Полуночный цветок: Увядание

Школьный звонок разорвал тишину, возвестив о начале перемены. Через мгновение шум наполнил стены учебного заведения, выдавая в каждом тоне радость юности, вновь открывшейся потоку жизни, которая суть движение. «Интересно, — думала Наталья, — так ли чувствовал себя человек, ходивший со звонком по коридору, как вахтерша, нажимающая на кнопочку? Что дает большее удовлетворение – это причастие к процессу постепенного пробуждения затаенной в молодых энергии или возможность одним нажатием выпустить ее всю наружу?». А десятиклассники проходили мимо, укладывая тетради ей на стол. Первая самостоятельная работа в этом году. Она угадывала во взглядах эмоции – уверенность, нетерпение, разочарование, страх. — До свидания, Наталья Михайловна, — произнес Боря Миркович, положив тетрадь ей на стол. В голове у Натальи зашумело, и она моргнула, разбирая посланный ей сигнал. Значит, он ждет ее после уроков. Тело заныло, и Наталья испугалась, что не сдержится и застонет прямо сейчас. — До свидания, Боря, — она улыбнулась ему. Наталья спустилась в столовую, заказала чай – неслыханное ранее для нее дело. Еще две недели назад она терпеть не могла эту подкрашенную водицу с таким содержанием сахара, что один запах, казалось, мог вызвать диабет. И вот теперь бегала за ней почти каждую перемену, заедая приторно-сладкими шоколадными батончиками из буфета. «Совсем фигуру не бережешь, — заметила недавно Люда. – По опасной дороге пошла». Наталья в ответ на эту фразу улыбнулась и пожала плечами. Боря говорил, что желание сладкого — нормальная реакция меняющегося организма. В столовой было людно – у старшеклассников наступил обеденный перерыв. Наталья подошла к буфетчице и заказала чай. — Весь разлили, — ворчливо произнесла нехарактерно худая для этой профессии дама. – Есть кофе. — Давайте, — махнула рукой Наталья. – И беляш. — Я бы не советовал, — раздался рядом голос учителя математики Михаила Семеновича Тищенко. Буфетчица в ответ заворчала еще сильнее и отошла наполнить граненый стакан светло-серой сладкой жидкостью, носившей гордое наименование «кофе с сахаром». – Не носите ссобойку, Наташа? — Сегодня не успела, — виновато улыбнулась Наталья. – Опять проспала будильник. Буфетчица протянула ей кофе и беляш. Наталья расплатилась и ушла за учительский стол, на удивление пустовавший. Вскоре Михаил присоединился к ней. С собой он принес стакан кофе и зачерствевший кусок теста, когда-то бывший молочным коржиком. — Мало того, что молоко за вредность не дают, — усмехнулся он, — так еще и есть эту гадость заставляют. Что за жизнь пошла? — А раньше давали? – поинтересовалась Наталья. — При Союзе, что ли? – хмыкнул математик. – Союз я не застал. Лет пять назад вообще тяжко было – там даже такого кофе было не дождаться. Теперь хоть что-то есть. Это я так, Наташенька, ворчу. Все ничего, прорвемся как-нибудь. — Да уж, точно, — отвела взгляд Наталья. Она вспомнила недавнюю беседу в учительской. «Тихий беззлобный алкоголик – вот кто он», — осуждали Михаила за глаза одни. «И не так запьешь, если жена уйдет к богатенькому, да еще и ребенка с собой утянет», — жалели математика другие. Наталья сочувствовала вполне еще молодому, едва тридцать три стукнуло, мужчине, который в школе появлялся всегда в одном и том же полинялом костюме. Виноват ли он, что профессию любил больше, чем деньги? Вряд ли. Просто время такое. Когда он поступал в институт, учительская профессия была в почете, и платили за нее прилично. А сейчас едва хватало на квартплату, еду да бутылку «Двух буслов». — Кстати, Наташа, а как вы с Мирковичем общий язык нашли? – спросил Михаил. — Что, простите? – чуть не подавилась Наталья. — Боря Миркович, сербское горе наше. Говорят, он больше у вас не озорничает. Даже Колобок, тьфу, Павловец довольна. Нахваливат вас. — Да ничего особенного, — потупилась Наталья, стараясь не смотреть в глаза Михаилу. – Он, мне показалось, вполне милый мальчик. Просто своеобразный… — Да уж, — протянул Михаил. – Милый. Ладно, у меня он вроде тоже тихий. Но двояки константно ловит. Домашнее не готовит вообще. В классе спит на уроке. Я даже и не знаю, что уже делать. — Может, поговорите с ним? – предложила Наталья. — Да, пробовал, — махнул рукой математик. – Либо молчит, либо что-то бормочет про «не понимаю», «не знаю». Ладно, думал, может что-нибудь подскажете. Наталья развела руками. Михаил улыбнулся, поднялся, отряхнул крошки с брюк на стол и покинул столовую. * * * Боря, как Наталья уже усвоила, не любил размениваться на прелюдии. Обычно она едва успевала раздеться, как он укладывал или ставил ее так, как ему хотелось, и так резко входил, что она аж взвизгивала от боли. Но уже через секунду-другую все ее сознание затапливало теплом и таким радужным ощущением эйфории, которое невозможно было передать словами. Лучше всего подошло бы слово «опьянение», но весь небольшой опыт Натальи со спиртным показывал, что реальное опьянение и близко не походило на то, что она чувствовала. Она сама не помнила, как стонала и что говорила в эти моменты, слушая его дыхание и чувствуя каждое его движение, в которых боль, когда он тянул ее за волосы, смешивалась с непередаваемым удовольствием от прикосновений его небольших нежных пальцев. Он шлепнул ее по попе, показывая, что сеанс окончен и отошел к окошку покурить. Наталья аккуратно поднялась с двуспального матраса, заменявшего Боре кровать, стараясь не испачкать простынь. Обошла табурет – второй, после небольшого книжного шкафа предмет мебели в его комнате и направилась в душ. «А если я забеременею», — вспомнила она свой вопрос после их второго совместного вечера. «От меня не понесешь, — сказал он тогда. – А через три луны так и вообще можешь больше не беспокоиться об этом. Мы по-другому размножаемся». Ее до сих пор удивлял тот факт, как спокойно она отнеслась к этой фразе. Никаких заек и лужаек? Ну и пусть. Гораздо больше ее интересовал другой вопрос. Но про способы питания Боря пока молчал. — Это же ты меня сегодня на уроке? – спросила она, войдя в комнату и завернувшись в одеяло. — Шум в голове? – уточнил он, и, увидев, как она кивнула, ответил, — я. — Зачем? — Потому, что ты несла бред, — он отвернулся к окошку и зажег еще одну сигарету. – Романтический бред. — Знаешь, вот не учи меня учить, — с претензией в голосе сказала она. – Детям нравится меня слушать именно потому, что я умею рассказывать интересные истории! — Детям нравится тебя слушать потому, что ты умеешь рассказывать, — он повернулся и посмотрел на нее. – Они слушают тебя и запоминают то, что ты скажешь. И именно это определяет их дальнейшую дорогу. Поэтому тебе нужно быть аккуратной в том, что ты говоришь. Поняла? — Не совсем. — Ох, предки мои, — вздохнул он. – Я никогда не был силен в том, чтобы учить. А вот ты сильна. Только сама не знаешь, чему именно тебе следует учить. Я попробую показать это, но не сейчас. — Не делай так больше, — сказала она. – Мне было неприятно. — И что? – он удивленно посмотрел на нее. Наталья обиженно надула губки, и он рассмеялся. – Дура ты, Наталья Михайловна. Ты вот сейчас относишься ко мне, как к своему мужчине. Возможно, ты даже смогла где-то для себя решить проблему моего видимого возраста, но ты по-прежнему считаешь себя моей женщиной. А ты не моя женщина. Ты моя дочь. — Не говори так, — Наталья покраснела и отвернулась. – Это… не правильно. — Как мне говорить? – без тени сарказма или издевки спросил он. – Подскажи? Наталья задумалась, но ответить на этот вопрос не смогла. — Вот видишь, — Боря подошел к ней и уселся рядом. – Ладно, это пустой разговор. Скажи вот мне лучше, как можно было бы поладить с учителем математики. Мне нравится его отчаянный фатализм, и мне не хотелось бы его убивать. Но пока я не вижу другого варианта. — Убивать?! – Наталья уставилась на него. — Ох, предки, — снова вздохнул Боря. – Наталья Михайловна, мы – я в большей степени, ты пока в меньшей – хищники. Убийство – это то, чем мы занимаемся чтобы выжить. И мы убиваем тех, кто сознательно пытается портить нам жизнь. Если он продолжит поднимать шум вокруг моей учебы, то может привлечь ненужное внимание. Особенно, если это выйдет за пределы школьных кабинетов. — Может тебе вместо того, чтобы замышлять убийство, попробовать сделать домашнее задание? – Наталья не смогла удержаться от сарказма. — Зачем? — Для чего ты вообще пошел в школу? — Пересидеть, спрятаться и начать восстанавливать клан, — пояснил Боря. – Мне необходимо было затеряться в толпе, а с моими данными невозможно легально существовать иначе, как школьником. — Тебе семьдесят с хвостиком! Неужели ты до этого не был в школе? – Наталья только сейчас начала понимать, что вся Борина бравада во время уроков была не для того, чтобы выделиться, а потому, что он действительно первый раз попал в учебное заведение. — Нет, — подтвердил он ее опасения. – Сначала у в семье не было денег, потом началась война, и учиться пришлось не наукам, а как из автомата стрелять. А потом, когда стал упырем, то жил в горах с кланом. Учили меня родичи, что умею – от них, а лишнего мне и не надо. Мозаика, наконец, стала складываться. Боря действительно не имел представления о школьном образовании. Он на своем опыте пытался понять, каким образом надо вести себя среди «сверстников» и с учителями. Помогала, с одной стороны, разнарядка об «особом отношении», спущенная сверху. С другой то, что учителя-женщины во многом жалели молчаливого сироту-беженца. А вот Михаил Семенович закусил удила. Он не переносил блатных любимчиков и был рад насолить Колобку, с которой находился в вечном противостоянии «физиков-лириков». — Может, ему денег дать? – задумчиво произнес Боря. — Просто так он не согласится, — возразила Наталья. – Можешь этим еще больше разозлить. — Тогда ты его убедишь, — Боря посмотрел на нее и бесцеремонно сжал грудь. – Как говорил мой дед «ако злато не делуе, андо пичка делуе». — Что?! — Что не сделают деньги, то сделает…, — Боря не закончил фразу, устремив руку ей между ног. — Я не буду с ним спать! – Наталья вскочила, сбросив одеяло. — Наталья Михайловна… — Я буду хоть сотню раз дурой, но не шлюхой! – она буквально перешла на визг и бросилась в прихожую. Мгновением позже, уже натягивая штаны, испугалась, что Боря последует за ней и будет бить, но упырь, потерял к ней всякий интерес. Он прошел мимо нее на кухню, и Наталья услышала, как открылся кран. Без лишних слов, кипя от бешенства, она собралась и ушла. * * * Едва только войдя в квартиру, Наталья поняла — что-то не так. Сладковатый мясной запах присутствовал буквально везде. — Наташенька, это ты? – спросила хозяйка с кухни, услышав звук закрываемой двери. — Да, Дарья Ивановна, — ответила Наталья, снимая обувь. Внутри она все еще пылала от возмущения, но запах, разошедшийся по квартире неожиданно притушил ее настроение, и в желудке тихо заурчало. — Мой руки и подойди сюда, — голос Дарьи Ивановны был донельзя довольным, что случалось не часто. – Похвастаюсь. Наталья заскочила в ванную комнату, быстро сняла свитер и майку, надела домашнюю полосатую рубашку с длинными рукавами и тщательно вымыла руки. На удивление запах душистого яблочного мыла, который всегда казался ей чересчур сильным на этот раз не заглушил аромат мяса, к которому примешивался еще какой-то другой, тягучий, одновременно знакомый и незнакомый дух. Наталья, силясь понять, что это могло бы быть, пошла на кухню — Вот, посмотри, — Дарья Ивановна с гордостью указала ей на большой таз, в котором лежали тушки трех кроликов. – Передали из деревни. Свои, без всяких там антибиотиков, откормленные! Дарья Ивановна была очень горда этим продуктом. Наталья чувствовала это. А еще то, что у хозяйки слегка кровоточит десна. Она еле сдержала себя от того, чтобы немедленно не броситься – то ли засунуть свой язык хозяйке в рот, то ли к тазику. — Здорово, — тихо произнесла Наташа, и в животе у нее снова заурчало. — Хочется крольчатинки? – лукаво улыбнулась хозяйка. – Сейчас разделаю, а вечером потушу и угощу. — Хорошо, спасибо, но мне… лечь нужно, — быстро пролепетала Наталья. – Голова закружилась. Она почти бегом вылетела из кухни, услышав вслед, что совсем себя не бережет. — Надо лучше питаться, а то и до голодных обмороков недалеко, — обеспокоенно проворчала Дарья Ивановна. Наталья вбежала к себе в комнату, закрыла дверь на крючок и нырнула под одеяло, стараясь заглушить запах крови, так манивший ее на кухню. «Боже, только бы это прошло, только бы прошло», — думала она. Но, судя по всему, Боря не соврал, и Бога действительно не существовало. А вот запах крови и мяса был вполне реальным, и Наталье становилось все труднее себя сдерживать. Она встала и, помаявшись полминуты, открыла заедающую форточку. В комнату ворвались ароматы прелой листвы, озона и тонкий, едва уловимый запах птичьей крови. Наталья выглянула в окно. Под ним кошка деловито тащила тушку голубя. Девушка медленно осела под подоконник, уперлась спиною в стену и, обхватив голову руками, тихо завыла. Вой ее перешел в рычание и она, не помня себя, быстро оделась и рванула входную дверь — Наташенька, ты куда? – озабоченно спросила из кухни Дарья Ивановна. — Вспомнила о родительском собрании, — бросила она первое, что пришло в голову, и выбежала к лифту. У соседского мальчишки с верхнего этажа, с которым они вместе спускались, была разбита коленка, и Наталья прокусила себе губы до крови, пытаясь отвлечься от преследующего ее наваждения. Это, как ни странно, помогло, и она с удовольствием слизала капельки выступившей красной влаги со своей нижней губы. Паренек посмотрел на нее обеспокоенно, но Наталье не было до этого дела. Она выбежала из подъезда, едва не налетев на другого парня. Уже открывая дверь, она осознала, что этим самым парнем был Дмитрий в своей неизменной косухе и рваных джинсах. Наталья не расслышала, звал ли он ее. Ей было все равно. Она очнулась через пару километров, в диком неухоженном парке. Выдохнула, села на мокрую после дождя лавочку и осмотрела себя. Она была в черной юбке, но без колгот, в сером пиджаке поверх домашней линялой белой рубашки и в босоножках, которые хотела упаковать в коробку еще с месяц назад. — Хороша учителка на родительском собрании, — сказала она себе, вспомнив свою фразу. Втянула носом воздух. Кровью не пахло. Откуда-то из дальних кустов тянуло грязью и перегаром, со стороны сосенок чувствовался запах собачьих меток, а от дороги, до которой было метров триста, буквально смердело бензиновыми парами. «Что ж это делается?», — подумала она. Закрыла лицо руками и досчитала до десяти. Потом до пятидесяти и до ста, но успокоиться не получилось. Воображение так и рисовало образ Дарьи Ивановны, лежащей вместо кроликов в тазу, и самой Натальи с окровавленным ножом в руках, склоняющейся над несчастной старушкой. И тут в голове знакомым образом зашумело. Видения исчезли, вместо них набатом пробила мысль «иди ко мне». — Боря, — прошептала она. Он ждал ее у дороги. Джинсовая куртка нараспашку, под ней – сине-красная майка с узорами. Весь такой опрятный, аккуратный, родной. Наталья не выдержала и бросилась к нему. — Тише, Наталья Михайловна, — он отстранился. – Люди смотрят. Сделай вид, что решила вечером проводить загулявшегося подростка домой. Без всяких других целей. — Да, конечно, — она опустила глаза, посмотрев на асфальт. В голове отчетливо проступили контуры понимания – без него она теперь была обречена на смерть. – Слушаюсь, хозяин. * * * Едва переступив порог Бориной квартиры, Наталья немедленно бросилась на кухню, из которой так вкусно пахло мясом и кровью. Кусок говядины лежал в небольшом металлическом тазике, и она, усевшись на табуретку перед столом, набросилась на него, вгрызаясь зубами в жесткое, трудно жующееся мясо. — Нарезала бы хоть, — недоуменно сказал Боря, неспешно входя на кухню. Он успел снять все, кроме штанов, и помыть руки. На груди его блестели капли воды. Боря любил открывать сильный напор в умывальнике. Наталья аж залюбовалась этими видом. Так и застыла, держа во зубах полукилограммовый кусок мяса. Боря покачал головой, — давай сюда, а то у тебя и руки сейчас дрожат. Она отдала ему мясо. Руки у нее и правда дрожали. Она обнаружила это, едва не перевернув на себя стекшую в тазик кровь, когда попыталась выпить ее прямо оттуда. Нещадно облив подбородок, шею и рубашку, Наталья, наконец, отставила в сторону пустой таз, и облокотилась на стенку, глядя в потолок. Боря деловито нарезал говядину большим мясницким ножом, и она следила за его движениями, не по-подростковому крепкой спиной и мощными руками. Голод постепенно уходил, уступая место другому чувству. — Держи, — он высыпал мясо, нарезанное мелкими кубиками, на тарелку и протянул ей вместе с вилкой. – И перестань изображать восторженную сучку, это раздражает. — Я не…, — его слова хлестнули ее, но запах мяса вновь захватил все внимание и она, не закончив фразу, начала есть. — Не изображала? – хмыкнул Боря. – От же ж как. Наталья Михайловна, не пытайся врать. Ни мне, ни себе. И не называй меня хозяином. Еще раз так сделаешь, я тебя сурово накажу. Принадлежность хозяину крепко впечатывается в память, а я не хочу, чтобы ты была рабой. Ты – мое продолжение, моя кровь, наследие клана. Но я тебе не хозяин, и ты мне не собственность Запомни это. — Конечно, хозяин, — пробубнела Наталья с набитым ртом. Боря покосился на нее, и Наталья, поняв, что сказала, ойкнула. Прожевав, спросила, — а как тогда называть? — Это ты мне скажи, дочка, — криво усмехнулся он. Подошел к холодильнику, достал небольшого размера кастрюлю, вытряс ее содержимое на условно чистую сковороду, стоявшую на плите, и спичкой подпалил газ. Наталья задумалась. Ей было бы неприятно называть Борю отцом. И не столько из-за возраста, или из уважения к ее настоящему отцу, сколько из-за их связи, далекой от той, которая должна быть между родителем и дочерью. Она так и этак повертела в мозгу слова, и тут ей на ум пришел дурацкий фильм про странных людей с лазерными пистолетами и саблями, который они с год назад смотрели вместе с Дмитрием. — Можно я буду звать тебя Мастером? — спросила она. — Как негры звали белых? – откликнулся он. – Чем это лучше? — Нет, как Мастер в средневековом цеху, — нашлась Наталья. – А я буду подмастерьем. Ты ведь учишь меня, да? И… заботишься. Она не была уверена, что отношения мастера и подмастерьев в цеху средневекового бурга могли быть столь телесно близкими, но это слово ее отталкивало куда меньше, чем «отец». — Подход к клану как к цеху или артели, — Боря несколько раз цыкнул языком. – Интересная идея. Пожалуй, мне даже нравится. — И не зови меня Натальей Михайловной? — Вообще? — Нет, ну в школе-то зови, конечно. Но когда мы одни… можно просто Наташей. — Хорошо, просто Наташа, — с серьезным лицом сказал Боря, но через мгновение не смог сдержать смех, и она засмеялась вслед за ним. – Ты подумала, что можно сделать с математиком? — Нет, — она покачала головой. – Все мысли были заняты кровью. Скажи, это часто так происходит? — У тебя может произойти еще раз или два, — Боря стал серьезен. – После этого организм перестроится. А потом будет нечто подобное по полнолуниям. Но там говядиной ты уже не обойдешься. Еботе! Он кинулся к плите и выключил начинавшую подгорать еду. Критически осмотрел содержимое и произнес: «С майонезом сойдет». — И мне надо будет пить людскую кровь? – спросила похолодевшим голосом Наталья. — Потом об этом, не сейчас, — Боря достал тарелку из шкафа над умывальником и высыпал содержимое сковороды на нее. – Сейчас надо решить проблемы с математиком. А то первым тебе придется съесть его. Наталья опустила голову. Хотелось, конечно, закричать, что она этого делать не будет, но она была умной девушкой и два раза за день не наступала на одни и те же грабли. — Ты не хочешь и его обратить? – спросила она. В самом деле, быть не одинокой в этом вампирском сумасшествии было бы так славно. — Нет, — разрушил ее надежды Боря. – Он вроде бы и подходил. Я выбирал между тобой и им. Но от него постоянно пахнет алкоголем. Он не сможет сдерживать жажду, а мы должны уметь это делать. Если он сорвется, то пострадает не только он, но и я. Понимаешь? — А если ты у него будешь брать индивидуальные уроки? Ну, за деньги, — помолчав, предложила она. – Репетиторство. — Мне не интересно, — покачал головой Боря. — Боря, милый, — она попыталась сказать это ласково и вкрадчиво, — математика – царица наук. А ты у меня, у нас, - глава клана. Ты должен быть умным. — Прекрати льстить, Наталья Михайловна. — Слушаюсь, хозяин! — Ебем ти. Хорошо, Наташа, я понял. Мыслишь неплохо, достойно. Мне подойти к нему? Наталья сначала хотела сказать твердое «да», но что-то помешало ей. Нет, Михаил не примет такой поворот от странного мальчика Бори. Более того, он наверняка подумает, что это какой-то хитрый подлог от администрации или от Павловец. Идея хорошая, но как к ней подступиться? — Нет, Мастер. Наверно, это лучше будет сделать все-таки мне. Я придумаю как. — Только думай не долго, подмастерье. — Хорошо, Боря, мой Мастер, — она поднялась и протянула к нему руки, но он отстранил ее, не грубо, но твердо. Она посмотрела на него растеряно. — Мне надо поесть, тебе — идти домой. Приступ мы сняли. Следующий избежишь сама – купи свежего мяса и заморозь. Почувствуешь что-то подобное – используй. Наталья непонимающе уставилась на Борю. Еще ни разу за эти недели после их встреч он не отпустил ее просто так. Внизу живота нарастало желание, и она снова потянулась к нему, но он увернулся, даже не притронувшись к ней. Посмотрел в окно, открыл форточку и взял сигареты, лежавшие на холодильнике. — На автобус не иди, пробирайся дворами. Используй свое обоняние и слух, чтобы избегать людей. Придешь домой – сбрось мне на пейджер сообщение. Номер возьмешь у телефона в прихожей. Наташа громко фыркнула – такого открытого игнорирования она вынести спокойно не смогла. Вышла в прихожую, подобрала брошенную на пол сумочку, посомневавшись мгновение, засунула в нее бумажку с номером пейджера и покинула квартиру громко хлопнув дверью. * * * Она уже поднималась на горку у своего подъезда, страшно довольная тем, что ей удалось не встретить по дороге ни одного человека, а также весьма обиженная на Борю за свою неудовлетворенность этим вечером, когда ее окликнули. Судя по всему, она, потеряв осторожность, не заметила компанию на лавочке у соседнего подъезда. А они обратили внимание на нее. — Эй, детка, что так поздно гуляешь, да одна? – обладатель пьяного мужского голоса явно приближался к ней. — Давай по рюмочке, да хали-гали-паратрупер, — второй голос, куда более трезвый, но еще и куда более наглый. Она испугалась. Хотелось бежать – до подъезда вроде бы недалеко. Но умом Наталья понимала, что мужчины догонят ее. Надо было как-то выкрутиться. Она вспомнила, как в детстве ходила с подружками на дискотеку. Было это всего один раз, но Наталья на всю жизнь запомнила слова и интонацию Алисы, когда примерно с таким предложением к ней подкатили два парня из соседнего колхоза. — Чего на? – спросила она и повернулась. Надо сказать, что подходивший к ней парень был даже не безобразен. Его дружок, низенький, плюгавенький и в кепочке, вызывал неприятие. Он же был высок, широк в плечах и с весьма неотталкивающим лицом, несмотря на лысую голову и тренировочный костюм. Только вот лицо это стало заметно бледнеть, когда она повернулась. Парень попятился, его дружок закричал, и они вдвоем, бросив недопитую бутыль водки, рванули бегом со всей возможной скоростью. Наталья удивленно моргнула, понимая, что вряд ли ее слова могли так впечатлить парочку гопников. И в следующее мгновение она, поминая Бога, полезла в сумочку за зеркалом. Открыв трясущимися пальцами косметичку, она поняла, чего испугалась парочка хулиганов. Подбородок, шея и рубашка у нее были перепачканы кровью. Отвлеченная разговорами с Борей и обидой на него, она не подумала даже взглянуть в зеркало перед уходом. — Пиздец, — опустив руки, прошептала Наталья. Чего уж держать слово по поводу мата – ее самооценке ругань уже никак не сможет повредить. До подъезда она добралась бегом, пытаясь прикрывать пиджаком верх рубашки. Получалось плохо, и Наталья в первый раз в жизни проклянула свой четвертый размер груди. Благо в подъезде не было никого, и она, взбежав по лестнице и открыв дверь в квартиру, не разуваясь кинулась в комнату, где быстро разделась. — Наташенька, это ты? – услышала она сонный голос хозяйки. — Да, Дарья Ивановна! Простите, я наверно вас разбудила. — Ничего, я не спала, — старушка подошла к двери и постучала. – У тебя все нормально? Помощь не нужна, Наташенька? — Нет, Дарья Ивановна, спасибо, — сердце Натальи ушло в пятки. Если бабуля сейчас зайдет и увидит ее, пускай уже и не в рубашке, но с перемазанным кровью лицом, то вряд ли можно ожидать чего-то хорошего. – Я сейчас переоденусь и в ванную пойду, если она свободна. — Свободна, свободна. Только долго не засиживайся там, а то за воду счет выйдет ого-го. — Конечно, — выдохнула Наталья, услышав, что Дарья Ивановна удалилась в свою комнату и закрыла дверь. В ванне Наталья все-таки залежалась. Сбросив напряжение и получив удовольствие, она тщательно умылась и вычистила зубы. Чистить пришлось долго – говядина плотно застряла, и понадобилась зубочистка. В этот момент Наталью занимали две мысли: что делать с Михаилом-математиком, и каким образом отстирать окровавленную одежду. Спать с Михаилом она все еще не собиралась. Сегодняшние происшествия сделали секс с коллегой не такой уже и невозможной затеей, но этот вариант она отложила в «наименее желаемые». Рядом с сексом там гнездились совместное распивание крови Михаила с Борей и «несчастный случай на производстве». Наталье нравилась мысль о репетиторстве, но она не могла представить, как отреагирует математик с его вздорным характером на подобное предложение. Боре точно не стоило к нему подходить. А ей? «Что он любит? Спиртное! – ответила она сама себе, лежа на кровати и рассматривая свои ногти. – А что не любит? Или кого не любит? Не любит он Колобка. А если предположить, что Боря поможет ему с Колобком? Как? Тьфу ты, пить Колобка будет еще противнее». Наталья повернулась на бок, рукой поглаживая себя по бедру. План, хоть и медленно, начинал вырисовываться. А вместе с ним пришла мысль о том, что Боря не просто так отверг ее сегодня. Он наказывал ее за неподчинение, за вздорную выходку днем. Он пришел и спас ее, когда было необходимо, но наказал, чтобы она запомнила, как делать не надо. «Я запомню, Мастер», — сказала она себе, поглаживая промежность пальчиками. * * * — Михаил, вы мне не поможете? – Наталья застыла в дверях его кабинета и сделала жалобные глаза. — Что случилось, Наташа? – Михаил мгновенно подобрался, резким движением встал и поправил пиджак. Она посмотрела на него и снова подумала, что заниматься с ним сексом стоило бы только из жалости. А это он бы вряд ли смог бы простить ей. Нет, она должна действовать по-другому. — У меня шкафчик под доской сломался, дверь выпадает. Если Нирошевич завтра увидит, то мне влетит. Помогите, пожалуйста! Даже инструмент есть, но у самой не получается! — Конечно, конечно, — он подхватил ключ от кабинета со стола, пригласил ее выйти первой и закрыл дверь. — Он и раньше барахлил, а сейчас на последнем уроке Ливрович зацепил дверцу ногой. Я бы его заставила помочь, но уже поздно, а он живет через дорогу. Если пожалуются… — Правильно, пусть домой идет, — согласился Михаил. – Ничего, справимся с вашим горем. Дверь шкафа была буквально сорвана с петель. Было видно, что Михаил очень силится не высказать то, что думает о шестикласснике Ливровиче. Наталье даже стало немного стыдно за навет на несчастного мальчишку. Но Михаил у их класса не вел, и она надеялась, что он не станет специально как-то отыгрываться на ребенке. Ящик Наталья оторвала сама – необходим был повод для того, чтобы затащить математика в класс. Починка заняла полчаса и удачной была с весьма большой натяжкой. Но дверца не вылетала, и на этом можно было остановиться. Наталья картинно всплеснула руками и полезла в сумочку. — Спасибо вам огромное, Михаил, — она протянула ему бутылку коньяка. Математик изменился в лице и придирчиво оглядел подарок. — Спасибо вам, Наташа. Вот чего не ожидал… — Может, сразу и выпьем, чтобы лучше стояло, — предложила Наталья, через мгновение поняв, что слова можно трактовать двояко. — А рюмки у вас есть? – деятельно спросил Михаил. – А закуска? Наталья развела руками. Она не была профессионалом междусобойчиков. Даже на дни рождения коллег в учительской не оставалась, обходясь дежурным куском тортика. «Дура ты, Наталья Михайловна», — с интонацией Бори обругала она себя. — Давайте как-нибудь потом, — предложил Михаил. – А сейчас я вас просто провожу домой, идет? — Идет, — согласилась Наталья. Что еще ей оставалось делать, когда трезво рассчитанный план развалился. На улице было прохладно, но погода радовала ясным небом, а ветра почти не ощущалось. Они беседовали о последних сплетнях из учительской, о Нирошевич, уехавшей на очередное повышение квалификации, и о Колобке, которая с недавнего времени стала скандальнее и фамильярнее обычного. — Мне ее класс по-человечески жалко, — сказал Михаил. – Она ведь как хамелеон. Притворяется добренькой, а на поверку та еще гадюка. — Думаете, она и с ними так? – неподдельно удивившись, спросила Наталья. 10 «В» Павловец получила после выпускного, и пока из детей на нее никто не жаловался. — Уверен, — скривился Михаил. – Она всегда так. Первые пару месяцев все путем, дети ее боготворят. А потом начинаются подковерные игры. Мерзко это, но ничего не сделаешь. Как учитель она хороша, а вот как педагог… — Может, стоит подобраться изнутри, — закинула она удочку. – Теперь у нее в классе есть Миркович. Если она сцепится с ним… — Не думаю, Наталья, не думаю, — покачал головой Михаил. – Миркович вряд ли с ней сцепится. Он, как мне иногда кажется, вообще ничем не интересуется. Стресс, я понимаю, но его поведение сильно раздражает. — Может, вы и правы, — протянула Наталья. – Но я бы не исключала того, что, если все так, как вы говорите, с Борей у нее может быть конфликт. Особенно если он поймет, что она его использует. — А вы интриганка, Наталья, — удивленно, но без негативных эмоций произнес Михаил. – Не думал, что вы способны на коварство. — Я – историк. Читая об интригах, не можешь не проникнуться к ним любовью, — она улыбнулась, и он улыбнулся ей в ответ. – Вот и мой подъезд. Спасибо, что проводили. — Не за что, — он кивнул и протянул ей руку. Она пожала ее. – Приходите ко мне в кабинет в следующий четверг, после последнего урока второй смены. Сообразим что-нибудь с вашей бутылочкой. Он ушел. Она проследила за тем, как он удалился, потом быстро поднялась в квартиру, набрала номер пейджинговой и произнесла: — Сообщение для абонента 650-8703. С математикой все в порядке. Сегодня будем заниматься русским.