Stabat pater

любовь моя, здравствуй, дай посмотреть на тебя

Когда на поляне перед домом впервые появился Ли, Джону показалось, что он смог выдохнуть впервые с тех пор, как вызвал его к себе. На лице Ли были следы побоев, он устал и осунулся, и казалось, что каждый шаг давался ему с огромным трудом, но он всё равно упрямо следовал за Саян Кётёр, подбадривая своего деймона-зайчиху. Если бы не ведьмы, которые и поведали Джону об аэронавте с ребёнком из пророчества, он бы так и не узнал о Скорсби, но сейчас он был готов благодарить вселенную за то, что она подарила ему человека, который ради своей цели смог добраться до него, потому что иначе не получилось бы совсем ничего. То, насколько легко было поразить аэронавта, даже немного смешило Джона, и он не мог не улыбаться, краем глаза наблюдая, как Ли жевал сэндвич, а зайчиха, Эстер — услышал он в голове напоминание Саян, улеглась у бедра аэронавта и едва не заснула. Перед важным разговором Ли бы тоже не помешало поспать, но он оказался упрямым, почти таким же упрямым как и сам Джон, и поэтому он завёл разговор о ноже почти сразу же, случайно попадая аж в две больные темы сразу. Хороший стрелок. Джон едва не закатил глаза, делая вид, что в груди не стало тесно от страха, что Ли уйдёт. Всю свою жизнь уходил он сам, иногда по своему желанию, иногда нет, но оказаться по ту сторону баррикад было неприятно, и когда Ли заговорил про свою девочку, Лиру, он, сам того не понимая, попал по нему во второй раз. Уилл, мой мальчик… Он повторял эту фразу про себя так часто, что казалось, что она выгравирована у него в голове раскосым почерком Элейн, и чувство вины, которое, как он думал, он обуздал, вновь накрыло его своей волной. Единственное, что не давало ему потонуть окончательно — необходимость не дать Ли уйти, потому что иначе он не сможет воспользоваться последним оставшимся у него способом гарантировать сыну свободу воли. Но Ли остался сам, и на его озадаченном лице эмоции читались так хорошо, что Джон не мог не задуматься — неужели Ли для всех был открытой книгой? Они сидели на крыльце под лучами северного солнца, пили оставшееся после какого-то ритуала вино из одной бутылки, и слова лились из Джона быстрым потоком. Он не мог отделаться от ощущения, что этот монолог сродни исповеди, да только Ли Скорсби мало походил на священника — святые отцы хотят спасти всех своих детей, а аэронавту был важен лишь один ребёнок, который сейчас находился в другом мире, и от этого Джон чувствовал странное родство. Они договорились отправиться в путь на следующее утро, и Ли, непривыкший сидеть на одном месте, излучал такую радость, что казалось, что ещё немного, и он затмит солнце. Джон усмехнулся, в один глоток допил оставшееся вино и встал со ступенек, потому что за несколько оставшихся часов нужно было закончить много дел. Вернётся ли он сюда или нет — большой вопрос. Он ушёл в дом и продолжил прерванный появлением Ли разбор старых амулетов, доставшихся ему от разных людей. Место кольца матери Ли странно пустовало, и он бросил взгляд в сторону аэронавта — от тепла и вина его разморило, и он устроился на крыльце, вытянув ноги вперёд и облокотившись о пустующий дверной косяк, пока зайчиха-деймон расположилась на его коленях и зашептала что-то на ухо. Судя по замедленным движениям, Ли изо всех сил старался не заснуть, но когда Джон вновь посмотрел на него через пару минут, Скорсби уже отключился. Поза явно было неудобной, но просить о месте для отдыха Ли или постеснялся, или не посчитал нужным, поэтому Джон со вздохом взял с кровати свою подушку, чтобы подложить её ему под голову. Сидящая на перилах Саян посмотрела на него с любопытством, но предусмотрительно промолчала, и их беззвучных переглядок хватило, чтобы она демонстративно повернулась к нему спиной, словно говоря «Ну и дурак». Когда под головой Ли оказалась подушка, он что-то пробормотал во сне и слабо улыбнулся, и Джон не смог удержаться от ухмылки. Сейчас, когда Скорсби спал, он наконец-то мог нормально осмотреть его разбитое лицо. От отвращения к цепным псам Магистериума начинало подташнивать — синяки на лице Ли уже переходили из фиолетового в зеленоватый, а это значило, что им дней пять, не меньше, и солдаты вряд ли бы ограничились одним лицом. Джон встал с колен, бросил в сторону Саян быстрый взгляд — Сиди здесь — и ушёл к соседнему домику. Возможно, себя до конца исцелить он не может, но с такими ранами точно справится. Ли проснулся через четыре часа, и Саян, демонстративно не разговаривавшая с Джоном всё это время, наконец-то улетела в сторону покачивающихся от вечернего ветра ясеней. Ему, наверное, казалось, что он всего лишь моргнул, но к этому моменту Джон успел собрать свой старый рюкзак, сложить все запасы еды и приготовить мазь, которая должна была помочь Ли. Аэронавт с трудом сел на ступенях и потёр лицо руками, шипя, когда синяки отозвались ноющей болью. Джон дал ему пару минут, чтобы прийти в себя, а потом вышел на крыльцо с двумя чашками чая и миской с мазью. — Почему вы меня не разбудили? — спросил Ли, обхватывая кружку ладонями. Джон усмехнулся. — Вам нужно было отдохнуть, мистер Скорсби. Но в следующий раз займите лучше мою кровать, там вам будет удобнее. Я не настолько негостеприимен, чтобы дать вам спать на полу. — Ли, просто Ли, — исправил его Скорсби. Джон кивнул, — а где же будете спать вы? — У меня есть спальный мешок. За меня не волнуйтесь, Ли, я был солдатом и спал в местах и похуже. — Я привык спать в шаре и не собираюсь сгонять вас с собственной кровати, мистер Джопари. — Раз вы просто Ли, то зовите меня Джоном, — шаман мог поклясться, что Саян где-то в небе фыркнула «Да что ты», — но это не обсуждается. Дело в другом, — Джон пресёк возражения Ли, приподняв руку, — нам нужно залечить ваши раны. — Боюсь, что мои раны так просто не залечить, — пошутил Скорсби, и Джон вежливо улыбнулся, не до конца понимая, есть ли в этой фразе двойное дно. — Позвольте всё же попытаться. Ли перевёл взгляд на миску, стоящую за ними, к которой Эстер подбиралась уже несколько раз и отворачивалась в отвращении. Джон кивнул. — Знаю, пахнет кошмарно. — Преуменьшение года, — неожиданно пробурчала Эстер за их спинами. Саян в вышине залилась хохотом. — Но если намазать её, к утру от синяков ничего не останется, — продолжил Джон, делая вид, что не заметил, как Ли шикнул на своего деймона. Аэронавт повернулся обратно к Джону и тяжело вздохнул. — Ладно. Действуйте, мистер шаман. Первое прикосновение показалось настолько неправильным, что Джон неловко замер с приподнятой рукой над озадаченным лицом Ли. Пальцы быстро заледенели, и казалось, что где-то рядом Саян хлопает крыльями «Нет, прекрати, это неправильно, слишком близко, не надо, хватит», и Джон зажмурился, усилием воли успокаивая сбившееся дыхание. Всё это произошло за несколько секунд, но на лице Ли всё же успело появиться что-то среднее между тревогой и недоумением. Джон продолжил наносить мазь, старательно игнорируя взгляд прилетевшей к ним Саян. Пусть Скорсби думает, что он странный шаман, в этом не будет ничего нового или необычного, важнее всего носитель ножа и девочка, а с остальным он разберётся потом, когда всё закончится. То, что Саян смотрела на Эстер, он скорее чувствовал, чем видел. Зайчиха рассматривала скопу с недоверием и плохо скрываемым любопытством, а та в ответ делала вид, что абсолютно не заинтересована происходящим и не замечает взгляд Эстер, но продолжала перепрыгивать с места на место, медленно, но верно приближаясь к зайчихе. Джон одёрнул её — Прекрати — но та издала что-то между смешком и фырканьем и взлетела на крышу, продолжая наблюдение оттуда. Эстер проводила её взглядом и уселась у ног Ли, рассматривая покрытое зеленоватой жижей лицо мужчины. Джон почти не касался лица аэронавта, чтобы лишний раз не причинить ему боль, но что-то внутри голосом Саян говорило ему, что дело не в этом, а в том, что касаться другого человека казалось чем-то неправильным, словно это происходит не вовремя, это слишком интимно, слишком лично, нельзя, нельзя, нельзя… Джон в последний раз коснулся лица Ли и отложил миску. Аэронавт открыл глаза и посмотрел на него абсолютно спокойным взглядом, почти наверняка даже не подозревая о неожиданно появившейся дилемме в голове шамана. — Думаю, дальше справитесь, — Джон указал на следы на видневшемся участке грудной клетки и запястьях. Ли задумчиво кивнул. — Да, только боюсь, что теперь обоняние навсегда меня покинуло. — Вы с этим справитесь, — фыркнул Джон и поднялся на ноги, подзывая к себе Саян. Скопа необычайно послушно слетела с крыши на его плечо, вновь разглядывая Эстер, — не засиживайтесь, Ли, выходить надо с рассветом, а вам стоит отдохнуть. — Спасибо… Джон, — Ли вежливо улыбнулся и принялся расстёгивать рубашку. Шаман развернулся и ушёл в успокаивающий полумрак дома. — А что же ты дальше не стал ему помогать, — саркастично поинтересовалась Саян, наблюдая, как Джон достаёт из-под кровати спальный мешок, — боишься, что он бы отказался? Или что не отказался? — Хватит, — резко ответил Джон. Птица издала довольный звук, словно удостоверяясь в собственной правоте, — ты же не думаешь, что я не заметил, как ты смотрела на его деймона? — Удивительно, Джон, ты вроде бы такой умный, но даже спустя столько лет ты всё ещё не понимаешь, что споришь с самим собой, — вздохнула Саян и вылетела в окно. Джон тяжело вздохнул. Вернутся они из этого путешествия или нет, он не знал, но то, что это было началом конца, было очевидно. Это чувствовал и он, разглядывая лунную дорожку в изгибе великой реки, и Ли, сидящий на крыльце и обменивающийся шуточками со своим деймоном, тоже должен был почувствовать. Но тогда Джону казалось, что он был готов к любому исходу.