Инверсия

— Блум, смотри, я сплела тебе венок из диких трав как ты и хотела! Подойди сюда, сестренка! — крикнула Дафна, сидя на пороге их дома. Ее пальцы не спеша перебирали мелкие белые цветочки. Девочка в это время набирала воду из колодца. Ее длинный белый сарафан до щиколоток развевался на ветру, а непослушные рыжие волосы средней длины были собраны в тугую косу. Услышав голос сестры, она обернулась и, задумавшись, чуть было не выронила ведро из рук. Блум мигом покрылась краской от своей неуклюжести. — Дафна! — воскликнула она. — Ты меня отвлекаешь! Восемнадцатилетняя девушка звонко рассмеялась, откинув голову назад. — Ну хорошо, извини меня! Блум наконец-таки набрала полные ведра воды и направилась к дому. От греха подальше она поставила их возле небольшого сарая. Мало ли родители вдруг соизволят явиться домой и споткнутся о них. Тогда ей и Дафне хорошенько влетит. Блум провела рукой по лбу, смахивая мелкие капли пота, и уселась на порог рядом с сестрой. — Что ты хотела? — спросила она. — Ну-ка подвинься ближе, — улыбнулась Дафна. Рыжеволосая послушалась, и старшая сестра аккуратно надела ей на голову венок. — Ты выглядишь так мило, белый цвет тебе правда к лицу, — сказала девушка, проведя рукой по щеке Блум. — Скоро уже настанет пора выдавать тебя замуж за какого-нибудь красавца. Может даже не местного. — Нет, — буркнула рыжеволосая, — давай уж сначала ты обрадуешь наших родителей. А то я пока не горю желанием. Дафна грустно улыбнулась в ответ на слова Блум. — Боюсь, что я уже не подхожу по возрасту. Если меня не взяли замуж в шестнадцать лет, то вряд ли возьмут в восемнадцать. — Что за бред! Тебе же не восемьдесят! Тоже мне приговор! Вот вырасту и сама найду тебе мужа, понятно? — фыркнула девочка. Дафна рассмеялась и прижала голову Блум к своей груди. — Какая ты непослушная, — сказала она, игриво надувшись и поцеловав сестру в лоб, — вечно идешь против всех. Даже родители удивляются, в кого ты такая пошла. Они у нас вообще вроде бы спокойнее камня. Рыжеволосая не ответила, а молча обняла Дафну в ответ и наслаждалась мгновением близости с сестрой. Ей нравилось ощущать тепло родного человека рядом с собой. Родители девушек были главными в их небольшой деревне, и им практически не было дела до воспитания своей младшей дочери. Дафна с десяти лет добровольно взяла эту обязанность на себя. Поэтому неудивительно, что они всегда были вдвоем. Куда шла Дафна — туда по пятам за ней семенила и Блум. Их невозможно было разлучить. Девочка надеялась, что сестра будет с ней рядом. Во что бы то ни стало. Всегда. — Хочешь кушать? — тихо спросила ее Дафна, погладив рыжеволосую по голове. — Да, немного. — Тогда пойдем. Я, пожалуй, сварю нам кашу. Блум отстранилась от сестры и согласно кивнула ей. Та улыбнулась, заходя в дом. — Не забудь закрыть дверь на засов, когда решишь войти, — напомнила Дафна, направляясь на кухню. — Хорошо! Рыжеволосая продолжала сидеть на пороге, слушая как позвякивает посудой сестра. Она облокотилась о косяк и закрыла глаза. Ветер приятно обдувал ее лицо, а заходящее солнце согревало босые ноги в многочисленных царапинках, которые Блум с удовольствием вытянула. За долгий день она успела набегаться по деревне вдоль и поперек, а потому сейчас чувствовала себя уставшей. Вдруг на горизонте она заметила идущую к дому фигуру. Блум напряглась и прищурилась, чтобы различить хотя бы какие-нибудь черты. Через пару секунд девочка поняла, что сюда направляется их мать. Марион была несомненно хороша собой — высокая, стройная женщина, которую практически не затронул возраст. Ее огненно-рыжие волосы (у Блум они были чуть светлее) развевались на ветру, а на голове была надета аккуратная золотая диадема. На ней был такой же кипельно-белый сарафан, только внизу он был расшит красными нитями, которые напоминали пламя. Ноги ее были обуты в легкие сандалии. Марион шагала твердой и уверенной походкой. Девочка радостно вскочила, чтобы обнять мать, однако та, подойдя к ней, всего лишь слегка коснулась своей рукой ее головы, а потом зашла в дом, зовя Дафну. Блум насупилась, и от обиды на мать у нее на глазах выступили слезы. Рыжеволосая снова плюхнулась на порог, вытирая рукавом свои щеки. Из-за того, что она была поглощена своими размышлениями и обидой, девочка даже не вслушивалась в разговор, который с каждой минутой становился все напряженнее. Слова, вылетавшие из уст обеих становились все громче. В итоге Блум очнулась от того, что Дафна громко стукнула рукой по столу. Любопытство девочки пересилило обиду на мать, поэтому она вошла в дом. Блум застала их на кухне. Дафна сидела на стуле растерянная и покрасневшая, а мать оставалась все такой же непоколебимой, какой и была всегда. — Дорогая Блум, — сказала она, и ее голос разнесся эхом по пустому дому, — у меня для тебя есть новость. Дафна молчала и прятала взгляд. — Тебе выпала великая честь стать спасительницей нашей деревни, — продолжала Марион. — Сегодня мы с твоим отцом навещали мудреца, и он сказал, что настал твой черед. Жребий показал на тебя. — Мой черед? — недоумевающе спросила Блум. — Да. Твой черед отправиться в логово Дракона.

***

Оставшиеся три дня для девочки пролетели как в забытьи. В честь такого великого события из соседней деревни вернулся отец, и они с матерью начали собирать Блум в дорогу. Дафна все это время либо молчала, либо просто услужливо помогала родителям, выполняя их просьбы. Она напоминала сомнамбулу. С сестрой девушка почти не общалась. Блум несколько раз пробиралась к ней в комнату, чтобы как раньше сесть и поговорить обо всем на свете, посидеть в обнимку, послушать сказки, но Дафна отнекивалась и ссылалась на то, что она занята. Впервые в жизни за тринадцать лет Блум почувствовала себя по-настоящему одинокой в собственном доме. Она хотела заплакать как следует навзрыд, однако, как назло, слезы отказывались литься из ее глаз. Утром ее разбудила мать и сказала, что настала пора ей покинуть родной дом. Блум равнодушно взглянула на нее и безропотно повиновалась воле Марион. Женщина усадила ее перед собой и принялась расчесывать волосы Блум. — Ты стала такой взрослой, — сказала она, мягко проведя деревянным гребнем по рыжей копне. Эти слова должны были прозвучать с умилением, как это обычно бывало у других матерей, однако почему то Блум не уловила эти ноты в голосе Марион. Скорее она сказала это как обычную стандартную фразу, которую по канонам было необходимо произнести в этот момент. — Спасибо, мама, — сухо отозвалась Блум. Рыжеволосая сидела и не двигалась, пока Марион аккуратно расчесывала волосы и вплетала в косу белую ленту. Закончив с прической, она заставила девочку переодеться в новый сарафан. Своим видом наряд поразил Блум. Вышивка на нем была голубой. Ярко-голубой. Нити сплетались между собой, образуя красивые языки пламени совсем как на сарафане матери. — Нравится? — тихо спросила ее Марион, склоняясь к Блум. — Я купила его у иноземных торговцев специально для тебя, а вышивку сделала сама. Мне очень хочется, чтобы ты в этот день была красива как никогда. — Я правда могу его надеть? — Конечно. Для этого он ведь и предназначен. Блум повертелась перед маленьким зеркалом, и на ее лице промелькнула улыбка впервые за три дня. Она была так поглощена своим созерцанием, что не заметила Дафну, тихо стоящую на пороге. — Ты очень красивая, — сказала сестра. Блум обернулась, взглянула на нее, но не сказала ни слова. Обида все еще крепко сидела в ней. Дафна, видно, поняла это, поэтому не стала пытаться выдавить из сестры что-то еще. — Мама, можно я останусь на пару минут с Блум наедине пока вы запрягаете лошадей? — спросила она. Марион молча и будто бы подозрительно посмотрела на свою дочь, а затем, коротко кивнула. Едва та вышла из комнаты, Дафна ринулась к Блум. — Сестренка, — сказала девушка, взяв тоненькие ручки рыжеволосой в свои, — у меня к тебе есть последняя просьба. Я странно вела себя эти три дня потому что наша мать запретила мне какое-то время разговаривать с тобой. Поверь, я мучалась не хуже тебя. Можешь молчать, если ты обижена на меня, но пожалуйста, выполни ее. Выполни мою просьбу. Блум внимательно посмотрела на сестру. — Я не могу долго обижаться на тебя, Дафна, — прошептала девочка, чувствуя, что глаза у нее снова на мокром месте. Старшая сестра благодарно улыбнулась и достала из кармана браслет. — Золотой! — ахнула Блум. — Да. Это мне подарил один…мальчик. он приезжал сюда из другой деревни, и нам удавалось какое-то время проводить вместе. На прощание он подарил мне это. А теперь я передаю его тебе. — Дафна, я не могу принять такой подарок! Он ведь был предназначен только для тебя. — Блум, послушай меня внимательно. Бери его. Я хочу, чтобы у тебя хоть что-то осталось на память обо мне. Спрячь его в карман пока что, чтобы родители не увидели, иначе отберут. Рыжеволосая взяла браслет и взглянула на сестру. Та уже не пыталась скрыть своих слез. Блум не выдержала и крепко ее обняла. — Тогда я оставляю тебе свою ленту, — сказала она, бросаясь к ящику и вытаскивая ее оттуда. Она была ярко-желтой. Девушка мигом повязала ее себе на запястье и еще раз обняла Блум. — Я спасу тебя, — прошептала девушка. — Я обещаю, что спасу. В прошлый раз я не смогла помочь своей подруге, но жизнь дает мне шанс искупить вину, оставив жизнь собственной сестре. — Спасешь? О чем ты говоришь? От чего меня нужно спасать? — Дафна, время не ждет, — донесся громкий голос Марион из кухни. — Я люблю тебя, — шепнула девочке ее сестра, когда они вышли из комнаты. Выйдя на улицу Блум увидела четырех запряженных лошадей, стоящих рядом с сараем. — Мама, а разве Дафна с нами не едет? — спросила она, подойдя к женщине. — Нет, дорогая. Дафна остается дома, — сказала Марион. — Зато с нами едет мудрец и твой папа. Тебе точно не будет скучно. Блум было совершенно все равно на мудреца, а вот собственного отца, Оритела, она немного побаивалась. Тот всегда выглядел довольно строгим, суровым, хмурым и уделял ей еще меньше внимания, чем мать. Вот и сейчас он стоял, поправляя свои красивые одежды, и смотрел на дочь сверху вниз. Рыжеволосая уселась в седло. То же самое сделали ее родители и мудрец, который искоса посмотрел на Блум. Ей это совершенно не понравилось и она нагло отвернулась от него. Дафна, стоящая на пороге, помахала им рукой на прощание, и они пустились в дорогу. Когда они отъехали на достаточное расстояние, ее рука сжалась в кулак и загорелась ярким белым огнем. — Блум, — сказала девушка, — я спасу тебя.