cursed

Теодор Нотт. Июнь 2002 года.       Его лицо вытянулось. Ему казалось, что он не может дышать. Потянув за воротник своего халата, он закрыл глаза:       — Время смерти — семь часов.       Он сорвал резиновые перчатки со своих рук и выбросил их в мусорное ведро внутри кабинета неотложенной помощи. Его пальцы вцепились в маску на лице. И ее он тоже сорвал.       — Доктор Нотт… — Позвала медсестра, когда он взялся за дверную ручку, готовый покинуть палатку. Все еще не глядя на нее, он сухо покачал головой. — У него был супруг… Они еще не сказали о ребенке. — Дама на секунду запнулась. — Он был за рулем.       Теодор зажмурился, делая резкий жгучий вдох.       — Не могу, доктор…       — Он разговаривает с полицией о травмах ребенка.       — Черт возьми. — Его рука отпустила ручку, вместо этого положив ее на стену. Его голова втянулась в плечу. — Как его зовут? И ребенка…       — Покойного звали Эмилио Коста. Ребенок… ее звали Элиза Коста, а мужа, находящегося в комнате ожидания, зовут Алехандро Коста.       — Он говорит по-английски? — Теодор перевел дыхание. — Если нет, то лучше дождаться доктора Росси. Тот инцидент в прошлом году…       Он медленно покачал головой, вспоминая, что произошло, когда он попытался объяснить свою кончину семье, которая не говорила по-английски. Они приняли его печальные новости за хорошие, и это превратилось в судебный процесс.       — Он прекрасно говорит по-английски, сэр.       — Спасибо, Николь. — Он выдавил полуулыбку, поворачиваясь через плечо. — И я уже говорил насчет этого… «сэр»…       Она улыбнулась ему.       — Извини, сэр… Ой, не берите в голову.       Ему нравилась Николь. Она была его медсестрой, его помощницей. Где бы он ни был, она была рядом. Он не мог и мечтать о лучшем переводчике и друге, чем она. Они были близки по возрасту, обладали схожим чувством юмора и прекрасно ладили. Она была осторожной, нежной, доброй. Она была слишком хороша для него.       Это была одна из его самых близких подруг, и он не мог избавиться от чувства, что она ему кого-то напоминает. Кого-то, кого он знал много лет назад, кого-то, кто оставил дыру в его сердце из-за того, что его больше не было рядом, кого-то, по кому он ужасно скучал, хотя и сам этого не знал.       Теодор промаршировал через отделение неотложеной помощи, вышел в коридор к своему кабинету и захлопнул за собой дверь. Он соскользнул по ней, подтягивая колени к груди. Он считал, что это была самая трудная часть. Терять пациентов всегда было тяжело. Это было жестоко, безжалостно, но рассказывать их близким о том, что ты не смог спасти их жизнь, было во многих отношениях хуже.       Он мало что мог сделать.       Это была автомобильная авария. Водители другой машины ехал в нетрезвом состоянии и врезался в их машину. У его пациента и их ребенка не было ни единого шанса. Он вылетел из лобового стекла, большая часть удара пришлась на голову, и он умер мгновенно. Их ребенок тоже был обречен. Ей было всего четыре. Она также мгновенно умерла.       Они не страдали. Им не было больно. Они просто погасли, как задутая свеча. Душераздирающе. Мучительно.       Иногда Теодор проклинал себя за то, что выбрал эту профессию. Врач, ответственный за каждую душу, преступающую через эти двери, и за ту, которая больше не выходила отсюда. Он знал, что у него нет власти над человеческой жизнью и матерью природой, но работая в этой области, он, несомненно, чувствовал себя виноватым за все.       Он потянул за халат. Он был белым, а на надгрудном кармане было вышито его имя.       Доктор Теодор Нотт.       Мемориальная больница Пьюси.       С кармана свисало его удостоверение личности и ручка. Он ненавидел фотографию на нем, хотя и не знал, почему. Николь всегда говорила, что он выглядел на ней грустным, и, возможно, так оно и было. Он уже не совсем понимал.       В ручке совсем уже кончились чернила. К счастью, Николь недавно заменила их. Сначала он даже не обратил внимание, как она позаботилась о том, чтобы у него было все необходимое, но теперь заметил.       Идя по коридорам вниз, в комнату ожидания, Тео запустил руки в волосы, глядя на свои ноги. Он обдумывал выбор своей обучи. Казалось неправильным говорить кому-то о том, что вся его жизнь пойдет прахом в кедах.       — Мистер Коста? — Его голос заставил несколько человек повернуться, но он не обращал внимания, пока не встал мужчина. Он был высоким, выше Тео. Каштановые, коротко стриженные волосы. Золотое обручальное кольцо на пальце. Детское ожерелье на шее говорило Тедди о том, что это сделала его дочь. Это разбило его сердце еще больше.       — Да… — Карие глаза мужчины скользнули вниз к груди Теодора, останавливаясь на имени, вышитом на ткани. У него были карие глаза. Теодору показалось, что он знает кого-то с карими глазами. Кого-то с глазами настолько бронзовыми, что легко можно было потеряться в них.       Возможно, он знал девушку с такими же глубокими глазами, как у этого мужчины.       — Доктор Нотт?       Его голос дрожал, он был неуверенным, напуганным. Казалось, он знал, что собирался сказать Теодор.       — Зовите меня Теодором, пожалуйста. — Спокойно кивнул Тео, и на плечо мужчины легла его рука. — Не могли бы вы пройтись со мной, мистер Коста?       Карие глаза расширились. Он и раньше видел боль в чьих-то глазах.       — Я… — он не мог говорить, лишь покачал головой, когда провел своими темными руками по волосам, отчаянии откидывая их назад. — Я не… просто… скажите мне…       Тео бросил быстрый взгляд вокруг, замечая, как глаза всех присутствующих уставились на них.       — Мистер Коста…       — Алехандро… — В панике выдохнул он. — Просто Алехандро, пожалуйста…       — Что ж, — Теодор сильнее сжал его плечо. — Алехандро, если бы вы прошли со мной…       — Нет!       Тео быстро моргнул, но реакция мужчины не была чем-то новым. Часто люди таким образом защищаются, готовясь к худшим новостям.       — Сэр…       — Просто скажите мне. Я не хочу… — Он покачал головой, отрицая все свои чувства. — Просто скажите. Прямо сейчас, пожалуйста.       Кивнув, он отпустил плечо Алехандро. Язык тела. Зрительный контакт. Прикосновение. Он поставил все галочки, чтобы не сломать другого человека. Но это ломало и его. Каждый раз, когда ему приходилось это делать, это ломало его еще больше. Что-то происходило с ним, когда он видел, как гас этот обнадеживающий огонек в их глазах.       — Мы сделали все, что могли…       Мужчина всхлипнул. Он зажал рот рукой, чтобы заглушить душераздирающие крики.       Продолжай. Продолжай. Продолжай.       — Но, к сожалению, и ваш муж, и дочь…       Он сделал спотыкающийся шаг вперед, пока не врезался в грудь Теодора. Парень сглотнул, осторожно обхватив руками спину мужчины.       Еще немного. Скажи это. Скажи. Скажи.       — Они погибли. Быстро. Они не испытывали боли.       Его плачь разнесся по всему залу ожидания, и в тишине вокруг, каждый мог почувствовать его боль.       Алехандро просто стоял там. Его тело затряслось, когда Теодор нежно похлопал его по спине.       Все кончилось. Он сделал это.       — Их больше нет? — Прошептал Алехандро после нескольких минут всхлипываний. — Они мертвы?       Его челюсти сжались.       — Так и есть. Их больше нет.       Мужчина отвел взгляд. Его глаза были такими опухшими и красными. Его тоже больше не было. Теодор не видел жизни в этом муже, отце, человеке. Свет погас.       — Спасибо. — Он покачал головой, вытирая рукавом своей окровавленной рубашки щеки. — Спасибо, что пытались.       — Мистер Коста… — Тео попытался позвать его, но мужчина был уже на полпути через комнату, прошел мимо стола в середине, распахнул двери и исчез.       Он тоже исчез. Май 2004 года.       — Я знаю, что ты так думаешь, Николь. — Теодор улыбнулся, приподняв бровь, глядя на медсестру, которая стояла, скрестив руки на груди, в дверном проеме. — Но мне никто не нужен. Мне и одному прекрасно.       — Прекрасно одному? — Усмехнулась она, качая головой. — Ты ничего не делаешь, кроме работы, Тео. Ты проводишь все свое время в этом чертовом кабинете.              — Ну и что в этом такого? — Он скрестил руки на груди.       Николь закатила глаза, заправляя светлый локон за ухо.       — Я всего лишь хочу сказать, что тебе бы пошло на пользу сходить куда-нибудь вечером. Не обязательно с кем-то. Сходи один. Я закажу тебе столик в каком-нибудь приятном месте.       — Николь…       — Послушай, — Она вошла дальше в его кабинет, ее руки легли на его стол, когда она наклонилась ближе. — Тебе двадцать четыре года, ты лучший и самый молодой врач, которого когда-либо видело это поколение. Ты владелец этой больницы. Ты выполняешь работу, которая не получается даже у самых опытных работников этой больницы, но это не обязательно должно быть всей твоей жизнью. Я знаю, что с тобой случилось что-то ужасное до того, как ты попал сюда, и я не задавала ни единого вопроса об этом в течение четырех лет, но пришло время тебе сделать что-то для себя.       Он непонимающе уставился на нее. Он не был готов к речи, подобной той, которую она произнесла.       — Ты крутейший доктор. Ты зарабатываешь на жизнь тем, что спасаешь других. Это нормально — время от времени делать что-то для себя. Даже что-то столь ужасное, как поход на ужин… — Она усмехнулась при последних словах.       — Да, да… — Теодор нацелил на нее ручку. — Отлично. Договорились. Закажи мне этот гребаный столик.       — Видишь, — Улыбнулась Николь, вставая. Девушка выглядела слишком гордой собой. — Что бы ты делал без меня, Тео?       У него немного болела грудь. Он чувствовал эту потребность. Он все еще чувствовал ее. Он чувствовал, что ему нужен кто-то, кого он больше не знал. Кто-то, кто казался ему призраком. Он вздохнул, снова опуская взгляд на свои книги.       Ему потребовалось несколько часов, чтобы закончить всю эту бумажную волокиту. Часы показывали ближе к восьми, чем он надеялся, пока он пробирался по крошечным улочкам. Девять. Николь заказала ему столик в ресторане на девять. Она даже перенесла его первых двух утренних пациентов на несколько часов позже, чтобы он мог поспать. Она сказала, что ему это нужно. Иногда она давала отличные советы. А иногда ему хотелось, чтобы она просто замолчала и позволила ему делать все, что он захочет. Но она всегда хотела как лучше. И он это понимал.       Приняв душ и надев темно-синий костюм, он уставился на свое отражение в зеркале. Ему нравился этот костюм. Нравился этот цвет. Как будто с ним было связано что-то счастливое.       Он помчался обратно по улицам, пока не добрался до того прекрасного ресторана, в который Николь и ее сестра водили его на двадцать третий день рождения. На двадцать четвертое он работал. Он всегда работал.       — Теодор Нотт. — Сказал он, когда официантка спросила его имя и забронировал ли он столик. Она промычала и протянула ему руку, приглашая последовать за ней. Она усадила его за столик в дальнем конце ресторана. Было темно, успокаивающе. Теперь он вспомнил, почему ему так понравилось это заведение.       Мягкие звуки музыки отдавались эхом вместе с болтовней людей. Тут действительно было приятно. Николь была права. Возможно, ему следует чаще выходить куда-то. Ему это точно было нужно.       — Бокал красного вина и… — Он снова уставился в меню. — И лазанью, пожалуйста.       Она кивнула и улыбнулась. Девушка ушла. Она была доброй. Он это чувствовал. В ней была эта искра. Ее улыбка заставила его тоже улыбнуться.       Теодор хмыкнул, откидываясь на спинку стула и оглядываясь по сторонам. Интерьер был отделан деревом, темным деревом. Полированным. Это выглядело по-классически старым. Ему нравилось. Ему многое нравилось, но дальше этого дело не заходило. Он никогда не любил. Хотя почему-то чувствовал, что похожее чувство посещало его пару раз в жизни.       Была какая-то размытая картинка, возникающая, когда он думал о любви. У этой картинки были каштановые волосы. Это все, что он мог разобрать. Взрыв мягкого смеха иногда звучал в его голове. Должно быть, она была особенной. Если бы он только знал, насколько особенной была та девушка.       — Доктор Нотт?       — Да… — Он слегка нахмурился. Он узнал это лицо, хотя сначала и сомневался. Оно выглядело знакомым. Тео попытался заговорить, но не мог произнести ни слова.       — Мистер Коста… — Мужчина неловко улыбнулся. — Ну… Алехандро. Мы встречались, когда мои… Когда я…       — Да, да. — Теодор вытянул спину, вцепившись в края стола. — Помню. Как у вас дела? — Он указал на стул напротив себя. кивая. — Пожалуйста… — Он старался быть вежливым.       Этот человек, должно быть, последние два года прокладывал себе путь через настоящий ад. Он помнил ту дату. Было начало июня. Он даже помнил имена погибших.       — Все нормально, спасибо. Как вы? — Алехандро изучал его через стол.       — Хорошо. — Теодор пытался казаться хорошо воспитанным.       Так и было. По крайней мере, он так думал. Ему нравилась его работа. Нравился этот город. Ему нравилось все это.       — И что же привело вас сюда в пятницу вечером? Одного? — Спросил Алехандро, с любопытством глядя на брюнета.       — Думаю, вы сам ответили на свой же вопрос. — Ухмыльнулся Теодор, потянувшись за стаканом с водой, прежде чем поднес ее к губам. — Сегодня вечер пятницы.       — Мне просто казалось, что кто-то вроде вас будет с кем-то.       — Это всего лишь предположение. — Теодор сделал глоток воды. — А что, если меня кинули?       — Вы не производите впечатление парня, которого могут кинуть.       — Нет? — Тео поставил свой стакан обратно на стол и откинулся на спинку стула. — Тогда каким парнем я кажусь?       Алехандро оглядел комнату, а затем снова посмотрел на Теодора.       — Начнем с того, что вы врач. Похоже, они пользуются большим спросом. Во- вторых, никого с такой улыбкой не кидают.       Тео разразился смешком, медленно качая головой.       — Вы были бы удивлены. — Сказал он. — А что насчет вас? Что привело вас сюда в пятницу вечером, одного?       — С чего вы взяли, что я один? Что, если меня кинули?       — Ну, судя по вашему сонному выражению лица, в сочетании с тем фактом, что вы подсели ко мне пять минут назад и уже стали флиртовать…       — Флиртовать? — Алехандро поднял брови, заметно покраснев. — Кто сказал, что я флиртую…       — Ваше вино, сэр. — Официантка стояла с подносом в руке, на котором стоял один бокал с красным вином. — О, извините. Я не знала, что вы ждете гостей…       — Я…       — Я возьму такое же. — Алехандро кивнул в сторону бокала. — И все, что он заказал.       Официантка поставила бокал на стол, кивнув, прежде чем убежала. Теодор просто удивленно моргнул, глядя на улыбающегося мужчину, немного шокированный его неуверенностью.       — Ужин? — Теодор взял вино в руку. — И ты не флиртуешь со мной?       — Просто голоден. — Застенчиво улыбнулся он. — И я только что выпустился во второй раз, так что заслужил ужин в компании такого красивого мужчины.       — Выпустился? — Теперь голос Теодора звучал даже испуганно. — Во второй раз?       — Из полицейской академии. — Кивнул Алехандро, в его голосе прозвучала гордость. — Раньше я был библиотекарем, но после несчастного случая, судебного разбирательства и отсутствия возможности посадить человека, ответственного за смерть моей семьи, я решил, что возьму дело в свои руки.       Библиотекарь. У Теодора было такое чувство, что раньше он любил библиотеки. Кто-то, кого он любил, всегда водил его туда. Та размытая картинка вернулась. Каштановые волосы. Тихий смех… Ее. Она вернулась, но всего на какую-то долю секунды. А потом снова ушла. Он уже скучал по ее образу.       — И я заставил пойти себя в академию, а теперь… Я здесь, пью вино с человеком, который сообщил мне худшую новость в моей жизни.       Теодор поперхнулся вином, слегка кашлянув.       — Это…       — Расслабься. Я шучу. Мой психотерапевт говорит, что лучше говорить об этом, даже шутить, если мне это нужно. Это кажется суровым, но помогает.       — Вот, пожалуйста, сэр. — Официантка вернулась, избавив Теодора от неловкости, от которой у него мурашки побежали по коже. — Что-нибудь еще?       — Нет… — Теодор улыбнулся. — Все хорошо, спасибо.       — Ну хватит обо мне, мне интересен ты. Прежде всего, что делает британец в таком маленьком городке, как этот?       Теодор перевел дыхание, его пальцы нервно постукивали по деревянному столу. Он не любил говорить о своем прошлом, главным образом потому, что чувствовал, что целой его части не хватает. Он так и не понял, что именно это было, но что-то точно было.       — Кто сказал, что я британец?       — А ты всегда отвечаешь вопросом на вопрос.       — Ну и что?       — Вот видишь.       Сдавшись, он поднял ладони в воздух.       — Ладно. Полагаю, это защитный механизм. Да, я британец. Я переехал сюда четыре года назад, и я врач.       — Информативно. — Усмехнулся Алехандро, находя брюнета еще более интригующим. — И все? Никаких увлечений? Нет глубокой тайны, которой ты хотел бы поделиться с незнакомцем?       — С полицейским? — Тео издал тихий смешок. — А насчет хобби… Я люблю читать. У меня есть любимая книга, название которой я не могу вспомнить, и это удивительно раздражает. Я пробовал играть в гольф, но у меня не хватает терпения. Моя подруга Николь всегда таскает меня на дегустацию вин, но я думаю, что она делает это, потому что знает, что я никогда не позволю ей платить за это. Она такая умная. Я подумываю завести собаку, но кажется это несправедливо, потому что меня никогда не бывает дома, ведь я всегда занят своим любимым занятием. Работаю. Мне нравится работать, так что только этим я и занимаюсь. Работаю семь дней в неделю, а если не работаю, то сплю. Ничего интересного, не так ли?       — Вообще-то интересно. — Алехандро цокнул языком, его белая рубашка натянулась на груди, и он почесал подбородок. — Больше, чем интересно.       Он не привык к этому. Теодор не привык к тому, чтобы кто-то так сильно раскрывался после всего лишь получаса, проведенного вместе. Он и сам не открывался кому-либо, но, как ни странно, это было приятно. Вести обычный взрослый разговор с кем-то, кто ничего о нем не знал.       Официантка принесла им еду, и они начали есть. Во время того ужина он многое узнал об Алехандро.       Ему было двадцать шесть, сейчас он жил в квартире, после того как продал дом. Он встретил своего мужа, когда ему был двадцать один год, у него был ребенок от предыдущих отношений, и эта маленькая девочка стала его дочерью. Он любил ее, как свою собственную. Теодор снова начал думать. Он чувствовал себя знакомым с тем, чтобы иметь ребенка. Возможно, у него тоже была маленькая девочка в жизни, предшествовавшей этой.       Ему нравилось плавать. Он сбегал на пляж и плавал каждое утро. Он сказал, что это помогало ему лучше сосредоточиться на учебе. Он ненавидел морепродукты, у него была аллергия на грибы. В детстве он пробирался по ночам на кухню и ел варенье, зная, что потом его стошнит, но это того стоило. Он по-прежнему подстригает газон на участке своих родителей и раз в неделю ходит за продуктами для них. Они не нуждаются в его помощи, но он сам хочет помогать.       Алехандро был не отсюда. Он был американцем. Тео почти мог сказать это по его акценту, но его родители родились в Италии, но вернулись в Штаты, когда ему было семь, и он жил с ними, пока не встретил своего мужа. Было приятно слушать, как кто-то рассказывал свою историю. Ведь он сам толком не мог рассказать свою собственную.       — Ладно. — Кивнул Теодор, оглядываясь по сторонам в уже поздний час. Было далеко за полночь и около пяти бокалов вина спустя, когда он решил закончить то прекрасное время, которое они провели. Он оплатил счет. — Как бы это ни было прекрасно, боюсь, мне пора.       — Уже? — Алехандро встал, повторяя действие Теодора, и подошел к нему. — Я думал, мы только начали.       — К сожалению, у меня завтра работа. — Солгал он. Он не пошел бы на работу после того, как выпил. Он бы просто попросил Николь прислать ему документы, и закончил их из дома.       — Понимаю — Он сделал шаг ближе. — Это прискорбно.       — Так и есть. — Теодор не знал, почему не уходит, почему не заканчивает разговор, который они вели. Обычно он бы так и сделал, но не сейчас. Напряжение было слишком сильным, чтобы пробиться сквозь него. — Еще раз поздравляю, офицер, и мы посмотрим, поймаете ли вы меня когда-нибудь на проезде на красный.       — Не возражай, если я это сделаю. — Пробормотал он, и прежде чем Теодор осознал, что происходит, Алехандро встал так близко, слишком близко, а его руки вцепились в предплечья.       Он сглотнул. Теодор уставился на мужчину, когда тот наклонился, и внезапно, прижался к его губам своими. Алехандро медленно целовал его в течение нескольких секунд, прежде чем отступил назад, улыбаясь.       — Счастливой жизни, Теодор. Что-то подсказывает мне, что мы больше не увидимся. — Сказал он, и за то короткое время, которое потребовалось Тео, чтобы перевести дыхание и моргнуть, он исчез.       Алехандро ушел, а Теодор не мог решить, надеялся ли он, что увидит его снова, или хотел, чтобы это оказалось просто сном. Август 2004 года.       — Ну вот. — Он улыбнулся ребенку, лежащему со сломанной ногой на больничной койке. — И с этого момента мы слушаем родителей и не забираемся на велосипеды, с которыми не справимся, верно? — Его рука взъерошила ее волосы, кивая на гипс, который он только что наложил на ее ногу.       — Верно. — Изгиб ее губ был почти пристыженным. — Обещаю.       — Хорошо, тогда…       — Нет, отстань от меня!       Теодор вздохнул, услышав крикливый голос, потянулся, чтобы задернуть занавески, висящие вокруг койки девочки, до упора, когда его взгляд уловил то, чего он предпочел бы не видеть.       — Что за… — Пробормотал он, его голова дернулась в сторону, где он увидел Николь. Ее глаза встретились с его, и он махнул ей рукой. — Займись этим, ладно?       Она едва успела ответить, как медицинская карта девочки оказалась у нее в руках, а в кабинете остался только запах Тео.       — Итак, что у нас здесь? — Теодор вошел в палату, куда поместили Алехандро, и его глаза сразу же нашли разъяренного парня. — Кто-то сегодня в настроении, а?       — Мужчина, около двадцати лет, был вытащен из разрушающегося здания после того, как он вбежал туда, чтобы спасти коллегу. Травма головы, несколько порезов на руках, в основном на правой, и глубокий разрез на левой брови, скорее всего, потребуется наложить швы. Кровяное давление в норме, ничего необычного. То же самое касается его анализа крови.       Теодор скрестил руки на груди, медленно кивая, когда подошел к Алехандро, надевая пару резиновых перчаток, прежде чем перегнулся через стол и посмотрел на кровь, текущую из его головы.       — Какие-нибудь проблемы с глазами? — Спросил он, беря ладонью подбородок мужчины, наклоняя его голову вверх. — Слухом?       — В полном порядке, сэр.       — Подвижность? — Пробормотал он, направляя луч фонарика из нагрудного кармана на карие глаза. — Жалобы на головную боль? Затуманенное зрение? Боль груди? Живот?       — Порядок. Мы еще не поставили его на ноги из-за его… вспыльчивости, но никаких жалоб, кроме того, что он хочет уйти.       — Хочет уйти? — Тихо усмехнулся Теодор, прежде чем сделал шаг назад, посмотрев на мужчину, а затем на интерна. — И какие ваши рекомендации? Какое лечение лучше всего подходит для постановки диагноза?       Она с трудом сглотнула. Нервничает.       — Я бы порекомендовала компьютерную томографию головы и тела вместе с рентгеном, поскольку может быть травма головы. Я бы сказала, что мы оставим его для круглосуточного наблюдения, независимо от того, что покажет томография.       — Зачем рентген? Если он не жалуется ни на какую боль? То же самое касается сканирования всего тела. Почему бы просто не закончить на компьютерной томографии головы?       — Потому что… — Она уже почти задыхалась. — Он выбегал из разрушающегося здания. У него может быть внутреннее кровотечение или перелом, который он еще не почувствовал.       — Если это так, то почему он не жалуется ни на какую боль?       — Потому что его адреналин бьет ключом. Скорее всего, он в шоке, а травма может существовать, пока разум еще не пришел в себя.       — Молодец. — Теодор хлопнул в ладоши, одобрительно кивая своему ученику. — Закажи компьютерную томографию и рентген и сообщи мне, когда будут результаты.       — Ох, спасибо вам, доктор. — Она улыбнулась, выглядя очень счастливой. Теодор осчастливил ее, сказав, что она проделала отличную работу, оценив ситуацию. Она мечтала стать выдающимся врачом. Она думала не только о зарплате. Она всегда думала о пациенте. А это ему нравилось.       — И так… — Пробормотал Теодор, положив руки на стойку позади себя, когда прислонился к ней. — Разрушающееся здание?       — Парень оказался в ловушке! Я был первым на месте происшествия, что я должен был делать…       — Для начала, не забегать в разрушающееся здание. — Теодор посмотрел на него сверху вниз, поворачиваясь и собирая принадлежности, которые понадобятся для зашивания раны на головы. — Если ты первый на месте происшествия, ты должен оценить ситуацию. А не подвергать себя опасности. Стоит держаться подальше от нее, если ты хочешь помогать другим.       Алехандро схватился за упаковку игл и бинтов, которые держал Тео, вырывая их из рук брюнета.       — Правда? Ладно. А что если я зашью себя сам? М…       — Что, черт возьми, ты…       — Я ведь не учил тебя, как делать твою работу, не так ли? Нет. Так что не смей читать мне лекции о моей работе. — Алехандро запыхался. Капли пота скатились по его лбу. Его кожа была бледной, а глаза блестели. — Знаешь что? Мне бы другого врача.       — Алехандро…       — Нет. — Отрезал он. Он бы не признался в этом, но ему было неловко видеть Теодора после того, что он сделал, когда они виделись в последний раз. Поцелуй. Ему казалось, что он до сих пор ощущал губы Тео, прижатые к своим собственным. — Я хочу другого врача. Это мое право, не так ли?       Теодор несколько минут стоял перед ним совершенно неподвижно, пока не кивнул, не сорвал перчатки со своих рук и не направился к двери. Он больше не сказал ни слова. Он не понимал. Ему это не нравилось. Ему это совсем не нравилось. Ноябрь 2004 года.       Он взял яблоки с полки и бросил их в корзину для покупок. Затем он проделал то же самое с молоком, хлебом и коробкой макарон.       Он не особо любил макароны, потому что совсем не знал, как правильно их готовить, но все время пытался. Хотелось надеяться, что в этот раз получится вкуснее, чем в прошлый.       Тео двигался к кассе тяжелыми шагами. В зимние месяцы здесь было не так многолюдно. Ни туристов, ни семей, отдыхающих в своих летних домиках. Это было тихо, неподвижно, спокойно.       Ему это не нравилось, но это успокаивало, позволяло отдохнуть от напряженного лета.       Николь заставила его взять выходной. В эти недели в больнице почти нечего было делать, и он действительно верил, что несколько дней побудет один.       Его взгляд скользнул по полкам, мимо которых он проходил. Мед. Ленивое внимание резко улетучилось. Мед. Он остановился. Было что-то такое в этом меде. Он не мог до конца понять, что это было, но что-то заныло внутри него, когда он подумал об этом. Мед. Если бы он только знал, как много сладкий аромат меда значил для него в прошлом.       Он даже не заметил, как сзади к нему подошел мужчина, останавливаясь и наблюдая за ним в тишине.       — Я предпочитаю добавлять в чай сахар, но мед тоже подойдет.       — Господи Иисусе. — Теодор резко развернулся, тяжело дыша. Его глаза расширились. — Как всегда, когда я меньше всего этого ожидаю.       Алехандро ухмыльнулся, склонив голову набок.       — В этом весь смысл, не так ли? Если бы ты ожидал, что я появлюсь, это было бы немного жутковато, не так ли?       Схватившись за металл перед собой, Тео забавно закатил глаза. Казалось, у Алехандро всегда были правильные ответы.       — Все равно жутко, когда ты появляешься из ниоткуда.       Его взгляд скользнул по мужчине, стоящему рядом с ним. Пальто бежевого цвета, черные брюки и белая рубашка. Он выглядел прилично, привлекательно. Он выглядел красивым, даже больше, чем Тео мог признать.       — Яблоки, помидоры, молоко, хлеб, макароны, чеснок и оливковое масло? — Алехандро украдкой взглянул в его корзинку, и его губы весело скривились. — Похоже, у тебя впереди отличная ночь. Надеюсь, в этот раз тебя не кинут. — Он подмигнул в его сторону, прежде чем начал отходить. — Но, если это все-таки произойдет, я бы посоветовал тебе позвонить мне.       Теодор наблюдал, как мужчина уходит все дальше от него, а внутри у него все тикало. Как часы. Как будто у него заканчивалось время. Они так долго тянули. Они встречались друг с другом при разных обстоятельствах в течение нескольких месяцев. Ему не нравилось, что он встречал Алехандро только время от времени.       С тяжелым взглядом и слегка запрокинутой головой, он крикнул.       — Алехандро, подожди!       Он был счастлив обернуться, глядя на брюнета с конца ряда с полками.       — Да?       Тео придвинулся ближе. Его шаги больше не были медленными.       — Что, если я скажу, что меня уже кинули и что у меня нет твоего номера, чтобы позвонить?       — Что, если ты так скажешь? Дай-ка подумать… — Он снова бросил быстрый взгляд на парня. — Тогда я скажу, что у тебя достаточно продуктов, а я превосходный повар.       — Превосходный? — Спросил Тео, его щеки неохотно покраснели еще больше. — Блять, это чертовски смелое заявление о себе.       Карие глаза сузились, а на щеках появились ямочки.       — Ты часто ругаешься, не так ли?       Теодор закатил глаза.       — И что?       Алехандро кивнул через плечо в сторону кассы.       — Я не против. Это горячо.

***

      — Красное? — Спросил Теодор, открывая холодильник с вином. — Мне кажется, оно лучше подходит к пасте, чем белое.       Алехандро перемешал нарезанные помидоры с толченым чесноком.       — Думаю, ты прав.       — Как и всегда. — Ухмыльнулся Тео, доставая бутылку. Он подошел к кухонному островку, взял два бокала и поставил все на мраморную столешницу. — Звучало слишком дерзко, я не это имел в виду.       Его гость просто усмехнулся.       — Ну, пахнет вкусно. — Хмыкнул Тео, делая глоток вина. — Совсем не так, как пахнет, когда готовлю я.       — А как пахнет, когда готовишь ты?       Пахнет. Запах. Вот оно снова. Она. Ее размытое изображение. Тихий смех. Каштановые волосы. Книга. О, как он проклинал себя за то, что не мог вспомнить эту книгу.       — Как пожар. — Сухо ответил Тео. — Пахнет ужасно.       А вот от нее не пахло ужасно. От нее пахло цветами. Свежесрезанными. Так же, как пахло от цветочного магазина, мимо которого он проходил по дороге на работу. Он делал это так часто, как только мог, даже если это был долгий путь. Он всегда сворачивал на ту улицу налево, просто чтобы почувствовать аромат этих цветов.       — Я тоже не умел готовить, пока не повстречал своего мужа Эмилио. Его родители владели рестораном в Риме. У него было четыре звезды, но они поссорились с другим шеф-поваров, и этот придурок впустил крыс на их кухню и вызвал проверку. Им пришлось закрыть его, и они переехали сюда. Конечно, после его смерти они больше не могли выносить этот город и переехали во… Францию, я думаю. Я не общался с ними уже много лет. Они говорят, это слишком сложно.       Теодор был выбит из воспоминаний о ней и уставился на спину Алехандро, когда тот повернулся к нему.       — Прости.       — За что ты извиняешься? — Он повернулся, держа бокал в одной руке, а другую положив на столешницу. — Если я чему-то и научился, потеряв все, так это не сожалеть, а вместо этого быть благодарным. В конце концов мы постоянно что-то теряем. Зачем оплакивать печальные моменты, когда можно радоваться хорошим?       При этих словах Теодору показалось, что что-то ударило ему прямо в грудь. Если бы он только знал, как много потерял в своей жизни.       — Ты умеешь обращаться со словами. — Сказал Тео, сжимая губы. — Но я не ожидал меньшего от бывшего библиотекаря. Полагаю, ты много читаешь?       Алехандро повернулся обратно к плите, схватил сковородку и перевернул помидоры, прежде чем взял ложку в руку и окунул ее в воду с макаронами, добавив немного воды в помидоры.       — Раньше я много читал своей дочери перед сном, но она всегда засыпала, и в итоге я дочитывал все в одиночестве.       — Думаю, раньше я тоже много читал… — Прошептал он, не совсем понимая, правда ли это. Ему просто так казалось. — А сейчас читаю только медицинские документы и диаграммы.       — Наверное, это тоже может быть интересно. — Он схватился за свой бокал, делая глоток вина. — Понимать человеческое тело, быть способным исцелять людей. Не каждый способен на это.       Тео застенчиво улыбнулся, ему нравилось, что этот косвенный комплимент заставил его почувствовать. Красное пятно снова появилось на его щеках.       — Ну да. Медицина — это действительно нечто.       — Должно быть… — Алехандро отошел от плиты, вместо этого приблизившись к Тео. Пока он это делал, его глаза внимательно осматривали кухню. Она была выкрашена в желтый цвет и выглядела почти как что-то из сказки.       Теодор не знал, почему она была окрашена в этот цвет, когда он переехал. Это успокаивало, как будто он откуда-то знал этот оттенок.       — Должно быть, что? — Выдохнул брюнет, напрягаясь от того, как близко сейчас был Алехандро.       — Напрягающая. — Пробормотал он, его взгляд нашел Тео. Он улыбнулся. Они оба сказали. — Интригующая.       Проведя языком по нижней губе, Тео прикусил ее.       — Это действительно… Временами пугает, узнавать что-то новое, но, как ты сказал. Лучше сосредоточиться на хороших моментах, правильно?       — Правильно. — Он понизил голос, их сердца бешено колотились. — Это… абсолютно…       — Правильно… — Закончил Тео, тяжело сглотнув. — Правильно?       Алехандро снова положил руки на плечи Тео. Их тела стали сближаться.       — Правильно.       Тео казалось, что он был погружен в транс. Как будто он делал что-то, чего не должен был делать. Его голос дрожал.       — Возможно, нам не следует…       — Или, возможно, нам следует… — Алехандро улыбнулся в тот момент, когда почувствовал прикосновения Тео к своей талии. — Думаю, мы встречались достаточно раз, чтобы понять, что мы не избавимся друг от друга.       — А ты хочешь избавиться от меня?       Они оба ясно ощущали это. Это напряжение. Эту потребность. Эту тягу друг к другу. Алехандро где-то глубоко внутри себя надеялся, что Теодор сможет залечить его раны, а Тео ждал, чтобы Алехандро защитил его.       — Нет. — Уверенно ответил Алехандро.       Это было все, что им было нужно, прежде чем их губы соприкоснулись, а души переплелись.       Возможно, в этом мире было нечто большее, чем темнота, потерянные воспоминания и одиночество. Возможно, именно здесь Теодор Нотт был бы счастлив. Июнь 2005 года.       — Дорогой! — Крикнул Алехандро, стоя в их гардеробной. — Ты не видел мою…       — Белую рубашку? — Улыбнулся Тео, появляясь из-за двери. В его руке лежала белая рубашка. — Почему ты продолжаешь оставлять ее в ванной, если всегда забываешь об этом?       — Потому что…       — Ты собираешься в ванной, и тебе так удобно. Да? Тогда почему ты ищешь ее здесь каждое чертово утро?       Алехандро закатил глаза, выхватывая рубашку у Тео, прежде чем натянул ее.       — Я буду дома поздно вечером. — Сказал он. — Работаю до шести, а потом встреча с пожарной службой. Должен закончить к… девяти. Когда ты будешь дома?       Плечо Тео слилось с дверным проемом, и он скрестил руки на груди, уже одетый в свою медицинскую форму.       — Ну… — Его взгляд метнулся вниз к часам на запястье. Алехандро подарил их ему. Это было серебро. Они были удобными. И очень ему нравились. — Сегодня пятнадцатичасовая смена, так что… Вероятно, после одиннадцати.       Алехандро замычал.       — Тогда я поставлю ужин в холодильник, и… — Сказал он, подходя к брюнету и обнимая его. — Постараюсь не заснуть, но завтра мне вставать в пять, так что я, вероятно, не дождусь.       — Тогда увидимся завтра днем. — Тео встретился с его губами в медленном поцелуе, прежде чем отстранился.       — Не могу дождаться! — Крикнул он вслед брюнету, когда тот спускался по лестнице.       Теодор был счастлив.       Он действительно верил, что теперь счастлив.       Он был счастлив. Было приятно иметь в своей жизни такого человека, как Алехандро. Они съехались в феврале, и все сложилось хорошо. Они были отличной командой. Они много работали, но их пазл все равно по-прежнему складывался идеально. Ему это нравилось. Ему нравился Алехандро. Ему нравилась их совместная жизнь.       Алехандро отвлекал его от этой расплывчатой девушки. От этого воспоминания, от которого он, казалось, не мог избавиться. Он скучал по ней в те моменты, когда она исчезала из его мыслей. Скучал по ее запаху. По тому тихому смеху, который он все еще слышал в самой глубине своей души. Кем бы она ни была, она оставила его тоскующим, скучающим по чему-то, о чем он даже не подозревал.       Николь была в восторге. Она была счастлива, что он нашел кого-то. Ему нравилось, когда она была счастлива. Это делало и его счастливым.       Проходя через дверь своего кабинета, он остановился, замер, и его глаза расширились.       — Николь, что…       Она плакала, и это был не обычный плач. Ничего такого, что Тео не видел раньше, но это был не просто ее плач. Кто-то плакал у нее на руках. Тихий душераздирающий звук пронзал его, как кинжалы.       Тео подошел к дивану и без колебаний опустился перед ним на колени.       — Николь, это что?       Ее шея выгнулась дугой, глаза были опухшими и красными.       — Они нашли ее… — Она всхлипнула, качая головой. — Нашли за пределами приюта. Кто-то просто оставил ее там прошлой ночью. Я сделала все, что могла, но она не прекращает… — Очередной всхлип прервал ее. — Она не перестает плакать, а служба по делам детей не отвечает нак мои звонки, поэтому я сижу здесь последние шесть часов и пытаюсь…       — О… — Теодор стиснул челюсти, проводя пальцами по одеялу в ее руках. Ребенок. Крошечный младенец. На вид ей было не больше трех месяцев. Он уже видел такого ребенка раньше, кого-то такого же маленького, с такими же темными волосами. Это было похоже на то, как будто им снова овладели воспоминания. Мягкий смех вернулся. Тео пришел в замешательство. Он никогда не думал о ней на работе.       — Я просто… — Захныкала она, ее тело дрожала. — Устала, что меня никто не слушает…       — Как долго… — Он прочистил горло, немного откидываясь назад. — Как долго ты здесь?       Она посмотрела вниз на ребенка.       — Я должна была закончить свою смену в одиннадцать, но потом привезли ее и некому было позаботиться о ней, поэтому я осталась.       — Иди домой. — Пробормотал он, вставая и протягивая руки. — Я возьму это на себя.       — Но у вас есть пациенты…       — Им придется подождать. Мы не можем просто оставить ребенка одного. — Его взгляд упал на эту маленькую жизнь, и его грудь наполнилась теплом. — Твоя смена начнется в пять, верно?       — Да.       — Иди домой и поспи. Я заберу ее.       Теодор взял эту девочку на руки, и по какой-то странной причине она идеально подошла ему по размеру. Как будто она должна была быть там. Она не плакала. Она перестала плакать с той секунды, как он обнял ее. Он улыбнулся. Весь тот день он улыбался.       Он улыбался, пока Николь не вернулась на свою смену, и она предложила забрать ее, но он покачал головой. Она была счастлива в его объятиях. А он был счастлив видеть ее там.       — От опеки ничего? — Спросила она, возвращаясь с обхода. — Она не может оставаться здесь еще на одну ночь, Тео. Ей нужна нормальная кровать и ванна, а все кроватки на детском этаже заняты.       Он запнулся в своих шагах, размахивая руками в устойчивом темпе. Ребенок спал.       — Мы взяли ее анализ крови, но совпадений нет. — Сообщила Николь. — Тот, кто оставил ее, не зарегистрирован ни в одной системе, а полиция ничего не может сделать, пока опека не оценила ситуацию. Никто не может забрать ее.       Он долго и упорно думал минуту или две, пока не прижал ее крепче к своей груди.       — Я заберу ее домой на ночь.       — Тео…       — Это лучше, чем оставлять ее здесь, не так ли? — Резко прошептал он. — Отделение неотложной помощи переполнено, у тебя нет времени снова сидеть с ней, и, как ты сказала, ей нужна нормальная кровать и ванна.       Николь медленно кивнула, обеспокоенная тем, что сердце ее друга взяло верх над его разумным умом.       — Уверен? А как насчет Алехандро?       — С ним все будет в порядке.       И о, как же Тео надеялся, что так оно и будет.

***

      Теодор бесшумно прокрался в их дом. Он надеялся, что его парень будет спать и не заметит того факта, что он привел домой ребенка.       Ребенка, о котором он ничего не знал. Совершенно маленького незнакомца, но Теодор Нотт не был бы Теодором Ноттом, если бы не сделал этого.       — Ты опоздал…       Он замер в тот момент, когда зажегся свет. Его лицо напряглось, а дыхание стало затрудненным.       — Опоздал, и ты… — Алехандро остановился. Он пошевелился, когда его взгляд метнулся от Тео вниз к маленькому ребенку в его руках и обратно. — И принес с собой ребенка…?       Это был самый серьезный вопрос, который он когда-либо слышал от своего парня. Он не замечал такой же серьезности в его голосе с той ночи, когда тот сказал, что любит его, а Теодор не смог произнести эти слова в ответ. Не потому, что не хотел, а потому, что не думал, что способен полюбить кого-то нового.       Он любил эту девушку. Этот размытый образ, преследующий его. Он знал, что любил ее, но ее больше не было рядом, и он начал сомневаться, была ли она вообще когда-нибудь.       Алехандро тяжело это воспринял. Он слушал, как Тео рассказывал о своем прошлом и девушке, по которой он скучал. Он принял это, сказал, что может смириться с тем фактом, что Тео не способен любить его.       Он был влюблен в него, и очень сильно, но Теодор не знал, будет ли это когда-нибудь чем-то большим, чем это.       — Я могу объяснить…       — Очень на это надеюсь. — Голос Алехандро был резким. Его челюсти сжались. — Ну? Объясняй.       — Кто-то оставил ее возле приюта, ее привезли в больницу поздно ночью, поэтому, когда я приехал туда сегодня утром, я забрал ее, но она не могла там оставаться, Алехандро. Она не могла оставаться там еще одну ночь, ей нужна кровать и ванна…       — И ты решил просто привезти ее сюда? — Он попятился, скрестив руки на груди, и все его тело враждебно дернулось. — Не обсудив это со мной?       — Привез, да. — Тео нахмурился. — Я думал, мы из тех людей, которые забирают брошенного ребенка домой.       — Да, мы из тех, но… — Его гнев усиливался. — Мы не…       — Мы не, что? Мы не можем дать трехмесячному ребенку приют на ночь?       — Это, блять, то, о чем я и беспокоюсь, Теодор! — Он повысил голос. — Только на ночь? Ты уверен, что это будет всего одна ночь? Потому что я знаю тебя. Я точно знаю, что произойдет. Ты привяжешься, а когда утром придет время отвезти ее обратно, твоя голова будет полна мыслей. Мысли, к которым мы не готовы…       — Значит, это так плохо? — Тео позволил своей сумке упасть с плеча, с глухим стуком ударившись о землю. — Если у меня появятся эти мысли? Разве это ужасно…       — Да!       Лицо Теодора вытянулось. Его плечи опустились, а сердце разбилось. Ему это не нравилось. Ему это совсем не нравилось.       — Да! Чертовски ужасно, Теодор, потому что моя дочь мертва! Мой ребенок умер, и я не знаю, буду ли я когда-нибудь снова готов к этим мыслям! — Алехандро вцепился в края кухонного островка, его грудь бесконтрольно опускалась и вздымалась. — Я не знаю, хочу ли я таких мыслей. Не знаю, смогу ли я быть родителем после нее. Она умерла. Умерла, а я не знаю, смогу ли я снова это сделать.       — Не знаешь или не хочешь признаваться, что не хочешь этого? — Вопрос Теодора сбил его с толку. Его голова опустилась, а глаза закрылись. — Что ты хочешь сказать, Алехандро? Что ты не хочешь семью? Потому что было бы, блять, здорово упомянуть до того, как я попросил тебя переехать ко мне, до того, как мы начали эту совместную жизнь!       — Отлично! — Крикнул Алехандро, теперь уже в ярости. — Я не хочу, блять, семью! Не хочу этого снова. Я никогда этого не захочу. Вот. Вот! Теперь ты доволен?       В горле Теодора начал образовываться комок. Его грудь сжалась. Он ничего не сказал. Он и не хотел ничего говорить. Волны предательства вызывали у него тошноту, пока дико раскачивались внутри.       — Знаешь что? — Алехандро пронесся мимо него, даже не удостоив Теодора взглядом. — Я переночую сегодня в участке. Мне все равно рано вставать, а ты можешь пока понянчиться. Надеюсь, тебе понравится.       А потом он захлопнул входную дверь.       Теодор застыл во времени. Он не мог пошевелиться, даже если бы захотел это сделать. Это было больно. Это ранило сильнее, чем он когда-либо чувствовал раньше. Слезы выступили у него на глазах, когда он поднял ребенка на руки к своей шее и прижался губами к ее голове.       — Теперь здесь только ты и я, малышка. Сентябрь 2005 года.       — Летит самолетик! — Широко улыбнулся Теодор, поднося ложку ко рту маленькой девочки. — Подумать только, что размокшая овсянка может быть такой вкусной, да?       Малышка улыбнулась ему в ответ, высунув язык, чтобы попытаться проглотить ложку с едой, которую он ей дал.       Ей было уже чуть больше шести месяцев, и он следовал каждому плану, который ему давали службы по делам детей. До полугода он кормил ее только этим дурно пахнущим заменителем грудного молока, а потом добавил в рацион Витамин D. Он следовал этим руководствам от начала до конца.       Ему была предоставлена временная опека над ней на следующий день после того, как он нашел ее, и с тех пор они были вместе. Они. Он и его маленький человечек. Но эта удача могла скоро иссякнуть. В начале декабря у него было назначено слушание по вопросу возможного усыновления.       Он подал заявление через неделю после того, как получил опеку. После того, как они поняли, что ее родители не объявятся. Она принадлежала ему. Иногда Тео казалось, что она с самого начала была предназначена для того, чтобы найти к нему дорогу. То, что она была частью этой с трудом разрешимой головоломки, он не мог до конца понять. Он надеялся, что так оно и было. Она ему очень нравилась. Он обожал ее.       Но вокруг них было не только счастье. Алехандро ушел.       Он сказал, что не может этого сделать. Сказал, что для него это слишком. Сказал, что не готов. Он или она. Он сказал, что Тео должен выбирать, и когда Теодор отказался это делать, он ушел, и прошло два месяца с тех пор, как они виделись в последний раз.       Тео не мог думать об этом без ощущения, что его сердце разбивается вдребезги. Он даже не попытался, просто ушел из жизни Тео, как ни в чем не бывало. Как будто прошедшего года вообще не было. Он просто ушел, и любовь, которую, как Теодор начал думать, он мог бы ощутить, исчезла, но это было не так больно, как он думал.       Потому что боль от ухода Алехандро сменилась любовью этого маленького сердечка, сидящего в своем кресле с овсянкой на щеках.       Она спала в его постели, обычно у него на груди. Она отлично спала целую ночь. Иногда просыпалась в слезах, но Теодор быстро обнимал ее, напевал и шептал что-то ей на ухо, и она почти сразу успокаивалась.       Кто-то делал тоже самое. Он чувствовал это. Это казалось знакомым. Он скучал по этому чувству. Он скучал по этой размытой картинке в своей голове.       — Еще одну ложечку… — Промычал он, подбирая еще немного каши с тарелки. — Вот так…       Он положил ложку на стол и вместо этого схватил свою чашку с кофе, делая глоток горячего напитка. Он посмотрел на нее. Его маленький человечек.       — Все будет хорошо, верно?       Малышка хлопнула ладошками по столу, хихикая и улыбаясь. Да. Все должно было быть хорошо. Должно было.       Теодор знал, что у него все получится.       — Что ж, давай умоем тебя.       Дни шли своим чередом. Они были одинаковыми. Это были он и она в их собственном маленьком пузыре.       Его дом, который когда-то был чистым и не обставленным, теперь был до краев наполнен игрушками и детскими вещами. Он не возражал против этого. Ему это нравилось.       Было уже поздно. Ночь наползла на мир, и он уложил своего маленького человечка спать, как всегда, как по маслу.       Он сидел на диване, закинув ноги на стол, когда бутылка с водой выпала из его рук из-за дремоты, в которую он провалился. Он вздрогнул.       Вздрогнул так сильно, что вскочил на ноги. Стук в дверь прервал его, и он повернулся лицом ко входу. Сначала он не двигался.       Он не посмел этого сделать.       — Теодор, пожалуйста.       Раздался еще один стук и голос, который он не хотел слышать. Это действовало на нервы. Его пульс стремительно учащался, а сердце бешено колотилось.       — Теодор, я вижу свет. Ты никогда не ложишься спать с включенным светом.       Он не хотел этого. Не хотел. Он не хотел. Не хотел открывать эту дверь. Он не хотел открывать дверь, чтобы его сердце снова вырывали из груди. Но он ен мог позволить Алехандро стучать в дверь, чтобы тот не разбудил его маленькое сердечко.       Осторожно Тео пересек гостиную и вышел в коридор. Его лоб на секунду прислонился к дереву. Ему просто нужно было успокоиться. Собраться с духом. Собраться с силами. Найти в себе мужество снова выпустить свои эмоции.       — Тео…       Теодор открыл дверь, и там стоял он, все еще заставляя Тео затаить дыхание.       — Привет. — Алехандро выглядел не особо хорошо. Его волосы были взъерошены, кожа испачкана высохшими слезами. Он плакал. Плакал, пока они стояли там, глядя друг на друга. — Я… — Алехандро отвел взгляд. — Я не знаю, как… — Теодор скрестил руки на груди, стоя в дверном проеме. — Я не знаю, как… — Он покачал головой, темные волосы стали длиннее, показалась борода. — Я не знаю, как заботиться о ком-то, как я заботился о ней. Моей маленькой Элизе. Я не…       — Я знаю. — Сказал Тео, кивая. — Знаю, что это ужасно, и если ты этого не хочешь, то просто знай, что я никогда не осужу тебя за это. Я не знал ее, но был более чем уверен, что ты был ей чертовски хорошим отцом.       Алехандро всхлипнул, прислонившись руками к дверному косяку и опустив на него голову.       — Я просто… испугался. Мне так страшно. Я чувствую себя так, будто отказываюсь от нее. Как будто я забуду ее, если сделаю это снова…       — Эй, — Теодор вышел на крыльцо, его руки переместились на щеки Алехандро. — Так никогда не будет. Ее не заменить. Никто не пытается заменить ее. Просто потому, что ты позволяешь себе быть счастливым, не значит, что ты заставляешь ее грустить. Я уверен, что она так гордится тобой, где бы они ни были. Они оба.       Алехандро сломился. Он разбился вдребезги. Он упал на колени, а Тео спустился вместе с ним.       — Прости… — Всхлипнул он, держась за Теодора изо всхе сил. — Я не хотел… Я просто… Мне так жаль.       — Я знаю… — Медленно прошептал брюнет в его макушку. — Я прощаю тебя. Мы прощаем.       Это никогда не было связано с Теодором. Он знал, что это не так. Речь шла о том, чтобы Алехандро научился радоваться тому, что у него было, помнить все хорошее, что его дочь принесла в его жизнь. Чтобы он сам пришел к выводу, что ему не нужно чувствовать себя виноватым, чтобы жить без нее. Декабрь 2005 года.       — У нее даже нет имени! — Паниковал Алехандро, расхаживая кругами за пределами зала суда. Его шаги были торопливыми, почти тревожными. — Что за люди не знают имени для своего ребенка в тот день, когда усыновляют его?       Сердце Теодора слегка затрепетало от его слов. Их ребенок. Они становились родителями. Они становились ее родителями.       Он все еще был удивлен, что один день, одно утро могло так кардинально изменить его жизнь. Этот человечек, да к тому же такой маленький, смог стать для него целым миром.       Он влюбился в эту маленькую жизнь. Ему нравилось, как он обожал ее.       — Успокойся. — Улыбнулся Тео, крепче обнимая дочь. — Придумаем. В нужное время имя придет само. Обещаю.       — Как ты можешь это обещать? Как ты можешь знать, что в течение следующих нескольких минут мы дадим ей имя, когда мы не могли этого сделать в течение полугода…       — Ты выглядишь больным! — Засмеялась Николь, подходя к ним сзади. — Ты выглядишь так, словно можешь упасть в обморок.       Теодор усмехнулся, поворачиваясь лицом к Алехандро и видя испуг в его глазах.       — Ему повезло, что у него в мужьях крутой доктор, не так ли?       — Очень смешно. — Пробормотал Алехандро, поднимая руку и гладя их дочь по голове. — Мне страшно. Очень страшно. Нам нужно имя, Теодор. Мы не можем усыновить ее без имени.       Маленькая девочка хихикнула, теребя воротник на пиджаке Тео. Они все улыбнулись. Она была счастлива. Она была спокойно. это заставило их успокоиться.       — Оно придет…       — Мистер Коста и доктор Нотт.       Были названы их имена. Настала их очередь. Сейчас или никогда.       Колени Теодора ослабли, когда они шли по дорожке к судье, соскальзывая на стулья, стоящие за столом. Николь села позади них, бросив на него успокаивающей взгляд, прежде чем повернулась лицом к даме, сидящей высоко.       — Посмотрим… — Пробормотала она. — Мистер Коста и доктор Нотт… Двадцать пять и двадцать семь. Офицер полиции и врач, многообещающе… — Теодор чуть не затаил дыхание. Он еще крепче обнял свою дочь. — Ребенок, брошенный в возрасте трех месяцев. Оставили возле приюта, затем отвезли в мемориальную больницу Пьюси, где ее врач настоял на том, чтобы забрать ее домой из-за отсутствия доступа к детским службам… ублюдки. Временная опека с июня 2005 года… Подал заявление на усыновление в том же месяце… доктор Нотт?       — Да, ваша честь? — Он быстро встал. Сердцебиение отдавалось в ушах.       Она посмотрела на него сверху вниз, а затем снова на стопку бумаг, разложенных на ее столе.       — Почему только вы подали заявление об усыновлении еще в июне? А мистер Коста присоединился только… дайте гляну… в сентябре?       Ее вопрос был мягким, но тон резким. Тео судорожно сглотнул. Адвокат предупреждал их об этом.       — Мы ненадолго расставались, прежде чем не вернулись друг к другу.       — Хм… и откуда мне знать, что вы не сделаете еще один перерыв, как только ребенок будет усыновлен.       Теодор замер. Он уставился на нее, бледный, широко раскрытыми глазами. Он этого не знал.       — Я…       — У меня когда-то был ребенок, ваша честь. — Алехандро прочистил горло, встав рядом со своей маленькой семьей. — Когда-то я был отцом, но она… Она скончалась три года назад, и когда Теодор привел этого ребенка домой, я был не готов. Я был застигнут врасплох и ушел, но понял, что не могу жить без них, и с тех пор пробивался обратно в их жизнь.       Весь зал суда погрузился в молчание.       В глазах Теодора стояли слезы. Алехандро прошел такой долгий путь, и никто не гордился им больше, чем Тео.       Леди медленно кивнула.       — Это действительно аргумент, и притом мудрый. Размышления о своем прошлом, должно быть, пошли вам на пользу.       — Так и есть, ваша честь.       Она снова уткнулась в свои бумаги, махнув рукой, чтобы они снова сели.       — Солидный доход… Постоянное место жительства с 2000 года… Никаких нарушений… Никаких проблем со здоровьем… Что ж, джентльмены, остается только еще две вещи. — Обе их головы повернулись, в страхе уставившись на нее. — Как вы знаете, усыновление — это серьезное дело, а забота о ребенке, особенно такого возраста, требует большой ответственности и сил, и, насколько я вижу и читаю из заметок службы по делам детей, а также из того трогательного поступка, который вы совершили, когда решили забрать ее домой, у меня нет никаких проблем с тем, чтобы позволить вам усыновить эту маленькую девочку. Но. Я действительно должна следовать закону, и обязана спросить вас, будет ли у этого ребенка кто-то, кто позаботиться о ней, если с вами что-то случится?       Этот вопрос сбил их обоих с толку. Они в замешательстве посмотрели друг на друга, а затем снова на судью.       — Мы…       — Как слуга закона, моя работа — следовать ему, и поэтому я должна знать. Будет ли у нее кто-нибудь, кто позаботится о ней? Если вдруг с вами двумя что-то случится? Я вижу, что ни у кого из вас нет в списке членов семьи, и это заставляет меня задуматься.       Сердце Теодора разбилось. Все было кончено. Все закончилось. Они об этом не думали. Они вообще не задумывались об этом.       Во всем зале суда воцарилась тишина. Дама, стучавшая по своему компьютеру, больше не шумела клавишами.       Как будто все они знали, что это конец. Счастливая семья, которая вместе вошла в эту комнату, уйдет по частям. Они потеряют своего маленького человечка.       Вся жизнь Тео пронеслась у него в голове, и все снова вернулось к ней. К размытому изображению. Ее мягкому голосу. У него закружилась голова. Жизнь, которую он заработал, ускользнула у него из рук. Он проигрывал. Он падал. Ему казалось, что он умирает. Им обоим так казалось.       — Джентельмены… Если вы не сможете дать мне ответ, боюсь, мне придется отклонить вашу заявку на усыновление. Если вы не можете предоставить доказательства того, что у этой маленькой девочки будет кто-то…       — Могут, ваша честь!       Все до единого в этой комнате повернули головы к дверям. Даже Алехандро развернулся, но не Теодор. Его сердце остановилось.       — У их маленькой девочки будет кто-то, кто присмотрит за ней, ваша честь. Извините, я опоздала. — Выдохнула она, подбегая к столу.       Он не мог смотреть. Он не посмел этого сделать. Это снова было похоже на сон. На жизнь, которая стала плавающим месивом над облаками, готовая упасть и разбиться о землю.       — А вы кто такая? — Дама сняла очки, глядя сверху вниз на девушку, стоящую перед ними, но единственная разница заключалась в том, что она больше не была девушкой. Она была женщиной. Она выросла.       — Меня зовут…       — Амелия… — Прошептал Теодор, наконец, повернув голову, после нескольких минут молчания. Его голос был едва слышен. — Ее зовут Амелия. Амелия Малфой.       И вот она — любовь.       Жизнь Теодора Нотта, наконец, стала целостной, потому что это была она. Каштановые волосы. Мягкий голос. Аромат цветов. Кошмары, которые она успокаивала. Поцелуи в макушку. Руки, которые она обвивала вокруг него. Слова, которые она произносила. Школьные времена. Время в бегах. Слова любви. Дома. Разбитое сердце. Слезы. Радость. Счастье. Потеря. Победа. Книга. Их книга.        «Что может быть более суровым наказанием, чем жизнь, когда ты потерял все, ради чего стоило жить?»       Нет ничего хуже, чем жизнь без нее. Теперь он это знал.       Он не мог дышать. Не мог думать, потому что это была она. Это был не сон. Это не его разум сыграл с ним злую шутку. Это не было размытой картинкой. Все было реальным. Она была настоящей.       Изображение больше не было размытым. Оно было четким и ясным. Ясным как никогда.       Амелия была там. Прямо перед ним. Он не был сумасшедшим. Он не бред. Она была там. Она. Она. Она. Она и он. Они. Его причина. Его лучшая подруга. Его спасительница. Она. Родственная душа.       Родственные души, независимо от того, какая магия правила, кто побеждал, родственные души никогда не могли забыть друг друга.       Она была прямо там все это время, с ним, внутри него.       Она знала, что у него все получится. Амелия знала, что он мог найти свое счастье сам, и он нашел. Действительно нашел.       Все это время его сердце билось для нее, а ее — вместе с ним.       — Очень хорошо. Остается еще один вопрос. — Сказала женщина, прочищая горло после прекрасного момента, который тронул каждую душу в зале суда. — Как ее будут звать?       Алехандро сглотнул, его грудь снова наполнилась паникой, но не Тедди. Он чувствовал это всеми своими костями, когда посмотрел на Амелию, а затем вниз на свою дочь.       Тедди сделал вдох, самый уверенный вдох, который он когда-либо делал.       — Амелия Элиза Пьюси. — Он улыбнулся, в его глазах появились слезы. Адриан. Его первая настоящая любовь. Он вспомнил.       Его сердце снова было целым. Он вернулся. Тедди вернулся, потому что она спасла его, как он всегда спасал ее. Он посмотрел на нее. Посмотрел на девушку, с которой его сердце всегда будет рядом.       — Навсегда? Несмотря ни на что?       Амелия кивнула, ее собственные слезы катились по подбородку, пока она улыбалась. О, как же ему не хватало этой улыбки.       — Навсегда, Тедди. Несмотря ни на что.