***
Никогда бы не подумал, что после смерти меня встретит одна лишь темнота. Это не рай, куда пути мне изначально заказано не было, всё же много я дел натворил. Даже не ад, про который мне так яростно в детстве затирали различного рода верующие, начиная с непомерно толстых священников и заканчивая старыми бабками. Где все эти лохматые черти с рогами и вилами, которые варят непокорных грешников в больших железных котлах и то и дело протыкают своими вилами, если виновный слишком тихо кричит? Где сам Дьявол-Сатана, или как там его, который внимательно следит за бесконечным адским огнём и мучениями нечестивцев всех видов и родов? Палящие камни, на которые только вступишь — прижаришься стопами так, что, сделав после шаг, часть кожи останется на булыжнике, оголяя мышцы и так до самых костей? Вода, настолько горячая, что шпарит руки и испаряется, стоит только попытаться напиться? А семь кругов ада, каждому из которых строго приписаны провинности? Где это всё? А ничего и нет. Ада попросту не существует, по крайней мере, в привычном понимании. Ни ада, на чистилища. Да уж, эти старухи даже представить не могут, что вместо ада их ждёт простая тьма. Тьма, в которую я и при жизни погрузился с головой, мне ли не привыкать? Тьма всегда ожидает меня, хватает своими склизкими отростками и затаскивает обратно, стоит мне только попытаться выбраться из неё. А раньше ведь, всё было совсем не так. Беззаботное детство, искренняя любовь ближних и невинные эмоции, солнечные дни, наполненные счастьем. Почему ты забрал всё это, погрузив меня в отчаяние, в эту липкую субстанцию, под названием «Месть»? И ведь не только меня одного. Всех людей и икенумовцев, что погибли в том настоящем адском котле, лучшего друга и примера для подражания ты низверг в пучину тьмы. Сигма, я всё ещё ненавижу тебя. Хоть мне и казалось, что в тот момент я отпустил этот камень, тянущий на дно, и теперь смогу упокоиться вместе с родителями, вместе со всеми, кто был мне дорог, я всё ещё одинок. Я всё ещё во тьме из-за тебя. Здесь ничего нет, сплошная пустота. Я даже опоры под ногами никакой не чувствую, да и не кажется мне, что я парю. Даже себя толком не вижу, а тело настолько тяжёлое, что трудно дышать, да и есть ли оно вообще, тело-то? Я во тьме. Во тьме, которая не даёт вздохнуть спокойно. Давит на все мышцы, кости, органы, не давая никому из них сокращаться. Во тьме, которая по праву может назваться адом, смещая горящие стены и потолки родного города. В одинокой тьме, что, кажется, будет длиться вечно. И через всю эту тьму пробегает вся моя жизнь. Перед глазами до сих пор маячит искусственно созданный островок «Надежды Гапаниза»... Да какой, к чёрту, «Надежды»? Наоборот бесконечного отчаяния. Огромная, просто непомерных размеров, Катастрофа, что возвышалась высоко над горами, коими был окружен весь дрянной остров. Такая белоснежная, просто безупречная, подними только на неё взгляд, как тебя не сможет ослепить даже солнце. Машина загородит не только его. Небо, звёзды, луна. Всё это сокрушится перед единственным видом великого механизма. А его тень накроет тебя с головой. Как вообще выглядит небо? А облака на нём..? Да кому это вообще интересно…***
Лёгкий и тёплый свет, что совсем не напрягал глаза, медленно пробирался сквозь затуманенный разум, постепенно образуя картинку. Сначала мыльную, непонятную, различимы были только пятна, будто нарисованные на холсте, два или больше, а то и вовсе одно. Однако это всё вскоре приобрело маленький смысл, одна самая яркая клякса на фоне другого вдруг трансформировалась в светильник, может в керосиновую лампу, что и испускал из себя весь этот тёплый ласкающий свет. Этот источник стал первым, что принял чёткую форму. От того ли, что он был ближе всего? Или от того, что это первое, на чём сфокусировался усталый, побитый и слипающийся взгляд зелёных очей? Однако понять, что это за мельтешащие перед лампой точки, что порой оставляли за собой след и смазывали тем самым всю картинку, всё еще было невозможно, а от концентрации на них голова раскалывалась. Лучшим решением явно было не смотреть на эту телевизионную рябь, однако при попытке отвести взгляд куда-то в сторону, или вообще закрыть глаза, всё отдавалось жгучей болью. Даже пошевелиться было никак. Хотелось закрыть глаза и вновь погрузиться в ту спокойную темень, где ничего не чувствовалось. Голова лишь сильнее начала болеть, будто по ней били молотом в какой-то такт, когда ушные перепонки начали улавливать постепенно приближающиеся стуки. Казалось, что кто-то просто забавлялся, удостаивая барабан своими ударами. Или, может, это были обычные шаги? Какая разница, если от такого противного звука хотелось закрыть уши ладонями или напрочь вырвать эти самые перепонки вместе со всем, к чему они прилегают? Но что бы то ни было, оно затихло, а перед глазами бедняги снова возникла тень, преграждая собой лучи света. Это было какое-то новое пятно, похожее на человека, но главное — живое. И лучше бы оно таким не оказалось, ибо новая порция звуков, что оно издало, вновь ударила по голове. Однако, видимо понимая общее состояние больного, голос неизвестного вскоре утих, отдаваясь смазанным эхом где-то в глубине. Постепенно новосозданное пятно становилось всё больше, будто приближаясь к глазам ближе и ближе. Не понятно на что оно было похоже, вблизи всё снова смешалось в одну целую кляксу. И жгучее ощущение, словно только что ошпарили кипятком, ознаменовало первое прикосновение незнакомца. Обычная человеческая температура тела невыносимо обжигала, однако закричать или хоть как-то выразить недовольство не представлялось возможности, бедняга не мог в полной мере контролировать своё тело. Жар отстранился всего через несколько секунд, но, понятное дело, время сейчас двигалось особенно медленно. Не сразу пришло осознание, что вновь наступила темнота. Мутный разум, явно противореча желанию скорых грёз, против воли концентрировался на звуках, тратя и без того последние силы. Дыхание. Хриплое, тяжёлое дыхание, точно металлические плиты в несколько тонн давили на стенки лёгких, скрежеща друг о друга, преграждая пути для кислорода. Этот хрип заполонил все внутренности, он звучал отовсюду, становясь ненавистным, поражал все имеющиеся органы словно паразит, кричал об общем состоянии его носителя. И только невыносимо громкий звук капель воды смог приглушить этот ужас, перетягивая ненужную концентрацию сознания на себя. Темнота в глазах постепенно налилась синим цветом, что переливался то в голубой, то в фиолетовый, имитируя воду. Реализма ко всему этому добавил внезапный холод, улёгшийся прямо поверх глаз. Капли скатывались по лицу, шпарили и без того горящие адской болью веки, проникали через ресницы, касаясь белка закрытых очей, они делали всё, чтоб вернуть ослеплённое сознание обратно в взбаламученную двумя телами и железом воду. Уже и сомнений не оставалось. Он точно в воде. Точно идущий ко дну. И перед глазами всё тот же размытый силуэт потерявшего сознание врага. В этот раз. Должен ли он закончить начатое? «...у..бей...» Донеслось до него где-то позади. Чей-то тёмный одинокий и неясный силуэт еле слышно повторял одно лишь это слово. Однако оно прямо въедалось в черепную коробку, прогрызало себе путь в корку мозга и обосновывалось внутри, доедая куски осмысленности. Как что-то родное. Знакомое. Заставляющее перейти к решительным действиям, а не просто смотреть на уцелевшего, но изрядно побитого врага. Ослабленные, измазанные в корке подгоревшей крови руки в порванных рукавах, как и в прошлый раз потянулись к шее недруга, который не мог сопротивляться. А голос всё шептал, не позволяя ни на секунду отвлечься, задуматься о правильности действий, расставить всё по полочкам. Словно дирижер он двигал чужим телом, эмоциями и мыслями. Хотелось заткнуть противный лепет, что становился всё громче и громче, уже отдаваясь эхом, будто полностью опустошив черепушку от лишнего мозга. Просто выполнив то, что тот неистово требует, всё прекратится. Достигнув злополучно открытого места, закостеневшие пальцы, словно змеи, обвили тонкую шею врага. «...ещё..нем...ного...убей...» Провоцировал голос. Кажется, и расплылся он в жутком смехе тысячи тысяч отчаявшихся душ, под смертельное сжимание рук, ладоней, пальцев. Всего, что касалось тонущей шеи, что в следующее мгновение попросту распалась на мельчайшие частицы светлых пятен. И резко всё умолкло. Сладострастная тишина. Всё не только затихло, но и пропало. Резко вернулась тьма, будто она никуда и не уходила. Вернулось абсолютно всё, что та несла за собой. Однако какое до неё было дело бедняге, если того больше не преследовал тошнотворный гогот?