Личное пространство

Когда бармен сказал, что внизу за стойкой сидит Рудбой, Ванечка, конечно, не поверил. Слишком глупо для совпадения, они даже не в семнашке, да и бар был закрыт. Но, на всякий случай, попросил Кирюху никому не говорить и пообещал разобраться самостоятельно. Впрочем, парень был только рад поскорее присоединиться к тусовке и точно не хотел выяснять, что тут понадобилось рэперу из враждебного, так сказать, клана. Вопреки ожиданиям, у стойки реально потягивал пиво Евстигнеев. Самым логичным, конечно, было бы выпроводить его за дверь и вернуться к друзьям, но в излишнем стремлении к логике Ванечку ещё никто не обвинял. Так что он завязал непринужденную беседу, а заметив, что Рудбой явно не слушает, потерявшись в своих мыслях, даже начал толкать дурацкий план с переодеваниями. Сказать, что Фаллен любил окситабор, было бы несправедливо, но лично Евстигнеев негатива у него не вызывал, серьёзный дядя, не занудный, не звездящий, не особо пафосный. С таким можно было в охотку выпить пивка, особенно когда друзья уже изрядно набрались, а он так смешно и искренне реагирует на Ванечкин долбоебизм. Хотя и сам хорош, поперся искать их по городу. Фаллен был любителем спонтанных поступков и умел ценить это в других. Терпкий дым с привкусом вишни и сладковатый фильтр ощущались странно, сам Фаллен даже сигареты с кнопкой не курил, не то что ароматизированные. Отчего-то думалось о том, что Рудбой, должно быть, не получал от девчонок замечания, что с ним неприятно целоваться и тянет табаком. Сам Ваня даже дважды пытался бросить под давлением очередной пассии. Не выходило, и в итоге он выбирал более простой путь - бросал девушку. Ваня потушил сигарету и сделал глубокий вдох. Вечер был совсем не Питерский, по летнему тёплый, впитавший дневное солнце. Терпко пахло табаком, каким-то тяжелым, рудбоевским, одеколоном и, немного, собирающимся дождем. Хотелось гулять по набережной и, может быть, кидать камешки в залив. Или писать дурацкий рэп на диктофон, чтобы на берегу, и волны шумели, и половину текста утром было не разобрать. Ну или, на худой конец, засесть на какой-нибудь тихой крыше, не из попсовых, туристических, а где-то на окраине, чтоб ржавое железо, скрипучие перекрытия и дешевое пиво из пластиковой двухлитровки. А вот идти обратно в бар не хотелось вовсе, душно, громко и очень тесно. Ванечка любил друзей, несомненно, но такие вечеринки всегда были немного мимо. Он знал, что нужен Славке, и Андрею, и они ему тоже нужны, как без этого. Только в большой антихайповской компании эта «нужность» стиралась. Его любили, ценили, ему были рады. Но сам Ванечка от такого быстро уставал и прятался в угол. Обычно уходил к девушке, именно поэтому его пассий знали лично, чаще всего, только Замай со Славой. Хорошая отмазка, девушка не из тусовки, сюда ей незачем, а Ванечка всегда может прикрыться фразой «там у Каринки что-то срочное». Удобно. Было, конечно, сейчас так не прокатит уже. Ванечка задумчиво перевёл взгляд на небо. Темно и ни хрена не понятно, но, скорее всего, серьезного дождя не будет. Погулять хотелось всё сильнее, Фаллен встал с лавочки, перевёл взгляд на Рудбоя и замер. Тот стоял у входа и держал в руках камеру. - Ты что, снимал меня? - фраза вышло на удивление тихой, смущение боролось с возмущением и громко выразить протест не выходило. Фаллен всю жизнь отчаянно стеснялся своей внешности, нет, конечно были и всратые фоточки в инсте, и какие-то записи с ивентов, но никаких, мать вашу, фотосессий. Тем более незапланированных. - Ты задумался, и у тебя был такой взгляд серьёзный, мечтательный. А от этих вывесок свет падает ещё так атмосферно. Смотри - Рудбой нажимает какие-то кнопки и на маленьком экранчике появляются Ванины снимки. Сказать, что вышло плохо, Ваня не может, хоть и очень хочется. Потому что фотки охуенные, темное, тяжелое небо, всполохи неоновых огней, уходящая вдаль череда фонарей…и сам Ванька, с сигаретой, расслабленный, серьёзный, то смотрит вдаль, то глаза прикрывает, то щурится от ярких бликов. Таким он себя ещё не видел, хочется приблизить снимок, рассмотреть каждую деталь, но фотоаппарат чужой и сделать этого никак нельзя. Рудбой словно угадывает невысказанное желание, пару раз щёлкает тумблером зума и вкладывает камеру Ване в руки. Фоточки правда удались, Фаллен долго рассматривает собственный профиль, взлохмаченные волосы, даже бородка, которую он сам тоже считает объективно дурацкой, смотрится отлично и придаёт ему сходство с философами прошлого века. Интересно, а Рудбой правда видит его таким? - Я потом ещё немного обработаю, тут света не хватает, надо подтянуть, и тебе пришлю. Ванечка смотрит на Охру какими-то детскими, широко открытыми глазами и кивает. Злости за внезапную фотосессию как не бывало, Ванечка даже думает, что будет не против если Рудбой достанет свою камеру где-нибудь на крыше или около залива. Кстати об этом. - Пройдёмся? Рудбой молчит, сосредоточенно запихивая фотоаппарат в футляр, а Ванечке, отчего-то, становится страшно, что он откажет. Вспомнит, что пришёл сюда из-за баттла, а не ради ночных прогулок, вернётся в бар или вовсе уедет. Детское восхищение рассеивается и становится все труднее прятать грусть. Это с самого начала было глупой затеей, надо было просто его выгнать. И не парился бы потом, сидел бы сейчас с парнями, бухал, пилил всратые сторисы. - Алло, приём, земля вызывает Фаллена! - А? - Ванечка смотрит испуганно, немного смущенно, сам понимает, что завис, загрузился. - Я говорю, ты куда-то конкретно хочешь, или просто пройтись? Я на машине, мне перепарковать надо, или доехать можем. - Не знаю… - Светло растерян, он вообще не продумывал маршрут и сейчас совсем не знает, что сказать. - Хочешь, в Пушкин съездим? Там красиво, я тебя поснимаю ещё, и потом можно ко мне завалиться, погамаем во что-нибудь или фильмец глянем? Рудбой смотрит спокойно, уверенно, Ванечка сейчас ему завидует. Такое впечатление, что для него это норма, гулять с малознакомыми людьми, везти их в гости, сам Фаллен вряд ли бы смог предложить такой план вот так запросто. Вместо ответа он кивает и собирается с силами. Хватит лирических настроений, он весёлый и ебанутый, все знают. Пусть так и будет. - А ты каждого нового знакомого вот так в гости зовёшь? Нарвёшься, Охра, ох нарвёшься. - Я не знакомлюсь ни с кем обычно, так что ничего, не сильно рискую. Ваня быстро идёт по парковке и Фаллен едва за ним поспевает. Передняя дверь распахивается, а Охра делает галантный жест рукой: - Садись, там на заднем шмотки, так что лучше сюда. Ванечка садится но вздрагивает и тянется к ручке дверей: - Я у стойки в баре оставил толстовку, вечером холодно, надо забрать бы. - Напиши кому-нибудь, чтоб прихватили, - Рудбой копошится на заднем сиденьи и шуршит какими-то пакетами. Через минуту Ванечке на плечо падает какая-то бело-розовая тряпочка. - На, возьми мой бомбер, я его только купил, не парься, чистый. Ткань под рукой гладкая и блестящая, розовый отливает в свете уличного фонаря и кажется сиреневым, Ванечке нравится этот цвет, хоть шмотка и выглядит чертовски девчачьей. Одеваться в машине неудобно, так что он все-таки выходит, накидывает бомбер и пытается рассмотреть себя в отражении. В этот момент он чувствует, как его руки касаются чужие пальцы, но не дергается, ждёт. - Рукава поддёрни только, - говорит Охра стягивая манжетку куда-то на Ванин локоть. - великоват, конечно, но ничего, оверсайз это модно. Можно ещё вот тут немного затянуть, чтоб не так болталось. Фаллен стоит и смотрит на то, как в отражении татуированная рука появляется у него на боку и затягивает какие-то резиночки. Пытается найти в себе признаки обычного раздражения, и не может. - Может, это и правильно, - думает Ваня, - его же куртка, пусть трогает сколько нужно. Но что-то внутри подсказывает, что дело совсем не в этом. Просто Ванечка пустил кого-то к себе, в личное пространство. Вот так легко и незатейливо позволил другому человеку оказаться близко. Впервые, кажется, за всю сознательную жизнь.