Полуночный цветок: Увядание

Наталья не любила большую перемену. Либо сиди в классе и готовься к следующему уроку, стараясь не обращать внимание на шум за дверью, либо иди в учительскую и получай порцию сплетен, слухов и испорченного настроения. Вдобавок лови на себе наполовину сочувствующие, а наполовину завистливые взгляды. Двадцать пять — все еще молодая, полногрудая и на лицо не уродливая, есть чему завидовать. Но также и не замужем, да, говорят, тот мужик, что был, бросил. Есть чему и посочувствовать. И все это вроде как ненароком, стороной, скрытно. Ладно еще на обычной перемене в десять минут — зашла, взяла журнал, перекинулась парой слов с коллегами и убежала. А сейчас так не получится — придется высиживать, выслушивать, а иногда и реагировать. — Наташ, ты здесь? — в дверь класса просунулась рыжая взлохмаченная голова Люды, учительницы химии. — Пошли в столовку? — Прости, Люд, — Наталья встала из-за стола, нарочитым движением закрыла классный журнал и продемонстрировала его приятельнице. — Надо занести и дозаполнить. — Да потом сделаешь, пошли, — махнула рукой Люда. — Успеется. — Нет, — помотала головой Наталья. Белая крашеная челка упала на глаза, и она быстро поправила волосы. — Ты же слышала, что на меня Нирошевич взъелась. — Ага, — кивнула Люда. — Да, что-то я не подумала. Иди. И да, тебя Колобок искала. Ну, наверно, в учительской и увидитесь. И, не дождавшись ответа, удалилась, закрыв дверь. Наталья вздохнула. Колобок, она же Лариса Петровна Павловец, классный руководитель 10 «В», могла сегодня искать ее только по одному поводу. И Наталье очень не хотелось этот повод обсуждать. По началу казалось, что римская богиня Фортуна благосклонна к ней. В учительской не было ни Колобка, ни, самое главное, завуча Нирошевич, по неизвестной причине успевшей затаить на Наталью обиду. Перекинувшись парой слов с коллегами, Наталья уселась за стол, достала из сумочки методичку и тетрадку и принялась делать пометки. Десятые классы у нее в первый раз. Дети уже достаточно взрослые, чтобы иметь собственное мнение, но еще недостаточно опытные, чтобы уметь увязывать знания в систему. «История должна захватывать. Если за датой или территорией не стоит ни драмы, ни комедии, то они так и останутся для школьника пустым местом, скучными цифрами в тетрадке», — вспомнила она слова своего университетского преподавателя. Наталья никогда не понимала, как можно преподносить историю просто строками параграфа. Тем более, программу десятого класса, со всеми перипетиями, интригами, взлетами и падениями великих государств. — Наталья Михайловна, можно я вас отвлеку, — проскрипел голос над ухом. Наталья, стараясь ничем не выдать расстройства, отложила брошюру и повернулась к говорившей. — Конечно, Лариса Петровна. Колобок — так ее звали за низкий рост и необъятную талию — осуждающе посмотрела на Наташу сверху вниз, и девушка, виновато улыбнувшись, поднялась со стула. — Наталья Михайловна, Наташа, — произнесла Колобок, теперь глядя снизу вверх, но все так же осуждающе, — я слышала, что у вас произошел конфликт с Боренькой. — Я бы не сказала, что это конфликт, Лариса Петровна, — развела руками Наталья. — А что, он вам жаловался? — Он — нет, вы же видели, насколько он замкнутый, — покачала головой Колобок. — Дети сказали, что вы к нему придирались. «Все ясно, — подумала Наташа зло, — Юлечка Шрайт доложила обожаемой классной». — Я бы попросила вас, Наташа, — продолжала тем временем Колобок, — уделить этому ребенку больше внимания. Вы же знаете, какая у него ситуация. И какая у нас с ним. Последние слова она произнесла картинным шепотом и оглянулась, всем своим видом показывая, что Наталья должна понять. Наталья поняла и кивнула. — Я постараюсь, Лариса Петровна. — Очень прошу, Наташа, — Колобок потрепала ее за лацкан пиджака, и Наталья едва удержалась, чтобы не одернуться. Фамильярность Колобка была притчей во языцех, но на проявления неприятия она реагировала остро. А Наталье проблемы не нужны, по крайней мере в большем размере, чем они у нее имелись. — Лариса Петровна, при всем уважении к вам и вашей премии, — раздался насмешливый мужской голос из угла учительской, — но ваш Боренька невыносим. Он не знает простейших вещей — ему бы не в десятый, а в первый класс идти. — Михаил Семенович, — Колобок, растягивая гласные, угрожающе повернулась к сказавшему фразу мужчине, — ваш сарказм я считаю в данном случае неуместным. Мальчик пережил смерть всей семьи от варварских бомбардировок. То, что он вообще может после этого учиться, это уже большая удача! — Так пускай бы им занимались специалисты! — Михаил Семенович поднялся, застегивая пуговицы полинявшего светло-коричневого пиджака. — Зачем его отправлять в нормальную школу? Лариса Петровна ахнула и села на стул, делая вид, что ей стало дурно от этих слов, прозвучавших в адрес несчастного сироты. Михаил Семенович, явно наслаждаясь произведенным эффектом, торжествующе улыбнулся и подмигнул Наталье. Та подхватила другой классный журнал с полки, быстрыми движениями запихнула методичку и тетрадку обратно в сумочку и направилась к выходу. Уже в дверях она почти что столкнулась с завучем Нирошевич, но та удостоила Наталью лишь презрительным взглядом серых выпученных глаз и коротким «здравствуйте», и с ходу вклинилась в начавшуюся перепалку. Наталья выскользнула из учительской и выдохнула. * * * Следующий урок она вела у пятиклассников. Материал был наработанный, и мыслями она то и дело могла возвращаться к разговору в учительской, отвлекаясь от «предмета науки история» и отца ея Геродота,. Колобок, как к ней не относись, в этом случае была права. И права она была по двум причинам: во-первых, Боря Миркович действительно был сиротой-беженцем, пережившим «гуманитарные бомбардировки» своей родины в прошлом году и бежавший сюда, на «спокойный островок независимости», а во-вторых, родственник Бори, который и организовал его переезд в страну, был не последним человеком в министерстве образования. Анастасия Петровна Длиннова, директор школы, на первом педсовете отдельно отметила особое положения Бори, сделав акцент на том, что ему надлежит уделить особое внимание. Трудность состояла в том, что Боре обучение было не интересно. За те два урока, что провела в его классе Наталья, Миркович всем своим видом показывал презрение и к ней, и к ее предмету. Она едва сдерживалась, глядя как он буквально развалился на трех стульях за последней партой. Замечания ни к чему не привели, и Наталье — неслыханное ранее для нее дело — пришлось обратиться к классу за помощью. 10 «В» был сборным коллективом, с костяком из тех ребят, которые не пошли после девятого в училища и готовились поступать в университет. Какое-то мгновение Наталья боялась, что ее просьбу проигнорируют, а в следующий момент, что она спровоцировала драку. Так грозно выглядел Миркович, когда к нему подошли другие парни, пытаясь втолковать приезжему, что он должен угомониться. Но Боря, видимо оценив свои шансы (один против четырнадцати), не стал лезть на рожон и в дальнейшем урок прошел спокойно. Но шла лишь вторая неделя учебного года, и у него пока не было никакого авторитета в классе. А что если он сможет его добиться? Пятиклашки слушали ее с раскрытым ртами. Наташе нравилось так работать — увлекать детей и смотреть в их глаза. Видеть, как у маленьких людей рождается понимание и любовь к таинственным лабиринтам человеческих жизней. В конце урока она уже и думать забыла о происшествии с десятым классом и о споре о своенравном ученике. Закрыв за собой дверь, она вихрем влетела в учительскую, оставила журнал, попрощалась с коллегами и спустилась к выходу. Погода не радовала. С самого утра было пасмурно, да еще и похолодало резко. Поежившись от налетевшего порыва ветра, Наташа выдохнула и, будто бы в бой, пошла в сторону дома. Подумала, что стоит радоваться отсутствию дождя, иначе плакали бы ее вельветовые туфли. Да и штаны наверняка пришлось бы стирать, потому что лужи здесь наливает до щиколоток. А они у нее остались единственные, по крайней мере до конца недели, до зарплаты. «Оптимистка ты, Наташа, — сказала она сама себе. — Нашла чему порадоваться». Но настроение действительно было приподнятым, и она вприпрыжку прошлась по нарисованным на асфальте классикам. И, сделав последний прыжок, заметила у забора его. Боря Миркович стоял у самых ворот и, судя по всему, за секунду до этого курил. Наташу охватило непонятное ощущение тревоги, но она, слегка дернув головой и напустив на себя грозный вид, не поддалась этому странному чувству. Боря, казалось, изучал ее. Наталье захотелось обернуться и посмотреть, не глядит ли ученик на что-нибудь за ее спиной, но и тут она сдержалась. — Боря, разве ты не должен быть на уроке? — сказала она, подходя. — У нас физкультура, — сказал он без всякого акцента. — Я освобожден. Проблемы с сердцем. «Ну да, проблемы у тебя», — подумала Наталья, взглядом оценивая юношу. Руки у него были крепкие, мускулистые, шея плотная. Расстегнутая черно-оранжевая куртка позволяла увидеть, как под белой майкой проступали рельефы хорошо сложенного мужского тела. Курчавые черные волосы и смуглая кожа делали этого парня еще более привлекательным, несмотря на небольшой рост и ширину плеч. «Тьфу ты, Наташа, — одернула она себя. — Он же ребенок! Найди уже парня, в самом деле!». — Наталья Михайловна, я хотел извиниться, — произнес Боря, глядя ей прямо в глаза. — Х-хорошо, — остановившись, ответила Наталья. — Мне не стоило себя так вести, прошу прощения, — сказал он. Потом кивнул и размеренным шагом пошел в сторону школы. Наталья посмотрела ему в след, испытывая странное желание пойти за подростком. Но что она при этом ему может сказать, или что он может сказать ей, она не понимала и, поэтому, с минуту постояв на месте, отправилась домой. * * * Утром Наталья едва не опоздала на работу. Оказалось, что хозяйка переставила ее будильник на кухню и забыла предупредить об этом девушку. Наташе повезло, что на улице зашумел мусоровоз, и она проснулась. Взглянув на часы и едва не нарушив данное себе слово не ругаться матом, Наталья подскочила и принялась одеваться. На мытье головы и завтрак пришлось наплевать. Она завязала волосы в хвост, накинула пиджак, схватила сумочку и побежала. На улице стало еще холоднее, и ветер буквально продувал ее насквозь. Однако мечтам о горячем чае в учительской сбыться было не суждено — он закончился. Судя по всему, все полчаса до начала уроков коллектив выяснял, кто должен был закупать ценные пакетики на этот раз. Наталья, очень надеясь, что этим кем-то была не она, схватила журнал и побежала в класс. Рабочий день пролетел незаметно — три пятых класса, перерыв, за который она успела сбегать домой, а потом, во вторую смену, два шестых. Нирошевич единожды сделала ей замечание, но по делу, и Наталья даже не сильно расстроилась или обиделась. Борю Мирковича она видела мельком и не обратила бы на него внимания, если бы он в этот момент не беседовал с Людой у лаборантской. Наталья не услышала, о чем шел разговор, но и Боря и Люда улыбались, и она решила при случае уточнить у приятельницы, как ведет себя Боря у нее на уроках. Только возвращение домой было омрачено — у дверей ее подкараулил Дмитрий. — Привет, — сказал он. Наталья с удовольствием прошла бы мимо, не вступая с ним в разговор. Но рядом, как назло, шли две учительницы младших классов, только распределившиеся с дошфака. Этим только дай повод поговорить — и завтра вся учительская будет перетирать, как «злая Наташа бортует бедного Диму». — Привет, — ответила она. — Я тебя провожу? — спросил он, хотя в его устах это было больше похоже на утверждение. — Думаешь, надо? — устало уточнила она. — Думаю, да, — с серьезностью напыщенного идиота ответил Дмитрий. Она покорилась неизбежному. Не ругаться же с ним на людях в самом деле. Тем более, в прошлый раз не это помогло. Дмитрий все еще считал, что у него есть шанс. И она никоим образом не могла разубедить его в этом. — На следующей неделе мы собираемся в гараже, — сказал он гордо, когда они дошли от дверей школы до калитки. — Седой и Бес подтянутся, соберем новый состав. Бес сказал, что мои стихи — это бомба. Ты бы слышала, какой он соляк заложил под «Недобесконечность». Ты же помнишь «Недобесконечность»? — Помню, — кивнула Наталья. Дмитрий считал себя недооцененным поэтом и талантливым лириком, тексты которого еще потрясут мир. Он уже пять лет, еще с университетской скамьи, пытался собрать группу, где бы выступал ритм-гитаристом. Он скромно соглашался, что гитарист из него ни к черту, но говорил, что без него, как созидателя, музыкальный коллектив «утратит свою душу». В двадцать один это было круто, в двадцать три воспринималось как чудачество. В двадцать пять стало выглядеть по-идиотски. — Я написал еще один текст буквально вчера, — продолжил он. — Мне кажется, что он превзойдет «Недобесконечность». Я его еще никому не читал. Хочешь… — Слушай, а как у тебя с работой? — перебила его Наталья. — В этой стране работу не найти, — махнул рукой Дмитрий. — Везде старперы и дураки. Пока «совки» сидят у власти так и будет. Никому не нужны молодые и талантливые, повсюду одна лишь серая масса, которая только и может, что послушно идти в стойло. — Даже я? — спросила Наталья, подыскивая подходящий повод послать ухажера. — Нет, что ты, Наташа, — он улыбнулся и погладил ее по волосам. — Ты добиваешься всего вопреки этой сволочной системе. Но ты, извини, все-таки девушка. Ты более усидчивая. У меня же муза. Ты представь меня в школе — там же невозможно творить! Тем более, если каким-нибудь грузчиком или продавцом. Мещанство все это, Наташ. Или ты так больше не считаешь? — Нет, ты прав, конечно, — вздохнула девушка. — Дим, мы пришли. Все, пока. — Может сходим куда-нибудь в пятницу? — крикнул он ей вслед, когда она уже открыла дверь подъезда. — Прости, Дим, я в пятницу занята, — она скользнула в подъезд, бегом влетела на второй этаж и уже оттуда вызвала лифт. Дмитрий вгонял ее в уныние не хуже взгляда Валентины Ивановны Нирошевич. * * *  — Не, подруга, ты это зря, — Алиса втянула в себя кофе с ложки и покачала головой. — Все-таки растворимое — редкостная дрянь. — Что зря? — спросила Наталья, нещадно вычесывая мокрые волосы гребнем. — Бросила ты его зря, — Алиса намазала твердое круглое печенье маслом, откусила и улыбнулась. — А вот это — вкуснятина. — Аль, ну он же не работает, живет с мамой и инфантил такой, что сил нет! — Инфа-кто? — Ну, как ребенок ведет себя, — пояснила Наталья. — Ой, дура ты, Наташка, — с видом умудренной женщины произнесла Алиса. — Ты ж младше не становишься. Тридцатник стукнет, и не заметишь. И будешь без мужика, без детей, с обвислыми сиськами и толстой жопой. Никому не нужная. — Больно тебе твой мужик помог, — проворчала Наталья. — Поматросил и бросил. — Зато я уже с дитями отстрелялась, — парировала Алиса. — И теперь могу себе спокойно искать статного и умного. Мама с малышней посидит, ей ведь внуков хотелось. А я позажигаю в свое удовольствие. — У меня мама с ребенком бы не сидела, — вздохнула Наталья. — Осталась бы дома — сидела бы. Это ж тебе столицу покорять приспичило. А дома хорошо. Работала бы в нашей школе. Оксана Ивановна как раз на пенсию уходит, вот ты бы и пригодилась. Ой, ладно, Наташка, засиделась я с тобой. Письмо вон там, на тумбочке, а мне бежать пора. Ты вечером придешь? — Не знаю, Алька. Работы много… — Ой, не в работе женское счастье, Наташка! Если что, адрес ты помнишь. А если нет, я тебе там на конверте написала. — Да и дни у меня. — Тампоны купи. А если что, — Алиса сделала движение кулаком у губ. Наталья скривилась. — Ой, не строй из себя. Все, пока, до вечера. Наталья услышала, как Алиса попрощалась в прихожей с хозяйкой и закрыла за собой дверь. — Не строй из себя, — тихо повторила она. Алиса была ее школьной подругой. В год, когда Наталья поступила в университет, Алиса вышла замуж, за прошедшие восемь лет родила двоих детей и развелась. Жила она в райцентре, откуда Наталья так мечтала вырваться всю старшую школу. В город Алиса выбралась к знакомому врачу и заодно потусить на «флэте» у их бывшего одноклассника — тот устроился в конторе по сборке компьютеров и получал весьма неплохие деньги. И, что для Алисы было еще более привлекательным, водился с кругом таких же вполне обеспеченных мужчин от двадцати трех до сорока лет. Наталья открыла письмо мамы. Она не ждала прочитать в нем ничего нового или жизнеутверждающего. Мама не одобряла «побег» дочери в город. В каждом письме она полуобвиняюще писала о том, что хозяйство загибается, больной дедушка требует все больше времени, брату нужна помощь, а Наталья, такая-растакая, сидит в своем городе и небось знается со всякими мужиками. После этих обвинений шли другие, очень похожие на то, что говорила Алиса. Часики тикали, зайки хотели скакать по лужайкам, а маме нужны были внуки. Наталья сложила письмо в конверт, запихнула его в сумочку и продолжила сушить волосы. * * * Урок у 10 «В» прошел на удивление хорошо. Боря Миркович, как ей казалось, слушал ее внимательно, не отводя взгляд. В какой-то момент Наталье даже стало не по себе. Но она быстро успокоилась — парни его возраста во всю интересуются женским полом, а она, несмотря на то, что на девять лет старше, вполне недурна собой. И не только он на нее так смотрит. Главное, чтобы она не отвечала на эти взгляды. После урока он подошел к ней и протянул лист бумаги. — Наталья Михайловна, я вот, — сказал он, улыбаясь почти по-детски, — решил, что вам будет интересно. Она взяла листок и посмотрела на него. — Листовка? — Нашел у себя в вещах. Не знаю, видимо, схватил в спешке, когда собирался, еще там, на родине, — он опустил голову, помолчал мгновение, потом посмотрел на нее исподлобья. — Это из отцовской коллекции. Настоящая листовка партизан Тито времен Второй мировой. — Ох, класс какой! — непритворно воскликнула Наташа. — Спасибо, Боря. Очень ценный подарок. Можно, я отдам ее школьному музею? — Я бы хотел, чтобы вы ее оставили себе, — твердо сказал он, и Наташа поняла, что для парня это действительно важно. — Хорошо, — согласилась она, складывая листовку себе в сумку. — Еще раз спасибо. Следующие два урока у шестых классов она обдумывала ситуацию. Наталья очень мало знала о традициях сербов. Да, обычный курс истории западных и южных славян она прошла в университете. Но эти народы никогда не захватывали ее. Ей, как и большинству ее сокурсников, была интересна terra incognita — Великое княжество Литовское, которое они открывали для себя по новым, едва отпечатанным книгам молодых историков молодого государства. «Надо освежить в памяти историю Югославии, — подумала она. — Парню будет приятно. Может, это станет ключом к его сложному характеру?». Закончив последний урок, она устроилась в учительской заполнять методический план готовить задания для пятиклашек. Наталья так увлеклась процессом, что не услышала, как в кабинете появилась Валентина Ивановна Нирошевич. — Наталья Михайловна, я вас отвлеку ненадолго, — сказала завуч. — Да, Валентина Ивановна? — Наташа поднялась было, но Нирошевич сделала ей знак сесть и разместилась рядом. — Скажите, Наталья Михайловна, почему вы отказались от классного руководства? — Валентина Ивановна, у меня три параллели, это сорок четыре урока в неделю, — начала была Наташа, но завуч перебила ее. — У Анны Сергеевны столько же, плюс общественная работа. И она ведет класс. Выпускной, между прочим. А вы от пятого отказались. Скажите, может вам у нас не нравится? Нет, ну действительно. Наталья Михайловна, вы же отработали распределение, так и ехали бы к себе на малую родину. Там явно не хватает учителей. Ну, или доярок… — Валентина Ивановна, я не понимаю, почему вы меня оскорбляете, — Наталья едва сдержала слезы. — Я? Оскорбляю? — Нирошевич прыснула. –Я правду говорю! И, кстати, методический журнал вы должны были заполнить вчера, а его до сих пор нет. Так что, Сосновская, я бы на вашем месте хорошо бы подумала, стоит ли вам оставаться в нашей школе. Тем более с такой стрессоустойчивостью. — Журнал я заполнила, — Наташа всхлипнула. — Сейчас я делала наметки наперед. — Неужели? Ну уж простите, Сосновская. Я от вас такой прыти не ожидала. Наталья поднялась, закинула вещи в сумочку и посмотрела на Нирошевич. Та снисходительно улыбалась. — До свидания, Наталья Михайловна, — попрощалась завуч. — До свидания, — прошептала Наталья, быстрым шагом вышла из учительской и уже там разрыдалась. * * * — Надо было послать старую каргу, — сказала Алиса, наполнив стакан пивом и протянув Наталье. Та отхлебнула горького, отдающего спиртом напитка, скривилась, но бокал не поставила. Она сама не помнила, как доехала до места встречи. Уже подходя к «флэту» очень понадеялась, что Алиса написала ей неправильный адрес, или же все сорвалось и дверь ей не откроют. Но ей открыл вполне симпатичный молодой человек и, поинтересовавшись, к кому она, пропустил внутрь. Алиса уже была на месте и вскоре перезнакомила Наталью со всеми присутствующими, а их было более десятка. В трех комнатах и кухне кипели разговоры. Из одной из них доносился звук гитары, и Наташа уже испугалась, что встретит там Дмитрия. Но гитаристом оказался длинноволосый худой красавец, который приветливо помахал ей рукой. — Это Егор, — отрекомендовала его Алиса. — Гроза женских сердец. — И не только сердец, — ухмыльнулся парень, а Алиса глупо захихикала. Наталья же мгновенно потеряла к нему интерес. После такой фразы она совсем другими глазами посмотрела на эти длинные светло-русые волосы, гибкие пальцы и красивые, что греха таить, ноги в обтягивающих кожаных штанах. Парень этот знал себе цену. И более того, через ее призму он оценивал и всех остальных. Наталья знала таких и очень не любила. Она вышла из комнаты и отправилась на кухню, где в этот момент два парня и девушка курили в открытое окно, обсуждая прошедший концерт какой-то неизвестной Наташе группы. В беседу она попыталась вписаться после того, как было затронуто творчество Максима Богдановича, а потом и обсуждение года смерти поэта. — Москалям лишь бы кровь пустить, — восклицал полный розовощекий парнишка, отхлебывая пиво прямо из полуторалитровой бутыли. — Такой талант заморила красная банда! Наташа хотела было возразить, что Богданович умер до того, как «красная банда» пришла к власти, но не успела — ее подхватила за локти Алиса и вытащила с кухни. — Куда ты пропала? Там Егор про тебя спрашивает. — Ну и пусть, — отмахнулась Наталья. Алиса покрутила пальцем у виска и ушла. Наталья вернулась на кухню, но там беседа уже перескочила на обсуждение цен на пиво и водку. Наталья потихоньку отхлебывала из бокала, который, будто волшебный, не иссякал. И когда она поднялась, чтобы пройти в уборную, то поняла, что пьяна. — Ой-ей, — сказал парень, рассказывавший про красную банду. — С тобой все ок? — Да, вроде бы, — смущенно улыбнулась Наталья. «Домой надо идти, — подумала она. — В туалет, и домой», План был прекрасен, но на его исполнение она потратила около получаса — пока отыскала Алису, вырвала ее из объятий какого-то долговязого парня и объяснила, что уходит. Алиса махнула на подружку рукой и вернулась к прерванному поцелую. * * * Он догнал ее почти у остановки. Наталья успела проводить взглядом автобус и поняла, что ждать следующего будет долго — на часах давно уже было за полночь. — Эй, красотка, что так быстро убежала? — Егор шел к ней нетрезвой походкой, источая уверенность в себе. — Работы завтра много, — как можно тверже попыталась сказать Наталья. — Врешь, — он подошел к ней вплотную, одну руку положил на плечо, а второй провел по ее губам. — Алиска сказала, что у тебя завтра свободный день. — Не свободный, а методический, — возразила Наталья. «Боже, что я несу? — подумала она. — Бежать надо. Но как? И куда? Он же все равно догонит». — Слушай, Егор, мне действительно надо идти. — Крошка, от меня так просто не уходят, — Егор обнял ее за талию и притянул к себе. Она попыталась вырваться, но он был сильнее, а она была пьяна. — Пойдем назад. Я покажу тебе, что такое кайф… Мысли лихорадочно метались в ее голове. Закричать, ударить его, поддаться? Внезапно парень отпустил ее, а она от неожиданности упала и стукнулась задом об асфальт. В этот момент Егор от переданного ему кем-то импульса с грохотом влетел в остановку. — Мне кажется, тебе отказали, парень, — услышала Наталья знакомый голос. — Боря? — Что это за малявка? — Егор поднялся и посмотрела на противника. Тот был ниже его на полторы головы и уже в плечах. Словом, школьник выступил против взрослого мужчины. — Беги отсюда, пацан, пока я тебе зубы молочные не посчитал. Боря не стал тратить силы на слова. Егор, не ожидая такой прыти от своего соперника, получил удар в живот, согнулся пополам и захрипел. Боря посмотрел на него, покачал головой и двинул кулаком в нос. Егор упал на землю, застонал и отключился. — Пойдем, — Боря протянул руку Наталье. — Но я… — Пойдем, — снова сказал он, и девушка не нашла в себе сил возразить. Он взял ее за руку и повел во дворы. — Куда мы идем? Мне надо домой! — попыталась возразить она. — Последний автобус уже уехал, а пешком ты не дойдешь. Я живу за углом, — он чеканил слова, и на каждое из них у нее рождались возражения. Но высказать их она почему-то не могла. Они зашли в подъезд, поднялись на второй этаж, вошли в квартиру, тускло освещенную одинокой лампой в прихожей. — Я… — начала было Наталья, но Боря не стал ее слушать. От удара в солнечное сплетение она согнулась, после чего он быстрым движением впился губами в ее губы. За мгновение до того, как она потеряла сознание, мир окрасился радужным цветом, вспыхнул миллионами красок и стек с холста оставив лишь темноту. * * * Утро началось с головной боли, ломоты во всем организме и ощущения стыда от того, что она лежала на чужом матрасе голая. Боря стоял у балкона и неспешно курил. За окном все скрывал непроглядный туман. — Боже, — только и смогла произнести Наташа. — Его не существует, — откликнулся Боря. — Я… — Спала со школьником? — продолжил он спокойно. — И теперь ты думаешь, что тебя в лучшем случае попрут с работы? Я тебя успокою — между нами ничего не было. Почти. Наталья схватила одеяло, зарылась в него с головой и громко и протяжно завыла. Боря докурил сигарету, подошел к ней, выдернул у нее одеяло. Наталья пискнула, прекратила выть и тихонько заплакала. — О, предки мои, — покачал головой Боря, отпустив девушку. — Почему именно мне приходится это делать? Не реви, ладно? Только не реви! А то мне придется тебя вырубить, а потом начинать сначала. Не реви, хорошо? Наталья не смогла ответить, только закивала, размазывая тушь по глазам. «Он сумасшедший! — догадалась она. — Он наверняка изнасилует меня, а потом прикончит. И скажет, что это я на него набросилась!». — Наталья Михайловна, ты дура, — вздохнул Боря. — И ты все усложняешь. Не реви, я все объясню. Так вот, как в таких случаях принято говорить — добро пожаловать в реальный мир. Позволь представится — Боря Миркович, глава клана Мирковичей из горной Сербии. Мне семьдесят два года, и я упырь. Вампир, то есть. Не таращись так на меня, не съехал я крышей. Хочешь клыки покажу? Вот. Ох, же ж… Он поднялся, сходил на кухню и налил воды в стакан. Подошел к потерявшей сознание Наталье и плеснул прямо на лицо. Девушка фыркнула, поморгала глазами и посмотрела на него. — Продолжаем? — Д-да, — тихо сказала она. — Так вот, мне семьдесят два года, я упырь, и мне необходимо восстановить мой погибший клан. И начал я с тебя. — Я… теперь… тоже… — Еще не до конца. Еще долго не будешь до конца. Но такова жизнь. И выбор у тебя — подчиниться или умереть. Понимаешь? Наталья кивнула. У нее уже не было сил ни удивляться, ни плакать. Она смотрела на него и не могла ничего сделать. Боря провел пальцем по ее обнаженной груди, потом нежно обхватил спину и припал к соскам. Пальцами нащупал промежность и принялся ласкать ее. Перед глазами снова вспыхнули тысячи ярких огней. — Так будет легче прийти в себя, дочка, — сказал десятиклассник и вошел в нее.