июнь 1940
— Гермиона! — она обернулась, когда услышала, как её окрикнули. На встречу ей сквозь толпу первокурсников, которая беспощадно ломилась в вагоны поезда, чтобы быстрее занять купе, пробирался Абраксас. Гермиона краем глаза заметила, как Том, стоящий рядом, напрягся, но по каменной мимике его лица не было понятно почему. Впрочем, её брата всегда было сложно понять. Поэтому она, мысленно отмахнувшись от этого жеста, улыбнулась уже подошедшему к ним Малфою. — Привет, Бракс. — По привычке сократив его имя, поздоровалась она. На что тот уже открыл рот, чтобы, видимо, поприветствовать в ответ, как был прерван недовольным голосом Тома: — Ты опоздал, — сказал он, и в его тоне отчётливо проскользнули знакомые нотки осуждения, — все остальные уже давно в вагоне. Гермионе захотелось закатить глаза, но, поскольку она стояла к брату полубоком, остановилась, зная, что если он увидит это, то долгой нотации и обвиняющего взгляда потом не избежать. — Но я и не просил меня ждать, — парировал Малфой, ухмыльнувшись. Том фыркнул. — А кто сказал, что мы ждём именно тебя? Мелкая Паркинсон попросила Гермиону её дождаться, а я свою сестру одну без присмотра не оставлю. — Не знал, что ты такой заботливый, — усмехнулся Абраксас, явно пытаясь подколоть его, но, увидев невозмутимый взгляд Тома, стушевался. Повисла секундная неловка пауза, и Гермиона, чтобы спасти Бракса и заодно поддеть Тома, вставила: — Нет, просто, если мой брат не будет всё контролировать, то у него начнётся дикий стресс. Гермиона буквально почувствовала, как ей в щеку впился пронзительный взгляд, и еле сдержалась, чтобы не вздрогнуть. Он, скорее всего, был насквозь пропитан обидой и злостью. Она успела изучить этот взгляд слишком хорошо, чтобы не знать большинство его составляющих. Абраксас по-доброму усмехнулся: — Интересно, почему же я не удивлён? — Потому что, очевидно, это не твоё дело, — отрезал Том, а затем показательно елейным тоном добавил: — Нас уже наверняка заждались остальные. Не мог бы ты, Абраксас, сказать им, что мы уже скоро придём? Малфой вмиг нахмурился, но согласно кивнул и, кинув на Гермиону, как той показалось, сочувствующий взгляд, взял свой кожаный чемодан и направился к двери вагона. Когда он исчез в проходе, Гермиона почувствовала, как её ладонь резко и больно сжали, а в ухо проник злобный шёпот: — Пока общалась с Паркинсон успела отрастить коготки, да, сестрёнка? Или в ней настолько много язвы, что это стало заразно? — Том, — она попыталась отдёрнуть свою руку, но тот сжал её лишь сильнее, — это просто шутка. А ты слишком ранимый! — Это я то?! — воскликнул он и, сжав пальцы на ладони сильнее, будто ногтями пытаясь прорвать кожу, уже собрался что-то добавить. Как вдруг их вновь окликнули. На этот раз это была бегущая им навстречу Присцилла. Том отпустил её ладонь, и Гермиона рефлекторно схватилась за место, где на тыльной стороне ладони уже расцветали отпечатки в виде полумесяцев его ногтей. Уже подбежавшая к ним Паркинсон улыбнулась, увидев Гермиону, но через миг, когда её взгляд сместился чуть левее, мимика на её лице дрогнула, сделавшись натянутой. Гермиона вспомнила все её недовольные высказывания в сторону брата и его гиперопеки. — Том, давно не виделись, — поздоровалась Присцилла, по-прежнему сверля его настороженным взглядом. — Да, за завтраком, — ответил тот, как всегда, не сдержав насмешливого тона. В его глазах отчётливо читалось пренебрежение. Улыбка Паркинсон стала ещё более натянутой, портя аккуратные черты. Реддл стрельнула в брата острым взглядом и, взяв Присциллу под руку, подтолкнула ту в сторону входа в вагон. — Пожалуйста, не говори, что мы поедем вместе с ним и его компашкой? — шёпотом взмолилась ей на ухо подруга, и Гермионе очень захотелось ответить положительно. Но… — Они не все такие плохие, как ты думаешь, — Паркинсон фыркнула. — К тому же, — Гермиона хитро улыбнулась и пихнула Присциллу в бок, — там будет Орион. — Замолчи. — Прошипела та и оглянулась на вопросительно изогнувшего бровь Тома, проверяя слышал ли тот что-нибудь. Гермиона рассмеялась.***
— Так хорошо наконец-то вернуться домой! — Сказала Гермиона, раскинув руки, вдыхая родные нотки свежести и с счастливой улыбкой смотря на знакомые стены зала. Каким бы мрачным и неприветливым особняк не казался ей в обычное время, но все же приятно было вновь очутиться здесь снова. — Мы были здесь полтора месяца назад. — Ответил Том, в голосе которого мелькнуло осуждение. — И, честно, я совсем не соскучился. Гермиона виновато посмотрела на него, вмиг вспомнив наказание Геллерта и последующие дни, когда брат проводил в кровати чуть ли не большую половину суток, лишь изредка вставая в туалет или в попытке начать ходить и не упасть сразу после двух с трудом сделанных шагов. — Я просто… — Начала она, но Том ее оборвал, съязвив. — Слишком сентиментальная. Гермиона нахмурилась, но решила проигнорировать его реплику. Пальцы невольно прикоснулись к участку на тыльной стороне ладони левой руки, которое он сжимал на перроне. Следов от ногтей больше не было, но кожа до сих пор неприятно ныла, когда ее что-то задевало. — Юный хозяин и хозяйка вернулись! — Вдруг посреди зала возник Ло. Домовик чуть ли не сиял от счастья. — И, наконец, на долго! Гермиона тепло улыбнулась эльфу, в то время как Том лишь фыркнул и требовательным тоном произнёс. — Ло, отнеси мой чемодан ко мне в комнату. — Он направился в сторону лестницы, но остановившись прямо перед первой ступенькой, обернулся и добавил. — И ужин, когда он будет готов, будь добр, принеси туда же. — После чего, развернувшись, начал свой подъем. Когда звук шагов полностью стих, Гермиона посмотрела на Ло и раздраженно пробормотала. — Ради меня — добавь ему в еду дохлого таракана и зелье вечного хохота. — Возможно мисс, очень возможно. — Серьезно ответил домовик, состроив предельно ответственную рожицу. На миг повисла тишина, но спустя секунду, Гермиона, не выдержав, рассмеялась, чем вызвала ответную улыбку у эльфа. — А я пожалуй не откажусь поужинать в твоей компании. — Уже более воодушевленно заключила Реддл. — А хотя, почему бы не позвать и остальных эльфов? Я уверенна Лили, Ральф и Мина тоже не откажутся. — Как вам будет угодно, мисс. — Ответил Ло, щёлкнув пальцем, трансгрессировав ее чемодан к ней в комнату, после чего поманил за собой в коридор, который должен был привести их к кухне.***
Гермиона трусила. Она не любила признавать это, но каждый раз, когда это было связано с её братом, она дико трусила. Потому что Том наводил страх. Гермиона не помнила, когда именно он стал вызывать такую реакцию, но полагала, что это началось ещё с приюта. Потому что в детстве тот не умел контролировать свои перепады настроения так хорошо; если сейчас это отражалось лишь на редких лёгких изменениях в его мимике, то тогда это было настоящим кошмаром. Он мог быть спокойным в какой-то момент, а затем, вдруг уже через секунду, больно схватить её за руку или за плечо, при этом громко, чуть ли не крича, высказывать ей угрозы. Она вздрогнула. Если честно, то иногда после очередной ссоры ей снились похожего сюжета неприятные сны, бросающие в холодный пот и всегда оставляющие после себя горький осадок. Как кожура от мандарина. Том ненавидел мандарины. Так, сосредоточься! Гермиона покачала головой, будто это помогло бы ей отбросить ненужные мысли. Рука невольно взволнованно сжала медальон Слизерина, висящий на шее — который она практически не снимала. Пальцы тревожно затеребили цепочку, пытаясь сконцентрировать её внимание на другом. Она сейчас здесь не за этим. И, посильнее стиснув кулаки и вздёрнув подбородок выше, Реддл постучала в дверь, мысленно пытаясь заставить себя расслабиться. Это же её брат, в конце концов! Ну, серьёзно, что он ей сделает? Том изменился, времена его повышенной агрессивности давно прошли. Он другой! Но противный голосок сомнения в голове продолжал подкидывать странные фрагменты сегодняшнего сна: это были расплывчатые никак не связанные между собой обрывки, некоторые из которых Гермиона даже не смогла нормально запомнить. Но были моменты, которые напрочь въелись ей в память. Один из них был про библиотеку в Хогвартсе. Она помнила, как сидела за столом и что-то писала, а потом пришёл Том и они сильно поссорились. Или когда во время вечеринки в честь Рождества она вручила ему мамин шарф, но следом вновь что-то пошло не так. И в обоих снах единственное, что всегда оставалось отчётливым и ясным, — Том. Его яростный шёпот, слова и знакомая злобная усмешка. Это всё… — Ну, ты чего застыла? — вдруг раздражённый голос брата вывел её из мыслей. Он, нахмурившись, стоял в проёме двери, явно ожидая, пока она зайдёт. На нём был комплект шёлковой пижамы, состоящий из коричневых штанов и такого же цвета рубашки, пара верхних пуговиц которой были расстегнуты. Волосы были взъерошены в полном беспорядке, что со стороны делало его недовольство даже умилительным. — Я же сказал: заходи. — Прости, задумалась, — ответила Гермиона и быстро прошмыгнула в комнату. Сзади послышался тихий хлопок закрывшейся двери. — Тебя не было на завтраке и на полднике. Уже прошли две недели, как они с братом вернулись домой; Том продолжал сидеть безвылазно в своей комнате, лишь изредка приходя на ужин или в библиотеку. — А что, соскучилась? — спросил он и в его тоне проскользнуло лукавство… или самодовольство. Так или иначе, Гермиона не удивилась, лишь закатив глаза. — Так почему тебя не было? — вновь задала вопрос она, попутно осматривая комнату, в которой не бывала относительно давно. Год, кажется? Кровать была расправлена, и белоснежное одеяло лежало на простынях бесформенной кучей; на тумбочках, стоящих по обе стороны от кровати, лежали стопки книг; окна, ведущие на небольшой балкон, были распахнуты, из-за чего в комнате было свежо и слышалось пение птиц в саду. Успокаивающая атмосфера совершенно не соответствовала Тому. Наверное, именно поэтому он не любил лето. — Потому что не захотелось, — ответил Том, уже второй раз за утро вырывая Гермиону из задумчивости. — Это не объяснение, — строго сказала она, скрестив руки на груди и недовольно посмотрев на него. — А с каких пор я должен перед тобой отчитываться, а? — фыркнул Том и повалился на кровать. Достав книгу, до этого затерявшуюся где-то в одеяле, он открыл её на загнутой странице, но читать не стал, по-прежнему сверля сестру весёлым взглядом. Он странно себя вёл. Хорошее настроение? С чего бы? — Ни с каких, но ты увиливаешь от вопроса, — ответила Гермиона. — Я?.. Ну-ну, — усмехнулся Том и опустил глаза в книгу, явно тем самым закончив неклеящийся разговор и сделав вид, будто Гермионы вообще здесь не было. Та замялась. Повисла тишина, и она не знала, к какой категории её отнести: неловкой или нормальной, естественной? Потому что себя она чувствовала неуютно, но Том, развалившись на подушках, точно ощущал себя предельно комфортно. Простояв так ещё с минуту, Гермиона решила, что лучше будет уйти, чтобы совсем не выглядеть в его глазах упёртой идиоткой. В душе вспыхнули обида и злость. И тут же погасли. Когда Том, подняв взгляд с книги, молчаливо похлопал ладонью по покрывалу рядом с собой. Гермиона удивлённо подняла брови, на миг оторопев. — Ну, чего ждёшь? — спросил Том, очевидно, пытаясь сделать тон раздражённым, но на его лице всё равно продолжало играть весёлое выражение. Гермиона радостно улыбнулась и с разбегу запрыгнула на кровать. Том снисходительно закатил глаза на её детскую выходку, но лишь усмехнулся. — Что ты читаешь? — спросила Гермиона, любопытно вглядываясь в текст в книге. Её глаза успели выловить лишь название главы, которое она зачитала вслух: — Как скрыть воспоминания от оппонента с помощью легилименции… Вдруг Том резко захлопнул фолиант, отчего в комнате раздался глухой звук, прервав её. — Не надо тебе такое читать, — мягко проговорил он и, потянувшись к тумбочке, положил книгу обратно, взамен взяв другую — более новую с ярко-красной обложкой, на которой золотыми буквами было выгравировано: Сказки Барда Бидля. — Почему? — запротестовала Гермиона и уже было хотела перегнуться через Тома и схватить таинственный фолиант, но его рука, лёгшая и сжавшая левое плечо, остановила её. Она недовольно посмотрела на Тома и встретилась с предупреждающим взглядом. — Потому что, Гермиона. — Твёрдо произнёс он. Его ладонь, скользнувшая с её плеча, легла на книгу, открыв ту. — Том, я знаю Сказки Барда Бидля наизусть. — Пробурчала Гермиона. — Когда мне было девять, Ло постоянно их читал мне на ночь. А ещё я не понимаю, почему ты не хочешь дать мне прочитать ту книгу… — Она из Запретной секции, — неожиданно пояснил Том, продолжая внимательно читать оглавление, в поиске нужной истории. И, видимо, найдя, он быстро начал листать страницы, пока не остановился. Название гласило: Сказка о трёх братьях. — Если так, то кто тебе дал разрешение взять её? — скептически спросила Гермиона. Ей слабо верилось в то, что Том ей не врал. — Слизнорт. — Ответил он, переведя на неё взгляд и пожав плечами так, будто это в порядке вещей — давать только закончившему второй курс ученику книгу из Запретной секции. — И с чего бы? — подозрительно посмотрела на него Гермиона. — Зачем вообще тебе нужна книга про легилименцию? Разве эта магия не высшего порядка? — Высшего. — Согласился Том и вопросительно на неё взглянул. — А ты откуда знаешь, что такое легилименция? — Геллерт мне рассказывал, когда я спросила его, каким образом он проверяет наши воспоминания, — ответила она и, увидев, как нахмурился Том, удивлённо посмотрела на него. — Разве тебе он не говорил? — Говорил, — тихо ответил он, глядя куда-то на покрывало. — Но неважно, — оживившись, Том вновь перевёл на неё взгляд. — Главное, что тебе никто не давал разрешения на подобную литературу, поэтому я не дам тебе это прочитать. — Это нечестно. — Насупилась она. — Мне плевать, — беспечно ответил Том, проигнорировав возмущённое выражение её лица. Снова посмотрев на текст, он продолжил: — Будем читать то, что можно и мне, и тебе. Гермиона лишь фыркнула, но спорить не стала. Лишь мысленно поставила на заметку стащить фолиант у брата, когда появится возможность, прочитать и незаметно потом вернуть. — Ты читала сказку о трёх братьях? — задал вопрос Том, уже бегая глазами по тексту, чтобы потом при чтении вслух не было никаких запинок, которые он просто ненавидел. Ещё когда они жили в приюте и одна из преподавателей зачитывала материал с учебника и запиналась, у Тома дёргался глаз. И каждый раз после урока с ней он ворчал, говоря: «Раз уж не умеешь — не берись». — Да. Я уже говорила, что знаю эти сказки наизусть. — Прям все? — усмехнувшись, недоверчиво уточнил Том. — Все. — Сказала Гермиона и, облокотившись на подушки и придвинувшись к Тому так, чтобы положить голову ему на плечо, ткнула пальцем в текст, после проговорила: — Это сказка про братьев, которые, намереваясь перейти мост, встретились со Смертью, предложившей им сделку: она даст пройти им через мост, а они попросят у неё всё, что захотят. И тогда… — Ладно, ладно. Я понял, что ты заучка, — Гермиона ткнула Тома в бок, чем вызвала короткий смешок. — Но я ещё не читал, поэтому не порти мне ожидания по поводу концовки. Гермиона лишь фыркнула, но возражать не стала. Поёрзав и улёгшись поудобней, она стала слушать успокаивающий голос Тома, который в сочетании с чириканьем птиц за окном постепенно начал навевать сон. И она не заметила, как уже вскоре погрузилась в лёгкую дрёму. Но всё-таки перед тем, как полностью уснуть, Гермиона почувствовала, как к её щеке прикоснулось что-то тёплое и влажное. Списав это на сонную галлюцинацию, она не придала тогда этому значения.***
Дни текли медленно и однотипно: каждый день после завтрака поход в библиотеку, который мог растянуться на несколько часов, затем полдник, потом прогулка по саду, где они с Томом опять либо читали, либо тот тренировал полёты на метле, а она — заклинания, которые её курс должен будет осваивать в следующем году, и следом ужин. И, конечно, поскольку Ло очень сильно заботился о соблюдении режима — ранний отход ко сну. Но это не мешало каждый раз ей и брату выскальзывать тайком из комнат и опять сидеть часами в библиотеке. А с недавних пор Гермионе и вовсе удалось уговорить Лили — эльфу, отвечающему за готовку, — приносить им по кружке горячего шоколада и какой-то сладости. И вот снова, сидя в кресле с книгой по углублённой Нумерологии, Гермиона впервые скептически отнеслась к десерту. — Здесь корица, — Гермиона нахмурилась и попыталась сдуть её с безлактозного печенья. — Что? — оторвавшись от своего фолианта по Рунам, Том вопросительно на неё взглянул, показавшись впервые заинтересованным в сладком — до этого он не обращал на него абсолютно никакого внимания, предпочитая пить лишь горячий шоколад. — И? — Что «и»? — Гермиона удивлённо вскинула брови. — Это и так максимально безвкусное печенье, почему нельзя было добавить пудру, а не что-то такое же пресное? Лили согласилась готовить им сладости только при условии, что оно будет полезным и с минимальным количеством сахара. Гермиону такая идея не особо утроила, и она уговорила домовика на добавление таких вещей, как какая-нибудь посыпка или кленовый сироп. Но… корица? Вещи более бесполезной Реддл в жизни не встречала. — Корица вовсе не пресная, — неожиданно возразил Том. — Она сладкая, просто её вкус надо заметить. Гермиона фыркнула. — Этого априори невозможно сделать, потому что у неё нет вкуса, — ответила она, вновь сделав попытку избавить от неё печенье. — Её добавляют для красоты. — Ты не права, — сказал Том и вдруг взял сладость с тарелки. Поднеся ко рту, он откусил и зажмурился от удовольствия. Гермиона вытаращилась на него, в шоке приоткрыв рот. Она ещё никогда не видела, чтобы брату настолько понравилось что-то, содержащее сахар. — На тогда, — она протянула ему своё печенье и увидела, как тот с вопросом взглянул на неё. — Я не буду. А вот ты бы явно не отказался от ещё одного, так что держи, — Гермиона слегка потрясла печеньем в воздухе, настаивая. Но Том и без особых уговоров принял печенье и положил его на блюдце рядом со своей чашкой горячего шоколада. И вновь принялся читать. Прошло ещё несколько минут тишины, прерываемой шелестом страниц или практически неслышимым звяканьем чашек. Как вдруг, переворачивая очередную страницу, Том неожиданно сказал: — У тебя волосы пахнут корицей. — Что? — спросила Гермиона, удивлённо взглянув на него, а затем шутливо ухмыльнулась. — Ты знаешь, как у меня пахнут волосы? Том фыркнул. — Конечно знаю. Ты же моя сестра. Она нахмурилась. — Я не знаю, как пахнут твои. Честно, она никогда об этом не задумывалась. Может, где-то на подкорке её сознания и был ответ, но она вряд ли бы смогла его вспомнить просто так. — Я не удивлён. Учитывая твою пожизненную невнимательность к мелочам, — сказал Том и, увидев, как Гермиона уже собиралась возразить, добавил: — Если это не касается учёбы. Она лишь поджала губы, решив проигнорировать нападку, и опустила взгляд в книгу. Но продолжить чтение у неё не получилось. В голове всё время всплывали расплывчатые фрагменты из тревожных сновидений, которые стали теперь отчётливее после отпущенного братом комментария. Потому что она вспомнила ещё одну странную деталь: во снах — практически во всех… Голова заболела, и появилось ощущение, будто Гермиона мысленно натолкнулась на что-то весомое и пружинистое, и её откинуло оттуда. Она замотала головой в желании избавиться от неприятного чувства, словно у неё в голове заключён надутый плавательный пузырь. — Ты чего? — вдруг спросил Том, оторвавшись от книги и подозрительно прищурившись. — Голова болит? — Нет-нет. — Поспешила ответить Реддл, боясь, что если брат ей не поверит, то погонит спать. — Просто не могу сосредоточиться. Том ещё раз просканировал её дотошно внимательным взглядом, чем сильно напомнил Геллерта. Но, пожав плечами, посмотрел вновь в книгу, взял второе печенье с тарелки и откусил. Гермиона снова опустила взгляд в фолиант, но мысли не уходили. Продолжали крутиться вокруг одного слова — корица. Надо будет попросить Геллерта, когда тот вернётся, сменить ей шампунь. И поговорить о снах и о «пузыре» в её голове. Что-то подсказывало: он об этом знает.***
июль 1940
«Привет, Гермиона! Я хотел написать тебе раньше, но так вышло, что родителям срочно пришлось уехать на месяц в Швейцарию практически сразу, как я вернулся из Хогвартса, и они взяли меня с собой. Отец никак не соглашался одолжить мне своего филина, а моего мне взять в Швейцарию не разрешили. Да и большую часть времени я просто просиживал в нашем поместье или мотался с отцом на его скучные встречи, или гулял с мамой по саду. Так что рассказать о чём-то интересном я бы всё равно не смог. Но теперь могу, так как я уже вернулся обратно в Мэнор! Помнишь, ты перед отъездом спрашивала меня о Салазаре Слизерине и его биографии? Ты ещё сказала, что в школьной библиотеке о нём везде говорится очень мало и практически одно и то же, и просила меня поискать более подробную информацию. Так вот я порыскал в нашей фамильной библиотеке и, думаю, нашёл то, что тебе нужно! Правда, есть одна проблема: отец не разрешает выносить какие-либо книги без его согласия за пределы дома, поэтому я не уверен, что смогу отправить их тебе по почте. Так как домовики могут перехватить письмо и всё доложить ему. Поэтому, скорее всего, я смогу отдать их тебе уже только в поезде. Но я всё равно попытаюсь его уговорить! А как проходит твоё лето? Надеюсь, что не так скучно, как у меня.
Твой Абраксас».
Гермиона улыбнулась. Бракс ненавидел правила и нравоучения. Поэтому она с лёгкостью могла представить, как тот хмурился и тихо ворчал себе под нос, пока писал про строгость мистера Малфоя. В душе разлилось приятное тепло от нахлынувших воспоминаний. Она скучала по нему: по его шуткам, смеху и умению поднять настроение, даже когда ей было очень паршиво. И скучала по вездесущему Ориону с его дурацкими розыгрышами и разговорами «ни о чём». И по спокойному уравновешенному Эвану, с которым можно было обсудить любые интересующие вопросы на тему Рун, Нумерологии, Зельеварения или любого другого предмета. И по Даренну. Пусть Лестрейндж большее количество времени и был угрюмым, но если правильно к нему подступиться, то он превращался в совершенно другого человека: весёлого, дружелюбного и практически не перестававшего болтать. Особенно Гермиона скучала по Присци. Чуть ли не больше всего — по её неугомонности и сарказму. И, хотя Паркинсон очень любила разговоры на тему одежды, макияжа или мальчишек — особенно старшекурсников, в которых Гермиона абсолютно ничего не понимала, — ей всё равно не хватало её лучезарной энергии… Почему-то перед глазами неожиданно всплыли два лица — Флимонт Поттер и Септимус Уизли. Гермиона нахмурилась, пытаясь понять, с чего вдруг они ей вспомнились. Она встречала их лишь иногда в коридорах, когда шла на занятия или в библиотеку, и часто ловила на себе их странные взгляды. Однажды они даже попытались с ней заговорить, но Том, оказавшийся поблизости, вмиг пресёк их попытки, пригрозив, что если они ещё раз подойдут к ней, то не смогут ходить в принципе. Она тогда сказала брату, что сама сможет за себя постоять, на что тот лишь фыркнул, проигнорировав упрёк. Гермиона поморщилась. В обществе одного Тома она понимала, что иногда чувствует невыносимую тоску. Не то чтобы с ним было неинтересно. В конце концов, когда они ещё жили в приюте, то по большей части общались лишь друг с другом — и ей этого вполне хватало. Но после одного года, проведённого в Хогвартсе, и обретения стольких новых друзей Гермиона изредка ловила себя на мысли, что рядом с Томом ей становится одиноко. В некоторые моменты вообще казалось, что его словно нет рядом. Будто он ушёл куда-то глубоко в себя и его мало интересовало, что происходит здесь, снаружи. А в другие — он становился слишком опекающим и настырным, что начинало постепенно раздражать, часто приводя к ссорам и последующему игнорированию с обоих сторон. Гермиона покачала головой, откинув ненужные мысли. Нужно ответить Браксу! В конце концов его филин сидел на ее подоконнике уже десять минут и явно был недоволен такой долгой задержке. Она уже уселась за стол и взяла перо, обмокнув предварительно то в чернильницу, как вдруг услышала, что распахнулась дверь в её комнату. Гермиона обернулась и увидела стоящего в проёме Тома, облокотившегося о дверной косяк и скрестившего руки на груди. — Что делаешь? — спросил он. Его взгляд скользнул в сторону знакомой птицы; Том удивлённо вздёрнул брови. — Это же филин Абраксаса. Это, определённо, было утверждением, но Гермиона всё равно кивнула. — Да, он прислал письмо. — Так вы с ним переписываетесь, — Том почему-то нахмурился, и в его голосе проскользнули странные нотки, похожие на неодобрение. — Бывает иногда, — согласилась Реддл, решив не уточнять, что «иногда» — это три раза в неделю во время любых каникул, если, конечно, находится возможность. — А вы разве с ним нет? — Иногда, — передразнил её Том, на что Гермиона закатила глаза. Развернувшись обратно к столу и вновь окунув кончик пера в чернила, она поднесла его к чистому листу бумаги и уже начала вступление: «Здравствуй Абраксас!» — как вдруг почувствовала дыхание рядом со своей щекой. Скосив взгляд влево, Гермиона увидела брата, склонившегося над ней и сосредоточенно наблюдающего за тем, что она пишет. Понимая, что прогнать его сейчас навряд ли удастся, она продолжила письмо, стараясь не обращать внимание на размеренные вздохи у неё под ухом. Но, когда Гермиона дошла до части с Салазаром Слизерином, остановилась. Почему-то не хотелось, чтобы Том узнал. Тот, видимо, заметил её заминку, и уже через секунду она вздрогнула от шёпота у своего уха. — Почему остановилась? Какие-то секреты? — Нет, — ответила Гермиона. — Просто не знаю, что написать дальше. — Врешь. — Прошептал Том, горячим дыханием обжигая ушную раковину. — Ты когда врёшь — краснеешь. — Не правда, — ответила она, но мысленно всё равно поставила на заметку спросить Присциллу, так ли это. — Опять врёшь, — Том усмехнулся и прильнул своей щекой к её. Гермиона вздрогнула и почувствовала, как он обнял её, сцепив руки вокруг шеи и прижавшись к ней. Это странно. Обычно его было нельзя пробить на хотя бы подобие проявления нежности, а сегодня он сам являлся её инициатором. Непохоже на него. И с чего бы? Хорошее настроение, или он опять что-то задумал? — Том? — позвала она его, когда прошло уже больше нескольких минут. Почему-то Гермиона почувствовала, как к щекам прилила кровь. Его размеренное дыхание мурашками ощущалось на коже шеи. Том ещё сильнее прижался к ней и уткнулся носом в макушку. — Мм? — промычал он. Но Реддл не знала, что ему ответить. Прогонять брата не хотелось: такие моменты были редкостью, и в обычное время его на такое не пробьёшь. Особенно в Хогвартсе, где он позволял себе минимум заботливых жестов. Хотя заботливыми их можно было назвать с огромной натяжкой. Скорее, вежливые. Да, вот это точно им подходило. Но Гермиона всегда любила делать ради брата исключения и поэтому обычно пренебрегала постановкой более подходящих к ситуациям терминов. В глубине души надеясь, что Том просто стесняется и что для него все эти нарочито постановочные касания на самом деле тоже являлись чем-то особенным. Гермиона вдохнула и, положив перо, чтобы не ляпнуть чернилами на письмо, откинулась на плечо Тома. Она почувствовала, как тот на миг напрягся, но уже вскоре расслабился, поддавшись ещё чуть ближе. Молчание, наполненное размеренным дыханием, успокаивало, постепенно навевая лёгкую дрёму. Гермиона прикрыла глаза, окутанная атмосферой спокойствия. Прошло по ощущениям не меньше нескольких минут, как вдруг громкое уханье кувалдой раскололо уютную тишину. Гермиона, с удивлением открыв глаза, посмотрела на недовольного филина, который, расправив крылья, ухнул в последний раз и вылетел в окно. — Невоспитанная птица, — наигранно укоризненно произнёс Том. — Надо будет передать Малфою, чтобы лучше за ним следил. — Или это мы невоспитанные, — ответила Гермиона тем же тоном и уже через секунду почувствовала, как Том усмехнулся. Опустив взгляд на письмо, Реддл задумчиво прикусила губу. Как поблагодарить Бракса за книги, но при этом одновременно сообщить, что рядом был Том и ей не хотелось, чтобы он был в курсе её заинтересованности по поводу Салазара Слизерина? Она нахмурилась, но уже через несколько секунду её озарила идея. Поэтому подписав письмо, она добавила короткий постскриптум:Спасибо, что написал! Кстати, Том передаёт тебе привет.
Гермиона закусила внутреннюю сторону щеки, ещё раз перечитывая два последних предложения. Она не знала, сработает ли это, но, учитывая её игнорирование информации про книги и упоминания про брата, который и сам способен написать Малфою, задумка была неплохой. Оставалось просто надеяться, что Бракс проявит своё врожденное остроумие и сможет сообразить, что к чему. — Мне нравится, что ты его носишь, — неожиданный хриплый голос у самого уха заставил её вздрогнуть. Гермиона скосила взгляд влево и увидела, как Том, положивший свой подбородок ей на плечо, внимательно рассматривал медальон Слизерина, который держал в руке. — Это твой подарок, — она слегка пожала плечами и увидела, как брат от этого неприязненно поморщился. — Почему же я не должна его носить? — Я не всегда ношу твой шарф. — Он не мой, — мгновенно, словно на автомате, исправила его Гермиона, но затем поспешила добавить, когда увидела, что тот замер — точнее его ладонь перестала крутить медальон туда-сюда. — Я имею в виду… — Я знаю. Голос Тома прозвучал пусто: так всегда бывало, когда он пытался держаться за реальность и не проваливаться в океан раздумий, бушевавший в голове. Гермиона виновато прикусила губу. Она знала, что не стоило, но ей хотелось продолжить тему. Зайти за границу безопасной территории, которую они когда-то, не сговариваясь, мысленно провели. В конце концов, это то, что всегда непостижимо разделяло её и Тома. — Ты скучаешь по ней? Повисла глухая тишина. На какой-то короткий момент Гермиона даже почувствовала, как Том задержал дыхание, застыв от заданного вопроса. — Нет. — Его ответ — словно острый конец дротика, брошенного в тир и попавшего прямо в центр. — Я её не помню. Гермиона повернулась к нему лицом, тем самым заставив его поднять подбородок с её плеча и отстраниться. Встретившись с ним взглядами, она увидела, как его брови недовольно сдвинулись к переносице, а в зрачках колыхалась непонятная эмоция. — Но она наша ма… — Мы даже не знаем ее имени, — жёстко оборвал её Том. Но, заметив, как Гермиона нахмурилась, вздохнул, положив ей ладони на плечи, слегка сжал и выдавил из себя что-то э, похожее на улыбку. — Слушай, я изначально зашёл к тебе, чтобы позвать в сад: Ло накрыл там для нас чаепитие. Гермиона недоверчиво посмотрела на него. Она знала этот приём: он пытался сменить не устраивающую его тему, причём даже не скрываясь, переводя на что-то другое. — Том… — начала она, но он сильнее стиснул пальцами её плечи и предупреждающе глянул. — Гермиона, нет. — Отрезал он и, убрав руки, развернулся, направившись к двери. Остановившись в проёме, Том обернулся. — Жду тебя в саду. И ушёл. Так просто закончив разговор, который она сама бы никогда не осмелилась прервать. Гермиона сглотнула, почувствовав, как в горле встаёт горький ком, а глаза становятся влажными. Посмотрев на письмо, она сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться. Возможно, Том пока что просто не готов? Она всё время забывала, что он провёл два года своей жизни с мамой, прежде чем их обоих сдали в приют. Да, вряд ли Том мог помнить всё за этот период времени, но наверняка какие-то воспоминания остались. И Гермиона подозревала, что некоторые из них не были счастливыми. Но, главное, она сделала первый шаг, и, может быть, немного позже Том сам продолжит этот разговор? Просто надо подождать и не давить. Кивнув самой себе, Гермиона взяла письмо и, выйдя из комнаты, направилась в совятню, после чего пошла в сад. И, увидев уже улыбающегося ей брата, невольно ощутила, как жмущееся и липкое чувство где-то в груди исчезло. Да, главное — просто подождать.***
Дни продолжали тянуться непрерывным жарким, но ставшим уже привычным за последние две недели лета зноем. В особняке эльфы просто не успевали поддерживать прохладу, а от этого даже в самых удалённых комнатах дома становилось иногда просто невыносимо. Голова часто кружилась от духоты, и Гермиона практически не переставала накладывать на себя охлаждающие чары. Тому такая жара тоже постепенно надоела, и в конце концов они оба стали проводить всё дневное время в саду, прячась в тенях крон деревьев. Возвращаясь в дом либо для сна, либо для очередного приёма пищи. Но в какой-то момент даже такой способ перестал спасать — душно стало абсолютно везде. И тогда Гермиона предложила одну идею: у них в саду имелось небольшое озеро, в котором вода пусть и нагрелась, но охладить его масштабы всё равно было бы легче, чем хотя бы половину первого этажа особняка. Да и по законам магии у жидкости поддерживать температуру было гораздо легче за счёт её более высокой плотности, чем у воздуха. Так что четыре домовика быстро справились с подобной задачей. Но единственное, что оставалось невыполненным, — это уговорить Тома. Который почему-то наотрез отказывался лезть в озеро. — Давай-давай, Том! — просила Гермиона, чуть ли не подпрыгивая на месте от нетерпения. — Пожалуйста! Блестящая от солнечных бликов вода выглядела так маняще. Особенно учитывая невыносимую жару, которая была настолько душной, что Гермиона чувствовала себя так липко, что хотелось просто утопиться в первой попавшейся на глаза луже! И Реддл абсолютно отказывалась понимать Тома, который был одет в рубашку и чёрные брюки; а при взгляде на озеро он лишь неприязненно поморщился. — Нет. Это глупо. И тебе не стоит — испортишь одежду, — сказал он и сел на расстеленный Ло на траве плед. Открыв книжку, он, проигнорировав раздражённый взгляд сестры, начал читать. Гермиона ещё пять секунд сердито смотрела на него, пока мысленно не махнула рукой. Не хочет — не надо. И, развернувшись, стремглав бросилась прямо к воде. Когда кожи босых ног коснулась прохладная гладь, Гермиона чуть ли не заверещала от восторга и прибавила скорости, пока вода не достигла пояса, после чего она, подогнув колени, с головой погрузилась в прозрачную влагу. Досчитав до десяти, она вынырнула, чтобы вдохнуть побольше воздуха, и обернулась к Тому. Тот несколько секунд недовольно сверлил её взглядом, но, покачав головой, вновь посмотрел в книгу. Гермиона нахмурилась, но через секунду ей в голову пришла идея. Она знала, что, возможно, после её свершения могут возникнуть некие проблемы, но на тот момент ей было на это плевать. Поэтому, подплыв к берегу, где плавать, не задевая дна, уже было невозможно, и встав на ноги, Гермиона направилась в сторону брата. Тёплый воздух теперь не раздражал, так как холодные капли уравновешивали жару и ощущения были прекрасные. Поэтому Том тоже должен это почувствовать! Остановившись прямо перед ним, тем самым загородив солнечный свет, она стала ждать, пока Том не соизволит поднять взгляд. — Гермиона, не смешно, — раздражённо сказал он, даже не смотря на неё. — Уйди, а то из-за тебя плед намокает… и перестань загораживать свет! Она лишь покачала головой, усмехнувшись, и, резко наклонившись, прижалась к брату. Тот от неожиданности вскрикнул. — Ай, холодно! Прекрати! Гермиона рассмеялась. Том попытался её оттолкнуть, но она лишь сильнее стиснула его в объятиях. — Несмешно! — он ещё раз толкнул её, и в этот раз ему повезло больше: он смог от себя её отлепить. Но это всё равно никак не помешало Гермионе расхохотаться, когда она его увидела: рубашка сбилась и намокла, теперь влажные волосы были взъерошены до такой степени, что казалось, будто по Тому прошёлся ураган. А лицо, по которому стекало пару капель воды, застыло в такой гримасе, что Гермиона на миг спутала его с изображением гремлина из книжки. — Какого Салазара ты устроила? — зло воскликнул он. — Да ладно тебе, Том! — Гермиона не сдержала смешка, беспечно ответив: — Это же просто шутка. На несколько секунд повисла тишина. Брат сверлил её странным взглядом; Гермионе не хотелось признавать, но она почувствовала, как по спине пробежали тревожные мурашки. Будто сам организм пытался её о чём-то предупредить. В голове почему-то проснулись отголоски снов, где всегда перед ссорой было вот такое затишье. — Шутка, да? — вдруг тихо хмыкнул Том, покачав головой. И резко встал. Она даже ничего не успела сказать, как рука Тома сжалась на её предплечье и потянула в сторону озера. Гермиона невольно сжалась и попыталась вырвать руку из хватки, но брат потянул её лишь сильнее. Она попыталась упереться в землю ступнями, но Том дёрнул её на себя, не дав скоординировать движения, и, дойдя до озера, протащил сестру до того момента, пока вода не стала ему по грудь, а ей по плечи. А затем грубо толкнул в воду. И на миг Гермионе даже показалось, что Том просто шутит, а это — антураж перед тем, как он рассмеётся. В конце концов, у него всегда было специфичное чувство юмора. Может, и в этот раз?.. Но она ошиблась. Когда, попытавшись всплыть на поверхность, чтобы вдохнуть, вдруг почувствовала, как ладони Тома с силой легли ей на плечи, придавливая обратно. Ко дну. Гермиона попыталась стряхнуть их. Ещё раз и ещё, но безрезультатно. Воздух стремительно заканчивался, учитывая, что она вообще практически не набрала его, поскольку не ожидала. Не ожидала такого от Тома. Она начала брыкаться ногами, в попытке пнуть его. И у неё получилось: она почувствовала, как Том, не удержавшись, завалился в воду, а давление его рук исчезло. Воспользовавшись этим, Гермиона всплыла, пытаясь не то вдохнуть, не то откашляться от воды. Когда воздух поступил в лёгкие, ей показалось, что на этом всё. И Гермиона неожиданно поняла, что в душе продолжала слепо гореть надежда, что это действительно просто дурацкий прикол. Пусть и затянувшийся. Но вдруг Том неожиданно возник из-под воды и, уже полностью навалившись на Гермиону, вновь погрузил их обоих под воду. — Т-том! — успела выкрикнуть она, прежде чем вода залилась ей в рот. Лёгкие обожгло болью. Неконтролируемая реакция отторжения жидкости в виде кашля сделала лишь хуже, отдавая ещё пару спасительных пузырьков кислорода в никуда. Гермиона попыталась оттолкнуть Тома, но вдруг почувствовала, как его руки сомкнулись на шее. Она резко в испуге открыла глаза. Пару секунд всё было сплошь размыто и глаза неприятно защипало, но зрение быстро смогло сфокусироваться на родственных чертах. Оказалось, что Том тоже смотрел на неё: его взгляд пристально следил за её мимикой, будто что-то выискивая. Они оба замерли. Но вдруг ладони Тома медленно скользнули от горла к лицу. Гермиона схватилась за его предплечья в попытке остановить — в страхе, что он снова что-то сделает. Тот, не обратив на этот жест никакого внимания, продолжал мгновение сверлить её странным взглядом… Прежде чем резко приблизиться и прижаться своими губами к её. Гермиона застыла. Продолжая бессознательно держаться за руки Тома, будто утопающий за спасательный круг. В голове стало тихо и пусто. Все мысли куда-то ушли. Исчезли. И так длилось ровно секунду. До одного-единственного осознания: её целует Том — её брат. Живот скрутило в тошнотворном спазме, голова закружилась. А лёгкие горели от боли и нехватки воздуха. Она почувствовала, как Том больно прикусил ей нижнюю губу и, с силой потянув за цепочку медальона, прижался всем телом ещё ближе. После чего, приоткрыв рот, выдохнул ей кислород в губы и, неловко протолкнув следом свой язык, провёл им по нёбу. Гермиону затрясло, и она, сжав его предплечья, со всей силы толкнула Тома подальше от себя. И резко всплыла, глотая воздух и подкатившие к глазам слёзы. Истерика накатывала постепенно, но так стремительно, что Гермиона толком не успела восстановить дыхание, как грудную клетку уже сдавило, а из горла вылетели рваные всхлипы. Вся сжавшись, она не заметила, как Том, всплыв следом за ней, внимательно глядел на неё. — Чт-то это было? — спросила Гермиона, мелко задрожав и, не услышав ответа, обернулась к спокойно стоящему брату. — Т-том? — Ты задыхалась. Я просто передал тебе воздух, — пожав плечами, ответил он таким тоном, будто ничего не произошло. Будто случившееся было абсолютно нормально. — Ч-что? — прошептала Гермиона. — Ты сейчас серьезно?.. — А ты что подумала? — вдруг задал вопрос он, перебив её и подозрительно взглянул. А затем, видимо, что-то осознав, в шоке отступил, вызвав мелкую рябь на воде. — Ты подумала, что я… — его лицо перекосило в изумлении. — Гермиона… — Я не… — она отшатнулась. От самой мысли её замутило ещё больше. Неужели… неужели это она восприняла это как нечто… иное?.. Нет. Нет, нет, нет! Нет! Гермиона сжалась, прижав ладонь ко рту, и зажмурилась, отчаянно в отрицании тряся головой, из-за чего вода вокруг пошла мелкой последовательностью однотипных волн. По щекам потекли слёзы, а всхлипы, наконец, вырвались из груди. Её всю колотило — и так сильно, что она не заметила, как Том приблизился. Гермиона поняла это только, когда он, положив одну ладонь ей на плечо, несильно сжал, пытаясь поддержать. Она попыталась отойти от него, но он не дал ей этого сделать, мягко притянув к себе и обняв. Уткнувшись ему лбом в насквозь промокшую рубашку, Гермиона мелко задрожала. — Тшш, — тихо и успокаивающе произнёс Том, нежно гладя её по спине. — Всё в порядке. Она затрясла головой, не соглашаясь. Потому что всё не было в порядке. Гермиона запуталась. Она уже не различала, что являлось остаточными последствиями её снов и неправильных абсурдных подозрений, а что было на самом деле. Её голову буквально разрывал рой вопросов. Если Том всерьёз хотел не дать ей задохнуться, то почему не позволил всплыть? Что за странный способ «передать воздух»? Зачем вообще он всё это устроил: весь этот бред с наигранным — или нет — утоплением? Гермиона невольно нахмурилась, подавив очередной всхлип. Что-то… что-то не сходилось. Не сдержавшись, она отодвинулась от Тома, который вопросительно посмотрел на неё, и подняла на него взгляд. С его потемневших, ставших практически угольно-чёрными волос капала вода; брови сошлись на переносице, показывая, что сейчас Том о чём-то сосредоточенно думает; губы, обычно бледные, покраснели. Гермиона, впившись ногтями в ладони в попытке собрать выдержку в кулак, на одном дыхании сбивчиво протараторила ему вопросы, навязчиво крутившиеся на языке. И пронзительно уставилась на Тома. В надежде, что он сейчас рассмеётся и, потрепав её по голове, всё разъяснит. Решит. Уладит, как всегда делал в приюте. Или весь этот день окажется просто очередным мимолётным сном. Который она вмиг забудет, когда проснётся. Но вместо этого снова повисла тишина. Такая же холодная и неприветливая, как и теперь окружающая их в озере вода. — Т-том? — неуверенно позвала она. И увидела, как его губы сжались в тонкую нить. А затем он вдруг усмехнулся. Злобно. Гермиона отступила, продолжая недоверчиво смотреть на него. — Обливиэйт. Белая мгновенным движением направленная ей прямо в лицо палочка была последним, что она увидела.***
17 июля
Том сидел под деревом, держа в руках книжку по легилименции, замаскированную под чтиво по Рунам, и чувствовал, как слабый ветерок иногда колышет спадающие ему на лицо пряди волос. Летом обычно он не утруждал себя их укладкой, в отличии от дней в Хогвартсе. Рядом на пледе мирно спала Гермиона, изредка переворачиваясь с боку на бок. Сейчас она лежала к нему спиной, сиреневого цвета лёгкое платье слегка колыхалось у неё в ногах. На шее блистала серебряная цепочка медальона. Том обвёл взглядом очертания её спины, ног и голых лодыжек. В горле пересохло. Внизу живота сформировалось знакомое тянущее ощущение. Том вновь посмотрел в книгу, пытаясь отвлечься, но воспоминания уже начали роем проноситься перед глазами. Он в точности помнил момент, когда именно это произошло: когда рука осторожно и неуверенно пробралась под резинку пижамных штанов, принеся нужное чувство удовлетворения. Было ли ему странно? Да. Том ещё никогда не испытывал одновременно столько противоречивых эмоций и ощущений: неловкость и непривычность наперебой смешивались с чем-то томительным, жарким, заставляющим кровь интенсивно приливать к щекам и тихие вздохи вылетать изо рта. Единственное, что его не особо устроило, — это влажность всего процесса и пришедшая вместе с эйфорией липкость, от которой ему утром пришлось судорожно очищать пижаму и постельное белье, чтобы Ло и другие эльфы не заметили. Что-то Тому подсказывало — об этом никому не стоило знать. Но, несмотря на всё, пусть это и было пока в новинку, на несколько дней стало легче. Поэтому Реддл поставил себе на заметку найти материалы и изучить эту тему подробнее. Это случилось тем вечером — в день, когда Том стёр Гермионе память, ведь обмануть свою смышлёную сестрёнку оказалось сложнее, чем он думал. И перед глазами ночью стоял именно этот образ: в шоке расширенные глаза, просвечивающая насквозь из-за воды ткань, бледная кожа, серебристая цепочка, впившаяся в кожу шеи. И губы. Они были мягкие, аккуратные и холодные, в отличие от её рта, где было влажно и горячо. Том закусил губу, с усилием стараясь игнорировать всё сильнее разгорающийся жар по всему телу. Лихорадка. Гермиона была его маленькой лихорадкой. Но все случилось слишком рано. Изначально Том планировал поцеловать сестру на её день рождения. Как свой маленький подарок. Но так он планировал в апреле, до первых чисел июня. Когда произошло это. Вальбурга. Том скривился. А ведь тот день начинался так хорошо! Он помнил, как, идя уже по опустевшим подземельям Слизерина, думал лишь о сестре и её милых, жалобно просящих глазах, когда она просила не сразу заходить в Хогвартс-экспресс, а дождаться Паркинсон. И ему оставалось буквально парочка поворотов, как вдруг ему навстречу выскочила Блэк. Том остановился, вопросительно глянув на неё. — Да, Вальбурга? — вежливо уточнил он. — Том, я как раз тебя искала… — она замялась. Её глаза взволнованно перескакивали то с него, то на окружающие их стены. Она волновалась, что было ей довольно несвойственно. Он еле сдержался, чтобы не поморщиться. Этот медленно тянущийся разговор впустую начинал раздражать. К тому же, его ждёт Гермиона, а Реддл ненавидел опаздывать. — Так, я могу тебе чем-то помочь? — произнёс Том, пытаясь придумать способ поскорее избавиться от надоедливой однокурсницы. Вальбурга подняла на него взгляд и вдруг резко приблизилась, обхватив своими ладонями его лицо. Том замер. В голове роем забушевали протестующие мысли. Ощущения от прикосновений тёплых, слегка липких от пота, очевидно, вызванного волнением, пальцев к коже щёк были непривычными и чувствовались неправильно. Как отторжение организмом некой инфекции. Он лишь смутно представлял, что собирается сделать Блэк: шутки Ориона и Абраксаса всё-таки не всегда проходили мимо ушей, но понятие по-прежнему оставалось размытым. Реддл никогда не понимал этого: прикосновения губ к губам. Это лишь кожа. Точно такая же, как и на руках, ладонях, ногах, спине, плечах. Но почему-то именно касание губ вызывало у общества такой ажиотаж. И Том даже собирался проверить из-за чего. Но не так. Не с Блэк. — Можешь. — Неожиданно шепнула Вальбурга, видимо, приняв его ступор за положительную реакцию. И Том не успел ей ничего сказать, оттолкнуть от себя наглую однокурсницу. Потому что уже через секунду после сказанного её рот прижался к его. Её пухлые губы были мягкими и сухими. Сначала Вальбурга была неподвижна, явно ожидая какой-то реакции, но Том продолжал просто стоять. Несмотря на неприязнь к Блэк, ему стало интересно. К тому же, как всегда любил говорить Геллерт: что плохого в опыте? И лишь поэтому Том не отпихнул Вальбургу, когда та, отмерев, стала сминать его губы своими. Поначалу робко и неловко, но постепенно становясь смелее, даже в какой-то момент укусила его за нижнюю губу. Внизу живота слабо вспыхнуло будоражащее тепло. Том догадывался, что для самой Блэк это не было впервые. Возможно, она даже специально тренировалась с кем-то, чтобы потом впечатлить его. Это было бы на неё похоже. Реддл не понял, в какой момент стал пробовать отвечать. Из-за чего девчонка прижалась к нему ещё сильнее. Он не осознанно положил ей руки на пояс. Вдруг Вальбурга, слегка приоткрыв рот, высунула язык и быстро провела им по его верхней губе. Том, не сдержавшись, вздрогнул. И оттолкнул её. Дальше он помнил лишь, как молча прервал Блэк взмахом руки, когда та попыталась что-то сказать, и, быстро обойдя ее, направился в глубь коридора, стараясь выкинуть этот эпизод из головы как можно скорей. В груди неприятно жгло отвращением и раздражением, создавалось странное впечатление, будто его обманули и кинули ему этот факт прямо в лицо. И это ощущение усилилось, когда он увидел Гермиону, стоящую около входа в гостиную с двумя их чемоданами и терпеливо ждущую его. Том помнил, как сестра даже пошутила что-то по поводу его непривычно взъерошенного вида и потом взлохматила ему укладку ещё сильнее, сказав, что так ему пойдёт лучше, хотя он не помнил, чтобы Блэк трогала его волосы. И лишь милые заботливые прикосновения Гермионы заставили его убавить злость на Вальбургу, пусть и на весь оставшийся день настроение у него всё равно испортилось. Том ненавидел, когда ему приходилось менять планы. Сестрёнка была права: он терпеть не мог невозможность контролировать происходящее. Так как из-за этого непредвиденного инцидента с Блэк ему пришлось отгородиться на неделю от Гермионы, чтобы ещё раз всё переосмыслить и обдумать. Но, когда та пришла к нему в комнату, обеспокоенная его состоянием, и затем так мило уснула рядом, Том, не сдержавшись, быстрым движением слегка лизнул ей щеку. Это было спонтанно и необдуманно. Но именно в тот момент он неожиданно понял, что иногда пускать всё на самотёк не так уж и плохо. Том усмехнулся и перевёл взгляд на Гермиону — она уже успела перевернуться на другой бок к нему лицом. Её брови забавно нахмурились, и изредка она неприязненно морщилась. Скорее всего, ей снился кошмар. Том наклонился к ней, приблизившись. Его кончик носа оказался в паре миллиметров от её. Ресницы сестры подрагивали, а рот был слегка приоткрыт. Гермиона что-то тихо пробормотала, но ему не удалось расслышать, что именно. Он скосил взгляд на её губы: они были бледно-розового цвета, покусанные от её дурной привычки — в отличие от Блэк, были не такими неправильно пухлыми. И, пусть ему не удалось рассмотреть их под водой, Том помнил, как они чувствовались. Мягко и влажно, но то было в озере. Здесь, на поверхности, где всё было заполнено воздухом, ощущения могли быть иные. В голове промелькнула мысль: «А что, если…?» Его бросило в жар, в штанах приятно заныло, а дыхание сбилось. Том приблизился ещё сильнее, практически касаясь своими губами её. Желание прокусить до крови нежную кожу усилилось, когда он ощутил короткий вздох у себя на скуле. — Юный мистер! — Том резко отпрянул и поднял взгляд на стоящего в нескольких метрах от них Ло. Тот слегка ошарашенно смотрел на него в ответ. — Господин Грин-де-Вальд вернулся. — Да? — Реддл не смог скрыть удивлённого тона и увидел, как домовик подозрительно прищурился. Том взглянул на безмятежно спящую сестру. — Гермиона спит, я не стану её будить. — И, вновь посмотрев на Ло, добавил: — И ты тоже. Было видно, что эльф хотел возразить, но, помолчав несколько секунд, вздохнул: — Хорошо, но мистер Реддл всё равно обязан встретить хозяина. Том кивнул и, поднявшись, последовал за спешившим по дорожке обратно в дом Ло. Реддл заинтересованно скосил взгляд на домовика: как много тот успел увидеть и какие выводы сделать? Неужели Геллерт настолько заморочился, что приказал эльфам за ним следить? Том нахмурился. Сама мысль о слежке вводила его в состояние тика. Зайдя в дом и пройдя ко входу в главный зал, Том постучал и спустя несколько секунд двери распахнулись, будто предлагая ему войти. Но он знал, что варианта отказаться всё равно изначально не было в арсенале выбора. — Ты приехал, — сказал Том, не здороваясь, когда увидел знакомую фигуру, сидящую во главе стола и помешивающую ложкой чай, — так скоро. — Дела во Франции идут хорошо, и я подумал, что могу немного побыть дома, — ответил Геллерт, сверля его внимательным взглядом. — Я останусь где-то до дня рождения Гермионы, а потом снова уеду. — То есть ты не проводишь нас в Хогвартс? — спросил Том, подойдя к столу и сев по правую руку от Грин-де-Вальда. — Она расстроится. Геллерт хмыкнул. — Хоть кто-то. Повисла тишина. Том посмотрел на чашку, в которой дымился зелёный чай. Молочный Лун, кажется. — Кстати, где она? — Спит в саду. — Ответил Том. — Я не захотел её будить. — Отлично, — Реддл озадаченно взглянул на Геллерта. — Ей надо выспаться: у меня есть новости. Для вас обоих.***
6 августа
— Титилландо! — луч, пущенный Гермионой в Геллерта, был отражён в стену. Том фыркнул. Она действительно надеялась попасть в него этим? — Остолбеней Триа! Экспульсо! — быстрым движением прочертив руны, Реддл пустил заклинания одно за другим, но Грин-де-Вальд лишь отмахнулся от них ленивым жестом палочки. Том стиснул зубы. Честно, он уже взмок. Они тренировались около двух часов, и единственное, на что хватало сейчас сил и энергии, — вовремя ставить защитное поле, чтобы не пропустить очередной болевой заряд. Хотя Том был уверен, что Геллерт не прилагает даже десятую долю своих усилий. Конечно, и сам Реддл мог бросить что-то посерьёзнее, чем базовые обезоруживающие заклинания. Но, когда несколько недель назад Геллерт прибыл в поместье и обьявил о совместных с Гермионой тренировках, они договорились, что пока на начальных этапах Том не будет использовать тёмные проклятия из-за вероятности угодить ими в сестру. Хотя «договорились» — слишком громко сказано: Тома просто поставили перед фактом, даже не спросив его мнения. А оно заключалось в том, что Реддл считал эти тренировки абсолютно бессмысленными: без применения тёмной магии задеть Грин-де-Вальда — не говоря уже о том, чтобы обезоружить, — становилось не то что невыполнимой задачей. Том и вообразить себе такого исхода не мог. Что и подтвердил синий луч, который, попав в пространство между двумя учениками, откинул обоих на несколько метров на пол. — Экспеллиармус. — Тихо произнесённое заклинание — и палочки обоих Реддлов уже через миг оказались в руках Геллерта. — Вижу, вы оба устали. Гермиона в ответ согласно простонала, лежа на полу и раскинув руки и ноги в разные стороны. Геллерт снисходительно покачал головой, усмехнувшись и бросив напоследок «отдыхайте», после развернулся, направившись к выходу. — А как же палочки? — окликнул его Том, приняв сидячее положение. Сама мысль о расставании с волшебным древком больше, чем на несколько минут, вводила его в состояние по степени раздражения, очень похожее на беспомощность. Его передёрнуло. Геллерт обернулся. — А кто сказал, что ваша тренировка окончена? Просто другой формат. В конце концов, существование без палочки — одно из самых трудных для волшебника задач. И вы должны в случае чего научиться обходиться без них. В следующий раз будем учиться невербальной магии, а пока попытайтесь самостоятельно сотворить базовые вещи. И он вышел, не позволив даже задать хоть один вопрос, после чего за ним тихо захлопнулись двери. На несколько минут в тренировочном зале повисла абсолютная тишина. Том оторопело смотрел на место, где ещё недавно стоял Геллерт, вещая какую-то несусветную хрень про «существование без палочки», и наделялся, что сейчас тот вернётся обратно в зал со словами, что пошутил. Но ничего такого не происходило. Поэтому Том обернулся на сестру, которая, оказывается, продолжала до сих пор лежать на полу. Она с задумчивым выражением лица пялилась в потолок, закусив губу и слегка нахмурившись. — Знаешь, — произнесла Гермиона спустя несколько секунд, — а я даже рада, — она приподнялась на локтях и, встретив ошеломлённый взгляд Тома, пояснила: — Геллерт прав: это неплохой опыт. Мы слишком зависим от наших палочек и иногда не можем выполнить простых вещей. — Но это нормально! — возмущённо воскликнул Том, но затем, поняв, как это глупо прозвучало, уже более спокойным тоном поправил: — Я имею в виду, что тут нет ничего такого: мы волшебники, магия заложена у нас в генах. Мы должны использовать магию. — Не всегда. — Упёрто возразила Гермиона, сев. — Такие вещи, как заправить кровать, перелистнуть страницу в учебнике или повесить одежду, можно сделать и без использования волшебства. — Чтобы аккуратно заправить кровать без посторонней помощи, нужно как минимум несколько минут — а это лишняя трата времени, таким образом можно опоздать на занятия; а перелистнуть страницу в учебнике не всегда возможно, когда ты, к примеру, пишешь эссе — из-за этого чернила могут капнуть на пергамент и всю работу придётся переделывать. А чтобы… — он мог продолжать вечно, но Гермиона перебила его, сказав, как ей, видимо, показалось, неоспоримый аргумент. — Когда мы жили в приюте, запросто делали эти вещи и без магии, Том. Он фыркнул. — Конечно, ведь нас могли увидеть. И сжечь. — Волшебников давно уже никто не сжигает, — возразила Гермиона. — К тому же, что такого плохого, если мы один день проживём без палочек? Геллерт же сказал, что мы можем использовать и невербальную магию. — Ты хоть знаешь, что это такое? — недоверчиво хмыкнул Том. — Многие сильные волшебники не могут ею пользоваться, так как она слишком сложная и силы быстро иссекают. — Значит, ты думаешь, что у нас не получит… — Я думаю, что у тебя не получится, сестренка. — Холодно отрезал Том. — Я лучший во всей школе и уже умею пользоваться невербальной магией. У Гермионы наивно округлились глаза. Она придвинулась к нему, пропустив укол мимо ушей и схватив его за руку, взволнованно попросила: — Покажешь? Том сглотнул. В ноздри ударил аромат корицы и лаванды, медленно прокрадываясь по коже и оседая в порах. Будто запечатывая себя в нем. От такой мысли ему вскружило голову, и внизу живота сладко потянуло. Он сам не заметил, как невольно подвинулся к Гермионе ближе, стукнувшись своей коленкой об её. Их носы оказались в нескольких сантиметрах друг от друга, и Том с придыханием прошептал: — А что ты хочешь увидеть? Гермиона резко обернулась, оглядываясь в поиске чего-то, тем самым задев его нос своей гривой волос. И мягкость прядей лишь усугубило его состояние. Захотелось прижаться к ней, натянув её кудри себе на пальцы, уткнуться в макушку. Услышать болезненное хныканье и тихую просьбу отпустить. Взгляд упал на открытый участок шеи: кожа сестры была цвета слоновой кости. Прямо как его палочка. Словно специально подобранная для него. Том задышал чаще. Зрение уцепило прозрачную капельку пота, медленно двигающуюся по линии сгиба шеи: вот она скользит до выступающей кости ключицы; вот застывает на мгновение, проскальзывая между переплетениями серебра медальона, красиво переливающимися на бликах солнца, и кожи; продолжает свой путь дальше под старую сиреневую сохранившуюся ещё с приюта футболку. В голове промелькнула мысль: интересно, какова она на вкус? Жжение, возникшее на языке от желания ощутить каплю рецепторами, сосредоточило все его мысли на себе. Из-за чего Том далеко не сразу услышал, как его зовёт Гермиона, продолжая сверлить взглядом эту чёртову каплю. Очнулся, лишь когда получил тычок под рёбра и осуждающий взгляд. — Заставь левитировать эту вазу. — Требовательно сказала Гермиона, указав на огромное фарфоровое изделие, сделанное в викторианском стиле и стоявшее на маленьком кофейном столике, поверхность которого была сделана из стекла; где из-за нехватки пространства — по большей части занимаемого этим самым изделием — еле хватало места для хотя бы одного чайного подноса. Том хмыкнул. — Геллерт обожает её. Что, если я уроню? — А ты уронишь? — Гермиона посмотрела на него с насмешкой. — Я-то думала, что ты лучший во всей школе… Том, даже не оборачиваясь на вазу, махнул в её сторону рукой. И уже через секунду заметил, как глаза Гермионы в удивлении расширились. Она приоткрыла рот, с восхищением смотря на изящный парящий фарфор, который уже через несколько секунд аккуратно опустился обратно. Реддл почувствовал, как его губы растягиваются в довольной ухмылке. — Научи! — взволнованно повернувшись к нему, воскликнула Гермиона. — Пожалуйста, Том! — Ну, не знаю… — протянул он и состроил задумчивое выражение лица, за что немедленно получил лёгкий удар в плечо. — Ладно-ладно. В конце концов, будет твоим подарком на день рождения. — Ещё одно слово — и снова получишь. — Наигранно грозно проговорила Гермиона. — И подарки заранее не дарят. — Мне плевать. — Беспечно ответил Том и, проигнорировав её вытянувшееся в возмущении лицо, перешёл к объяснению. — Смотри, всё дело в концентрации: ты не должна забывать о заклинании. Сначала придётся обращать всё внимание только на нём, но попозже, когда выработается навык, сможешь контролировать магию и без особых усилий. Гермиона послушно кивнула, и Том понял, что это тот самый кивок прилежной ученицы, который видят каждый день учителя, рассказывая новый материал. Он бы тоже хотел его видеть чаще. — А мне надо произносить заклинание вслух? — Пока ты новичок — да. Это помогает сконцентрироваться. Гермиона посмотрела на ту же самую вазу, нахмурив брови и прикусив нижнюю губу. Том на мгновение зацепился за этот жест взглядом. Но его быстро отвлёк уверенный голос сестры. — Вингардиум Левиоса! Ваза задребезжала и резко подлетела на несколько метров над столом. — Смотри, Том, у меня получилось! — радостно воскликнула Гермиона, но уже через секунду вазу странно метнуло вправо. — Ой. — Сосредоточься, — сказал Том, теперь тоже не отрывая взгляда от ценного фарфора. Если сестра его уронит, то, возможно, Геллерт никогда больше не вернёт им палочки. И вообще запретит пользоваться магией в доме. — Я стараюсь. — Ответила она. — Почему ваза дрожит? — Потому что ты слишком напряжена, — пояснил Том. — Расслабься. — Тогда как сконцентрироваться? — раздражённо парировала Гермиона, кажется, пытаясь выжечь взглядом в неустойчиво парящей вазе дыру. Реддл закатил глаза. — Ты должна сосредоточиться мозгом, а не телом. Когда ты напряжена, то большая часть твоей энергии бессмысленно тратится именно на это. Если ты расслабишься, то и контролировать магию станет легче. Гермиона фыркнула. — Спасибо за разъяснения. Я и так это знаю. — Тогда расслабься! — громче, чем нужно, воскликнул Том. А учитывая, что он был буквально в нескольких миллиметрах от её уха, неудивительно, что сестра вздрогнула. И окончательно потеряла контроль над заклинанием. Её тихий вскрик застревает в собственных ушных перепонках, и рука практически на автомате делает движение. Ваза застывает за миг прежде, чем столкнуться с полом и разлететься на множество острых осколков, оставляя после себя висеть тишину, перебиваемую громким шокированным дыханием. Том, ещё с секунду сверля её взглядом и заодно успокаивая взбесившийся в крови адреналин, аккуратно леветировал фарфор обратно на его законное место, но тот всё равно при соприкосновении со столом издал тихий возмущённый звук. Будто пытаясь закрепить в головах двух детей, что его лучше не использовать в качестве объекта для тренировок. — Из-за тебя мы чуть не лишились наших палочек на гораздо большее время, чем один день! — строго сказал Том, зло глянув на, казалось, ещё до конца не пришедшую в себя сестру. — Из-за меня? — вмиг вспыхнув, она одарила его взглядом, который, видимо, должен был нести под собой угрозу, но Том почувствовал, как ему захотелось рассмеяться. Сестра в таком нахохлившемся состоянии напоминала злобного гнома, вылезшего со страниц магловских сказок. — Если бы ты не закатил истерику, то… Том вцепился пальцами в её плечо, сдавив и приблизившись практически вплотную. И прошипел: — Поаккуратней со словами, сестрёнка. — А то что? — неожиданно преисполнившись храбрости — видимо, нахваталась этой дряни от Поттера и Уизли, — с вызовом в глазах спросила Гермиона. Том сжал зубы. Желание причинить боль, натянуть непослушные волосы на кулак с такой силой, что хруст её шейных позвонков остался бы лишь делом миллисекунд, вызвать крик, жалобную просьбу с губ и поток слёз на щеках. Показать, что он может очень многое, чтобы в следующий раз она задумалась, стоит ли открывать рот и строить из себя тупого гриффиндорца. Но не сейчас — Геллерт здесь. Поэтому, разжав пальцы, Том молча оттолкнул её и, встав, направился к выходу из тренировочного зала. В груди клокотала злость, и единственное, что его сдерживало, воспоминания о прошлом наказании. В бинтах снова оказаться не хотелось.***
— Том? — лёгкий стук в дверь — и он поднимает взгляд с книги, прерываясь на моменте, где автор описывает способы подмены воспоминаний в долгосрочной памяти без нарушения логических цепочек. — Ты спишь? С секунду Реддл молчит, думая, что ответить. И пусть рассудок и здравый смысл вопят проигнорировать вопрос, сделать вид, что не услышал или и правда уснул. Потому что те знают: добром это не кончится, не после сегодняшней ссоры. Но ему хочется узнать, почему сестра решила прийти поздно ночью — Том не считал одиннадцать часов вечера «поздним» часом, но вот Гермиона напротив, — а уже не завтра утром. Поэтому он не сдержался и произнёс: — Нет, — и небрежным движением кисти снял заклинание, позволяя ей войти. Гермиона быстро шмыгнула в проход, а затем, стараясь быть как можно тише, закрыла за собой дверь. На ней был надет тёмно-зелёный комплект: простая мешком висящая футболка и шорты до колена. На ногах ничего не было, и Том поморщился. Несмотря на жаркое лето, благодаря приезду Геллерта и его наложенным на поместье охлаждающим заклинаниям пол приобрёл свою зимнюю версию температуры. Поэтому Реддл искренне не понимал Гермиону, которая умудрялась ходить без тапочек и чувствовать себя при этом отлично. Когда она обернулась, то неловко замялась, видимо, не зная, с чего начать. Том, отложив книгу, вскинул бровь и скрестил руки на груди. По прошествии двух минут тишины — он определил это по волшебным тикающим часам, стоящим у него на тумбочке, — Реддл не выдержал и сам заговорил: — Ну? Зачем ты пришла? — Я хотела… — она запнулась, но затем, прочистив горло, продолжила: — Я хотела всё обсудить. Том фыркнул. — Ну, давай. Я тебя слушаю. Гермиона осуждающе на него зыркнула. — Ну почему ты такой?! — Какой? — он усмехнулся. Несмотря на предсказуемость этого разговора, Том даже ощутил постепенно нарастающую заинтересованность. Но нельзя было забывать, что в поместье всё ещё находится Геллерт. Нельзя. — Я пришла поговорить, а ты продолжаешь язвить! — скрестив руки на груди, Гермиона встала уже в более уверенную позу. Но всё равно не приближалась слишком близко к кровати. — Так я и не возражал, — Том принял сидячее положение, сложив ноги в позу лотоса, и похлопал ладонью рядом с собой в пригласительном жесте. Гермиона, продолжая хмуро сверлить его взглядом, всё же приняла приглашение и залезла на кровать, усевшись точно так же. — Ну так о чём ты хотела поговорить? — подтолкнул её Том, когда прошла уже одна наполненная упрямым молчанием и тиканьем стрелок часов минута. — О том, что сегодня произошло… — начала она, но замялась, видимо, подбирая нужные слова. И куда же подевалась твоя спесь теперь, а, сестрёнка? — А что-то произошло? — не скрывая издевательского тона, спросил Том, чем вызвал вмиг вспыхнувшую злость в светло-карих радужках. — Мы поссорились, — буквально процедила она. Том усмехнулся, отведя взгляд к рисунку на её пижаме. Это что, гиппогриф? — Мы часто это делаем. — И тебя это устраивает? — её голос был переполнен обиженными и яростными нотками. Но Реддл лишь пожал плечами в ответ, безучастно бросив: — Это неотъемлемая часть нашей жизни. Я привык. — И, посмотрев вновь в полыхающие глаза, уточнил: — Но не то чтобы меня это устраивало. — Тогда зачем ты это делаешь? — Делаю что? Он мог поклясться, что Гермиона была готова стукнуть его в этот момент. Попытаться, про крайней мере. — Хотя это неважно! — воскликнула она. — Если тебе плевать, то сразу мог бы так и сказать! Гермиона уже дернулась, чтобы встать с кровати и уйти, как Том успел схватить её за край шорт и потянуть обратно со словами: — Ладно-ладно. Мне не стоило сейчас над тобой шутить. Просто ты очень забавная, когда злишься. Гермиона неодобрительно покачала головой, но всё же осталась сидеть на покрывале. Он отпустил ткань нелепых шорт, и невольно рука сползла к её ладони и легонько сжала, а большой палец погладил тыльную сторону, слегка царапая кожу. Сестра с удивлением уставилась на пусть и редко проявляющийся, но столь родной жест. Том же повёл ногтем чуть сильнее, подталкивая продолжить разговор. Вздохнув, Гермиона закусила на мгновение нижнюю губу, сверля взглядом белизну простыни, нервничая, но всё-таки начала. — Я считаю, что сегодня виноваты мы оба. Том вскинул бровь, собираясь возразить, но сестра чуть ли не умоляюще взглянула на него, и он воздержался от комментария. Пока. — Я не хочу ссориться с тобой, Том. — Призналась она и вновь посмотрела на их сплетённые руки. Уголки её губ дёрнулись в улыбке, а его зубы свело от такой приторности. Внизу живота знакомо потянуло. — Хотя ты прав: мы делаем это на постоянной основе, но иногда же можем общаться нормально… В его голове в такие моменты определённо всё не было нормально. — …Если мы приложим просто чуть больше усилий… О, дорогая сестрёнка, даже Геллерт пытался — не вышло. — …Конечно, все братья и сёстры ссорятся; одни Орион с Вальбургой чего стоят… Вряд ли у него с Блэком схожие мысли в такие моменты. — …Просто я беспокоюсь о тебе… Из груди вырвался смешок. Гермиона удивлённо взглянула на него. На самом деле, Тома просто распирало, чтобы не разразиться в истеричном хохоте. От всей этой сладости, витающей в воздухе после каждого сказанного ею слова, ему становилось душно. Аромат корицы навязчиво забивался в ноздри, проникая в лёгкие и оседая по пути в трахее, а наивность Гермионы смешила до болезненных коликов в животе. Том задыхался. — Все хорошо? — подозрительно прищурилась она. — Ты какой-то красный, — обеспокоенно приложив свою ладонь к его лбу, Гермиона недовольно поджала губы. — Ты весь горишь. Я позову Ло. — Нет! — он слишком резко схватил её за руку, удерживая на месте, отчего она даже подпрыгнула от испуга и недоумевающе уставилась на него. Том прочистил горло и поспешил пояснить: — Не надо звать Ло. Скорее всего, я просто перегрелся на солнце, а зачем его беспокоить лишний раз. — Но мы были в саду только утром. Если бы это был тепловой или солнечный удар, то тебе бы стало нехорошо гораздо раньше. — Я был в саду ещё после тренировки, — соврал Том. Ну, давай же, хотя бы раз перестань быть такой раздражающе упёртой. — И всё же я считаю, что лучше сказать Ло, — продолжала гнуть свою линию Гермиона, скрестив руки на груди. — А вдруг тебе станет хуже? — Тогда и позову, — парировал Том и прежде, чем сестра успела что-нибудь возразить, схватил книгу Сказок Барда Бидля с тумбочки и протянул ей. — Твоя очередь читать. Гермиона ещё раз просканировала его пристальным взглядом, будто пытаясь найти очередной признак несуществующего плохого самочувствия, но спустя минуту сдалась и, неодобрительно покачав головой, взяла книжку. — И какую именно сказку ты хочешь, чтобы я прочла? — На твоё усмотрение. — Ответил Том расслабленно откидываясь на подушки. Открыв книгу и пролистав до содержания, она придирчиво оглядела каждое название сказки и, видимо, остановившись на одном из них, уже стала искать нужную страницу, как вдруг замерла. — Геллерт уезжает завтра вечером. Том удивлённо вскинул брови, недоумевая, почему она ни с того ни с сего подняла эту тему. При чём тут Грин-де-Вальд вообще? — И? — спросил Том. — Тебя это волнует? — А тебя нет? — Гермиона нахмурилась и, прикусив внутреннюю сторону щеки, посмотрела на него. — Он же может не вернуться… — Геллерт? — фыркнул Реддл. — Его не так уж и просто убить, как тебе кажется. — Он не бессмертен, Том. — Возразила она, сверля его взглядом, в котором смешались осуждение за его беспечность и беспокойство за мужчину. — Одного заклинания достаточно. — Ты зря так нервничаешь, — раздражённо ответил Том. — Всё с ним будет хорошо. — Но что, если… — попыталась продолжить Гермиона, но он, сев, приблизился к ней и, сжав её ладонь в своей, произнёс: — Я что-нибудь придумаю. Она доверчиво вгляделась в его глаза. — Обещаешь? — Обещаю. — Пальцы сильнее впились в нежную кожу. — Нас больше никто и никогда не сдаст в тот приют. Я не позволю. Гермиона кивнула и через секунду неожиданно обняла его, уткнувшись носом ему в шею. Брови удивлённо поползли вверх, но уже спустя мгновение руки сами, будто живя своей жизнью, обвили худое тельце, прижимая ближе. Одна ладонь, практически не дотрагиваясь, кончиками пальцев проводила невидимые дорожки на спине, а другая — увязла в непослушных кудрях. Пахнущих чёртовой корицей. И Том, не сдержав мимолётного, но взрывающего мозг вместе со всеми присоединёнными нервными окончаниями порыва, слегка наклонился. Чтобы мягко — до тошноты нежно — прислониться губами ко лбу сестры. Вызвать рой будоражащих мурашек по коже. Всколыхнуть знакомую волну жара внизу живота и сладкое головокружение. И быстро отстраниться. Здесь Геллерт. Гермиона сначала застыла, словно находясь под Петрификусом Тоталусом, по-прежнему сцепив свои хрупкие ручки вокруг него. Но по прошествии нескольких секунд отодвинулась, недоуменно глядя на так же шевелящегося Реддла. А затем вдруг по-доброму усмехнулась. — Ты точно перегрелся. Том выдавил в ответ неуверенный смешок, не зная, как поступить дальше, но, когда Гермиона вновь открыла книгу на какой-то сказке, решение пришло само собой. Он снова откинулся на подушки, слушая приятный, патокой разливающийся по ушным перепонкам голос сестры. И в очередной раз, перескакивая взглядом с Гермионы на посторонние предметы — чтобы не выглядело так, будто он пялится, — Том наткнулся на часы, чьи стрелки показывали уже час ночи. — Кстати, — Гермиона вопросительно посмотрела на него, прервав чтение, — с днём рождения. Удивлённо вздернув брови, она тоже взглянула на часы. А затем, переведя на него лукавый взгляд, улыбнулась. — Ну и где мой подарок? Том ухмыльнулся. — Не переживай. Ты его получишь.