***
Лёгкий ветерок трепал ярко-зелёные кроны деревьев, сквозь листву которых просачивались лучики тёплого летнего солнца. Молодая госпожа, расправив золотые одежды, удобно устроилась в резной беседке. Запах чая приятно ласкал обоняние. Её успокаивали всплески карпов в пруду неподалёку и звонкое пение птиц. Она, улыбаясь краешком губ, перевернула страницу книги, вкладывая ленточку с бусинами по краям между страниц, и отложила её сбоку на скамеечку. В волосах госпожи отражалось солнце, а несколько лучиков игриво сверкали россыпью камней в заколке. Она аккуратным медленным движением подхватила фарфоровую пиалу и поднесла к своим губам, отпив глоток чая. На языке приятно осела пряная горечь. В отдалении, прячась в кроне дерева магнолии, за ней внимательно наблюдали шоколадные глаза. Их будто изнутри подсвечивал внимательный огонёк затаённой пассивной злобы. На шее болтается маленький, с мизинчик младенца, непрозрачный пузырёк на серой ленточке, что была практически незаметна в пушистой шерсти зверя. Он лениво положил голову на скрещенные лапы и не отводил от неё взгляда, редко дёргая крупными ушами со светло-серыми кисточками. Молодая госпожа снова принялась внимательно читать, но практически сразу отвлеклась, услышав, как камешки на дорожках скрепят от шагов. Она вскидывает голову и на её губах расплывается мягкая улыбка. Зверь в ветвях неслышно фыркнул. — А-Яо, — склоняет она голову. — Тоже не сидится в душных комнатах? — А-Су. — Недавно ставший главой ордена Ланьлин Цзинь Цзинь Гуанъяо присаживается на скамеечку напротив неё. Она спешит налить чая в пустую чистую пиалу. — Тебе стало лучше? — участливо улыбается ей он. — Да, супруг мой, сегодня, прямо как и погода, моё здоровье не решилось портить день. — Она пододвинула к нему пиалу, Цзинь Гуанъяо, чуть склонившись в благодарности, взял её в руки. — Приятно слышать. Я недолго буду тебе докучать. — Он сделал глоток. — Мне предстоит ещё выслушать несколько докладов и написать пару писем в дружеские кланы. — А-Яо, не стоит даже думать, что твоё общество мне в тягость. — Она спрятала горечь во взгляде, опустив глаза на собственную наполовину полную пиалу. — Я всегда рада скрасить твой досуг, если этой супруге будет это дозволено. Зверь, навострив уши, внимательно слушал их разговор, стараясь не смотреть прямо на Цзинь Гуанъяо, чтобы тот не почувствовал его присутствие. Редко в его глазах пробегали крошечные жёлтые искры, но даже хвосты не дрогнули: всё также прижатые к боку, они не смели даже сдвинуться на расстояние кончика иголки. Зверь выжидал момент. Цзинь Гуанъяо вскоре ушёл, оставив супругу дальше читать в тишине беседки. Она проводила его спину грустным взглядом, украдкой вздохнув, сжимая на мгновение от собственного бессилия верхнее платье. Цинь Су его любила, сильно любила, но она не могла отделаться от мысли, что вынудила этого заклинателя заключить с ней брак. Звучит глупо, так как Цзинь Гуанъяо на тот момент выполнил все условия её отца и Цзинь Гуаншаня, но её грызёт то, что она с ним со дня свадьбы более не разделила ложе. Его взгляд всё также оставался тёплым, а объятья нежными, но на этом всё. Даже её уста забыли мягкость его губ. Между ними осталось уважение, разговоры. Она точно знает, что супруг не имеет любовниц, но всё равно не зовёт её в свои покои и не приходит в её, хотя она каждую ночь ждёт. Раньше ей было спокойнее, когда она возилась вместе с нянечкой с А-Суном, но сейчас… даже здоровье стало подводить. Частое головокружение и слабость в теле стали её вечными спутниками. Молодая госпожа складывает озябшие руки на коленях, нервно прикрывая их длинными рукавами. Глаза чуточку жжёт от подступающих слёз. Прикрыв веки, она глубоко дышит и успокаивается, прислушиваясь к пению птиц. Боль из груди уходить не хочет, но она привыкла её терпеть с того момента, как поняла, что жила в иллюзиях собственных грёз. Обида на себя периодически съедала её нутро. Допив чай, она, прижав книгу к груди, ступает по широким дорожкам, целенаправленно двигаясь к собственным покоям. Зверь ловко следует за ней, под его лапами не дрогнет даже ветка. Он ловко прыгает и, прижавшись к земле, тенью скрывается в аккуратно подстриженных кустах. Зверь будто знает, куда идёт Цинь Су, и крадётся на опережение, проникая в помещение и словно сливаясь с обстановкой. Молодая госпожа заходит в свои покои и устало скрывается за балдахином кровати, не имея сил даже снять узкий пояс. Она медленно проваливается в дрёму, не ощущая, что из-за занавески за ней наблюдает серый лис с будто посыпанной пеплом мордой. Тут раздаётся звонкий вежливый стук в дверь, и Цинь Су, вздрагивая, поднимается с кровати и, проходя мимо зеркала, поправляет выбившуюся прядь. Ей принесли обязательный обед и чашку с лекарственным отваром, что она должна будет выпить после еды. Слуга, поставив поднос, удалился, и госпожа с лёгким налётом отвращения осмотрела содержимое — аппетита не было и в помине. Цинь Су, поджав губы, скрылась в спальне, чтобы снять душащий пояс и жаркое верхнее платье. Лис, не теряя времени, подбегает к подносу, его шерсть покрывается искорками — и вот уже у столика стоит миловидный юноша, которому трудно дать его реальный возраст. Он, криво улыбаясь, снимает с шеи ленту и, выдернув крышку, выливает кровавые капли в лечебный отвар, затем перекидывая ленточку вновь на шею. На его месте снова оказывается лис, что, неслышно фыркнув, просачивается за дверь. Молодая госпожа же подходит к столику и, ничего не подозревая, начинает трапезу, затем выпивая отвар, что только больше убивает её, чем лечит.***
Не Хуайсан, обмахиваясь расписным веточками вишни веером, плавно шёл по резиденции Цинхэ Не. — Хуайсан! Веер замер, стоило только ему услышать грозный рык сзади. — Дагэ? — робко прикрывает он свою прижатую к груди голову. — Что такое? — Какого гуйя тебя мотало неизвестно где сутки?! От шагов Не Минцзюэ сотрясались стены. Не Хуайсан не знал, куда ему бежать от гневной заботы брата. Вот только его отсутствие и будущие крики брата были посильной ценой за то, для чего он отлучался. Не Хуайсан привычно прячет самодовольно изогнутые губы под веером, изображая вселенский ужас и трепет.