Лисья улыбка

Первым был мягкий девичий голос, что дарил необъяснимое тепло в сердце, разнося через кровь это ощущение по всему телу. — Открой глаза. — Вторым было ощущение нежных мягких рук на щеках. — Посмотри на меня, А-Ин, мой дорогой А-Ин. Вэй Усянь медленно, будто боясь спугнуть наваждение, накрывает чужие ладони своими, отчётливо ощущая исходящее от них слабое тепло. Он открывает глаза и утопает в мягком взгляде женщины, что дарит ему материнскую улыбку. На глаза невольно наворачиваются слёзы, что он тщетно пытается сдержать. — Мама… — хрипло выдыхает он, чувствуя, как слёзы прочертили две мокрые дорожки. Женщина, убирая капли, чуть щурится и, переместив руки на плечи и голову, мягко прижимает его к себе, укладывая голову Вэй Усяня себе на плечо. — Да. — Мама… я скучал, — сдерживая предательский всхлип, еле выговаривает он, зарываясь носом в одежды, пахнущие до боли родным запахом. — Знаю, — с оттенком грусти произносит она, мерно поглаживая сына. Все слова застревают у неё в горле. Женщина с силой зажмуривает глаза и открывает их только после тихих слов: — Моё время пришло? — Нет. — Она на долю секунды прикусывает губу и зарывается носом в непослушные волосы Вэй Усяня, что не в силах был оторваться от неё даже для того, чтобы посмотреть ей в глаза. — Точнее не за тем… — она чуть замялась, сипло втянув воздух. — …Пришло время для суда предков. Выяснить, достоин ли ты вступить в Долину. — Мам? Вэй Усянь поднимает голову, не видя вокруг ничего. В одно мгновение те крошечные искорки тепла исчезают, его руки обхватывают воздух. Сам же он оказывается в сизом бескрайнем мареве. — Иди на мой голос… Внимательно вслушиваясь в туманный эхоподобный голос, Вэй Усянь делает поначалу робкие шаги в никуда, словно плывя через вязкое болото. Сизый туман щекочет нос и оставляет после себя неприятное мокрое ощущение — он даже проверил свою одежду, что на удивление была сухой. Постепенно, будто сотканная из пепла, появилась прямая дорожка из деревянного тёмно-коричневого настила, сюрреалистично смотрящегося в пустоте. Позже начали появляться стены кремового коридора, Вэй Усянь даже отвлёкся от удивления, наблюдая, как постепенно неизвестные песчинки сформировываются в прямые бархатные стены. — Иди… Вэй Ин, иди… Он будто в наваждении прислоняет руку, чувствуя необычное живое тепло. Вздрогнув, Вэй Усянь качнул головой и пошёл прямо, замечая, как на стенах начали появляться картины. Сначала он не придал им значения, просто мельком посматривая на них, пока одна из них не заставила его остановиться как вкопанного: горная местность с редкими зелёными пятнами по серым мазкам, коричнево-серое пятно с чёрными штрихами в виде крупного ослика и три размытые фигуры. Дыхание Вэй Усяня сбилось, он поднёс руку, кончиками пальцев обведя чёрную человеческую фигуру с фигурой поменьше на плечах, а позже белую, сидящую на ослике. Он как наяву услышал заливистый женский смех и тихие мужские слова. И свой собственный смех, ничуть не уступающий матери. На плечо легла призрачная рука. Вэй Усянь, зажмурив на секунду глаза, с силой дёрнул себя за воротник верхних одежд. Он повернул голову и встретился с грустными глазами матери на полупрозрачном лице. Она чуть толкнула его вперёд, растворяясь, оставляя после себя только белые искрящиеся лепестки, что медленно падали вниз, расстаивая, не доходя до пола. Шаги его приобрели звук в виде тихого деревянного поскрипывания звонкого стука от твёрдой подошвы сапог. Появилось шуршание одежды и стук нефритовой подвески о флейту, заткнутую за пояс. Он даже начал слышать собственное сбившееся дыхание. Картины на стенах не убавлялись, только сейчас Вэй Усянь стал уделять им большее внимание, но старался не останавливаться, только замедлял шаги. Размытые фигуры всё больше стали узнаваемы. Фиолетовая фигура с широкими плечами и росчерком тонкой кисти заколкой на голове точно была дядей Цзяном. А маленькая неказистая кучка чёрного несформированного тряпья в не менее тёмном грязном проулке — он сам. Дядя Цзян смотрелся неуместно на этой картине, ярким пятном выделяясь в море чёрного и серого с коричневым цвета своим ярким пурпуром, кое-где разбавленным заметными белыми мазками, делая цвет менее ярким. Вэй Усянь постарался следующие картины пройти как можно быстрее и желательно не глядя, но взгляд всё равно замечал волевую фигуру Юй Цзыюань, хрупкую Цзян Янъли и жёсткую — Цзян Чэна. Сердце кололо от боли, а глаза терпели резь от непролитых слёз. Неожиданно даже для самого себя он замер напротив большой в длину картины. На тёмном фоне переливалась в белизне мощная и изящная фигура, только у неё вместо просто светлого пятна-лица были выделены кистью искусного мастера черты. Сердце стучало в ушах, зрачки невольно расширились. Лань Ванцзи. Вэй Усянь с непонятным стоном, больше похожим на скулёж, прижал руки к лицу, сгибаясь и чуть ли не падая на колени. Перед глазами как наяву появилось прекрасное лицо, будто выточенное из нефрита великим скульптуром прошлого и будущего, не теряющее изящности даже будучи измождённым и с заломленными в муке бровями. Он шепчет пропитанным горечью голосом, пытаясь его дозваться, такого эгоиста, что полностью утоп в собственном горе, не замечая ничего вокруг. Резко выпрямившись, Вэй Усянь сорвался с места, продолжая слышать его шёпот в голове. Он бежит не глядя: пелена слёз нещадно застилает взор. «Только не смотреть. Не смотреть. Не смотреть!» Сердце просто выскакивает из груди. В голове горько-сладкие в своём мучении слова. Из горла вырывается горестный рык-скулёж. Вэй Усяню хочется похоронить здесь и сейчас себя, чтобы всё это прекратилось. Неужели было мало боли от того, что тебя на живую разрывают мертвецы? Как они вонзают гнилостные жёлтые зубы в мягкую податливую плоть, отрывая куски с громким урчанием, будто наслаждаясь горячим кровавым соком. Как выдирают кости из суставов с мясом, обгладывая конечности прямо на его глазах и глазах заклинателей, что ворвались в пещеру по его душу. Вэй Усянь помнит взгляд шиди, что остановился прямо на повороте, во все глаза глядя, как его тело превращают в кусок свежего только бегавшего мяса. Именно глаза, в которых пробиваются через гнев ужас и осознание, он видел последними перед тем, как полностью расстаться с жизнью. Он ожидал мучений даже после смерти, зная, что натворил, следуя за гордостью и эго, погубив практически всех, кого любил. Он ожидал лишения перерождения, готов был вечно скитаться среди таких же отвратительных преступников-призраков. Для него было полной неожиданностью оказаться в прохладном покое тумана и ощутить слабое материнское тепло. Сейчас же он утопает в понимании собственной отвратительности. То, что он неосторожно забыл, ярко вспыхивает в памяти будто кровавые цветы на только выпавшем серебристо-белом снегу. Больно. Он неожиданно даже для себя спотыкается и, проехав по полу коленями, падает, ударив по дереву кулаками. Вэй Усянь сгибается, громко всхлипывая, прижимаясь к тёплому полу лбом, и обхватывает голову, судорожно зарываясь пальцами в волосы. Он не слышит из-за стука собственного сердца в ушах, как по коридору разносится громоподобный твёрдый мужской голос: «Испытание памяти пройдено!» Вэй Усяня неожиданно скручивает режущая боль. Он падает на бок, стискивая себя за плечи и прижимая ноги к груди. Сознание проваливается в темноту.

***

Он просыпается рывком. Просто резко садится видя перед глазами только серо-красный туман. Сбоку слышится рык. Повернувшись, он видит исполинского белого лиса с переливающимися из кровавого в глубокий яркий розовый глазами. Лис бьёт себя по бокам множеством хвостов и скалит пасть, пригнувшись точно для прыжка. Вэй Усянь в последнюю секунду скатывается вбок и, только поднявшись на ноги, замечает, что он неожиданно для себя слишком маленького размера.