***
Чонгук лежит на разворошенной постели с плотно закрытыми веками, под которыми одни за другими проносятся отрывки прошлого и всего того, что он успел натворить с одним человеком в последние годы. Чонгуку всегда нравилось делать ей больно, чувствовать над ней особую власть. Его пьянило это чувство. Он считал своих шлюх, которые приводил домой, считал ночи, проверял насколько ее хватит и совсем не был разочарован, когда в один из обычных ничем не отличающихся ночей она просто вошла в их комнату, где он зажимал другую, даже взгляда на него не бросила. Она молча собрала вещи и так же ушла. Скучал ли после ее ухода Чонгук? Может быть и да. Может ему просто не хватало ее взволнованного вида, когда он обессиленным вваливался домой после бурной ночки с друзьями или после тяжелой работы. Не хватало обеспокоенных ни смотря ни на что глаз, заботливых рук и дрожащих губ, которые выдавали ее волнение и беспокойство за него. За глупца, который этого не заслуживал, да и он никогда ее об этом не просил, но в душе ему это нравилось, больше чего либо. А после он вновь ее встретил. С совсем неожиданной стороны. И что он сделал? Полил кипятком сверху и так замерзшую душу, совсем не удивляясь, как она скрипела зубами, пыталась строить стены вокруг себя, оградиться от него, не попасть опять в его сети, которые Чонгук на первой же минуте успел закинуть на нее. Чон опять затеял непростительную игру, в которую он ее жестоко втянул. Ему просто хотелось узнать, сколько еще шрамов и рубцов она сможет выдержит, и продолжал наносить новые. Любил ли Чонгук ее когда-нибудь? Однозначно нет. Любит Чонгук ее сейчас? Да. Он это осознал, когда сотворил с ней неотвратимое и продолжает осознавать последние семь дней: сто шестьдесят часов и десять тысячи восемьдесят минут. Он не рвется за ней, не заламывает ей руки, не требует ответа и даже не пытается просить прощения. Потому что знает, что ему нет прощения, ни в этом мире, ни загробном. Хотя очень хочется. Больше чего-либо на свете. Но Чонгук зная себя не рискует, потому что знает, что попытается вновь сделать ей больно, что испортить и так неисправимую ситуацию. Вот значит какая она боль: острая, колющая в самое сердце и рвущая на части от собственного бессилия. Как же это не похожа на Чонгука, на его чувства и на его жизнь, которую он считал до великолепия насыщенной. Сейчас от этого мира не осталось ни капли наслаждения, потому что каждая картина из этого мира оборачивается пеленой частичкой боли той, которой лично с ложечки подкармливал ей он. Чонгук зол на себя настолько, что готов сам себя избить, выпотрошить из себя эту гниль, лишь бы вновь вернуться в тот день и попытаться исправить страшную трагедию, которую, к сожалению, он все-таки совершил. Жаль, что время нельзя вернуть вспять, но Чонгук клянется, что попытается все исправить, главное, чтобы она была рядом, под его взором. Чем бы ее вернуть, он еще подумает.***
Небо затянуто серыми облаками, по лобовому стеклу матового шевроле барабанит тихий дождь, а внутри салона между пальцев Чонгука тлеет сигарета. Он уже второй час задумчиво смотрит на широкие двери в отель Техена и будто надеется, что оттуда выскочит та о которой все его мысли в последние дни. Спущенное на один палец в окно кто-то стучится и вырывает его из безнадежных раздумий, привлекая внимания. Чонгук оборачивается, усталым взглядом скользит по мужскому профилю, которая приобретает очертания лица Тэхена зонтом на голове. — У меня два варианта почему ты битые сутки сторожишь мой отель, — первым заводит разговор Тэхен. — Либо ты хочешь вернуть свои деньги, либо хочешь вернуть ее. — Богатое однако у тебя воображение, — затягивается Чонгук и моментально оборачивается на открывшиеся двери отеля. Тэхен молча наблюдает за мгновенно иссякшимся лицом в машине и осудительно качает головой. — Она ушла от меня,— вдруг говорит Ким. — Прервала со мной все связи, домой меня не пускает. Чонгук молча слушает и не понимает — он должен радоваться или же огорчиться, что она закрылась от этого мира, но вышла из грязного мира Тэхена. — Кажется, я свершил глупость, приняв твою угрозу, — продолжает Тэхен, — но это в прошлом. — Тебе чего надо? — перекатывает сигарету между зубами Чонгук и бросает бессмысленный взгляд на Тэхена. — Ты мог сломить весь этот город и положить всех на колени, попытаться сломать любого, измываться, убивать, но не ее, — с четким осуждением в голосе говорит Тэхен. — Ты погубил свое счастье Чон Чонгук, как и всегда, в прочем. Она полюбила тебя ни смотря на твоих демонов, я не поддерживаю ее любовь к тебе, это было скорее зависимостью, нет, ты сделал ее зависимостью и в конце концов уничтожил. Говоря эти слова, я хочу вбить тебе в голову, что ты никогда не встретишь такого человека, который полюбит тебя по-настоящему. — Ты не подумывал сменить специальность? — Чонгук выпускает серый дым прямо в лицо нагнувшего через спущенное окно Тэхена. — На психолога к примеру. — Тебе больно, — цокает языком Тэхен. — Где-то слева, наверное. Мне даже не нужно спрашивать, что произошло, потому что ты окончательно сломал и потерял ее навсегда. Упивайся этой болью, ты ее заслужил, а насчет специальности, я еще подумаю. — Удачи, — фыркает Чон, пытаясь выглядит невозмутимым, и заводит автомобиль, но резко вылетает из машины, услышав: — Она улетает. — Когда? — уже на следующей минуте Тэхен оказывается вжатым в мокрую от дождя дверь. — Говорили сегодня, — Тэхен не отталкивает Чонгука от себя, пытаясь вдоволь насладится реакцией парня, и только пропускает усмешку словив ярко отражающий на дне черных глаз страх потери. — Куда? — задается вопросом Чон, но в ответ получает лишь пожатие плечами и наглую ухмылку, которую хочется стереть, но не оказывается на это времени.***
Чонгук моментально подключает все свои связи, вперед себя отправляет своих людей, приказав перекрыть все аэропорты в городе. Кого-то отправляет к ней домой, получает отрицательные новости, несколько раз бьет по рулю, кричит в пустоту, чувствуя как горло давит чертовый комок безысходности. Он носится по шоссе, как сумасшедший, нарушает все правила дорожного движения и сильнее давит на педаль газа, выжимая из своего черного зверя всю мощь. В какую-то секунду Чонгук осознает, что не может совладать собственным телом, когда руки чуть не переламывают руль на пополам. В груди ноет тупой болью, а в висках долбит ее образ — убитая любовь, разбитые чужие мечты и осколки от чужой боли. Чонгук самый настоящий подонок, который даже смерти не заслуживает, и понятия не имеет чего он добьется подняв на уши весь город. Ну догонит он ее, остановит, а дальше что?... А дальше — четкая неизвестность. Мобильник, который мирно трезвонит между ног Чонгука, он замечает не сразу и, подобрав в руки, преподносит к уху. Это Чимин. Он объявляет, что нашел её и после скидывает координаты местонахождения.***
Лиса еще месяц назад приняла решение покинуть Корею и начать новую жизнь с чистого листа в Таиланде. Она недолго думала об этом. Манобан начнет свое образование, выберет специальность, о которой мечтает и начнет работать. Никогда больше не вернется в эту столицу, которую попытается забыть, как страшный сон. Никогда не встретится с Чонгуком и больше никогда не переживет такую боль. У Лисы с собой только небольшой чемодан, в котором все самое необходимое. Она не хочет ничего из того, чтобы напоминало ей о прошлом. Она летит навстречу новой жизни. Туда где не будет боли, страданий, предательства, лжи и даже Чонгука, с которым она когда-то связала свою душу, казалось, навечно. Еще неделю назад, в ту ночь она лично попрощалась с Чон Чонгуком и только понимает, что это было самое правильное решение в ее жизни. Первая мечта Лисы покинуть этот город навсегда, последнее — отдать себя полностью учебе и стать хорошим профессионалом в своем деле. Лиса сидит в зале ожидания и ждет известия о времени вылета ее самолета, но вместо этого сообщают, что рейс откладывают по техническим поправкам, а пассажиров просят подождать. Она делает тяжелый вдох и принимает банку холодной колы из рук подошедшей Дженни. — Думаю, неполадки скоро поправятся, — закусывает губу Дженни, наблюдая за странным спокойствием подруги. — Можно кое-что спрошу у тебя, я просто хочу удостовериться, что ты в порядке, — Дженни ждет одобрительного кивка, и задается вопросом. — Ты правда справилась? — Правда, — делает глоток колы Лиса. — Я смогла дать себе установку и собраться. Я никогда в жизни не чувствовала себя такой свободной. Лиса говорит тихим и спокойным голосом, в котором Дженни продолжает слышат нотки мольбы и бегства от самой себя. Злиться на себя, что не может сделать хоть что-то, чтобы забрать хотя бы часть той боли через какую она прошла. — Я в порядке, — заверяет Лиса, но Дженни продолжает видеть этот острый режущий на части взгляд, пропитанный болью, и кладет голову ей на плечи. — Правда в порядке. Я только начала осознавать какой глупой и слепой я была, не видела больные отношения, в которых тонула с каждым днем. Моя любовь была как яд, отравляющий кровь двоим, и от него в конце концов меня разорвало. — А если он тебя найдет? — Это будут уже его проблемы — Улыбнешься для меня, в последний раз. Я не помню, когда ты еще была настолько искренней, — просит Дженни. Лиса на автомате протягивает губы в улыбке, удивленная, что еще не забыла какого это улыбаться и излучать свет изнутри себя и даже раскрывает руки, молча прося обнять ее. Дженни сдается сразу. — Если ты правда его любишь, кончай строить из себя целку, — где-то за ухом подруги шепчет Лиса, и получает ладошкой по спине. — Я серьезно, весь город уже в курсе, что вы без ума друг от друга, кроме вас двоих. — Это так заметно? — прячет усмешку на груди подруги Дженни, а потом поднимает голову. — Прости его, он бы ни за, что бы не хотел сделать тебе больно. Тэхен не такой плохой человек. — Тебе лучше знать, — пропускает тяжелый вдох Лиса. — Мы все плохие в чьей-то истории. Лиса говорит, как чувствует и получает положительный кивок от подруги. Она неосознанно бросает пустой взгляд вдаль и на следующей же секунде ее начинает трясти, не зная как избавится от появившегося всепоглощающего холода. Дженни сразу почувствовав неладное поднимает голову к лицу подруги и прослеживает за ее потерянным взглядом. — Какого черта! — моментально вскипает Дженни, заметив направляющегося в их сторону Чонгука. Она вскакивает на ноги и в паре тройке шагов преграждает путь Чонгуку. — Мне нужно с ней поговорить, — севшим голосом просит Чон, пытаясь пройти, но Дженни ни в какую не пропускает его. — Чтобы добить? То, что натворил, мало показалось? — Лисенок... В этой ситуации, кажется, смешно только Дженни, раз она срывается на громкий смех и рукой отталкивает Чонгука назад, не замечая подобравшего к ней Чимина, которого она в глаза никогда не видала. Чимин за локоть уводит уже открыто матерящуюся на Чона Дженни в сторону и пропускает друга вперед. — Лисенок... — Не подходи! — четким ответом обрубает парня Лиса и поднявшись делает два шага назад. Чонгук не слушается, а Манобан и не удивлена. — Хотя, — пропускает она довольно ядовитую усмешку, — кому я это говорю. Ты ведь все равно сделаешь все по своему, и как я понимаю и рейс отложил ты. Зачем ты пришел? У Чонгука внутри все скручивается в тугой узел и, шумно втянув воздух, шепчет леденящее: — Я должен...хочу...мне нужно извинится, попытаться сделать хоть что то, чтобы... — у Чонгука впервые не получается связать даже пару слов, и он начинает злится на себя. Лиса пару секунд впадает в ступор, настолько, что даже перестает слышать крики выбирающейся из чужого захвата подруги, или ей просто закрыли ладонью рот. Она не веря смотрит на Чонгука, сама не понимает как такое возможно и что вообще происходит. Если это сон — она продолжения не хочет. Если реальность — пусть все закончится именно на этом моменте. Она стеклянным взглядом смотрит в сквозь Чонгука, пытаясь переварить услышанное, но внезапно расплывается в странной ухмылке. — Если это шутка, то она в этот раз на меня не подействовала, новых ран не открывает, как видишь, — разводит в сторону руки Лиса, которые начинают предательски трястись, но это уже не важно. — А знаешь почему? — задается вопросом, скорее себе, — потому что мест для новых ран для твоих слов и действий не осталось, каждая частичка моего тела и души ими забита. Поэтому ты немного опоздал, — нервно кивает, не зная как иначе отреагировать. — Прости, — Чонгук делает невидимый шаг в сторону уже готовой к истерике Лисы и продолжает шептать слова извинения. — Если бы ты сказал эти слова неделю назад, прежде чем втоптать в грязь мою любовь, гордость и меня, я бы простила, если бы ты не заломил мне руки и не показал последнюю грань грубости, я бы снова как идиотка простила бы, но ты Чонгук сделал все, чтобы было наоборот! Лиса больше себя не сдерживает, вываливает из себя все эмоции и горечь от пережитой любви, кричит на весь аэропорт, обнажает душу, недосказанные ранее слова и свои разбитые мечты. И Чонгук слушает. Он впервые это делает, а еще так сосредоточенно, не перебивая и боясь сказать хоть лишнее слово. Каждое ее слово — эта правда прямо в самое сердце. Каждая слеза — новая рана уже на его душе. В какую-то секунду Лиса замолкает, смотрит по сторонам и обессиленно оседает на колени. Ее трясет как никогда. Она не знает как успокоится и что сделать, чтобы взять себя в руки и встать на ноги. У нее внутри еще что-то разбивается, только пока не понятно что. Чонгуку так же больно, как ей. Наверное так лопается сердце, думает Чонгук потерянно смотря на рухнувшееся под ноги ему тело. У Лисы оно разбилось давно, а у него сейчас, прямо на этом моменте. Он не знает, что сделать и как сделать, чтобы помочь этому сломанному человеку. Чонгуку хочется упасть на колени рядом с ней и обнять, но вовремя вспоминает, что ему нельзя этого делать, ни в коем случае нельзя. Иначе она рассыпется полностью и больше никогда в себя в одно целое не соберет. — Чонгук, достаточно, — ладонь друга ложится на плечо и немного отрезвляет его болью от сильного сжатия. Но этого недостаточно, нужно хоть что-то сделать, чтобы помочь ей. Спастись. От самого себя. — Лиса, — подает он тихий голос. — Мне жаль... Лиса вслушивается в пару секунд, пытаясь не верить этой искренности, но у нее не получается и от этого еще больнее. Пусть бьет словами, плюет в душу, топчет гордость, но не извиняется таким скорбным голосом, которым если она откажет, то определенно умрет. — Замолчи! — сначала шепотом, еле передвигая обкусанными до крови губами. — Замолчи, умоляю. Пусть все это закончится, — хрипит. — Ты делаешь только хуже. — Я уже не смогу без тебя, я вымолю у тебя прощения, обещаю. Почему он все еще говорит, проскакивает мысль в голове Лисы. Он делает на нее шаг. Еще один. — Я не отпущу тебя, умоляю всего лишь один шанс... — Не подходи! — вскрикивает Лиса и поднимается на ноги. Чонгук вновь не слушается, касается ее локтя и уже удерживает силой, чем вызывает больную усмешку. — Ты не меняешься, — с горечью, — даже сейчас причиняешь боль, заставляешь слушать тебя. — Чонгук пытается обнять её, но Лиса никак не дается. — Если нет, то я открою для тебя твой личный персональный ад, — выплевывает прямо в губы парня. — Ты знаешь почему я ушла в ту ночь? — Лиса заглядывает в черный омут и ловит вопросительный взгляд в его взгляде. — В ту ночь я разлюбила тебя, началом стало аборт, концом твоя грубость неделю назад! — Аборт? — Чонгуку кажется, что ему послышалось, но Манобан все подтверждает, ей врать ему не зачем, тем более сейчас. — Аборт, — кивает Лиса, словно полуумная, — в ту ночь ты пришел и кинул деньги мне в лицо, за любовь заплатил... — Почему ты не сказала? - Чонгук давно уже ослабил хватку, а сейчас отшатывается назад, пытаясь переварить услышанное. — А что бы изменилось, кроме того, что ты бы лично сам подложил меня под нож? — Все, — с отчаянием говорит Чон. — Ты можешь тешить себя этим, но я ухожу, Чонгук. От тебя, из твоей жизни, из этого города и из твоего мира. Если ты мне помешаешь, я убью себя, при первой же возможности разобьюсь об твою машину, скинусь с моста, перережу вены, мне терять больше нечего! — вставить известность. — Я тебя не отпущу, — все равно пытается стоят на своем Чонгук, с усилием пытаясь перемотать вставший образ мертвой Лисы перед глазами, но сзади вновь подходит Чимин и встает перед ним, пока Дженни уводит Лису. — Оставь ее, — тихим шепотом говорит Чимин. — Так ты делаешь только хуже, — настаивает, — дай ей и себе время, чтобы осознать все. Чимин еще что-то говорит, но Чонгук шумно сглатывает, чувствуя как сердце под ребрами расходится по мелким швам и уродливо обнажает его плоть. Боль обвалакивает все нутро, расползается и выворачивает наизнанку. Поздравляю, Чон Чонгук — это конец. Финишная прямая, если двое до нее дошли, одна прорвалась вперед, а другой все равно остался за ней, с главным проигрышом в руках, не имея понятия где брать силы на дальнейшее существование. Чонгук только только осознает, что не сможет больше собраться и продолжает оставлять на каждом кругу ошметки своей прогнившей плоти. Пауза в пару минут, Лиса с каждым шагом испаряется из его виду. Лиса уходит от него. Его Лиса уходит, а что делает Чонгук? Падает на колени, больше не имея сил даже стоять на ногах, разбивает кулаками холодный пол, размазывает свою кровь и кости по нему, а после размазывает собственную кровь по холодным щекам, по которым скользят горячие капли слез. А Чонгук ведь понятие не имел, что такое слезы. Лиса вышла из его жизни. Оставила его умирать мучительно больно, даже ни разу не оглянулась. Вьелась под кожу, покрыла ее ожогами, поделившись той новостью, ношу потери, которой Чонгуку нести всю жизнь. Лиса вынула его из своей жизни, в тот момент, когда сама так глубоко поселилась в нем. Эта какая-то извращенная неподдающаяся логике шутка под названием любовь, от которой Чонгук всю свою жизнь так усердно пытался сбежать, и он теперь сидит и смотрит на остатки всего, что натворил. Он давится разорванными кусками своих внутренностей, поднявшихся к горлу и морщится не в силах проглотить. Он рукой тянется к груди, там где должно быть сердце, которое у него вырвали живьем и без анастезии, прикладывает ладонь к груди и до побеления костяшек зажимает дорогую ткань. Как бы иронично это не звучало, Чонгук сломал ее и сломался сам.