«Молись»

Джордж загнанной в клетку птицей бьется в чужих руках, ощущая, как его спину обдает холодом, что исходит от существа, поймавшего его, словно в силки. Он ощущает гнев лесного монстра, недовольного его глупым решением сбежать, чувствует, как судорожно бьются мысли в его голове, пока он придумывает, как бы удержать брюнета, и в Джордже, к его собственному удивлению, тоже начинает закипать злость. Ибо какого хрена? А он, зараза, словно бы чувствует, что у парня есть, что сказать. Чувствует, и благосклонно убирает руку от лица, а после, чуть помедлив, и вовсе отпускает парня из объятий когтистых лап, позволяя ему, отпрянув, резко обернуться, смотря на своего… Джордж морщится, когда в голову приходит мерзкое слово «хозяина», заставившее самостоятельного целителя, привыкшего полагаться на себя, вздрогнуть. — У нас не было условий о том, что я не имею права уходить из деревни, разве нет? — медленно интересуется Джордж, пытаясь скрыть в голосе ядовитые нотки. Не стоит, пожалуй, грубить существу, которое способно тебя убить, проснись в нем подобное желание. — Я думал, это очевидно? — существо как-то странно склонило голову, разглядывая человека и позволяя, собственно, рассмотреть и себя. Наверное, Джордж смог бы назвать его «человеком». Ноги были, руки тоже. Брюнет чувствовал, как пощипывает на щеке царапина, но никак не мог найти причину — никаких звериных, как показалось парню, когтей не было. Просто крупные ладони, спрятанные во что-то, отдалённо напоминающее перчатки. Одежда странная, слишком вычурная, но даже это не привлекает внимание. Привлекают внимание уши. Уши, которыми существо дергает, когда прислушивается к чужим словам, в одном из которых ярким золотом горит колечко, сделанное непонятно зачем. Объект столь пристального наблюдения, к слову, не сопротивляется. Даже не говорит ничего, просто усаживается на землю, по-турецки сложив ноги, и Джордж почти что машинально повторяет это за ним, устраиваясь на траве напротив. Лесное, кхм, чудовище помалкивает, словно бы поуспокоившись, дает Джорджу возможность бессовестно разглядывать его, пытаться понять, что за странные обломки тот видит на чужой макушке. — Итак, ты успокоился? — через некоторое время интересуется оно, чуть склонив голову. Голос, кажется, немного приводит в себя забывшегося Джорджа, у которого в голове уже начали крутиться странные мысли о том, какие эти уши на ощупь. Брюнет хмыкает. Успокаиваться из них двоих, несомненно, следовало этой штуке. Джордж помнит, какую ярость почувствовал он всем своим нутром, когда согласился на побег из деревни. Существо не хочет его отпускать. — Прекрасно. Видишь ли, я надеялся на твое благоразумие. Думал, что ты все-таки поймешь, что пытаться сбежать от меня, нарушив наш договор — плохая идея. Я сглупил. Придется сделать так, чтобы в дальнейшем не допускать подобных оплошностей. — Для этого тебе было бы достаточно говорить об условиях сделки заранее, — Джордж понимает, что сейчас играет с огнем. Играет с огнем, но поделать с собой ничего не может. Недовольство, что клокочет в груди, стараясь выскочить, сильнее. И эта наглость злит лесное создание. — Либо, — вкрадчивый голос наполняет, кажется, всю поляну. Создается такое ощущение, что говорит это не существо, что сидит перед ним, а сам лес, шуршащий листвой на ветру. — Я просто запрещу тебе выходить из деревни без моего ведома, м? — Не посмеешь! — мгновенно взбеленившись, подскакивает с примятой травы парень, сжав руки в кулаки. Нет, нет и еще раз нет! Он не может просто взять и покинуть лес! Сидеть пойманным зверем на цепи, смотря в приковывавшую внимание чащу — не для него. Он провел в этом сраном лесу не один год, и не собирался просто так, просто по желанию какого-то суще… — Боже правый! Грудь обжигает, словно огнем, все тело на секунду ослабевает, и ноги, подкосившись, перестают держать его, вынуждая брюнета рухнуть обратно на траву, смотря на демона, изо рта которого, скрытого под маской, раздается смешок. Руки Джорджа дрожат, боль не проходит, вынуждая сжимать зубы, в то время как в глазах формируются мерзкие слезы, брызнувшие из глаз, словно искры. Больно, зараза! — Прекрати это, — в какой-то момент все же, переборов свою гордость, просит Джордж, не в силах терпеть боль, что волнами накатывается на тело, становясь с каждым разом, с каждой секундой все сильнее. Существо отрицательно мотает головой. — Пожалуйста! — Это делаю не я, — тихо, словно бы даже сочувствующе произносит оно, и Джордж морщится, словно ожидая удар, когда оно подносит к нему руку и аккуратно, словно зверюшку, гладит по голове. Старается успокоить? Оно что, способно на эмпатию? — У тебя со мной договор, Джордж. И сейчас, сопротивляясь, ты ведешь себя попросту глупо. Ты не можешь отказаться, иначе наш договор будет расторгнут. Знаешь, что произойдет, случись это? Ты умрешь. Очевидно, не так ли? Джордж, болезненно сморщившись, кивает, и лесное чудовище продолжает свои странные, пространные речи. — Умрешь, — повторяет он, и Джорджу кажется, что он слышит в голосе собеседника какую-то глухую горечь, или организму, измученному болью, это просто кажется. — Твое тело вернется в тот момент, когда ты чуть не умер. Обратно, в пасть к волкам. Ночью ты был близок к этому. Ты едва не забыл об уговоре, счел, что это было простым сном. Джордж видит, как черная улыбка, нарисованная на белой, фарфоровой маске, словно бы темнеет. Даже не так, густеет, меняя цвет на какой-то коричневатый, и брюнет морщится, но в этот раз не от боли, от отвращения. С цветами, откровенно говоря, у него с самого детства были проблемы, но он почти на сто процентов был уверен, что знал, какой цвет он сейчас видит. Вернее, чего. Цвет крови вообще было трудно не отличить от чего-либо. Бежать некуда. Молитвы не помогают. Джордж тяжело выдыхает. Попытки упрямиться к добру не приведут, не так ли? Не помогут сбежать от таинственного существа, убьют, растерзав тело острыми, как бритва, клыками. Джордж, по-детски шмыгнув носом, мысленно выдыхает. Упрямиться бесполезно. Бессмысленно. Глупо. Не хочется терять только полученную им жизнь ради какого-то сраного леса, ради… И, словно по мановению волшебной палочки, боль прекращается. Исчезает без остатка, не оставив после себя ничего. Ни спазмов, ни нытья конечностей. Джордж рвано выдыхает и, осмотрев себя, возвращает все свое внимание к существу. Иллюзия с кровью на маске исчезает, она вновь чиста, лишь угольно-черным огнем выделяется на белом фоне улыбка. Все становится как раньше, как раньше, но в голове стоит какой-то барьер. Странный, незримый. Джордж пытается понять, что значит этот барьер, но тот, словно затянутый легкой дымкой, не поддается, не дает пробиться, узнать его предназначения. Впрочем, логику Джорджу никто не отменял, и тот почти уверен, что знает, что это за барьер. Запрет на поход в лес. Запрет на выход из деревни. Запрет, чего греха таить, на шанс сбежать, спрятаться, уйти из-под власти существа. Обмануть. До Джорджа почему-то не сразу дошло, что пытаться обмануть блядского демона — плохая идея. — Вставай, — поднявшись, протягивает руку существо, предлагая свою помощь. — Нам надо обсудить некоторые вещи, а заодно и вывести тебя отсюда, темнеет. Ты же не хочешь опять остаться тут на ночь, а? — Это желание? — Джордж осторожно смотрит на протянутую руку, не решаясь принять помощь. — Эм, нет? — существо, кажется, оказывается сбитым с толку таким, как казалось брюнету, очевидным вопросом. — Тогда откажусь, — цедит сквозь зубы парень, поднимаясь с земли и отряхивая одежду. Чище она не становится. Брюнет лишь закатывает глаза. Он знает, что нужно помыться, а заодно и постирать одежду, испачканную кровью, знает, что его внешний вид привлечет ненужное внимание, но на это нет ни сил, ни времени. Слишком уж утомительными были последние несколько дней. Оно раздражено подобным отказом, это… Джорджу бы хотелось сказать, что это видно, но за маской невозможно заметить эмоций. Это чувствуется. Да, именно так. Чувствуется раздражение, смешанное с каким-то странным недоумением, что ли. Словно бы он не ожидал, что жертва, попавшая в капкан, начнет сопротивляться. Оно медлит, внимательно наблюдая за тем, как Джордж, отряхнувшись, тянется за скинутым мешком с травами, набранными, как теперь он догадывался, не без помощи этого ушастого мудня, что следил за ним каким-то липким взглядом. Становится не по себе. Джордж не видит глаз существа, но он почти на сто процентов уверен, что две точки, которые словно бы немного расплылись, как краска под дождем, смотрят точно на него. Не в глаза, в душу. Анализируя, стараясь предсказать, что глупый человек предпримет дальше, попадет ли в еще одну ловушку. На него смотрят, как на занятную зверушку, словно бы наблюдая, полезет ли мышь за куском сыра в мышеловку. Это бесит брюнета, больно бьет по самомнению. Мало того, что в доме заперли, словно провинившегося ребенка, так еще и ни во что не ставят, словно он не человек, а не очень-то интересная книга, которую, если надоест, можно поставить на полку и забыть на неделю, а то и на месяц. Он начинает идти первый, не ожидая существа за своей спиной, оставляя его позади, дабы не показаться совсем уж ничтожным. Шагов не слышно, он не идет за ним? Примерную дорогу, пусть и не точную, Джордж помнил. Вот тут, на этой небольшой полянке он сорвал яркий, словно горящий голубым огнем цветок. И, казалось бы, таких полно на палисадниках у домов, но Джордж знал, что то, что он нашел, способно спасти несколько жизней в сезон холодов. Он спешно проверяет мешок, дабы убедиться, что демон не забрал растения, которыми он заманил лекаря в чащу. Нет, на месте. Маленьким голубым пожаром горит поверх остальных трав, заставляя Джорджа улыбнуться. Не зря кто-то в деревне называл это растение голубым глазом леса. Оно, пожалуй, было достойно такого названия. Джордж, налюбовавшись на растение, закрывает мешок. Нужно выйти из леса и дойти до дома, пока окончательно не стемнело. Воспоминания от встречи с санитарами леса до сих пор слишком ярки, дабы повторять столь занятный опыт. С ветки, приветственно каркнув брюнету, взмывает в небо ворон. Джорджу становится не по себе. Нужно идти.

***

Он безнадежен. Абсолютно безнадежен! Джордж хватается за голову. Он точно был уверен, что знает, в какую сторону нужно идти! Был уверен, что помнил, да и, кажется, он раньше, несколько месяцев назад, тут бывал, так какого хрена? Какого хрена теперь он ходит кругами, преследуемый хохотом черной птицы? Хочется завыть побитой псиной, но времени на это нет. С минуты на минуту выть начнут другие твари, и, господибоже, Джордж не хочет в это время находиться в лесу. — Потерялся? — неожиданно интересуется голос, и Джордж, вздрогнув, оглядывается по сторонам, ища говорившего. Он почти на сто процентов уверен, кому принадлежит этот хрипловатый голос, и чуйка его не подводит. Догадавшись поднять голову, он видит уже знакомую тень, устроившуюся на ветке многолетнего дерева. Тень, которая черным облаком окутала угол в его доме утром. Она кажется какой-то неясной, словно бы не сформировавшейся до конца. И верно, стоило только луне, освободившись от оков густых облаков, показаться на небосклоне, как тень, осветившись, исчезает. Формируется в уже знакомую ушастую фигуру, что вальяжно, опершись о ствол, полулежит на ветке, покачивая из стороны в сторону ногой. Совсем по-человечески, с одним, пожалуй, минусом — оно не человек. — Сам-то не устал бродить по лесу? Я могу помочь… — Пошел ты со своей помощью! — шипит Джордж, резко разворачиваясь и устремляясь в чащу. Тоже мне помощник! И без него справится!

***

Джорджу кажется, что этот засранец специально запутал его, другого объяснения парень найти всему происходящему не мог. Он был на этой поляне не раз, точно был! Здесь надо было пройти прямо, около упавшего дерева, у малинника свернуть чуть правее и вуаля! До деревни буквально рукой подать! И Джордж помнил, как ему надо идти, где сворачивать. Помнил ландшафт и небольшой ручеек, что тек между деревьев, но каждый ебаный раз он все равно выходил на поляну! На поляну, которая встречала его насмешкой существа, лежащего на ветке. Джордж в какой-то момент даже начал мысленно просить всевышнего, чтобы она сломалось под тяжестью чужого тела, и «масочник» рухнул на землю, но, увы, Бог не особо любит атеистов. Тем более, которые заключают сделки с мрачными созданиями. — Ты ведь делаешь это специально, да? — в какой-то момент, не сдержавшись, интересуется Джордж, усевшись посреди поляны, дабы немного отдохнуть. Ему кажется, что он прошел уже мили три, если не четыре, пытаясь сбежать из этого проклятого леса. — О чем ты? — как ни в чем не бывало интересуется демон, чуть склонив голову. — Не даешь мне уйти, — объясняет Джордж, чувствуя, что даже уже не злится. Сил нет. Он просто смотрит на то, как ворон, преследовавший его на протяжении всего пути, доверчиво усаживается на плечо существа, позволяя тому погладить массивный клюв. — Я никогда не терялся в лесу раньше, я был тут и не терялся! А теперь… — Ну, ты же отказался от моей помощи, — равнодушно пожимает плечами этот говнюк, и ворон, возмущенно каркнув, прыгает с плеча на ветку, выжидательно смотря на хозяина леса, словно ожидая либо похвалы, либо лакомства. Домашняя псинка, ей-богу! — Я бы мог тебя вывести, но ты отказался. Отсюда, чтобы ты знал, без моего разрешения не уйти. Место проклято, лес просто не выпустит. — Но в прошлые разы… — начал было Джордж, но осекся. В голову вдруг бьет, словно гром в ясный день, мысль, заставившая, распахнув глаза, по-новому уставиться на «человека», что разлегся на ветке. — В прошлые разы, значит, ты тоже был… Ну, близко? — Догадливый, — щелкает пальцем незнакомец, и Джордж слышит довольство в голосе, словно эта штуковина гордится чем-то. То ли Джорджем, дошедшим до правильной мысли, то ли собой, который ему, Джорджу, помогал. — Мне, знаешь ли, было тебя жалко. В смысле, ты слишком… Хм… Не достоин такой смерти, в общем. Не так. Джордж уже хочет что-то ответить, быть может даже возмутиться, но сил на это нет. Да и желания спорить, откровенно говоря. Просто хочется домой, а потому, когда тот, кто может исполнить его «хотелку» спрыгивает с ветки, призывно махнув рукой, приказывая идти за собой, Джордж облегченно выдыхает. Оно не ждет от него просьб о помощи, оно ожидало, что парень не готов будет принять помощь, а потому предлагать ее глупо. Впрочем, неважно. Совсем скоро парнишка, идущий за ним, смирится с положением, в которое он попал. Наверное, в этом и был главный минус договоров, что были заключены силой. Люди слишком сложные, слишком нервные существа. Они никак не могут смириться с очевидным, с фактом своей зависимости от чего-то потустороннего, и это раздражает. Им постоянно нужны причины для чего-либо, они постоянно ищут подводные камни. Существо брезгливо хмыкает. Ни дать ни взять низшая раса. Джордж, вздрогнув, поднимает голову, уставившись на него, испуганный неожиданной насмешкой. Пусть и интересная.

***

— То есть, ты следил за мной? — оно утвердительно кивает, ловко лавируя среди деревьев, зная местность наизусть, в то время как Джорджу не раз уже прилетало веткой в лицо от дерева, которое, кажется, вырастало за секунду прямо на его пути. — И как долго? — Ну, не то чтобы следил, — задумчиво протянул демон, словно бы раздумывая, что стоит сказать. — Скорее, наблюдал, когда ты приходил в лес. Ты забавен. Ходишь, рвешь всякую траву и радуешься ей так, словно это — лучшее, что ты когда-либо видел. Наверное, скучная у тебя жизнь, коли ты так радуешься какому-то растению, а, Джордж? — Скучная? — хмыкает парень. Сил на злость не осталось, а собеседник, к его великому удивлению, почему-то не кажется парню каким-то отталкивающем, напротив — хочется присоединиться к диалогу. — Разве тех людей, жизнь которых можно охарактеризовать словом «скучная», выкидывают в чащу леса на съедение волкам? — У тебя, похоже, какие-то странные способы развлечь себя, хах? — в голосе явно слышно веселье и довольство, что человек поддержал разговор. — Коль не секрет, за что с тобой так? Я бы не сказал, что тебя можно назвать каким-то негодяем. — Они считали, что я заключил сделку с монстром из леса. Что я убиваю жителей, влеку на них несчастья, — выдыхает Джордж, поджав губы. — Выгнали в леса за союз с лесным демоном, тем самым вынудив меня заключить сделку с этим самым лесным демоном. Смешно, правда? — Смешно, — кивает существо, но веселье из голоса исчезает. — Особенно забавно это, зная, сколько людей из твоей деревни находятся под моим контролем, причем добровольно. В который раз убеждаюсь, насколько порой лицемерна ваша раса, Джордж. Впрочем, мне это только на руку. — О чем ты? — удивленно скосив на существо глаза, спрашивает Джордж. — В деревне что, есть кто-то еще, кто должен тебе желания? — Много кто, — равнодушно отмахивается от вопроса его провожатый. — Люди алчны. Хотят богатств, славы, власти, вот и идут в лес. Встают на колени, просят помощи. А мне-то что? Помогаю. Только они не догадываются, что плата за их желания — мой полный контроль над ними. А когда узнают, обычно бывает поздно. Впрочем, плевать. — У них ты тоже просишь три желания? — интересуется Джордж, пытаясь переварить получаемую информацию, которой так просто раскидывается существо. Значит, в деревне есть еще «одержимые» люди. И, если верить чужим словам, не один и не два. Да это же просто… Просто… — Нет, — вновь качает головой проводник, и Джорджу кажется, что черная улыбка вновь наливается кровью. — Твое наказание, Джордж, равномерно твоему проступку, который ты совершил случайно. Умер. Ты умер случайно, и, крича о своем желании жить, призвал меня. Это был… Как он там называется? Инстинкт самосохранения? Джордж, внимательно слушая монолог существа, почти что автоматически кивает, и тот удовлетворенно продолжает. — Так вот, за то, что ты попросил у меня помощи, я попросил у тебя лишь самое малое. Желания. Что-то временное и простое, часть души, если так можно сказать, которая на срок, пока не будут выполнены все три желания, будет принадлежать мне. В это же время души людей, которые СОЗНАТЕЛЬНО ищут встречи со мной, являются моей полной собственностью. Навсегда. Но они об этом не знают, пока не приходит время платить по счетам, — существо усмехается. — Самое забавное, что они прекрасно чувствовали, что ты не являешься моим слугой. От тебя не чувствовалось, что ты являешься моим подопечным, а они подобное в друг друге ощущают прекрасно. Да и ты, полагаю, будешь ощущать в них частичку меня, если встретишь. — И что мне делать, если я узнаю в ком-то твоего слугу? — Джордж напряженно слушает, стараясь держаться поближе к спутнику. — Ничего, — равнодушно пожимает тот плечами, словно это — само собой разумеющееся. — В смысле, думается мне, они не посмеют тебя даже тронуть. Ты же для них станешь чем-то вроде собрата. Частью стаи. Да и мое присутствие для них станет веской причиной, чтобы не причинять тебе вреда. — Ты что, собираешься вечно ошиваться поблизости? — А как иначе ты предлагаешь мне проследить за тем, что ты не нарушаешь условия нашей сделки? — весело интересуется он, тактично забыв сообщить, что Джордж в любом случае не сможет их нарушить, даже если захочется. Слишком уж сильна их договоренность. — Кстати, хочешь покажу кое-что интересное? Ты же, вроде, врач. Оценишь. Брюнет, заинтригованный пониженным голосом собеседника, да и, чего греха таить, оглушенный новостью о «собратьях по несчастью» из деревни, кивает, и существо, схватив его за запястье, тянет парня куда-то вглубь леса.

***

Этим «кое-чем интересным» оказывается волк. Волк, который носится по чаще взад-вперед, клацая челюстью в воздухе, словно пытаясь поймать невидимую добычу. Волк, брошенный стаей один, который хватается зубами за кору деревьев, словно решив, что это что-то живое, и Джордж, вздрогнувший от этой картины сначала, быстро понимает, что видит последние дни, а может быть даже и часы худого, грязного и, судя по всему, больного существа. Оно шатается, слепо оглядывается по сторонам, словно видя перед глазами что-то, что недоступно человеческому глазу, рычит на воздух и клацает челюстью так сильно, что Джордж не до конца понимает, как тот вообще не разбивает себе зубы. — Что с ним? — тихо интересуется Джордж, пододвигаясь чуть ближе к существу. Почему-то он почти на сто процентов уверен, что оно не даст его в обиду. Не сейчас, когда брюнет должен ему еще два желания. — Болен и, судя по всему, умирает от голода, — спутник пожимает плечами. — Не способен охотиться и жить с другими, нападает, потому был изгнан из стаи, вот и бродяжничает. И, похоже, был изгнан даже до твоего неожиданного появления тут, раз уж он не сумел поесть во время пира. — Пира? — Джордж морщится. — Ты о том, когда эти твари жрали меня? — Нет, — смеется существо. — Я о том пиршестве, когда они жрали тех, кто притащил тебя сюда. — Боже, — выдыхает Джордж. — Точно, они же… Не вернулись. А почему ты их не…? Ну… Не спас, в общем? — Нельзя спасти всех, — пожимает собеседник плечами, равнодушно смотря на то, как волк, взвыв, ударяется о ствол дерева всем телом. — Я спас тебя, не дал животным пообедать. Не могу же я лишать их вообще всей пищи, которая тем более сама лезет в глотку? Они обрекли тебя на мучительную смерть, Джордж. Не жалей их. — Да, но… — закончить парень не успевает, дергается назад, в ужасе распахнув глаза, когда зверь, наконец, почуяв чужое присутствие, поворачивает в его сторону голову, раскрыв пасть, из которой течет розоватая, смешанная с кровью, слюна. — Черт! Джордж уже готов рвануть в лес, но не успевает. Несмотря на болезнь, животное остается достаточно быстрым и, покачиваясь, резко бросается в сторону потенциальной добычи, издав гортанный, какой-то радостный рык, словно бы радуясь, что сможет наконец-то пожрать. Пусть и перед близкой кончиной, но пожрать. Брюнет, забыв о том, что находится буквально рядом с существом, что может управлять лесом, испуганно закрывает глаза, готовясь к боли, как рык заменяется на резкий хруст, треск, а потом — булькающие звуки. Брюнет открывает глаза и, откровенно говоря, ему хочется закрыть их обратно, лишь бы не видеть эту противную картину. Челюсть животного, из которой, пачкая землю, теперь льет кровь, оказывается неестественно вывернута на, как кажется Джорджу, сто восемьдесят градусов, глаза закатились. Лишь задние лапы, не смирившись еще со смертью организма, дергаются, будто животное все еще куда-то бежит. Кожа на морде разошлась, словно шов на одежде, и парню становится сразу понятно, что за треск он слышал. Более того, парень понимает, кто способен разорвать, словно тряпичную куклу, взрослого, пусть и больного, хищника. И этот кто-то, присев на корточки, протягивает руку, гладя уже мертвое животное по затылку. Жуткое зрелище. — Знаешь, меня волки не любят, — Джордж вздрагивает от холода в чужом голосе. — Глупые псины. Не понимают словно, что они не являются единственными обитателями леса, о которых мне надо заботиться, вот и обижаются постоянно. Рычат, стараются меня избегать. А этот не старался, так как перестал меня чувствовать. Знаешь, он мне, пожалуй, даже нравился. Джордж вздрагивает, когда его собеседник резко встает, в последний раз взглянув на изуродованный труп, и потягивается, словно это для него — обыденность. — Ладно, неважно. Тебе, думается, пора домой…