Доля невидимок

      Фрея ничего не видела. Она лежала на земле, однако ей не было ни тепло, ни холодно, ни твердо. Казалось, ее поместили внутрь облака — все пространство обволакивал густой белый туман. Фрея не знала, какую по масштабам территорию охватывало это место и есть ли здесь что-то, кроме тумана и нее самой, но спросить было не у кого.       Одежды на ней не было, очков на переносице она тоже не нащупала, когда поднесла к лицу руку. Кожа была на удивление гладкой: ни тебе кровоподтеков, ни ожога на щеке.       Фрея очень захотела быть одетой, и рядом с ней тут же возникла сложенная стопка вещей. Она даже удивилась, как это так. Спешно натянула на голое тело плотную темную тунику и холщовые штаны, нащупала круглые очки, надела и вздрогнула:       Нос к носу с ней стояло Нечто.       Сморгнув пелену с глаз, Фрея поняла, что Нечто стояла — именно стояла, а не стояло, — наклонившись и разместив молочно-белые ладони на коленях, внимательно всматриваясь в лицо Фреи. Нет, не в лицо — в шрам на лбу в виде молнии.       Фрея не знала, как ей удалось это понять. На первый взгляд лицо, больше всего похожее на скелет, обтянутый тончайшей серовато-молочной кожей, с пустыми глазницами и острыми челюстями, ничего не выражало. И все же шрам горел и пульсировал так, будто стремился вырваться со лба Фреи и лечь в костлявую руку Нечта.       — Смерть? — догадка сорвалась с губ раньше, чем Фрея в полной мере осознала, что именно это значит. Та кивнула, переведя взгляд пустых глазниц на лицо Фреи, и уголки того, что должно было быть губами, чуть дрогнули в намеке на улыбку.       — Не боишься, дитя Певереллов? — спросила Смерть.        Голос у нее был скрипучим, словно несмазанные дверные петли. Распознать какую-либо интонацию казалось невозможным. И тем не менее Фрея была уверена в том, что этот вопрос Смерть задает не просто так.       — Боюсь, — кивнула Фрея. — Но не вас.       Подбирать слова было тяжело, из головы словно выскользнули все мысли со времени пробуждения. А потом вернулись, мешаясь между собой, как плюй-камни в мешочке во время перетасовки, не давая возможности придумать какой-то план действий.       — Я верно выполнила все, что от меня требовалось? — продолжила Фрея, сглотнув вязкую слюну. — Я правильно поступила? Остался только один кресстраж — Нагайна, это так?       Смерть поглядела на Фрею совсем другим взглядом, чуть склонив голову набок, и по спине девочки пробежали мурашки: именно так, как ребенок, который чего-то очень ждет, смотрел на нее Волдеморт перед тем, как ее убить.       Это, однако же, скоро прекратилось.       Смерть издала звук, немного похожий на хмыканье.       — Солдат… Кто бы мог подумать, что потомок младшего Певерелла, собравший все мои Дары, ставший — как вы, люди, это называете — моим повелителем — смешно… Что этот человек — маленький солдат.       — Я не солдат, — возразила Фрея, чувствуя, как тяжелеет голова.       — Солдат, павший воин — все одно, — проскрежетала Смерть. — Воин, павший не в одно мгновение, но сознательно шедший на гибель, зная, что в живых не останется…       — Я же не сопротивлялась, — пробормотала Фрея, чувствуя в горле странное першение. — Я не воин. Там… Там действительно многие ум… пали, как герои. А я дала себя убить. Это ведь не напрасно, правда?       На секунду в пустых глазницах Смерти что-то сверкнуло. Отблеск понимания, узнавания, сожаления, презрения — Фрея понятия не имела. Но скрипучий голос Смерти был такой же ровный и равнодушный, как и прежде, когда она заговорила:       — Как будто бы такая же, как твой предок. Тот тоже о себе не слишком думал, но жил — и дожил до старости, как вы это называете, прячась от меня под моим же Даром. А после надел ее на своего сына и встретил меня достойно.       Фрея с трепетом осознала, что говорит Смерть о младшем из братьев Певерелл, Игнотиусе.       — Но он был стар, — продолжила Смерть. — А ты юна, сильна и на людской манер красива, но тоже вышла ко мне сама. Отчего же?       — Вы ведь и так знаете, — Фрее стоило больших усилий не съежиться, когда Смерть, все так же равнодушно, потянула ко лбу Фрее руку. Она сделала шаг назад — костлявая рука Смерти осталась в воздухе.       — Знаю, — проскрежетала она, не убирая руку. — Но знаешь ли ты? Можешь ли сейчас сказать, ради чего пошла умирать, хотя не была обязана? Почему боишься, что сделала что-то не так, если тебя это не касается?       — Не касается? — Фрея ушам своим не поверила. — Не касается? Это мой дом, мои друзья, это целый мир, который оказался под гнетом жестокого волшебника! — она и не заметила, как перешла на крик. — У всех там семьи, там столько людей, и не только людей, но они все живые, и все заслуживают мира, а не тирании Волдеморта! Знаете, сколько действительно хороших людей погибло, чтобы защитить остальных?! И этот вопрос вы задаете мне?!       Последние слова она не прокричала — проревела, как раненое животное. Горло сдавило спазмом — из легких Фреи будто весь воздух вышибли. Сама мысль о том, что все было зря, сгоняла остатки странной безмятежности, окутывавшей после пробуждения, как кокон.       — Они не ждали, что умрут, — нисколько не тронутая словами Фреи, Смерть продолжила: — Их всех согревала мысль о том, что они изменят мир, в котором будут жить дальше. Ты шла, зная, что не вернешься живой. Зачем?       — Да если бы было нужно, — теперь голос не срывался, но произнести было едва ли не сложнее, чем ту разъяренную тираду, — я бы поступила так еще сто раз.       — Но что это дало тебе? — вкрадчиво вопросила Смерть.       Фрея не ответила — шумно вдохнула сквозь зубы, стараясь успокоиться.       — Никто бы не стал жить, зная, что одна из причин, по которой Волдеморт и его Пожиратели убивают невинных — он сам.       Фрее было страшно, очень. Осознание, что вся ее жизнь, все планы, которые строила, мечты, которые в тайне лелеяла — прах под ногами, а она сама — не более чем овца на заклание, маленькая, незначительная уступка в пользу победы светлой стороны. Ярость на Дамблдора, на Волдеморта, на Трелони, на Беллатрикс Лестрейндж, на саму себя. Небывалая до того момента жажда жить. Все смешалось в голове, терзая, разрывая, поглощая то, что осталось от ее психики, но финал один — она пошла на смерть, сжимая в руке треклятый снитч, зная, что ей было, ради кого жить, а значит, есть ради кого умирать.       Смерть на это издала фыркающий звук, но ничего на это не сказала. А после Фрея вновь разглядела в пустых глазницах тень какого-то потаенного чувства.       — Когда-то, — проскрипела она. — Баланс жизни и смерти был нарушен тремя братьями-магами. Они думали, будто перехитрили меня — глупцы, а после решили унизить. Знаешь эту историю?       — Не в таком изложении, — сухо сообщила Фрея.       — Но кое о чем историю умалчивает, — Смерть покосилась на нее. — По сказке, которой пичкают детей маги, я решила сделать им подарок. С чего бы, как ты считаешь, мне дарить им что-то?       — Чтобы перехитрить и наказать за гордыню? — по крайней мере, такую мораль выдвигала Гермиона, когда читала сказку.       — Была заключена сделка. Три могущественных артефакта самой Смерти, а взамен мне был обещан потомок, который соберет все три Дара и станет повелителем Смерти. Обещана его душа.       Девочка шумно сглотнула.       — Что-то не похоже, что вы нуждаетесь в повелителе, — наконец выпалила Фрея.       Она может хотя бы после собственной смерти не вляпываться в какое-то дерьмо? Мордред, теперь словосочетание «собственная смерть» приобретает странный оттенок.       Смерть издала странные грохочущие звуки, словно смеялась. Лицо ее, однако, так ничего и не выражало.       — Надо мною никто не властен, девочка, никто. Повелитель Смерти — просто приукрашивание, которое позволили себе люди. Однако я согласилась с тем, что мне нужен ученик — не в тот момент, но однажды? Однажды мог пригодиться, тем более столь ловкий и умелый в магии. Мне не впервой заключать сделки и делиться с кем-то могуществом, ты это узнаешь, но платить по счетам я заставляю каждого.       — Я не хочу, чтобы мною платили, — заявила Фрея. — Я не вещь и не коза, чтобы менять меня на что-либо.       — Как лицемерно. Ты уже обменяла свою жизнь на победу в войне, девочка.       — Ничего подобного! — рявкнула Фрея и тут же получила удар под дых. Ребра затрещали, и она свалилась прямо под ноги в высоких сапогах. Смерть поддела ее плечо носком обуви.       Кажется, Фрея только что вывела из себя саму Смерть.       Вау.       — Ты получила, чего хотела, — прошипела Смерть, и бледный туман как будто посерел. Фрея, впрочем, все равно отчетливо видела лицо Смерти. Оно ничего не выражало, как и прежде, но что-то заставило девочку только теперь похолодеть изнутри. — Будет у них мир, быть может, уже наступил, но с другим потомком я встречаться не желаю — он разгневал меня, разрывая свою душу, оскверняя ее, только бы сбежать от меня. Паршивец и трус! Ты же добилась милости самой Смерти, и теперь смеешь брезговать? Опомнись, девочка! Для этого мира ты мертва, и пусть душа твоя искорежена глупыми людскими страданиями, магический потенциал в тебе таков, что ты получишь и могущество, и силу, о каких не мечтала. Неплохо для простой оплаты в виде души, правда?       — Я хочу двигаться дальше! — сдавленно прохрипела Фрея. — Я могу!       — Не можешь! — туман сменился темными тучами, заволакивающими все пространство. — Плата есть плата.       — Я не отдам свою душу!       — А я в свою очередь не буду спрашивать, — прошипела Смерть.       — Экспекто патронум! — прокричала Фрея, призывая самые светлые, самые дорогие воспоминания: она вместе с Роном и Гермионой, Сириус, рассказывающий ей о родителях, Люпин, показывающий колдографии Тедди. — Экспекто…       Пусть без палочки, пусть без жизни, пусть без каких-либо представлений о том, что будет дальше, но Фрея не позволит забрать свою душу — свой единственный залог покоя, то, что она боялась потерять больше жизни.       — Защита у тебя есть, — ничего не выражающее лицо Смерти начало откровенно бесить. — Просто так ты мне то, что и так мне принадлежит по праву, отдавать не собираешься. Но я заберу: видишь ли, мои силы не ограничены. А впрочем…       Ярость Фреи как будто даже позабавила ее.       — Я могу предложить тебе другую сделку, — сказала Смерть. — Ты будешь подле меня. Как ученица, как вещь, как гость, как пленник — не такая большая разница для меня и не такой простор фантазии для тебя. Сумеешь уйти от меня — иди, живи жизнью, достойной твоего предка, но рано или поздно ты вернешься ко мне сама — ведь не пристало повелителю Смерти скрываться от нее, так? И душу защитишь, и меня не обидишь.       — Издеваетесь, — заключила Фрея, пытаясь подняться, но на плечо ей с тяжестью опустился сапог.       — Отнюдь. За семнадцать лет, если ты действительно так умна и талантлива, как пытаешься не выглядеть сейчас, найдешь способ покинуть меня. Конечно, в мире, который я предпочитаю более, а не в том, в котором тебе места отныне нет. Но это, — она ткнула таки Фрею острым пальцем в шрам на лбу. — Это будет твоей меткой, твоей внутренней тьмой, твоей связью со Смертью вечно. Повод для гордости, глупая девочка!       — Почему только семнадцать лет? — только и спросила Фрея.       Лицо Смерти наконец-то подало хоть какую-то претензию на эмоцию.       — Да потому что, глупая девочка, когда оболочки не станет, защищать твою душу никто не станет. Никаких больше объяснений я тебе давать не обязана — ты ведь так в себя веришь, верно?       Выбора у Фреи, как и всегда, не было.