ленты.

Атласная черная лента стискивает запястья, давит, не дает возможность двинуться. Руки плотно зафиксированы той же лентой у изголовья кровати, глаза скрыты за бархатной тканью. Санкт-Петербург вздрагивает и млеет от любого касания, даже самого невесомого. Он и раньше был отзывчивым на тактильность, но ныне его чувствительность достигла максимума. Москва в восторге: неужели какая-то тряпка на глазах творит такую магию? Он знал про всякие там обострения ощущений, когда одно из чувств притупляется, но почти не думал использовать такое вживую. Вообще, всё произошло как-то спонтанно, потому и вызывает невероятный трепет. Михаила никогда особо не тянуло к посторонним предметам в постели. Пока эмоции есть — секс не станет скучным. А если эмоций нет, то их не спасёшь сомнительными экспериментами. Но Питер настолько красив со своими милыми чертами лица, бледной мягкой кожей, по-аристократически длинными пальцами и выпирающими ключицами, что его точно хотя бы раз надо было связать, чтобы вся эта красота оказалась всецело во власти Михаила. Он ведь ничего плохого не сделает, так почему бы и не отдать ему свои тело и душу? А Александр-то и не против. Он вообще Мише полностью доверяет, но с ума сходит от отсутствия возможности проявить инициативу. Саша ведь и сам любит ласкать. Ему бы сейчас дотронуться до горячего тела Москвы, пробежать пальцами по спине, едва-едва касаясь шрамов, и припасть губами к шее. Однако список доступных действий свёлся к минимуму — этой ночью он беспомощен. Александр мысленно воссоздаёт образы: он уверен, Миша лукаво смотрит на него из-под полуопущенных ресниц, улыбается, пока прикусывает тонкую кожу на внутренней стороне бедра. Питер в ответ дёргается, пытаясь то ли отстраниться, то ли, наоборот, придвинуться ближе. Михаил в эту ночь был особо внимателен, словно хотел изнежить каждый сантиметр родного тела, заставляя вновь и вновь повторять своё имя. Москва поднимается выше, проводит рукой по возбуждённому члену Александра, не задерживаясь. С губ Саши слетает разочарованный стон, который ласкает слух. Михаил навис над Питером, опëрся на одну руку, поставленную сбоку, а вторую он положил на алеющую тёплую щёку. Большим пальцем огладил скулу, забираясь под повязку, но не снимая её. Саша ластился, хотел большего, и Миша полностью разделял это желание. Во мраке комнаты, на фоне бордовых простыней и чёрных лент, кожа Санкт-Петербурга казалась молочно-белой, если не считать россыпь засосов по всему телу. Где-то были свежие и яркие, которые Москва только-только успел оставить, а где-то красовались уже блёклые с прошлых ночей. У Михаила тоже вся шея была покрыта этими маленькими бледными синяками. Миша осматривает плоды своих трудов, запоминает все изгибы тела Саши. Откровенно наслаждается доминированием, чего уж скрывать. Александр физически ощущает чужой взгляд на себе и почему-то уверен, не будь на его лице маски, они бы с Москвой пересеклись глазами. Тишина прервалась кратким стоном. Александр беспомощно дернул руками, когда Миша прикусил мочку уха, оттягивая и опаляя своим дыханием. Жарко. Москва скользит ладонью вверх по руке Питера и цепляет край ленты. Оковы из ткани спадают на подушки, Саша выдыхает хриплое «Наконец-то». — Понравилось? — Михаил перехватывает запястье Александра, проводит языком по следам, оставленными атласными краями. — Ты перетянул, — вскидывает голову, набирая в лёгкие побольше воздуха, будто лента всё это время обвивала его шею, мешая дышать. — В следующий раз буду аккуратнее. Александр не успел понять, когда они уже договорились о следующем разе. Даже времени на подумать не было, потому что Миша накрыл его губы своими, выбивая напрочь все мысли из головы и набранный в лёгкие воздух — Питер так давно мечтал заполучить этот поцелуй. Всё внутри сжалось, перевернулось, бабочки разлетелись, устроили свою маленькую вечеринку от одного лишь касания Москвы. Первые мгновения они целуются нежно, мягко, и только потом углубляются. Мокро, развязно, нагло, как хочется: кусаясь и сталкиваясь зубами. Саша цепляется за плечи Миши онемевшими пальцами, как за единственное, чему он может доверять во мраке. В целом, это даже недалеко от правды. Санкт-Петербург ещё не успел забыть темноту и страх, которые следуют бок о бок с ним. Но вот сейчас в объятиях Москвы нет ни намёка на панику, образы из прошлого не всплывают в голове. Только лишь чужие губы кажутся обжигающими, и тело начинает уже бить мелкая дрожь, потому что хотелось. Конечно, есть эпизоды, когда нет никакого возбуждения, а лишь желание трогать. Такое порой случается и бывает даже лучше секса, ведь как-то внезапно выяснилось, что тискать друг друга, бесконечно долго лёжа на мягкой кровати, слишком увлекательно и приятно. А вот секс — это что-то быстрое, с Москвой иначе быть не может. Страсть и возбуждение затмевают всё остальное, выкладываешься на сто тридцать восемь процентов, ощущаешь весь спектр эмоций, а потом несколько минут ещё в себя приходишь. Там начинают и засосы тянуть, и поясница болеть, ибо ещё какое-то время назад выгибался до хруста в позвоночнике, и вообще мир приобретает свои обычные оттенки. Закидываешь простынь в стиральную машину и отмокаешь под душем, если не заснул раньше. И вот именно сейчас был настрой получить это. Абсолютно всё. Александр наугад тычется куда-то в шею Миши, целуя. Москва только недавно был в душе — от него веяло шампунем, гелем, всем Сашиным. Это кружит Питеру голову. Справедливости ради, Мишу тоже ведёт от запаха Александра. Он всегда пахнет мятой, свежестью и чем-то сладким, как выпечка. Саша уже плохо контролирует свои движения, он хватается за подушку, опирается на неё, чтобы устоять в коленно-локтевой. Москва не медлит: льет лубрикант и входит. Подготавливает несколько небрежно, но старается не приносить лишней боли. Он разводит пальцы внутри, разминая упругие стенки, проникая так глубоко, как только возможно. И Михаил всё делает правильно, потому что Петербург начинает тихо стенать на выдохах, зазывно раздвигать ноги шире и лихорадочно шептать что-то про «Пожалуйста» и «Ещё». На глазах до сих пор повязка, но какая разница, если Саша всё равно жмурится до вспышек перед глазами, когда Миша, добавив смазки, входит сам. Не спеша, но сразу на всю длину. Москва сжал руки на талии Питера, удерживая одновременно и его, и себя. Сашу — потому что тот уже начал терять равновесие и съезжать куда-то в сторону, прогибаясь. Себя — потому что разум начал отходить на второй-третий-четвёртый план, забирая с собой самоконтроль, оставляя лишь невыносимое желание. Александр громко стонет, когда Миша резко двигается вперёд, а потом медленно отстраняется и вновь наваливается, занимая собой всё пространство. Москва уже знает, выучил, под каким углом и как надо входить, чтобы Саша терял рассудок от удовольствия. Михаилу действительно нравится слушать эти бессвязные слова, прерываемые на охи и вздохи. У самого уже дыхание сбилось к чёрту. Он двигался в рваном темпе, вжимая Питер в матрац. Нависал, прикусывая кожу на плечах и загривке. А весь мир Саши сосредотачивался на ощущении заполненности, на резких фрикциях и ритме, задаваемым Мишей. Как бы избито ни звучало, действительно хотелось полностью раствориться друг в друге и ментально, и физически. Хотелось делить одни чувства, одно наслаждение на двоих. В целом, в том, что Москва и Санкт-Петербург дополняют друг друга, как две детальки пазла, не было никакого сомнения. Саша вздрагивает всем телом, вытягивается, ощущая приближающуюся разрядку. Он уже пару раз был на грани, когда Миша уделял особое внимание самым чувствительным местам на теле Александра. Но Питер не думал, что сможет кончить, не трогая себя. Однако оргазм захлестнул с головой, по телу разлилась тянущая истома. Москва почувствовал, как Саша сначала сжал его внутри себя, выгибаясь, а потом, хрипло выдохнув, обмяк. Миша ускорил темп, догоняясь самостоятельно, будучи уже совсем близко. Ему было достаточно ещё пару раз резко толкнуться внутрь, чтобы кончить. И Москва замер, пока в ушах тихо звенело. Саша ленно упал на подушки, когда Миша перестал удерживать его. Зажмурился, приходя в себя. Москва улёгся рядом и наконец-то стянул с Петербурга маску. Александр приподнялся, чтобы глянуть на Михаила. Перед глазами всё ещё плясали пятна, но они не смели мешать разглядывать раскрасневшееся лицо Миши. Даже укладка почти не пострадала, не учитывая пару прядей, которым всё-таки удалось выбиться из общей картины. Питер потянулся к голове Москвы, чтобы растрепать светлые волосы. — Что ты делаешь? — щурится Миша, пока Саша с детским интересом перебирал пшеничные пряди, взлохмачивая их. — Делаю вид, что я принимал непосредственное участие. — почти с первой попытки выговаривает Питер севшим голосом. — Ну что ты, ты был самой важной частью. — Москва едва ли не мурлычет, расплывается в улыбке. Михаил поддается, когда Александр, надавив на затылок, заставляет приблизиться. Саша утягивает Москву в нежный, полный любви и усталости, поцелуй. — Больше никаких связываний, — выдыхает Питер, едва отстранившись. И тогда уже Михаил замечает на щеках и на носу тоненькую полоску, оставленную краями ткани, но она почти полностью сливается с румянцем. — Жаль, тебе шло. Миша долго в памяти будет хранить Александра со связанными руками над головой и наполовину закрытым лицом. По одному только шальному блеску во взгляде было ясно, что Михаил прокручивает в мыслях стенания и вид извивающегося от неги Саши. За это, кстати, он получил легкий удар в плечо, чтобы лишний раз не фантазировал себе несбыточные мечты. Хотя всё возможно, если утром Питер не избавится от чёрной атласной ленты и бархатной маски.