***
– Братец Тоору, братец Хаджиме, поздравляю с окончанием школы, – девочка протянула молодым людям по букету и отступила назад, улыбаясь. Шатен усмехнулся и, подхватив Касуми на руки, с возмущением повернулся к другу. – Вот скажи мне, Ива-чан, как рядом с таким чурбаном как ты, мог появиться такой ангелочек, как твоя сестренка? – Давно по роже не получал? – флегматично заметил брюнет, повиснув на друге. – Касуми, милая, что ты нашла в этом придурке? – Братец, – вздохнула она, – не ревнуй, пожалуйста, тебе не идет. Переглянувшись, парни расхохотались. – Как дети быстро растут, – притворно смахнув скупую мужскую слезу, Ойкава опустил девочку на землю и, не удержавшись, порывисто обнял. – Только, пожалуйста, Касуми, когда соберешься выходить замуж, пообещай, что я узнаю об этом первым. Девочка замерла и, склонив голову к плечу, наивно захлопала глазами: – Чтобы братец Тоору узнал об этом первым, придется на мне жениться, – внезапно усмехнувшись, развела руками. – В противном случае первым узнает старший брат. – Урыла и закопала, – хохотнул Хаджиме. – Дети нынче продвинутые, а шантажируют и ультиматумы ставят только так. Тоору ничего не ответил, бережно сжимая в пальцах хрупкую руку девочки. – Кстати, братец Тоору, а можно я узнаю первая, если ты жениться будешь? – Конечно, можно. Но, малышка, разве ты мне уже отказываешь? – ужаснулся он, а в глазах плясали веселые искорки, когда он взглянул на напрягшегося друга. Девочка рьяно замотала головой, крепче приникая к руке молодого человека. – Я сперва вырасту и буду хорошо учиться, чтобы стать хорошей женой. Ведь вы со старшим братом еще и сильные, а я буду красивой, и тогда никто ничего против не скажет. Красивым девушкам трудно отказать, правда? – Правда, – улыбнулся шатен, уже предугадывая следующую фразу. А Касуми, хитро улыбнувшись, хихикнула: – Вот и ты мне не сможешь отказать, как бы не захотел. А Иваидзуми недовольно фыркнул себе под нос.***
– Касуми, девушки в твоем возрасте в караоке гоняют, на свидания ходят… А ты чего? Уткнулась в учебу и не вылезаешь из неё, – ворчал двадцатипятилетний Ойкава, когда в очередной раз приехал с Хаджиме в город повидать родных. Пожав плечами, школьница усмехнулась. – Тоору-сан, ворчишь, как старый дед. Брат беспокоится о том, что я встречу плохого парня, у которого будет такой же скверный характер, как и у тебя. – Ну, Ива-чан… – процедил сквозь зубы молодой человек, яростно сжимая кулаки. – Позорит меня. Касуми хихикнула и, откинув назад длинные волосы, широко улыбнулась. – Да и к тому же… Зачем мне парень, когда у меня есть ты? Казалось, эти слова озадачили и одновременно смутили молодого человека. Неловко потерев шею, Ойкава тихо произнес: – Касуми-тян, я полагаю, об этом не следует говорить столь беспечно… Резко остановившись, девушка удивленно захлопала глазами. – Но почему? – непонимающе прошептала она, сжимая в пальцах ремешок сумки. – Разве это плохо? Мотнув головой, Тоору осторожно произнес: – Нет, это не плохо, но… – Но что мне мешает любить тебя? Прищурившись, молодой человек тихо, с нажимом уточнил: – Но я не смогу ответить тебе взаимностью, Касуми. Ты всегда была и остаешься младшей сестренкой моего близкого друга. Ты уже взрослая, должна понимать, что нельзя верить всему тому, что тебе говорят в детстве. Сжав губы в тонкую линию, девочка с трудом сохранила лицо, хотя противный ком так и встал в горле. Мысленно досчитав до десяти, она внезапно улыбнулась, растянув губы немного в безумной, но грустной улыбке. – Тоору-сан, не будь таким серьезным. Это и правда пугает. Конечно же, я люблю тебя как брата, и это никогда не изменится.***
– Брат… Это правда?.. – на пороге гостиной стояла восемнадцатилетняя Касуми, сжимая в руке небольшой конверт. Руки её мелко подрагивали и её саму слегка трясло. – Ойкава-сан женится? А Хаджиме не оставалось ничего другого, как кивнуть. Тоору прислал приглашение девушке самой первой, как и обещал, ну а Иваидзуми просто предполагал такой исход, когда полгода назад у друга появилась пассия. В глазах девушки появилась пелена из слез. – Ясно, – улыбнулась она, – хорошо… – Касуми, – сердце Хаджиме екнуло, когда он увидел, как по щекам его любимой сестренки одна за другой скатываются слезы. Больше всего на свете он ненавидел, когда ей больно. Если бы он мог, то забрал бы её боль себе. Ещё тогда… Два года назад, когда мать позвонила и пожаловалась, что Касуми заперлась в комнате и плакала на протяжении нескольких дней. А когда он узнал правду… Не нашел ничего лучше, как сказать, что это пройдет. Просто-напросто не мог поверить, что детская привязанность к соседу и старому другу перерастет в первую подростковую влюбленность. И пусть Касуми заверила, что всё хорошо, что она справится с этим, видел, как пустеют её глаза при этих словах. Быстро преодолев разделяющее их расстояние, брат порывисто обнял сестру, гладя её по волосам. Девушка расплакалась, прямо как в детстве, прижимаясь к груди Хаджиме. А тот шептал какие-то глупости, хоть прекрасно и понимал, что ей это сейчас совершенно не нужно. Только-только собранное сердце оказалось разбито в дребезги. – Брат, у меня есть к тебе просьба… – прошептала она, вдоволь наплакавшись. – Какая? – Я хочу уехать очень-очень далеко. Можно? – девушка подняла на старшего брата заплаканные красные глаза, и Иваидзуми понял, что не посмеет сказать ей «нет».***
– Ива-чан, ты один? – удивленно оглядевшись по сторонам, Ойкава подошел к прибывшему другу. – А где Касуми? Брюнет потупил глаза, но всё-таки нехотя ответил: – Пару дней назад ей пришло извещение из Штатов, куда она подавала документы в университет. Ей приняли. Понадобилось срочно уехать, чтобы передать оставшиеся документы. – Штаты? Одна? – округлил глаза шатен. – Она совсем ещё ребенок! Что она будет делать там совершенно одна? – Она не ребенок, – резче, чем следовало, ответил Хаджиме. – Она вполне справится со всем сама, без посторонней помощи. К тому же, она сама решила подать туда документы. Такой шанс выпадает раз в жизни, глупо было бы отказываться от такой удачи. Кстати… – поспешил перевести тему разговора в другое, более безопасное русло. – Она велела передать это вам с Аякой. Запустив руку на пазуху пиджака, молодой человек извлек на свет небольшую синюю коробочку, украшенную серебристой лентой. Удивленно приняв её, Ойкава поспешил открыть. – Что там? – невеста, заглянув через плечо жениха, недовольно скривилась. – Это что? Ручная работа? В коробочке лежали маленькие котята, аккуратно вышитые, с умильными мордочками. Немного неаккуратные, но было видно, что их создатель вложил всю свою душу и всё свое старание, чтобы сделать столь кропотливую работу. Котята прижимались друг к другу мягкими боками, связанные тонким бисерным браслетом, как молодоженов связывают обручальными кольцами. – Какие страшненькие, – поморщилась Аяка, отворачиваясь. А Хаджиме покачал головой. Она никогда ему не нравилась.***
Устремив безразличный взгляд в окно, Ойкава изо всех сил сжал пальцами подлокотники инвалидной коляски. Кто бы мог подумать, что всё обернется именно так… Готовые протезы стояли в углу палаты, но требовалось время, чтобы привыкнуть к ним. Скрип зубной эмали, стираемой в порошок… А в голове до сих пор не укладывалось произошедшее. Как так получилось, что прошедшие четыре года обернулись сущим Адом? В какой момент жизнь пошла под откос? Из-за чего? Почему? За что?.. Всё то, ради чего он жил, все те, ради кого он жил – всё стало ненужным и безразличным. Он готов был взорваться лишь от одной ненависти к такой «жизни». Ойкава не смел опустить вниз глаза, зная, что вместо ног увидит лишь жалкие обрубки, которые вызывают отвращение. Тошнотворный ком стоял в горле с тех пор, как он очнулся. А ноги… Он не сразу поверил в то, что их нет. Да даже сейчас, спустя четыре месяца, он продолжал испытывать фантомные чувства. А впрочем… Он во многое не мог поверить… Не верил в то, что жена после рождения сына ушла от него под предлогом «отдохнуть». Не верил в то, когда ему сообщили о её смерти в автокатастрофе. Не верил в то, когда выяснилось, что в машине она была с любовником, с которым она изменяла ему на протяжении трех лет… Возможно, было неправильно радоваться её смерти. Возможно, было неправильно ненавидеть собственного сына, которому едва исполнилось три года. Тоору даже не знал, его ли это сын. Да и какая сейчас разница? Он ненавидел его всеми фибрами души, хотя в понимал, что ребенок ни в чем не виноват. Не виноват же он в том, что посмел родиться, верно? Но больше всего на свете мужчина ненавидел себя: за минутное чувство самоудовлетворения от того, что предательницу постигла незавидная участь, его настигла более жуткая карма. Бытовая травма, брошенный недогоревший окурок сигареты в ненадлежащем месте, и неподходящее время, чтобы ответить на телефонный звонок... Как результат: взрыв, множественные ожоги, и отмирание кожных покровов. Все говорили, что повезло, что лишился лишь ног… Возможно, оно так и было, если только не смотреть на шрамы, покрывающие не только его тело, но и лицо. Жуткий рубец, проходящий через всю щеку и лишь чудом не задевший глаз, и испоганивший некогда красивое лицо, навсегда останется меткой того, кем он стал. А ещё он ненавидел эти жалостливые, сочувствующие взгляды… О, да, от них его тошнило! Все только и делали, что шептались за спиной, какая блестящая карьера его ждала, постоянно напоминали об измене жены, о том, сколько времени он потратил впустую, когда просто мог жить и наслаждаться этой жизнью. Повезло, что мать с сестрой на время забрали ребенка к себе, иначе он не выдержал бы и сорвался. Впрочем, уже всего пережитого было достаточно для того, чтобы стать социопатом и замкнуться в себе. Стук в дверь палаты, мужчина как всегда не отвечает, и врач входит без разрешения. – Ойкава-сан, мы нашли вам сиделку. Шатен безразлично отвернулся от окна, разворачивая колеса кресла. Он рассчитывал увидеть крепкого мужчину, который, в случае необходимости, сможет помочь перенести кресло, или, на крайний случай, какую-нибудь пожилую женщину, причитающую над его положением. Но нет… От удивленного опешил даже он, неэстетично разинув рот. Нечто с розовыми волосами чуть ниже плеч и пирсингом в носу взирало на него с довольно-таки скучающим лицом. Мешковая темная одежда смотрелась бы круто на подростке, но не девушке, которой было чуть за двадцать. Яркий макияж смотрелся довольно-таки странно на красивом, нежном лице. В общем, выглядела она, мягко говоря, дико, но ухоженно. На секунду… Всего лишь на одну единственную секунду их взгляды пересеклись, а у Тоору, впервые за много лет екнуло сердце. – Вы не смотрите на её юный возраст, – поспешил заговорить врач, видя, что Ойкава собирается что-то сказать. – Эту девушку рекомендовали нам наши коллеги из Штатов. Она довольно опытна в уходе за людьми с ограниченными возможностями, к тому же мисс проработала в пяти семьях в качестве няни и получила хорошие рекомендации… Но мужчина практически его не слушал, напряженно вглядываясь в лицо девушки. Но чем больше он хмурился, тем бесстрастней становились её глаза. Казалось, что девушка всё глубже и глубже уходит в себя. – Доктор Киоши, извините, но вас уже ждут на лекцию аспиранты… – Ах, да-да, конечно. Прошу меня простить, Ойкава-сан, я зайду к вам через полтора часа. Быстро хлопнув дверью, врач удалился восвояси. А в палате наступила гробовая тишина, которую Ойкава не рискнул нарушать. – Извините, что не представилась раньше, Ойкава-сан, – голос у девушки был тихим, слегка хрипловатым, будто когда-то давно она порвала голосовые связки. Чуть склонив голову в поклоне, выпрямилась, глядя куда-то поверх головы мужчины. – Моё имя – Иваидзуми Касуми. Рада знакомству. Надеюсь, мы поладим… На секунду Тоору показалось, что он ослышался. Поэтому не нашел ничего более глупого, чем задать один единственный вопрос: – Что?.. – девушка пожала плечами. Легко и беззаботно, как когда-то в детстве. – Не может этого быть… – одними губами прошептал он, во все глаза глядя на девушку и чувствуя, как ком радости и страха подступает к горлу. – Малышка?.. Но внезапно Касуми растянула ярко-алые губы в улыбке, обнажив ряд белоснежных зубов и довольно-таки холодно, точно робот, произнесла: – Простите, Ойкава-сан, но для вас я Иваидзуми-сан. Прошу вас соблюдать субординацию. Не думаю, что мы настолько близки, чтобы обмениваться прозвищами… Мужчина замер, чувствуя, как отхлынула кровь от лица. – Касуми, что ты?.. Но договорить ему не дали, жестко и холодно перебив: – Иваидзуми-сан. Прошу запомнить и уяснить. Раз и навсегда. С шумом выдохнув, Ойкава прикрыл глаза. Слишком многое за четыре года изменилось в его жизни. Но он не мог и подумать о том, что жизнь изменилась и у других людей. Хотя, возможно, изменилась не столько жизнь, сколько сами люди…