уже два года. Что мешает опустить клинки и дать ему уйти? Или, быть может, попытаться использовать... - Феликс, - надтреснутый голос Колчака возвращает его к реальности. - Даю вам слово, мы обсудим ваши душевные терзания, если нам доведется встретиться снова. - Согласен. Достаточно двух движений. Одно поднимает клинок выше, от живота к груди. Второе плавно отсекает голову от тела. Клинки охватывает пламя. В морозной ночи глаза обжигает нестерпимым светом. Все это продолжается всего несколько секунд. Затем снова наступает темнота. И тишина. Люди из оцепления бегут на свет, перекрикиваясь и переругиваясь. Под ногами нет даже пепла. Только чистый, блестящий в неровном свете луны снег. Феликс вынырнул из очередного воспоминания только к ночи, довольный уже тем, что ему вообще это удалось. В комнате темно, но из кухни в коридор падает косой луч света. Следовательно, Александр там. Пьет, надо полагать, кофе, курит и терзается. А поделом. Феликс не раз наблюдал за тем, как Забвение спадает с других, и всякий раз это было сопряжено с болью и сожалением. Забвение не накладывали просто так, это всегда было во благо, но, оценивая собственные ощущения, Феликс не чувствовал ни сожалений, ни боли, ни разочарования. Ни в себе, ни в Александре. Напротив, все будто становилось на свои места. То, что раньше не укладывалось в картину мира, становилось простым и понятным. Эмоции, которые раньше казались неуместными, теперь нашли свое объяснение. Конечно, любопытство его не было удовлетворено полностью. Однако можно было надеяться, что всему свое время. Аккуратно поднявшись, Феликс вдел ноги в тапочки и медленно двинулся в сторону кухни, стараясь не слишком шуметь. Александр сидел в кресле, сложив ноги по-турецки, действительно пил кофе и действительно курил, полностью погрузившись в чтение чего-то очень интересного на экране ноутбука. Уши были заткнуты наушниками, из которых можно было уловить Sabaton. Все еще храня ощущение морозной ночи, Феликс позволил этой идиллической картине укутать его в свое незаслуженное тепло. Хотелось постоять еще в дверном проеме, наблюдая за тем, как Александр ведет себя, когда думает, что его никто не видит. Как склоняет голову то к одному плечу, то к другому, как барабанит пальцами по колену, как улыбается чему-то своему, как смешно отводит в сторону мизинец, отпивая кофе. Но вместо этого Феликс подкрался к нему, стараясь держаться вне поля зрения, обнял за шею и прислонился щекой к щеке. Александр вздрогнул, но ничего не сказал, молча накрыв его ладони своими. Sabaton сменились ранним "Наутилусом". На экране ноутбука мелькали какие-то цифры, какие-то отчеты, очевидно - Александр с удовольствием работал, что само по себе говорило о том, что употребление частички души прошло успешно. Сам Феликс также чувствовал себя неплохо. Следовательно, душевный ресурс все же восстанавливается. Как минимум - теплыми сухими поцелуями, когда точно знаешь, что хотя бы в ближайшие пару минут все совершенно точно будет правильно и хорошо.