У любящей женщины сердце всегда полно надежд; чтобы убить их, нужен не один удар кинжалом, она любит до последней капли крови. Оноре де Бальзак, "Покинутая женщина"
– Ива-чан! Ива-чан, Касуми… Как она? В порядке? Друг отшатнулся от урагана по имени Ойкава Тоору и испуганно отступил, подняв вверх руки. А шатен действительно выглядел испуганным: побледневший, в лице ни единой кровинки, глаза широко распахнуты, а под ними залегли темные круги. Не мог заснуть, это очевидно. Сорвался посередь ночи тот час, как услышал, что ребенка доставили в больницу на срочную операцию. Хаджиме невольно улыбнулся. О нем бы точно так переживать не стал, отделавшись лишь ехидными фразами и пожеланием крепкого здоровья, но с Касуми ситуация была несколько иной: Тоору опекал девочку так, что Иваидзуми чувствовал себя третьим лишним. Молодому человеку иногда казалось, что младшенькая любит соседа больше, чем родного брата. Конечно же, это было не так: Касуми просто обожала своего брата, а он сам души в ней не чаял. Положив руки на плечи товарища, брюнет чуть надавил и встряхнул, заставляя друга заглянуть в глаза. – Ойкава, успокойся. Слышишь меня? С Касуми всё будет хорошо, это лишь небольшая операция на удаление аппендицита. Не кипишуй. – Но шрам останется, – как-то растерянно пробормотал молодой человек, будто не видя друга перед собой. Хаджиме тяжело вздохнул и устало потер глаза, выспаться сегодня не удалось и ему. Взглянув на друга долгим, испытующим взглядом, наконец, тихо произнес: – Ну не превратит же маленький шрам её в другого человека. К тому же, какая разница? Ты ведь уже будешь знать о нём… Шатен вздрогнул и прошептал внезапно охрипшим голосом: – Что… Что ты имеешь ввиду? Раздраженно поведя плечом, брюнет поморщился, процедив сквозь зубы: – Я же не дурак, вижу всё прекрасно. Если когда-нибудь однажды меня не станет, только тебе могу доверить младшенькую. Цени это, не был бы ты моим лучшим другом, я бы тебя уже давно в далекое пешее послал. Ойкава недовольно поджал губы, а брови его сошлись на переносице, сделав парня ещё мрачнее. Но затем он вдруг просиял, как у него часто бывало из-за резкой перемены настроения, и шутливо ткнул друга кулаком, приобняв за плечи. – Не говори ерунды, каким бы классным парнем я не был, Касуми всё равно к тебе первым делом на шею кидаться будет. Полагаю, что и через десять лет ничего не изменится. Зави-и-идую я тебе! На это восклицание Хаджиме ничего не ответил. Широко-широко улыбнувшись, обхватил друга за шею, взъерошив ему каштановые волосы. Ойкава расхохотался, пытаясь увернуться от крепкой хватки, но напряженную обстановку это разрядило. Мужчина медленно открыл глаза, фокусируя взгляд на расплывающемся потолке. Дрожащая рука медленно потянулась к лицу, касаясь щеки, на которой застыли мокрые дорожки от слез. «Надо же… А я уже забыл об этом моменте. Интересно, как там Хаджиме? Если так подумать, не странно, что он ни разу не позвонил мне? А Касуми… Узнала и приехала? Хах, забавно, учитывая, что сама и сбежала», – вытерев остатки слез, Тоору приподнялся на руках, опустив вниз ноги… то, что от них осталось. Подумать только, когда-то было время, когда он был счастлив и доволен жизнью. А что сейчас осталось? Ни-че-го. Лишь пустота и ежедневная боль. Словно в напоминание, шрамы на лице противно запульсировали. Зашипев, мужчина схватился за лицо, пытаясь хоть как-то унять боль, которая, казалось, проникала в самый мозг. Но собственные руки не могли принести облегчения: ощущение было такое, что пальцы – кора мертвого дерева. Резко одернув руку, Ойкава вцепился пальцами в простыню, сжимая её так, что казалось ещё немного и она разорвется в клочья. А боль не прекращалась… Изо всех сил зажмурился, Тоору попытался сконцентрироваться на каких-то других ощущениях, но получалось из рук вон плохо. «Черт… Черт! Черт! Какого хрена именно сейчас? Почему?..», – и, как назло, вспомнился вчерашний день, точнее ощущения от вчерашнего дня. Вопреки всему, слезы вновь потекли из глаз, обожженную кожу вновь защипало. Короткий стук в дверь, дернулась ручка. – Ойкава-сан, я всё, конечно, понимаю, похмелье, все дела, но пора… – девушка замерла на пороге, удивленно хлопая глазами, – вставать… – прищурившись, решительно сделала несколько шагов вперед. Присев на корточки, коснулась его изуродованных рук, мягко сжимая в своих ладонях. – Что случилось? – Касуми аккуратно, чтобы не причинить боль, погладила рубцы, переместив пальцы на щеку мужчины. Вытерев большим пальцем скатывающиеся слезы, спросила: – Больно? Дрожь прошла по телу мужчины. Он давненько отвык от женских прикосновений, но со вчерашнего дня эти нежные руки не давали ему покоя. Но… Но что-то было не так. ласковые движения пальцев никак не соответствовали безразличному тону голоса. Не было в её словах ни сочувствия, ни тревоги. Лишь какое-то отчаянное всепоглощающее понимание и принятие ситуации. Но от этого её интонация показалась какой-то насмешливой и совершенно неискренней… «Да что за хрень? Радовать должно, а в результате бесит ещё больше», – мысли были настолько несуразны, что мужчина рассмеялся. Иваидзуми замерла, глядя на него с удивлением и пытаясь понять, сошел ли Тоору с ума или у него просто истерика. «Словно мертвое дерево…», – подумала она, гладя его по щеке, терпеливо ожидая, когда шатен успокоится. Поскольку мысли она читать не умела, то вынуждена была полагаться лишь на свое чутье. А мужчина был для нее то загадкой, то открытой книгой… Тяжело вздохнув, девушка уверенно обхватила его лицо, заставляя посмотреть в глаза. Сердце Ойкавы предательски пропустило несколько ударов, утонув в темноте её зрачков. – Шрамы приносят боль. Это нормально, но нельзя держать это в себе. Если больно – так и говорите, никто вас за это не осудит. Но нужно время, чтобы прошлое осталось в прошлом. Ничего страшного, если вы не понимаете… Продолжайте ругаться, кричать, капризничать и вести себя, как ребенок, если вам это помогает забыться хотя бы на время. Но если становится невыносимо грустно, и если вам кажется, что вас никто не понимает, помните о том, что у вас есть те, кто просто рад тому, что вы живы. Ни отсутствие ног, ни шрамы, ни ваш показной характер не превратят вас в другого человека. Касуми встала, а вместе с ней пропало и её тепло, так как руки со щек мужчины она тоже убрала. Невольно, но Ойкава подался вперед, будто стараясь впитать в себя последние капли этого света, исходившего от девушки. Как и вчера, он пропал слишком быстро, не успев принести желанный покой. А Иваидзуми улыбнулась всё той же ненавистной вежливой улыбкой и спокойно помогла ему перебраться в кресло. «По крайней мере, он больше не плачет», – отметила она про себя, косясь на задумчивого мужчину.***
День начался так же, как и вчера, то есть – странно. И Касуми это затишье перед бурей весьма настораживало. Девушка прекрасно понимала, что такие маленькие отвлекающие маневры – это абсолютно пустое, ведь внутренних ран они никак не залечат, а лишь помогут мужчине отвлечься. Хотя, признаться, что вчерашняя сцена с поцелуем оказалась пыткой не только для Ойкавы, но и для самой девушки, которая, в первую очередь, хотела сохранить дистанцию, но… Как-то само получилось, не хотела, чтобы на мужчину смотрели, как на бесполезный кусок мяса. Её раздражало, что Тоору закрылся в себе, словно улитка в своем домике, не желая показывать всем, в том числе и самому себе, что он не такой, каким видят его окружающие. Розоволосая девушка чувствовала всеми фибрами души, что в нём ещё кипит тот самый огонь, каким он был переполнен по молодости: любовь к жизни, к родным, друзьям, к самому себе… Сейчас Ойкава ненавидел именно себя, не понимая, что нутро его ничуть не изменилось, а попутно ненавидя весь мир. А Касуми смотрела на него и… Не видела уродства. Поистине, его шрамы были уродливы, а культи вызывали отторжение, но девушка не испытывала брезгливости или пренебрежения, хоть со стороны, наверняка, казалось, что она делает всё через силу. Раздраженно прикусив длинный ноготь, Иваидзуми нахмурилась. Сейчас идея расшевелить мужчину с помощью кнута-пряника не казалась ей блестящей. За рукав свитера потянули и, вздрогнув, девушка опустила глаза, глядя на обеспокоенное личико Шина. – Маленький мой, иди ко мне, – шепнула она, непроизвольно улыбаясь и протянув мальчику руки. Шин понял, подошел и, не без помощи, взобрался ей на колени, уткнувшись носом в плечо и крепко, насколько хватало сил, обнимая. – Всё у нас будет хорошо, не переживай так, – в ответ её погладили по голове, перебирая маленькими пальчиками розовые пряди. – Тук-тук, не помешал? – девушка вздрогнула от внезапного голоса и вскинула голову. – Савамура! – искренне обрадовалась она, поднимаясь вместе с Шином. – Ты же сегодня должен отдыхать. Брюнет улыбнулся и потряс в воздухе ключами от машины. – На самом деле я заехал лишь спросить, занята ты сейчас или нет. Я же обещал угостить тебя кофе. Касуми с сомнением взглянула в сторону зала. На самом деле, ей хотелось побыть сегодня рядом с Ойкавой, пока в их отношениях наступило какое-никакое перемирие. Даичи проследил за её взглядом и понимающе кивнул. – Мы можем попить кофе и здесь. Втроем, – внес уточнение он, заискивающе улыбаюсь. – Ойкава, как насчет кофе? – За твой счет? – раздалось прямо возле кухни. Подслушивал что ли? Савамура расхохотался. – Ну разумеется. – Тогда мне двойной латте. – Понял, принял. Касуми, ты что будешь? – повернулся к нахмуренной девушке мужчина и, обворожительно улыбнувшись, слегка приобнял её за плечи, встряхивая. – Не переживай о деньгах, не разорюсь. – Американо, – вздохнула она, опуская Шина. – Я пока приготовлю обед. – Отлично! Ойкава, со мной? – шатен кивнул. «И какого черта передо мной выпендривался? – разозлилась Иваидзуми, косясь на разговаривающих мужчин. Выглядели они действительно как старые добрые друзья, которые не виделись долгое время. Однако, зная Тоору, розоволосая понимала, что это не так. Бомба замедленного действия под названием «настроение Ойкавы Тоору» могла взорваться в любое время, и морально девушка была готова к этому удару. – Нужно будет поговорить с Савамурой, хочу, чтобы Ойкава побыстрее освоился с протезами. Невозможность сменить локацию уже начинает напрягать».***
«Хреновая была идея». Именно об этом думал шатен, оказавшись на улице вместе с бывшим соперником. На самом же деле ему хотелось оказаться подальше от Касуми, на которую становилось трудно смотреть, ибо мысли в голову лезли самые несуразные. После утреннего приступа мужчина, наконец, осознал, что именно произошло вчера. Нет, это не смущало, но слишком сильно напрягало. В особенности напрягало то, что девушка вела себя как обычно: слишком вежливо, слишком официально и слишком наигранно. Казалось, вчера лед тронулся, и Касуми отступила от своей идеи держать субординацию, учитывая, что Тоору знал её с момента рождения. Но нет, она вновь выстроила барьер. Шатен не знал точно почему, но это задевало. Создавалось ощущение, что это он один, как дурак, цепляется за прошлое. Но зачем? Слишком много времени прошло, они оба сильно изменились, приобретя другие предпочтения, но… Мужчина скрипнул зубами, стирая эмаль в порошок, и изо всех сил надавил ладонью на висок. Но ему хотелось этих прошлых отношений. За прошедшие четыре года Касуми оказалась единственной ниточкой, которая напоминала ему о том, кем он был. Как ни странно, но после женитьбы и переезда мужчина отдалился от старых друзей, даже переписка с Хаджиме сошла на нет. Когда же они списывались в последний раз? Наверно как раз незадолго до своей инвалидности. И вот, когда он остался один, наедине со своими страхами, злобой и тьмой, появилась она, как черт из табакерки. Сестра знала, а брат нет? Хотя, если так подумать, он напрямую никогда и не спрашивал о Хаджиме: где он и что с ним? Ойкаву бесило, что он продолжается цепляться именно за то прошлое, которое принесло больше всего счастья, но то прошлое, которое причинило боль – оказалось сильнее. Крохотный огонек надежды, который не успел истлеть и который теперь пытался разгореться с новой силой, надеялся, что счастливое прошлое можно вернуть. – Ха-а… – тяжело выдохнув, мужчина откинулся на спинку кресла, подставляя лицо морозному ветру, шрамы неприятно защипало. – Зима в этом году обещает быть холодной, – улыбнулся Савамура, забирая кофе и поворачиваясь к мужчине. Проходящие мимо девушки окинули их заинтересованным взглядом и поспешили уйти, заметив изуродованное лицо шатена. – Нужно поскорее освоиться с протезами. Как только наступят заморозки – это будет весьма затруднительно. – Не нужно, – прохрипев Ойкава, открывая один глаз и глядя на брюнета. – Какой смысл, если всё равно уродом останусь? Даичи скептически приподнял одну бровь, задавая немой вопрос: «А кто сказал, что вы урод?». – У тебя богатое воображение, – хмыкнув, мужчина поудобнее перехватил картонную переноску с кофе и взялся за ручки инвалидной коляски. – А еще бревна в глазу не видишь. – Что это значит? – нахмурился Тоору, сурово глядя на того исподлобья. Савамура не ответил, мол, понимай, как знаешь. Но молчание длилось недолго, вскоре он спросил: – Знаешь сказку о «Красавице и Чудовище»? – Её все знают, – пренебрежительно фыркнув, Ойкава подпер кулаком щеку, безразлично глядя на проходящих мимо людей. Кто-то шарахался от его взгляда, кто-то вздрагивал, спеша как можно скорее пройти мимо, кто-то смущенно отводил глаза. Но большинство людей предпочитали окинуть сочувственными и брезгливыми взглядами, которые резали без ножа. – Злого принца ведьма превратила в чудовище, наказав, что только сила любви способна вернуть ему человеческий облик. Естественно, нашлась такая мазохистка, которая разглядела в чудовище прекрасного принца, они взаимно влюбились друг в друга, и все заклятия были сняты. Вот только реальность по-другому работает, не находишь? Савамура искренне расхохотался, наблюдая за мрачным лицом шатена. – Версий этой сказки куча, но ты, походу, смотрел только те, где принца реально в чудовище превращали. Но разве человек не может быть чудовищем? Внешне или в поступках? – Ты это на что намекаешь? – снова начал беситься Ойкава, подаваясь вперед. Забыл, что ног-то у него нет, чуть не полетел на землю, благо Даичи успел подхватить и усадить обратно. – Ты слишком остро на это реагируешь. Действительно считаешь, что это к тебе относится? – А как иначе? Или ты с возрастом совсем ослеп? – прошипел мужчина, отпихивая медбрата в сторону. Развел руки в сторону, мол, вот он я, и, склонив голову к плечу, зло спросил: – Что ты видишь? Ответ Савамуры не заставил себя ждать. – Вижу. Несчастного человека вижу, который разочаровался в жизни. А ещё вижу, что ты занимаешься самобичеванием, – на самом деле брюнету очень хотелось влепить Ойкаве хорошую затрещину, но, понимая, что Касуми за это треснет уже его самого, сдержался. Помассировав шею, мужчина неуверенно добавил: – Не мне учить тебя жизни, да и ты сам всё прекрасно понимаешь… Я просто хочу тебе сказать, что мне жаль, что это произошло именно с тобой. Даже представить не могу, как тебе тяжело. Но я очень остро могу чувствовать эмоции, исходящие от тебя… Хватит принижать себя, произошедшее не может превратить тебя в другого человека, если ты сам этого не захочешь, – прищурившись, мужчина поднял на недовольного шатена испытующий взгляд. – Но, похоже, ты целенаправленно разрушаешь себя. Ойкава сжал губы в тонкую линию, глядя на Даичи с хищным прищуром карих глаз. А брюнет мысленно напрягся всем телом, ожидая того самого эффекта замедленной бомбы. Конечно же, он был медбратом, он должен поддерживать людей с ограниченными возможностями, говорить, что всё будет хорошо, но… Но, кто бы что не говорил, а Тоору когда-то был его товарищем, хоть они и установили сопернические отношения. Молчать он не мог, предпочтя сказать этому человеку правду, какой бы горькой она не была. – Ты прав, – внезапно спокойно произнес Ойкава. – Но что-то мне подсказывает, что это не твое дело. Ты врач, вот и будь добр – соблюдай врачебную этику. Признаться, брюнет ожидал такого ответа, но брови нахмурились сами собой. – В таком случае, почему тебя раздражает субординация со стороны Иваидзуми? Вряд ли она сказала тебе что-то новое. – Отстань, – фыркнул шатен, разворачивая кресло и шустро сматываясь. Естественно, далеко ему уехать никто не дал, Даичи почти сразу нагнал его. Раздраженно прикусив нижнюю губу, мужчина изо всех сил сжал пальцами подлокотники, уткнув яростный взгляд в свои культи. – Ты форму растерял, – как ни в чем не бывало, отметил брюнет. – Пиздеж, я слежу за руками и спиной. – Как врач заявляю, что врешь именно ты. – Хочешь поспорить? – хищно оскалился Ойкава, резко останавливаясь. – А то ж! Савамура облегченно вздохнул, увидев в глазах Тоору угасший азарт. Возможно, Касуми была права и раздражать шатена не так уж и плохо, особенно если после подобных подколов открывалось истинное лицо Ойкавы, спрятанное за чужой маской. Вот только очень сильно не хотелось отдавать красавицу в плен чудовища…