Ты нравишься мне гораздо больше, когда обнажен

Робби запустил пальцы в волосы на затылке Спортакуса и откинул голову назад, чтобы поцеловать его в шею. Другой рукой он провел по изгибу дельтовидной мышцы, от локтя к широкому крепкому запястью, направляя руку эльфа к своему паху. Спортакус обхватил его ладонью и слегка сжал, но Робби взбрыкнул и укусил его за шею, и он отстранился. — Робби, друг мой, притормози, я… я раньше никогда этим не занимался. Что? Почему? В голове у Робби возникло ужасное подозрение. Хоть он и негодяй, но все-таки джентльмен, и должен убедиться, что Спортакус ожидает того же, что и он, а не какого-нибудь эльфийского ритуального танца. — Ты ведь знаешь, что такое секс, да? — он фыркнул, когда услышал смешок Спортакуса. — Да, Робби, знаю. Быть безопасным, веселым и знать, чего ты хочешь — это тоже здоровый образ жизни! И как я бы научил этому детей, когда они подрастут, если сам ничего не знаю? Робби заткнул уши пальцами. — Довольно! Хватит разговоров об этих сопляках, упоминание о них — как ушат холодной воды! — Прости. — Ладно. Мы не будем торопиться, — он сбросил жилет и водолазку, наслаждаясь контрастом своей бледной кожи и загорелой - партнера. Его руки мягко потянулись к воротнику костюма Спортакуса. — Можно я избавлю тебя от этой ужасной синевы? Спортакус снял кристалл и осторожно положил его на прикроватную тумбочку в контейнер, который, судя по виду, был предназначен именно для этого. Затем с сияющим видом повернулся к Робби. — Я весь твой. Робби расстегнул молнию на куртке, стянул ее со Спортакуса и запустил руки под белую футболку. Живот Спортакуса был очень горячим, упругим, и, кажется, очень чувствительным - тот выгибался и тяжело дышал. Он коснулся сосков Спортакуса и услышал, как он заскулил. — Они… ах… тоже чувствительные, почти как уши… — У людей тоже. Если хочешь, можешь слегка ущипнуть их. Робби взял руку Спортакуса в свою, снимая наруч, и припал к ней губами, проводя языком по кончикам пальцев, мозолистой ладони, теплой складке на внутренней стороне запястья. Спортакус с легким вздохом погладил Робби по лицу, прежде чем снова поцеловать. Поцелуй был хорошим, неторопливым и нежным, и Робби казалось, что он будет длиться вечно, и он совсем не против этого. Какая-то жадная, алчная часть его души все еще думала с запоздалым удовлетворением о маленьком исландском городке. О том, что сейчас он может загнать в угол Спортдевственника и полностью уничтожить его, но это было бы слишком хорошо. Этим надо насладиться. И Спортакус был таким счастливым, его глаза были закрыты, бедра мягко покачивались, а руки блуждали, изучая человеческое тело. Он провел пальцами по волосам на груди и тронул соски, но не ущипнул — Робби еще научит его, как при помощи легкой боли причинять удовольствие. Затем двинулся ниже, пока не сжал задницу Робби. — В первый раз, когда я увидел тебя в этих полосатых брюках, Робби, я был так взбудоражен, что едва не сделал сальто… — Это была бы целая трагедия, — пробормотал Робби и снова поцеловал, заставляя его замолчать. Он мягко толкнул Спортакуса назад, оседлал, накрыв своим долговязым телом, и снова сосредоточился на его горле. Спустившись ниже, он провел языком по ключицам и замечательной впадинке между ними, прежде чем закружить вокруг соска, нежно посасывая, а затем просто дав Спортакусу почувствовать краешек его зубов. Спотакус заскулил и прижался к нему. Его член, большой и горячий, упирался в живот Робби. Робби соскользнул с кровати и встал на колени. Он мягко положил руки на пряжку ремня и поднял глаза. Спортакус смотрел на него сверху вниз, закусив нижнюю губу, вцепившись руками в простыни. Зажмурившись, Робби расстегнул звякнувшую пряжку, и Спортакус выгнулся дугой, с отчаянным стоном стягивая свои штаны и трусы до колен. Робби очень медленно, наслаждаясь его нетерпением, расшнуровал ботинки и освободил от них Спортакуса, прежде чем раздеть его целиком. Он прижался ртом к накачанным икрам, целуя шрамы на коленях и самодовольно гадая, какие из них Спортакус заработал, отвлекаясь на его задницу. Он лизнул мягкую кожу на внутренней стороне бедер, отмечая, как медовый загар сменяется кремовой бледностью возле паха. Наконец Робби позволил себе попробовать его. Он облизал головку, наслаждаясь чистым, солоноватым вкусом его предэякулята, обвел языком корону, прежде чем обхватить губами всю головку. Спортакус дернулся и закричал, беспомощный, не в силах выговорить ни слова. Его руки замерли в волосах Робби, и он начал двигать головой, с каждым разом вбирая его член глубже и глубже. «Мне так хорошо, Робби, это чудесно, мой прекрасный Робби!» — хныкал Спортакус, его руки ласкали волосы Робби и кожу за ушами. Робби лениво подумал о том, как бы обратить ситуацию и трахнуть рот самого Спортакуса, играя с его ушами, чтобы эльф кончил с его членом во рту. Эта мысль была настолько внезапной и волнующей, что он сам чуть не кончил в штаны. С хлюпающим звуком Робби выпустил изо рта член Спортакуса и сосредоточился. Он обхватил Спортакуса за бедра и перевернул на живот, зажав его член между животом и кроватью. Он схватил по одной дерзкой круглой ягодице в каждую ладонь и осторожно раздвинул, насладившись видом и его собственным мускусным запахом, прежде чем наклониться и ввинтиться туда своим языком. Ноги Спортакуса дернулись, он издал пронзительный крик. Робби почувствовал, как у него волосы встают дыбом: это был эльфийский язык. Спортакус кричал на родном языке! — Пожалуйста, скажи мне, что это благоприятные звуки, — выдохнул Робби. — Все хорошо, хорошо, только, пожалуйста, не останавливайся, ах, Робби… — он извивался, пытаясь тереться своим членом о матрас. Робби ощутил самодовольное торжество. С удвоенным рвением он вернулся к прежнему занятию, поглаживая, дразня и трахая его языком, пока тот не расслабился настолько, чтобы принять в себя палец. — Все в порядке? Хочешь большего? — Я просто… ах… я такой чувствительный! Робби слизнул мокрую дорожку от пота между его лопатками и почувствовал, как Спортакус вздрогнул. — Я хочу тебя, Робби, — Спортакус потянулся к одному из небольших потайных отделений в стене, достал презервативы и смазку. Должно быть, ему иногда бывает одиноко в дирижабле, раз они хранятся так близко - подумалось Робби. — Я хочу всего тебя. — Скажи мне, если будет чересчур, — прошептал Робби, сдерживаясь, чтобы не выплясывать ликующую джигу. Он быстро стянул брюки и раскатал презерватив на своем твердом члене, капнул смазкой на пальцы, а другую руку положил на поясницу Спортакуса. Он поцеловал и уткнулся в основание шеи, вводя палец, затем два, сгибая и разгибая как ножницы, а Спортакус стонал и извивался под ним. — Ну же, Робби! У меня и так хорошая растяжка, могу хоть ногу за голову закинуть! — Восхитительная была бы картина, но здесь нужно немного другое, — он добавил третий палец, — Мне нравится, как ты жаждешь, как отчаянно хочешь, чтобы я тебя трахнул… — Робби! — возмутился Спортакус, но Робби не мог не заметить, как сжало его пальцы внутренними мышцами. Он думал, что Спортакусу пошлости нравятся не больше сливочного мороженого, но, видимо, это было не так. Робби выдавил еще смазки прямо на Спортакуса, затем смазал себя. Он схватил Спортакуса за бедра и передвинул его, выпрямляя. Он медленно двинулся вперед, поощряемый вздохами и стонами эльфа под собой. — Ты такой жаркий, в тебе так жарко и тесно, ты так хорош с моим членом внутри… Спортакус застонал, и Робби закатил глаза. Конечно, он любил похвалу, ему нравилось знать, что он доставляет кому-то удовольствие, глупый, альтруистичный дурак… Он ощутил прилив нежности, погружаясь в Спортакуса и усеивая поцелуями его спину. Спортакус был ошеломлен, хватал ртом воздух и тряс головой, словно пытаясь прийти в себя. — Как ты себя чувствуешь? Спортакус повернул голову и ухмыльнулся. — Это фантастическое чувство! Такая заполненность… Робби усмехнулся. — Сейчас я тебя трахну, Спортсекси. Он начал толкаться бедрами, и стоны и крики Спортакуса были музыкой для его ушей. Робби хотел, чтобы это никогда не заканчивалось, но ему с самого начала было тяжело сдерживаться, а вид, звук и ощущения от близости со Спортакусом приближали его к разрядке. Он сменил позу, и обхватил рукой член эльфа, чтобы они кончили одновременно, не желая разочаровывать Спортакуса в его первый раз. Это сработало. Спортакус еще раз вскрикнул по-эльфийски. Он начал метаться, и Робби пришлось держаться изо всех сил. Он был таким сильным. Неужели Робби считал, что удерживает его, когда прижимал бедрами к кровати? Спортакус позволял ему, позволял держать его и трахать, и эта мысль была такая возбуждающая, что Робби кончил, всхлипывая от сладости своего оргазма. Спортакус последовал за ним, снова и снова выкрикивая его имя, только «Робби-Робби-Робби…» Тяжело дышащий, опустошенный, Робби упивался открывшимся ему зрелищем. Совершенно развращенный Спортакус — голый, за исключением одного наруча, с раскрасневшимся лицом, расширенными зрачками и растраханной задницей. Он смущенно улыбнулся Робби, и казалось, сила уже возвращалась в его тело. У Спортакуса о рефрактерном периоде* не шло и речи. Через несколько минут он уже был на ногах и поднимал с пола футболку. Робби убедился, что это футболка Спортакуса, а не его собственная, и расслабился, позволяя ему вытереть их обоих. Честно говоря, он едва мог пошевелиться. — Тебе надо размяться, Робби. Немного разогреться, — серьезные голубые глаза пристально смотрели на него. — По-твоему, я похож на того, кто в состоянии это сделать? — Думаю, нет, — заключил Спортакус, забираясь в постель, прижимаясь к Робби и обнимая его. — Мой Робби, — радостно сказал он. — Хм-м-м, — отозвался Робби, незаметно улыбаясь. На следующее утро он уже совсем не улыбался: у него болели места, о которых он раньше даже не подозревал. Спортакус тыкался в него носом, глаза его были широко открыты, он сиял. — Доброе утро, Робби! Робби потер глаза, отворачиваясь от отвратительного розового света, льющегося в окна дирижабля. — Это… Рассвет? — он вздрогнул. — Знаю, еще рано. Но, просто, я чувствую себя таким наполненным силой! И, ну… — он застенчиво посмотрел вниз. Робби оценил энтузиазм, написанный на его лице, и размер эрекции. Он подумал обо всех подвигах, совершенных Спортакусом, о весе, который он был способен поднять, о количестве отжиманий, которые он мог сделать. И задумался, во что же он ввязался.